Сублимация

      На экране телефона горят (ослепляют) желтые обои. Розамунд хочет закинуть телефон подальше и разбить так ровно, чтобы можно было прочитать (h e l p) что-то несомненно важное на фоне жизнерадостных обоев. Розамунд даже не хочет знать, кто их поставил.       Розамунд семнадцать и она уже не падает (как так можно-то, конечно, нет), она уже в самой тьме без права на выход или спасение. Иногда она думает, что это чертовски справедливо, жестоко-идеально, все как она любит, черт возьми. Розамунд колотит себя кулаком в грудь (прямо в гребанный комок эмоций — вдруг ее все же вырвет ими?) и хохочет невыносимо болезненно. Так, что сама кажется себе мазохистом.       Розамунд думает о смерти так часто, что решает, что это спасение из тьмы (во мглу). Розамунд все еще хочет быть ветром, а ветер не может быть старым. Ветер всегда умирает молодым.       Розамунд до крови царапает-кусает кожу. Розамунд старается не смотреть на постоянно-черную машину. Розамунд старается не видеть зонта над ней. И, естественно, Розамунд старается не слышать заботы в Его голосе.       Розамунд вообще старается не жить. Майкрофт, кажется, наоборот, только жить начинает.