Часть 1
25 октября 2017 г. в 19:50
Специальность
Если бы Гвен давали по доллару за каждое отклонённое резюме, она бы получала от собеседований хоть что-то, кроме расстройств. Наверное, она свернула в жизни куда-то не туда. Когда это произошло – при становлении вожатой или при выборе университетской специальности – она не знает.
И, наверное, лучше не знать, а иначе она ещё больше возненавидит жизнь.
Гвен старается не ненавидеть детей и свою работу, но получается, конечно, с большим трудом. Иногда ей кажется, что ничего хорошего выбор ей не принёс – только знакомство с Дэвидом.
– У тебя чудесная специальность, – говорит он, – в том, чтобы быть замечательным человеком.
Если бы за каждое отклонённое резюме Дэвид утешительно целовал её в щёку, Гвен бы так никуда и не устроилась.
То, что она работает в лагере до сих пор, наталкивает на мысли.
Субординация
Служебные романы ужасно переоценены и раздуты до масштабов табу и вселенского зла. Жизнь не сраная мыльная опера, чтобы видеть в каждом встречном потенциальную пару. Гвен ведь не настолько отчаялась, правда?
У неё есть голова на плечах, и она прекрасно понимает, что строить отношения в лагере – значит добровольно сунуть её на гильотину. Поэтому остаётся довольствоваться записями сериалов и журнальными статьями среднего пошиба.
Для Дэвида лагерь и не работа вовсе.
– Дом милый дом! – смеётся он и называет кэмперов детьми.
Если бы не субординация, наверное, он бы называл Гвен жёнушкой.
Сигареты
Когда Макс кидает вскрытую пачку сигарет ей на стол, Гвен мешкает и не успевает сказать ни слова.
– Ай-яй-яй, – цокает языком мальчишка, примирительно качая головой. – Как нехорошо. Курит, а ещё вожатая. Какая жалость, если кто-нибудь узнает об этом.
– Ах ты мелкий говнюк, – запоздало реагирует она.
На самом деле, Гвен не курит, и сигареты даже не её. Сигареты Дэвида – Дэвид не курит тоже, так, держит на всякий случай, – но знать об этом Максу совершенно не обязательно. Ему достаточно думать, что вожатая, которую он ненавидит в чуть меньшей степени, попалась к нему на крючок, потому что, если туда попадётся Дэвид, Макс его ни за что не отпустит.
Гвен прячет сигареты туда, где этот мелкий шантажист не сможет отыскать их. О том, почему пачка вскрыта, она как-то не задумывается.
Сучка
– Ты её сучка, – говорит мальчишка, оценив Дэвида придирчивым взглядом.
Мужчина не успевает опомниться, ошалело моргает, прежде чем сообразить, о чём речь, а когда до него доходит, ахает, не скрыв возмущения:
– Макс!
Лицо его покрывается красными пятнами, и он спешно отворачивается. Дэвид теряется и не знает, что возразить, пытаясь стать неприметней под этим взглядом. Ему стыдно слышать такое про себя и Гвен – конечно, не стыднее, чем прятаться в комнате для вожатых, плотно зашторив окна, и целоваться, погасив свет.
– Да вы вдвоём сучки, – скучающе тянет Макс, закатив глаза.
Дэвид стоит, навалившись на стену, и тщетно пытается отыскать аргумент в свою пользу, но находится тот уже без Макса, а с Гвен.
Наедине.
Слово, которое начинается на с- и заканчивается на -екс, и не дай бог, Макс, тебе его произнести
В кладовке ужасно тесно.
– Ты откроешь эту ёбаную дверь сейчас же! – ругается Гвен; она может поклясться, что Макс ехидно ухмыляется, прокручивая на пальце ключ. – Я же вижу твою тень, сучёныш!
Дэвид неловко прижимается к ней всем телом, не зная, куда деть руки, и обречённо отводит взгляд, раскаиваясь, что повёлся на самый обыкновенный развод. С виду он похож на смешного человечка из палочек и кажется, что места занимает совсем немного.
Возможно, у Гвен слишком большие бёдра, а может, кладовка больше, чем просто тесная, но отлипнуть друг от друга совершенно не получается.
– Потрахайтесь наконец, – издевательски тянет Макс, и Гвен клянётся начистить ему язык мылом.
А пока она это делает, место для рук находится под майкой как-то само собой.
Справедливость
– Это несправедливо! – восклицает мальчишка, отдирая прилипшую картошку от подноса.
– Справедливость – понятие относительное, – не отрываясь от журнала, отмахивается Гвен и лениво шуршит страницами.
Макс недовольно фыркает, вытирает липкие ладони о фартук и кидает его на пол. Мытьё посуды не входит в его интересы, как, впрочем, и всё остальное. Гвен краем глаза следит, чтобы он не выкинул чего-нибудь, за что они с Дэвидом могут получить по шапке. Макс может и хочет: такое уж воспитание.
Довольно справедливо, что у родителей, не обращающих на сына внимания, выросло такоё чадо. Несправедливо, что родители в принципе не обращают внимания на детей.
Гвен загибает уголок журнала и следит за тем, как Макс возится с подносом, а затем встаёт с места и накидывает фартук, становясь рядом. Мальчишка смотрит на неё подозрительно, словно хочет в чём-то уличить, но у него почему-то не получается, и он теряется.
Семья
Макс ненавидит играть в семью, притворяться, делать вид, будто ему не наплевать. Он приучен к жестокой правде и тому, что никому никогда нет дела. И только Дэвид суёт свой нос туда, куда не следует. Для Макса семья – это разочарование.
Макс не хочет становиться разочарованием дважды.
Ложь во спасение как сладкая карамель, и сломать о неё зубы не входит в его планы на лето.
Только Дэвид не лжёт.
– Жизнь – отстой, – говорит Гвен и улыбается, будто это не разочаровывает её совсем.
Она небрежно поправляет его волосы одной рукой и спрашивает, какую радиостанцию включить, а Дэвид даёт свою жилетку, чтобы Макс укрылся, если решит вздремнуть на заднем сидении. Они едут, тихо переговариваясь, и Макс впервые за всю свою жизнь чувствует себя частью чего-то целого.
Словно все кусочки склеили воедино.