***
Просыпаюсь от какого-то внутреннего ощущения, кричащего, что сейчас не время спать. Чувствую под собой тёплые колени Егора, который тут же просыпается, стоит мне пошевелиться. Голова нещадно раскалывается пополам, а тело ноет от неудобной позы. Насколько я понимаю, прошло не так много времени с момента моей отключки, но по ощущениям, около недели. — Ты как? – спрашивает Крид, окидывая меня внимательным взглядом. – Голова болит? — Немного, – киваю, принимая сидячее положение. Оглядевшись, понимаю, что передо мной стены не больничной палаты, а комнаты Егора, и это вызывает мое негодование. – Зачем ты увез меня из больницы? — Я посчитал это логичным, – жмет плечами блондин, поднимаясь с кровати. – Оставлять тебя в таком состоянии на больничном диване было бы глупо с моей стороны, а свободных палат там не было. — Я должна быть с ней, – упрямо качаю головой, опуская глаза на ладони. — Мирослава, чем ты можешь помочь сестре, если не можешь позаботиться о себе? – выпаливает парень; от его холодного тона у меня бегут мурашки по спине. Из носа вырывается всхлип, который немного умеряет пыл Булаткина. – Слушай, ты нужна Жене сильной и собранной, а не заплаканной и уставшей, понимаешь? – Егор опускается передо мной на корточки и стирает с лица несколько маленьких слезинок. – Сейчас перекусишь, и с новыми силами поедешь обратно. — Ты прав, – сипло соглашаюсь с артистом, размазав остатки косметики по лицу. Егор молча кивает и уходит на кухню, сказав, что заварит мне кофе, а я иду в ванную, чтобы смыть с себя весь пережитый ужас. Настраиваю температуру на более прохладную, чтобы унять головную боль и отрезвиться, после чего стараюсь как можно быстрее принять душ. Завернув тело в мягкое полотенце, распускаю волосы и возвращаюсь в комнату, где стоит моя сумка. Вытянув оттуда обычные джинсы, хочу достать ещё чёрную водолазку, но в это время замечаю мирно висящую толстовку Егора и меняю выбор в ее пользу, потому что она кажется мне более удобной. Завернувшись в кофту, которая больше меня размера на три, вдыхаю приятный обонянию запах блондина и немного успокаиваюсь. Все ещё чувствую неприятное жжение в горле от большого количества воздуха, поэтому выхожу на панорамный балкон, открывая окно нараспашку. Закрываю глаза, в слабой надежде, что сегодняшний день окажется одним сплошным кошмаром, но этого не происходит. Всхлипнув, слышу, как рядом оказывается Егор, и к сожалению, не успеваю стереть с лица скатившуюся слезу. Вздыхая, парень разводит в стороны мои руки, ранее сложенные на груди, и притягивает меня в свои объятия. Прижимаюсь ближе к парню, утыкаясь носом в его шею и немного расслабляюсь, насколько это возможно в такой ситуации. Тепло его тела дарит мне какую-то веру в хорошее, но в невероятно мизерных количествах. Булаткин успокаивающе гладит меня по голове, изредка касаясь губами лба, пока я просто подавлено смотрю в одну точку. Даёт время смириться. — Я сделал кофе, идём? Слабо качаю головой и выхожу на кухню, предварительно поцеловав Егора в щеку, что все ещё кажется мне странным. Чем-то неправильным. Но упрямо игнорирую ненужные мысли, заглушая их большим глотком кофе, налитым в мою любимую кружку. Морщусь, однако не от высокой температуры напитка, обжигающего небо, а от того, что вкус кажется мне никаким, будто пью обычную воду. И дело вовсе не в том, что Егор немного передержал турку на плите; просто мир стал терять привычные краски, не говоря уже о вкусовых рецепторах. Когда понимаю, что помимо мамы, могу потерять ещё и сестру, живот стягивается в тугой узел, а в душе поселяется гнетущее чувство, пожирающее меня изнутри. Когда больше не могу сидеть на месте, отставляю кружку с недопитым кофе в раковину и обращаюсь к Егору. — Отвези меня пожалуйста в больницу, я больше не могу ждать. — Может, тебе всё-таки не стоит ехать? Вдруг, паническая атака повторится, – недовольно протестует блондин, игнорируя мой хмурый взгляд. Сжимаю столешницу и делаю глубокий вдох, чтобы не нагрубить артисту, хотя даётся это с большим трудом. — Даже если так, мне все равно. Я должна быть там, и я буду там в любом случае, – достаточно холодно, не привычно для себя, отвечаю ему, после чего нутром чувствую его раздражение. — Мирослава... — Егор, пожалуйста, – тихо прошу его, отходя от края гарнитура. Каждый раз, когда парень зовёт меня полным именем, значит, что он злится, а это плохой признак. Сейчас между нами завязывается немая борьба взглядами, из которой я выхожу победителем, после того, как парень сдается со вздохом. – Спасибо. Через час прощаюсь с Егором, судя по всему, все ещё злящимся на меня, о чем свидетельствуют сжатые на руле руки, и захожу в больницу, минуя стойку регистрации. Накинув на плечи белый медицинский халат, нерешительно вхожу в палату и спокойно выдыхаю, не заметив в палате никого, кроме Жени. — Привет, сестрёнка, – сердце обливается кровью при виде ее искалеченного тела, но сейчас мне хотя бы удается не дать волю эмоциям. Кладу руку поверх ее маленькой ладошки, аккуратно сжимая ее пальчики, но не чувствуя ответного сжатия. – Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась... Замолкаю, и в палате воцаряется гнетущая тишина. Впервые в жизни она мне не ответила; от этого стало страшно – вдруг она больше никогда не скажет мне ни единого слова? Что если я больше никогда не услышу ее звонкого смеха? «Она обязательно очнётся… Вот увидишь. Главное — верить в это…» Голос надежды звучит как мамин, и я понимаю, что буду бороться до конца, чтобы не потерять единственного родного мне человека. Холодная рука сестры постепенно становится теплой под напором моей ладони; только постоянный писк аппаратов даёт понять, что Евгения жива. Игнорируя мурашки, бегущие по всему телу, начинаю рассказывать Жене обо всех событиях, которые произошли со мной за то время, что мы не общались, не упоминая только мои отношения с Егором. Плечи невольно опускаются вниз, едва мои мысли возвращаются к его холодному прощанию; от раздумий меня отвлекает только открывающаяся дверь, откуда появляется Сергей Петрович. Резко поднимаюсь со стула и сложив руки на груди, смотрю на него ненавидящим взглядом. — Мирослава, добрый вечер. — Добрый? – невесело хмыкнув, неожиданно замечаю в его глазах непролитые слезы, и холодящий душу, весь спектр отчаяния. Но даже это не смягчает моего отношения к его персоне. – Ты довёл мою сестру до такого состояния и теперь говоришь мне «добрый вечер»? Как ты вообще смеешь появляться в этой палате, смотреть мне в глаза? — Мира, послушай меня... — Не желаю! Ты говорил, что я не смогу позаботиться о сестре, гордился собой, но ты не учел одну вещь: оберегать ее надо было от тебя! Выплёвываю эти слова, наблюдая, как на его лице сменяются эмоции: начиная со злости, заканчивая ненавистью к самому себе. От ярости, застилающей мои глаза, выступают слезы. Проморгавшись, слышу, как в палату входит кто-то ещё и оборачиваюсь на звук. Егор стоит на пороге, держа в руках подставку с двумя стаканчиками из «Кофемании» и окидывает Сергея Петровича своим специфическим взглядом. — Мира, все в порядке? — Все просто прекрасно! – чересчур эмоционально вскрикиваю я, и выхожу из помещения, чтобы не допустить повторения утреннего инцидента. Приобняв себя за плечи, натыкаюсь на женщину-врача, что помогла мне утром и неловко здороваюсь с ней. — Добрый вечер, – вежливо кивает Анастасия Степановна. – Вам уже лучше? — Да, спасибо вам большое. — Это моя работа, – добродушно улыбается женщина, мягко сжимая мое плечо. – А как Сергей Петрович? Бедный человек, не каждый сможет сохранять спокойствие после случившегося... — Что вы имеете ввиду? – спрашиваю у нее, услышав между строк какой-то подтекст. — Вы не знаете? Вчера вечером, женщина, ехавшая в одном автомобиле с вашей сестрой и Сергеем, скончалась... Весь удар пришелся на ее сторону, только благодаря ей Евгения все ещё жива. Женщину прерывает вышедший из палаты Крид, прикрывающий за собой белую дверь. Перевожу на него затравленный взгляд, в поисках поддержки, пока Анастасия Степановна обращается к артисту с вопросом, может ли она удалиться. Парень скупо кивает ей в ответ, после чего она уходит к Жене. В небольшом окошке, жалюзи на котором раздвигает молодая медсестра, вижу, как доктор берет под руку Сергея Петровича, усаживая его на диван. Женщина вкалывает ему какой-то препарат, и я вдруг понимаю, насколько глупо поступила, слепо обвинив его во всех грехах. Только теперь вижу, насколько глубоко он страдал и ненавижу своё внутреннее «я» за вспыльчивость. Вздохнув, поворачиваюсь к Егору и неловко поджимаю губы, не решаясь что-либо ему сказать. Однако парень прекрасно решает все за меня и протягивает тот самый стаканчик, от которого все ещё отдает теплом. Слабо улыбнувшись, с благодарностью беру напиток в свои руки, поцеловав его в щеку. Егор чуть ухмыляется, но теперь меня это не раздражает, а наоборот, даже поднимает настроение. Отпиваю из стаканчика вкусный ванильный чай, даже не сразу поняв, что это не кофе, к которому я так привыкла. — Поедем домой? – спрашивает он, приобнимая меня за плечо. Ещё раз оборачиваюсь к окну, кидая печальный взгляд на сестру, а потом едва заметно киваю Егору, мысленно пообещав Женьке, что вернусь завтра.***
... неделю спустя... Этот холодный зимний вечер ничем не отличался от остальных шести – я все так же сидела в стерильной палате, сжимая руки сестры. Снежинки за окном устроили настоящую бурю, заметая весь город высоченными сугробами настолько, что ежедневно отменялось около нескольких десятков рейсов, дабы не рисковать жизнями тысячи пассажиров. Но как раз эта проблема волновала меня меньше всего, ибо в состоянии Женьки все ещё не было никаких изменений. Анастасия Степановна говорила, что это довольно неплохо для таких травм, однако что-то в ее словах было пугающим. Тело Жени все ещё оставалась холодным и мертвенно-бледным, а это было худшим из развивающихся вариантов. Но спасибо, что не самым худшим.. Неожиданно, дверь в палату открывается, что заставляет меня повернуть голову в противоположную от кровати сторону. На пороге нерешительно мнётся Сергей Петрович, однако мужчина все же входит в палату, и поставив пакет с какими-то вещами, садится на вторую половину дивана. Мы не отодвигаемся друг от друга, но оба неловко молчим, предпочитая глазами упереться в пол. После моего первого визита мы ни разу не встречались; либо мужчина целенаправленно избегал столкновения со мной, либо дело оказалось в воле случая – не знаю, но понимаю, что несправедливо обвинила человека и чувствую себя от этого паршиво. В полной тишине сидим около десяти минут, пока на мой телефон не приходит сообщение о том, что Егор уже подъехал. Поднявшись с места, на прощение сжимаю холодную руку сестры и уже собираюсь выйти, как меня окликает Сергей Петрович. — Мирослава, – придерживаясь за дверную ручку, поворачиваюсь к мужчине, в ожидании продолжения. – Я хотел извиниться... за все. Ты была права – я не должен был так поступать; разлучать вас с сестрой было ошибкой. Я не смог ее уберечь, и раскаиваюсь в этом... но я уже отплатил за это... Мужчина останавливается, смаргивая скупую мужскую слезу; в его молчании я слышу боль, однако даже это не смягчает его вину перед нашей семьёй. — Жаль, что поняли вы это слишком поздно, – качаю головой, делая шаг к выходу. – Соболезную вашей потере. Сменив белый больничный халат на пуховик, натягиваю на голову капюшон и не застегиваясь, выхожу на парковку, глазами пытаясь отыскать чёрный Гелендваген. Заприметив машину артиста, заворачиваюсь глубже в куртку от ледяного ветра и быстрым шагом направляюсь туда. — Где твоя шапка? – не здороваясь, спрашивает Булаткин, едва оказываюсь в салоне автомобиля. — Я ее потеряла, – с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза и пристегиваю ремень безопасности, обрывая разговор. Тяжело вздохнув, откидываюсь на сидении и протягиваю руку к печке. — Как сестра? – переводит тему парень, увидев мое поникшее настроение, которое преследует меня с утра. — Без изменений. Прошла уже неделя, а она до сих пор не может дышать без аппарата искусственной вентиляции лёгких, – отбрасываю мешающие пряди назад и кладу ладонь на панель между сидениями. Вздрагиваю, когда рука Егора ложится сверху и ободряюще сжимает мою. Все ещё не могу привыкнуть к тому, что мы стали друг другу больше, чем просто артист и менеджер, поэтому каждый раз воспринимаю как первый. Такое ощущение, будто я сплю, а когда проснусь, то Егор снова будет относиться ко мне с презрением. — А что врачи говорят? – не сводя внимательного взгляда с дороги, спрашивает парень, поглаживая костяшки моих пальцев. — Ничего существенного. Говорят: «Состояние стабильное, будем продолжать наблюдать», а потом уходят, пока я снова вопросы задавать не начала... — Все будет хорошо, слышишь? –Булаткин останавливается на красный и поворачивается ко мне. Кивнув, слабо улыбаюсь и самая тянусь к нему в объятия, утыкаясь носом ему в шею. Целую вечность бы просидела так, забив на довольно неудобное положение, но гудение столпившихся автомобилей разрывает спокойствие этой минуты. Через полчаса иномарка тормозит у клуба, арендованного лейблом на сегодняшний вечер в честь новогоднего корпоратива и мы с Егором вместе заходим в помещение. В холле, возле гардероба ловлю на нас несколько пар глаз, которые тут же отворачиваются, но потом списываю это на паранойю. Рассказывать о том, что мы с Егором пара никто не хотел, однако скрываться от лейбла было бы глупо – все равно узнают. Конечно, моей замкнутой натуре хотелось бы держать все в тайне, чтобы не привлекать излишнее внимание, только с Егором вряд ли это удастся. Блондин дожидается, пока я сниму свой пуховик, а потом недовольным взглядом смеряет мой наряд. — Что-то не так? – спрашиваю у парня, оглядывая себя в большом зеркале. Поправляю прядь волнистых волос на место и непонимающе смотрю на Егора, что прожигает глазами мое платье-пиджак. – Я так плохо выгляжу? — Нет, все отлично, – хмурится блондин. – А ничего подлиннее у тебя не было? — Егор, – я улыбаюсь, почувствовав приятное тепло при виде недовольной мордашки Крида. – Я все равно буду сидеть весь вечер, так что можешь не переживать. Тем более, длина у него достаточно приличная. — Мне не нравится, что все будут видеть твои классные ноги, – перекинув челку на другой бок, Булаткин складывает руки на груди. Подхожу ближе к парню, цокая по кафелю невысокими шпильками ботфортов и аккуратно целую Егора в щеку, надеясь, что его это отвлечет. Певец удовлетворённо хмыкает, складывая руки на моей талии и перемещает свои губы на мои. – Ты улыбнулась первый раз за эту неделю. — У тебя получается поднимать мне настроение, – искренне отвечаю ему, и парень расплывается в самодовольной ухмылке. — Упс, я кажется не вовремя, – слышу звонкий женский голос и нехотя выбравшись из объятий Егора, поворачиваюсь в сторону девушки. Клава смотрит на нас с широкой улыбкой; рядом стоит ее молодой человек, который приветственно жмет руку Криду. – Дим, пойдем. Ребят, вы красивая пара. Высокова проходит внутрь, ободряюще подмигнув мне, а Булаткин насмешливо хмыкает мне в ухо. Ещё раз оглядев себя в отражении, захожу за Егором в главный зал, где уже собралась большая часть коллектива, одетая в черные костюмы, ибо они соответствуют дресс-коду, и оглядываю его с восхищением. На стенах висят слепящие гирлянды, красиво переливающиеся в темноте; с потолка свисают серебристые фонарики, а черная сцена подсвечивается софитами, что добавляет некую таинственность мероприятию. Через десять минут после нашего появления начинается официальная часть, поэтому все разбредаются по разным сторонам зала, чтобы удобнее было смотреть на генерального директора. К нам с Егором присоединяются ребята из команды, уже переодетые в концертные костюмы, и в течении всей речи Пашу, я ловлю на себе подозревающие взгляды Ульяны. Сначала Курьянов вместе с Вальтером награждают особо отличившихся в уходящем году, потом приглашают на сцену Виктора Абрамова и начинают говорить о практике. — Как вы знаете, в декабре, совместно с факультетом журналистики одного из московских университетов мы проводили практику среди студентов. За это время они выполняли обязанности менеджеров и справились со своей ролью довольно профессионально. Лучших мы выбрали основываясь на характеристиках, составленными вашими наставниками и артистами. Сейчас Виктор назовет имена двух лучших и объяснит, что их ожидает в дальнейшем. — Итак, наибольшие успехи в работе с артистами проявили двое студентов, которые летом смогут пройти стажировку и после окончания вуза получить работу в нашем лейбле. Прошу подняться на сцену Владислава Черкасова, – Абрамов делает короткую паузу, чтобы пожать брюнету руку, а потом его взгляд перемещается на меня. – И Мирославу Воскресенскую. Сначала не понимаю, что мужчина называет именно мое имя, но едва чувствую толчки в спину, прихожу в себя. Нерешительно подхожу к сцене и поднимаюсь на нее не без помощи Курьянова. Директор вручает нам с Владом по именному диплому, после чего ещё раз пожимает наши руки и завершает официальную часть мероприятия, объявляя выступление Натана. Спускаюсь обратно и только чудом удерживаюсь на ногах, ибо каблуком зацепляюсь за выступ на полу. — Поздравляю, босс, – хмыкает Булаткин; по его лицу понимаю, что блондин знал все ещё до корпоратива, но молчал. Нахожу это подозрительным и не могу сдержать вопроса. — Егор, это же не потому, что мы...? — Я тут не причем, если ты об этом, – серьезно отвечает парень, нахмурив свои идеальные брови. Качаю головой, будто верю и убираю диплом в сторону. Когда возвращаюсь обратно, застаю Крида с бокалом красного вина в компании Матвея и его девушки Марии. Гураль улыбается мне в знак приветствия, и я отвечаю ей тем же. Мот и Егор отходят к своим коллегам, оставляя нас наедине, и вопреки ожиданиям, между нами не повисает неловкая пауза. Мы легко находим общую тему, которая затягивает нас на довольно долгое время, скрашивая ожидание. — А вы с Егором вместе? – неожиданно спрашивает Маша, выбив меня из колеи. Согласно киваю головой, растерянно озираясь по сторонам. — Он рассказал? — Нет, – смеётся девушка, сделав небольшой глоток шампанского из ее бокала. – Просто вы так смотрите друг на друга... сложно такое не заметить. Я скромно улыбаюсь ей, убирая за ухо прядку волос, а после, краем глаза замечаю Егора, возвращающегося уже самостоятельно. Фоновая музыка сменяется на новую; через пару секунд на сцене оказывается Матвей и в помещении раздаются первые аккорды «Капкана». Перевожу взгляд на Марию, которая в свою очередь с небывалой нежностью смотрит на своего мужчину. Если я выгляжу так же, когда вижу Егора, то идея скрывать отношения обречена на провал с самого начала. — Потанцуем? – раздается над ухом бархатный голос Булаткина с лёгкой насмешкой. Как всегда произносит вопрос так, словно это утверждение, но я все равно соглашаюсь и кладу голову ему на плечо. Руки парня смыкаются на моей талии, притягивая к себе настолько близко, насколько это вообще возможно. Все переживания отходят на второй план, и мне остаётся только надеяться, что потом это чувство спокойствия не сменится тревогой. Те места, где блондин касается моего тела, приятно покалывают кожу, а его дыхание вызывает мою дрожь.Только бы ноги не подкосились. Не первый танец, однако самый приятный из всех. Или мне это кажется? В животе внутренности сворачиваются в комок, и я просто абстрагируюсь от жестокой реальности. Увы, как все хорошее этот момент тоже подходит к концу, ибо наступает очередь Егора выступать на сцене. Против воли убираю руки с шеи Крида, а он только довольно лыбится, видя мое недовольное выражение лица. Пихаю его в плечо, но слышу только весёлый смех блондина. Парень с танцовщицами занимает свою позицию и резко во всём зале отключается свет. Через секунду освящение фокусируется на артисте, а ещё через одну, помещение наполняют приятные звуки минусовки «Берегу». Закрываю глаза, наслаждаясь голосом своего певца, но внутри появляется странное предчувствие, будто случится нечто нехорошее. Тряхнув головой, пытаюсь избавиться от этого ощущения, решив, что оно является плодом моего воображения, покалеченного последними событиями. — Так значит из-за тебя Булаткин покинул ряды холостяков? – неожиданно рядом появляется Скруджи, с довольно неоднозначной усмешкой на губах. — Получается, из-за меня, – хмыкаю, хотя в душе мне хочется улыбаться, однако ряд факторов не позволяют мне этого сделать. — А ещё недавно тебе казалось, что он тебя ненавидит, – Выграновский прищуривает глаза, словно надеясь найти какой-то подвох. — Это претензия? – вырывается у меня, потому что не могу уловить настроение разговора. – За это время многое успело измениться. — Нет, это не претензия, – качает головой Эд. – Я просто немного охренел, когда понял, что Булаткин нашел адекватную девушку. Значит, он не такой безнадёжный, как мне казалось. — Мне интересно, кого ты сейчас больше унизил: меня или его? – серьезно произношу я, а с лица Выграновского слетает прежняя ухмылка. Вот уж не думала, что его так легко выбить из колеи. Не выдержав больше ни минуты, прыскаю от смеха, прикрывшись ладошкой. Наконец, до Скруджи доходит, что этот выпад был всего лишь шуткой, и он насмешливо фыркает мне в ответ. — У него научилась? – хмыкает парень, отбив мне пять. Жму плечами, и глазами стараюсь найти Егора в толпе, ибо его трек подошёл к концу, но вижу, как он мило улыбается какой-то девушке, после чего резко отворачиваюсь, будто меня окатили холодной водой. Все плохое, что я хотела отодвинуть на второй план хотя бы сегодня, снова всплывает перед глазами от чувства ревности. Конечно, общение Егора с другими девушками – это вещь абсолютно обыденная, но не в том случае, если оно заходит за какие-то пределы допустимого. Не думала, что мне будет так неприятно видеть его рядом с другими. Возможно, все дело в моей голове: я никогда не была ни с кем в серьезных отношениях, поэтому меня можно назвать наивной и гиперчувствительной к мелочам. Однако в любом случае, самой картины это не меняет. Впившись ногтями в ладони, чтобы отвлечься на что-то другое, пытаюсь вслушаться в речь Выграновского, но голос мыслей оказывается громче голоса рэпера. Вскоре Эд говорит, что ему пора идти готовиться к выходу на сцену, на что я безучастно киваю, а потом взяв бокал с соком, выхожу в холл, ибо чувствую потребность в том, чтобы освежиться. Уже у самой двери ещё раз окидываю взглядом помещение и вижу, как Булаткин пробнимает ту самую брюнетку, а потом находит меня и двигается уже сюда. Оказавшись в холле, скорее на автомате подхожу к зеркалу, считая секунды до появления Крида. — О чем вы говорили с Выграновским? – недовольно спрашивает блондин, пафосно облокотившись на стену. — Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, – в тон ему отвечаю я. — Тогда какого хера он постоянно крутится возле тебя?! – взрывается парень, за секунду преодолевая расстояние между нами. Он разворачивает меня к себе, холодно сверкая голубыми глазами. Меня передёргивает, но упорно продолжаю держать маску спокойствия. — Какое ты вообще право имеешь мне что-то высказывать, когда сам так мило воркуешь с какими-то девушками? – вырываю своё предплечье из его руки, больно прикусив губу. Такое впечатление, что мы вернулись обратно на месяц назад, в тот день, когда я уронила на него поднос с напитками. — Что за бред ты несёшь? С какими девушками? – кривится блондин. – Вика – моя старая подруга, мы ещё с Пензы с ней знакомы. — Мне не интересно, как ее зовут, – раздраженно поморщившись, парирую его реплику. – Но я, в отличии от тебя, не начинаю разговор с претензий. — Если бы ты не общалась со всякими придурками, вроде Эда, то претензий бы не было. — Знаешь, из вас двоих, как придурок ведёшь себя именно ты, – схватив с вешалки пуховик, хочу накинуть его себе на плечи, но Егор останавливает меня своей дальнейшей фразой. — Так встречалась бы с ним, если я тебя уже не устраиваю! Или он для тебя ещё не слишком популярен? Удар ниже пояса. Решил выместить прошлые обиды на мне? Обидно, наверное, как никогда раньше. Не нахожу слов, чтобы ответить, потому что стою и глотаю воздух, словно громом поражённая. Несколько длительных секунд смотрю в его глаза, горящие от злости и чувствую ком, подкатывающий к горлу. Решаю оставить последнее слово за ним, буквально выбегая из ресторана или клуба, где проходил сегодняшний вечер. Уже по дороге натягиваю куртку, обматываю лицо шарфом и все же даю волю слезам. Плачу не столько от обиды, сколько от того вагона проблем, свалившихся мне на плечи. Надоело держать все в себе, делая вид, что все в порядке, когда вся жизнь начинает рушиться по кусочкам день за днём. Вскоре слезы превращаются в истерику; мне приходится закусить ладонь, дабы сдержать громкие всхлипы и не привлекать лишнее внимание тех редких прохожих, беззаботно идущих по тускло освящённой Тверской. Холодный ветер немного освежает голову, однако уже через пару минут я начинаю чувствовать дикий холод, сковывающий мои движения. Как назло, сумка осталась лежать в холле на полке, поэтому у меня нет ни возможности вызвать такси, ни хотя бы купить кофе или чай, чтобы согреться. По ощущениям, сейчас около одиннадцати вечера, потому что постепенно Москва погружается в сон. перед тяжёлым рабочим днём. В зданиях постепенно угасает свет, вывески же продолжают слепить глаза. Лицо начинает покалывать от холода, отчего становится ещё холоднее. Потирание не помогает согреться, а отсутствие шапки и вовсе делает ситуацию катастрофически ужасной. Уже не могу разобрать, от чего вырываются мои всхлипы – от рыданий или же от насморка. Улицы сменяются друг за другом, яркие фонари остаются где-то позади. Понимаю, что идти дальше уже не безопасно, но искать дорогу обратно фантастически глупо – я даже не запомнила названия места, где проходил корпоратив. От этого мне только больше хочется уткнуться лицом в колени, только все что получается сделать, это едва согнув руки, замотать голову в шарф, чтобы окончательно не превратиться в сосульку. Когда ноги уже отказываются передвигаться, опускаю голову в пол и останавливаюсь на месте, в попытках решить, что делать дальше, но неожиданно, на мое плечо ложится тяжёлая мужская рука, заставляя внутри все замереть от страха...