Янтарь осени

      Пришел ноябрь. Он подкрался незаметно и вот уже скоро уступит место декабрю. Зима постепенно входит в свои владения: упрямо хрустит под ногами скользкий снег, ветер промозглый, а чары и мантии уже не справляются с холодом внутри, да и снаружи они не очень успешны.       С того момента Теодор Нотт больше не разговаривал с Джинни Уизли. Сначала он честно хотел всё объяснить, но его забрал отец на месяц в поместье, где он посещал скучные великие совещания во главе с Пожирателями Смерти, пару раз даже видел самого Темного Лорда, правда, совсем мельком, и тот вовсе не интересовал его, до одного момента. Теодор Нотт часто вспоминал этот странный, не поддающийся никакому адекватному объяснению случай, и каждый раз делал новый для себя вывод, словно разговор начинал приобретать куда больше смысла, чем ему казалось в начале.       Была ночь. Черное небо куполом накрыло поместье Ноттов, и даже красавице Луне не удалось прорвать эту блокаду. Звезд также не было видно. За окном было тихо, лишь иногда северный ветер бился в стекло, горланя непонятные жалкие песни. Сегодня не было заседания, был выходной, и поместье впервые за долгое время было почти пустынно за исключением нескольких человек, «гостей», как говорил отец, хотя гости обычно не разносят поместье хозяина, да и людьми в привычном понимании слова их было трудно назвать. Так вот все они разбрелись по своим делам, а оставшиеся вели себя относительно тихо: спали или опустошали коллекционные вина Нотта-старшего.       Теодор Нотт вздохнул с облегчением, и пусть легче стало всего лишь на один день, один день среди этой долгой, непонятной и вязкой жизни много стоил. Он вдруг вспомнил яркие зелёные глаза Джинни Уизли и со всей силы двинул кулаком о первую попавшеюся стену. Он был зол, впервые так зол на себя, прекрасно понимая, что виноват только он и никто другой. Решив, что найти выход из этой ситуации прямо сейчас не получится, Теодор Нотт решил прогуляться по поместью. Нет, выход был: написать ей письмо или отлучиться на полчаса в Хогвартс, но выход ему не нравился, а может просто он был еще не готов, не готов ей ничего сказать.       Факелы вспыхнули зеленым огоньком при его появлении в коридоре, но светлей от этого почему-то не стало. В коридорах было еще холоднее, чем в комнатах, а под вечер оконная рама и вовсе покрылась узором льда, тонкого и почти прозрачного. Шел в распахнутой настежь мантии, и холод проникал в самое сердце. Голова была ясной, и мыслить стало легче, но руки совсем замерзли, и Тео все же убрал их в карманы, впрочем, это не сильно помогло.       Он и сам не заметил, как забрел в дальнее крыло, где бывал лишь пару раз, сначала потому что запрещал отец, а потом уже из-за того, что было не интересно, хотя и запрет был давно снят, и ничего жуткого тут не было. Забавно было бы заблудиться в собственном доме. Теодор усмехнулся, в голове мелькнула мысль, что Джинни здесь бы понравилось, хотя откуда он мог знать, что ей тут было бы хорошо, да что он вообще мог о ней знать? Шаг стал более размашистым и быстрым, и было не важно, куда он идет — от себя трудно убежать, идя даже такими большими шагами.       Вдалеке затеплился огонек света, и молодой человек ускорил шаг, приближаясь все ближе к большим резным дверям из черного дерева с высеченными серебряными рунами по краям. Они были чуть приоткрыты, и теплый мягкий свет выливался в коридор. Недолго думая, Тео рванул на себя металлическую ручку и замер. Он оказался в библиотеке, но какой! Огромные ярусы книжных стеллажей уходили куда-то под свод и терялись в этой высоте, а сколько же тут было книг! Он даже и подумать не мог, что в отцовском поместье есть такие чудесные места, которые смогли сохраниться.       — Тебя не учили, что за собой принято закрывать дверь? — Голос раздался неожиданно, словно выстрел прогремел в тишине залы. Со второго этажа спускался Темный Лорд и чуть заинтересованно щурил глаза, глядя на парня.       — Милорд, — заикаясь, но все же не давая голосу дрогнуть, склонился в поклоне Нотт и аккуратно прикрыл за собой дверь.       — Что ж, не спится в такой поздний час, а, Теодор Нотт? — Теперь Волан-де-Морт оказался еще ближе и насмешливо вглядывался в темные глаза нежданного гостя.       — А должно спаться? — вопросом на вопрос ответил Нотт. Это было уже второе по счёту правило этикета, которое вдалбливал ему отец и которое он с легкостью нарушил. Влияние Джинни Уизли не сказалось на нем положительно. — Я ухожу, милорд, прошу прощения, если потревожил вас. — Уходить не хотелось, но и мешать Темному магу — тоже. Неизвестно, в каком тот пребывает настроении.       — Просишь прощения, хм, — Лорд неожиданно усмехнулся, на мгновение став похожим на самого обычного человека, — было бы за что, мистер Нотт. Не желаете ли составить мне компанию?       — Компанию? — Теодор не ожидал ничего подобного, и лишь потупил взгляд, — как пожелаете, милорд.       — Прекрати, тебе стоит бросить замашки, что присущи твоему отцу. Могу я в выходной день не слышать эти чертовы любезности, от которых уже порядком тошнит? Будь добр, окажи такую услугу, обращения на «вы» будет вполне достаточным. Темный Лорд поморщился, и продолжил:       — Так что насчет компании в шахматах?       — С удовольствием, но поддаваться я не намерен. — Теодор совсем иначе взглянул на собеседника и даже ухмыльнулся дерзкой, еще немного детской, мальчишеской ухмылкой, прямо смотря в темные с красной дужкой глаза.       — Сегодня прекрасная ночь, и я не намерен портить ее лживыми разговорами о победе и воцарении справедливости, особенно когда собеседник не верит ни в то, ни в другое, — делая ход конем, проговорил Лорд.       — Почему же не верю, милорд, — внимательно вглядываясь в фигуры на доске, тихо произнес Нотт.       — Брось, в успех нашей партии верят только дураки и фанатики, остальные делают вид, что верят, потому что боятся, но ты почему-то даже не делаешь вид. И слишком спокоен для человека с таким видением в наших рядах.       — О, я исправлюсь, милорд, хотя вряд ли после этой партии, а уж тем более разговора я останусь жив, — насмешливо делая рокировку, ответил он, — решающий ход всегда может стать последним.       — И даже не боишься смерти?       — Смерти боятся все, вопрос в том, что считать смертью? Момент, когда окажешься в земле? А если ты был мертв внутри уже до этого, что тогда? Нет, милорд, я уже не боюсь смерти, по-крайней мере, своей, ведь я уже умер.       — Что ж, и даже не пожалеешь ни о чем?       Теодор задумался, вспомнил рыжие кудри и портрет матери, вспомнил, как они стояли с Уизли и падал снег, вспомнил, как пытался ее догнать и поморщился, трудно не поморщиться, когда вспоминаешь, что ты круглый идиот. Жалел ли он о чем-то? Наверное, нет, он лишь только не успел перед ней извиниться, вот этот факт действительно отравлял ему душу последние дни. Еще он жалел, что не сможет больше помочь Астории, да на этом, пожалуй, и всё.       — Да, жалею, о двух вещах: о неотправленном письме, да еще об одной девушке, но изменить что-то в отношении нее не в моих силах.       — О девушке? — убирая очередную белую пешку с доски спросил милорд.       — О том, что не смогу ее больше спасать, и о том, что она все же выйдет замуж за человека, ее недостойного. О нет, милорд, — он вдруг улыбнулся, — я ее не люблю, мне просто жаль, что она не моя сестра.       — А что с письмом? — Темный Лорд внимательно наблюдал за доской и подмечал каждое движение головы собеседника, который перед смертью честно не жалел о себе, о том, что не успел пожить, или сделать что-то выдающееся, словно ему было плевать на собственную жизнь. Он лишь не успел отправить письмо да волновался за какого-то близкого человека, не более того. Лорд любил подобные разговоры и впервые слышал подобные странные ответы, которые, впрочем, были правдой. Сидящий перед ним молодой человек почему-то упрямо напоминал ему молодого, полного сил Антонина Долохова, который совсем не верил в успех предприятия и насмешливо шутил прямо в лицо Лорду, за что и был любим.       — Оно не отправлено, — морщась ответил Нотт.       — Так почему бы не отправить его прямо сейчас?       — Сейчас? А тут есть бумага и чернила? — с надеждой на отрицательный ответ спросил Теодор.       Письмо вышло коротким. Точнее, оно больше походило на записку. На бумаге, которую не всегда мог позволить себе даже Нотт-старший, значилось одно слово: «Прости». И краткая подпись: Тео Н.       Записка была тут же отправлена Темным Лордом с помощью какого-то мудреного заклинания.       — Итак, — делая очередной ход конем, спросил собеседник, — почему же ты, Теодор, не веришь в успех моей компании?       — Я похож на фанатика? — насмешливо спросил он, и, увидев как Лорд покачал головой, продолжил, — ну и дураком, я, надеюсь, не выгляжу. Так почему я должен верить, или вам сказать честно?       — Честно? Что ж, попробуй. — Бледные губы милорда растянулись в усмешке.       — Перед смертью ведь принято совершать подвиги, почему бы мне не ответить так, как я думаю, тем более вам и вправду интересно, в отличии от отца. Так вот, ваша идея — безумие, причем чистой воды. Вы хотите провозгласить чистую кровь и уничтожить грязнокровок, но тогда магический мир лет через двадцать-тридцать скатится, и болезней магического характера будет намного больше. Волшебники будут выходить друг за друга, численность волшебного мира намного сократится, а значит, и силу, саму магию развивать будет некому и некогда. Это консервативное общество так и не получит толчок к развитию. «О магглы, это так плохо!» Но чем, позвольте спросить? Они без всяких чудес (магия для них — настоящее чудо), лишь с помощью мозгов смогли создать такие вещи, которые нам и не снились. Например, эти летающие по воздуху штуки, черт, забыл, как они называются.       — Самолеты, — подсказал Волан-де-Морт.       — Да, самолеты. Только вдумайтесь, тут нет ни капли магии, и взять на вооружение некоторые идеи мне казалось бы верным. Да, несомненно, грязнокровки, хоть мне и не нравится этот термин, должны знать своё место, но уничтожать их — глупость.       — Ты хочешь сказать, что, будь твоя воля, ты бы с удовольствием встал бы на сторону Альбуса?       — Увольте, милорд, лучше на вашу, — со смешком ответил Нотт. — Обожание и преклонение никогда ни к чему хорошему не приводило. А уж деление Магии на Темную и Светлую… Нет, я не смог бы. А обращение «мальчик мой» — извините, лучше круцио, ваше профессиональное.       — Раз ты критикуешь, умей и предлагать. А про профессиональное, польщен, — спокойно заметил Темный Лорд.       — Я думаю, что можно, пусть и жестко, провести следующую политику: люди из магловского мира будут поступать в наш мир, скажем, лет в семь. Их будут удочерять или усыновлять чистокровные, брать патронаж, что-то в этом духе. Что делать с родителями? Можно забирать с собой или, при отказе, стирать память. Во-первых, таким образом не будет застоя крови, генетика — прекрасная вещь, наука о наследовании. Во-вторых, род не будет прерван. В-третьих, знания будут сохраняться, а благодаря маглам можно и их идеи воплотить с помощью магии. При переходе на такие меры в Хогвартсе можно вести предметы магической грамотности и прочие этапы начального образования. Их можно взять у тех же аристократов. А недовольные, они всегда будут…       Теодор резко выдохнул, изложив идею, которая давно пришла ему в голову и никак не хотела ее покидать. Перед смертью не надышишься, верно ведь? Воландеморт задумался.       — Шах и мат, мистер Нотт, — переставляя фигуры в нужную позицию, отрешенно заметил Темный Лорд, думая, что шах и мат поставил ему этот странный молодой человек, сказавший всё так просто и так правдиво.       Вспыхнул белый огонек.       — Письмо доставлено и прочитано той, кому ты хотел его доставить, — пояснил Темный Маг, всё ещё пребывая в задумчивости. — Тинки, принеси коньяк, который у меня на столе и два стакана.       Они еще говорили, и Теодор с удивлением узнавал настоящего Тёмного Лорда, такого, каким его знал в молодости Долохов и в которого была безумно влюблена Белла.       В Хогвартс Теодор вернулся через неделю после этого разговора. На душе стало намного легче. Белая зима полностью захватила мир в свои снежные владения. Теплая мантия всё так же не согревала, но Нотт был рад спокойствию и холоду, который забирал всё его тепло. Разговоры с Волан-де-Мортом стали необходимостью, и кому они больше доставляли удовольствие, сказать было сложно.       Рыжая голова Джинни пару раз мелькала за ужином или завтраком, но они совершенно не совпадали по времени, и Теодор уже думал о том, что все её слова — это неправда. Нет, она действительно сказала всё искренне и действительно верила в сказанное, но лишь поддавшись моменту. Так думал он, но судьба распорядилась иначе.       В середине декабря было объявлено про Святочный Бал на Рождество, и все студенты радостно носились в предвкушении праздника. Несмотря на то, что кругом была война, смерть и несчастья, людям, а это были еще дети, пусть не по возрасту, но в душе, хотелось праздника и небольшого Рождественского чуда. Теодор Нотт шел по коридору обратно в гостиную Слизерина, как вдруг услышал голоса. Сначала их было не разобрать, потом слова стали отчетливее и громче.       — Рон, я не собираюсь выходить замуж за Гарри. Как ты не понимаешь, мы с ним друзья! — Голос Джинни Уизли было сложно спутать с любым другим, а Тео слишком хорошо его помнил, и потому замер.       — Джинни, сделай первый шаг, какая же ты глупая! — Рон, видимо в очередной раз, разозленно выдохнул. — Да он на тебя такими темпами и глаз не поднимет! Еще бы, ты же девочка, Джинни, а ходишь не пойми в чем. Только та мантия, выигранная тобой в журнале, и является неплохой вещью. Девушке следует одеваться более изящно. Друг! Да как ты не понимаешь, Гарри просто стесняется.       — Он мой друг! — пытаясь втолковать эту очевидную вещь, воскликнула Уизли, стараясь сдержать в горле ком.       — Беспросветная дура! — крикнул братец и впечатал кулак в стену рядом с ее головой. Разозлившись еще больше, он вынырнул в коридор и, не замечая никого вокруг, пошагал прочь.