Мое личное табу

      «Он имел меня, как хотел, я не запрещала, скорее наоборот позволяла делать всё, что он хотел.       Ведь я так боялась, что он уйдет…       Мысль о том, что я не сопротивлялась, а он не сдерживался и делал всё, как сам того желал, возбуждала меня сильнее.       С моей стороны было только молчаливое исполнение всего, что было велено.       Я так не хотела, чтобы он останавливался, принести ему удовольствие, было высшей целью для меня, страсть поглощала нас, он двигался во мне, двигался сильнее и быстрее. Двигался так, как ему нравится, направляя меня… Жадно… Жарко… Жестко…»  — Чертов сон! Черт, что за сны?! — я проснулась в холодном поту. Сны, которые подо мною же наложенным запретом.       Жажда мучала меня, и я пошла попить воды, от чего не стало легче ни на грамм. Мне явно нужно охладиться, иначе так и не отпустит нахлынувшая волна возбуждения. Отбросив поглощающие мысли, я стала задумываться о своем прошлом, и когда-то же родители меня любили, а потом, устав от моего крика и рёва, бросили на нянек, ведь мне было всего четыре месяца. Вряд ли я пойму их когда-нибудь.       Растили меня разные няньки, от воспитанных до полных неучей. Могу сказать, что я не росла в бедности, так как те самые родители, если можно их так назвать, потакали всему, о чем я просила нянь. А последние же старались, порой в свою выгоду, это я уже поняла позже, чуть повзрослев.       Училась я хорошо, даже отлично, ведь приложила для этого все усилия, порадовать родителей было первостепенной задачей, думала, они поймут, похвалят, ведь их девочка уже выросла и больше не истерит. Надеялась этим вернуть их любовь и расположение, да и вообще самих родителей. Чего, естественно, не произошло.       Вы скажете: «Сложная у девочки судьба», да нет, я жива и развита не по годам, спасибо «какому-то» опыту. Не то, чтобы похвала и все такое, нет, просто факт. Так, скорее я самокритична, нежели самолюбива.       Мне уже 23 года, я закончила университет иностранных языков и недавно меня бросил парень, после отношений, длившихся полтора года. Не знаю, почему, но я не билась в истерике от потери. Как будто всё так и должно было закончиться.       Размышляя уже над тем, чем буду заниматься на каникулах, я твердо решила повидать 'другой мир', а точнее поехать в Америку, там жил мой брат. Ну, как брат, он был сыном моего Дяди от второго брака, если вкратце: двоюродный брат Мамы женился на женщине, та родила ему сына, как мне объяснили, Дядя так и не понял ничего, так как в итоге его жена сбежала с любовником, бросив пятимесячного сына. Что и как было я не знаю, так как мои родители мне толком не рассказывали, ведь им не до меня, наверное.       Вы спросите, куда подевались мои родители? Как я говорила раньше и как мне объяснили мои многочисленные няни, они меня просто оставили, так как устали от моего рёва, они были ветреные и беззаботные молодые люди, которым, как они считали, улыбалась жизнь. Я росла и слышала, как шептались за спиной те самые няни, прислуга, все кто можно. Из года в год приговаривали, что-то вроде «как можно было оставить младенца» , потом «как можно было оставить школьницу» и уже по нарастающей. Я тоже не понимала почему, но ни с кем не обсуждала этого, просто верила и надеялась, что однажды они вернутся и всё наладится. Пустые надежды.       Жаль, думаю сейчас я бы их не разочаровала: не реву, не ною, не капризничаю, могу сама о себе позаботиться, заканчиваю универ. В отличие от них, мой Дядя с сыном вместе, приезжали в гости. Он с самого детства любил меня, говоря, что сожалеет о том, как поступили его сестра и её муж, не называя их моими родителями, за то часто называл меня любимой дочей, хотя таковой я ему не приходилась, да и вообще кроме Саске у него детей не было. Так жаль, что в один момент они переехали в Америку, а это всё-таки другой континент. Нет, конечно, Дядя звал меня с собой, но я всё еще ждала родителей в доме, в котором они меня бросили, ну или оставили, не важно, в итоге я никуда не поехала.       Мы стали общаться только по скайпу, периодически теряя связь, потом вновь находили друг друга, а затем и вовсе Саске перестал читать мои сообщения в мессенджере, лишь изредка отвечал, и то раз в год по обещанию. Я жаловалась на это его отцу и он часто ругал сына, да и мне говорил, что мы родственники и должны чаще общаться. С моей стороны я не чувствовала вины, ведь я писала своему брату про всё происходящее, да, возможно ему было не интересно, но как сказал дядя — это его участь, как старшего брата.       А ведь когда-то, не так давно, в детстве, мы хоть и не часто виделись, но когда они приезжали навестить меня, мы с Саске не расставались ни на минуту, может, это из-за того, что я прилипала к нему и везде бегала за ним, не знаю. Тогда он казался мне рыцарем из сказки, ведь его вид даже тогда был мужественным, хоть мы и были еще детьми. Возможно, детское воображение. Наша разница в возрасте составляла всего пять лет. Постепенно мы стали выходить из того возраста, когда он занимался своими делами или делами порученными дядей, а я скакала вокруг него.       Помню, как однажды мы прогуливались позади моего дома в саду, присев на скамью, я что-то оживленно рассказывала при этом еще и жестикулируя, он слушал внимательно, насколько это было возможно, и затем, взяв мою руку стал вглядываться в нее, мимолетно упомянув, какие у меня изящные пальчики. Саске долго не выпускал мою руку рассматривая её, от чего я краснела как рак, а он просто рассмеялся, сказав что-то, и мы вернулись обратно в дом. Не знаю, от чего конкретно я краснела, скорее от переизбытка внимания в мой адрес.       Раньше я могла спокойно прийти к нему в комнату, когда они оставались у нас, и играть или разговаривать с ним, после чего, он мог позволить мне остаться ночевать у него. Вряд ли мы придавали этому какое-то значение, да и разве стоило? Не знаю, кем мы были друг другу, ну, по крайней мере, я считала нас хорошими друзьями. Это слово «друг» тогда значило для меня больше, чем старший брат. Сейчас я понимаю, что ошибалась на этот счет.       Как-то Дядя справлял свой день рождение у нас, было весело и шумно, много народу, от чего казалось еще веселее. Незнакомые люди весело проводили время, кто-то был увлечен интерьером, некоторые просто выпивали, пританцовывая, пара тройка людей разглядывали картины: каждый был занят делом. Дядя переходил от одних к другим, приветствуя и шутя с ними. И потихоньку все стали присоединяться к танцующим, видимо повлиял выпитый алкоголь, да и атмосфера позволяла, и мы с братом тоже резвились, прыгали в свое удовольствие, ведь были всего лишь дети, и тут, как, наверное, в фильмах заиграла медленная музыка, смеясь, мы стали изображать взрослых, исполняя те же движения, медленно кружась в ритме танца.       Саске держал свои руки у меня на талии, может даже чуть выше, естественно на пионерском расстоянии, я же держала руки в области его шеи, мы посмеивались, как можно больше стараясь изобразить рядом танцующих, на что те самые, кого мы пародировали тоже улыбались. Музыка играла очень мелодичная, мы медленно кружились в ритме, постепенно брат и я приближались друг к другу, сокращая расстояние, я уже практически улыбалась ему в шею. Вряд ли мы или кто-либо еще задумывались над этим. Он был выше меня почти на голову, поэтому я спокойно доставала ему до плеч, брат всегда слегка нагибался для меня, впрочем, как и тогда. Объятия были такими тёплыми. Было так весело и необычно. Так не хотелось прерывать их.       И в этот момент нас буквально оторвали друг от друга: Дядя почему-то был в ярости. Он уволок Саске наверх, меня почему-то держали и утешали какие-то тётки, я не понимала в чем дело. Да и не помню, чем закончилось всё. Однако через некоторое время, дядя строго настрого запретил нам прикасаться друг к другу и вообще гулять или оставаться наедине. Я тогда подумала, может у него какие-то проблемы, и он переживает, что с нами может что-то случиться, но причем тут мы с Саске, ведь мы никогда ничего не делали. Помню, что в тот момент он кричал на нас, и, дергая за руку брата, громко и грубо говорил, что мы с ним родственники. Мы и так знали, что родственники, я совсем не понимала намерений Дяди в то время.       Отчетливо помню, что это плотно засело у меня в голове, и всегда звучало как приговор: «Мы родственники! Мы родственники! Мы родственники!!!», так, как Дядя мог часто напоминать нам об этом.       Прошло долгое время, прежде чем они вновь приехали погостить. С тех пор я заметила, что Саске стал закрывать на ночь дверь, так что я не могла пробраться к нему ночью, как раньше, проболтать с ним всю ночь, а потом вместе уснуть. Он перестал гулять со мной, да и вообще выходить, чаще запираясь у себя в комнате, но няня сказала, что у мальчиков бывает такой период, переходный возраст, я должна дать ему время, и оставить его в покое. Я так и сделала.       В тот период мы больше времени проводили с дядей, звали Саске с собой на рынок или по магазинам, в парк, а брат только и спрашивал: «Когда мы уедем домой?». Было немного странно видеть его таким, возможно, тогда он и изменился, стал холоднее.       Помню, когда мне было лет двенадцать и у нас был ужин с сотрудниками Дяди или с его друзьями, точно не припомню. Дети незнакомых мне людей были с нами в соседней комнате, а Саске, будучи уже немного взрослым, либо как сын своего отца и в будущем наследник, сидел за столом со взрослыми. Я еще тогда подумала, вырасту и буду тоже сидеть с ними. Мы из детской, в которой находились в этот момент, услышали, что завязался спор между двумя мужчинами: они кричали, ругались, выкрикивая что-то. Все естественно побежали посмотреть. Забежав в гостиную, где ранее наши взрослые обедали, мы увидели драку, уже начавшуюся среди всех. Я стояла не шевелясь, с расширенными глазами наблюдая, так как впервые видела такое среди старших. Обстановка накалялась, и я как сейчас помню: Дядя старался разнимать мужчин, и тут, в самый разгар, двое других мужчин, летят в мою сторону по ходу набивая друг другу морды, я начинаю отходить, а они будто нарочно двигались в моём направлении, как вдруг резко подбежал Саске, встав спереди меня и закрыл собой, повернувшись к ним лицом и стал потихоньку отводить меня подальше. Я расплакалась, так как испугалась всего этого, да и за Дядю боялась, впервые видела как люди кричали друг на друга, да и чтобы били тем более. А мой брат был уже маленьким мужчиной, казалось будто он не был напуган даже на секунду, тут же отведя меня на верхний этаж в комнату, уложил на кровать, сел рядом, успокоил и гладил по голове, пока я не уснула.       Время шло, мы росли, я всё равно доставала брата, видимо, не до конца выросла, или за отсутствием внимания с его стороны, сама я не знала. Но понимала, что так мы отдалились, а затем и вовсе Саске с отцом переехали.       Я очень скучала, и тихо проживала свою жизнь, если можно так сказать. Дядя часто звонил мне, но из-за своего плотного графика связанного с учебой, мне не удавалось часто выходить на связь.       Помню, что часто писала брату, но редко получала ответ, скорее почти никогда. Отправляла ему детские фото, на которых мы оба были счастливы, короткие ролики о себе нынешней, разные смешные истории, но всё безответно. Они были мои единственные родственники и потерять связь с ними для меня было страшнее любого кошмара. Но этой зимой, мой Дядя погиб в автокатастрофе и я хотела было вылететь, чего как оказалось не требовалось, ведь в завещании он указал отправить его прах на Родину, в Японию, и уже тут я должна была встретить его.       Я помню, как встретила. Не так, как хотелось бы. С распростёртыми объятиями, криками и радостной улыбкой.       Мой единственный Дядя, и сейчас он в вазе, там его прах…       В тот момент я вспоминала ту добродушную улыбку и крепкие объятия, какими он встречал меня всегда. Ту любовь, что он дарил, восполняя пустоту в моей душе. Вазу вынес адвокат и по совместительству доверенное лицо моего Дяди, я не понимала, почему Саске не вышел, и всё же я до последнего смотрела в дверь самолета, ждала пока он спустится по трапу, подумала что его что-то задержало и вот-вот он выйдет, но оттуда так никто и не вышел. Адвокат сообщил мне, что брат простился со своим отцом в аэропорту и не желал лететь сюда, и после сообщил мне, что здесь я одна должна буду развеять его прах. Тогда я почувствовала настоящую боль. Не подумайте, не то, чтобы я не чувствовала боли до этого, нет. Просто в тот момент я поняла, что эту боль сейчас мне не с кем разделить.       Мне было тяжело принять чувства, резко нахлынувшие тогда, я звонила Саске, писала ему, пыталась набрать по скайпу, и на телефон, но везде были только гудки и «абонент не доступен», оставляла ему голосовые сообщения, в которых только ревела и орала на него. Как он посмел меня бросить, бросить вот так, бросить отца, и оставить все на меня? Наверное это было выше моего понимания. Я не знала, как он такое допустил. Тысячи голосовых сообщений. Я всё кричала. Но ответа, естественно, не было. Я даже не знала, прослушал ли он их. Сейчас я была уверена, что я одна, одна несу эту боль потери.       Я сделала все, как хотел дядя, я простилась с ним, именно так, как он этого заслуживал: со всеми почестями и традициями. Прежде я не испытывала такого чувства… боль от потери близкого не отпускала меня, ведь я любила его, как родного отца, может даже и больше, учитывая все обстоятельства. В итоге я научилась жить с этой болью, ведь поделиться мне было не с кем, хоть я и выговаривала всё, что накипело в голосовые сообщения Саске, но отдачи не было, и я просто привыкала к одиночеству.       Шло время, я без перебоя писала старшему брату, и, наверное, спустя всего полгода сообщений впустую, он мне ответил. Объяснив все тем, что никак не мог смириться со смертью отца. Что опустил руки, ушел в загул, что почти был готов на самоубийство. Но в итоге оказался сильнее всего этого. Я могла только представить его боль. Мы пообщались, довольно долго, наверное, впервые за столь длительный период времени, практически целый день. Думаю, что обида прошла, но осадок остался глубоко внутри меня.       Я простила его, за то, что брат бросил все на меня, оставил в одиночестве с собой, за то, что не помог и не был рядом, когда я так отчаянно нуждалась в нем, ведь Саске старше и опытнее, да и намного сильнее меня. Сейчас ему 28. Дядя всегда окружал заботой единственного сына, за что тот с благодарностью и любовью относился к нему, всегда отвечая взаимностью, правда, выражал свои чувства не совсем так.       Я рассказала брату, что оканчиваю университет этим летом и хотела проведать его, наведаться к нему в гости, на что он согласился, но поставил условие, чтобы только без троек. Всегда его редкий оптимизм заставлял меня смеяться сквозь любые эмоции.       Затем началась рутина, учеба захватывала меня почти с головой, окуная на дно науки, полностью занимая даже свободное время. В перерывах я всё равно не забывала писать брату, он изредка отвечал, но отвечал(!), что, безусловно, радовало меня. Я нуждалась в его поддержке, и Саске всячески оказывал её. Он, хоть и редкими, короткими, однозначными ответами, но старался всегда взбодрить меня, от чего я будто с новыми силами бралась за учебу. Просто даже нечасто отвечая, на мои огромные и постоянные дифирамбы, брат умудрялся почему-то вдохновлять меня и я приступала ко всему с новой силой, стараясь преодолеть всё.       Мы никогда не говорили о чувствах, что испытывали друг к другу. То ли это была привязанность, то ли братские узы, то ли ребячество, но явно что-то было, но ведь это было детство.       Как-то давно, только раз, я собравшись духом, призналась ему в сообщении, что в детстве была влюблена в него. Рассказала, что считала его воплощением мужского идеала, думала, что все парни должны быть такими. Но тут же добавила, что была такой дурочкой, и это же было детство. От Саске последовала непонятная реакция: он как бы пропустил это мимо глаз, только прислал смайлик и, не ответив словами, заговорил на другую тему. Все это было через экран телефона, и я понятия не имела, что именно сейчас испытывает он там, о чем думает. Находясь очень далеко, за тысячи километров, но тогда мне показалось, что брат испытал отвращение, ведь это инцест своего рода. Он старше, да и с другими понятиями реальности, весь свой сознательный возраст Саске жил в Америке, поэтому их взгляды на некоторые вещи часто расходились.       Подошло время к окончанию моей учебы, я, сообщив ему о дате и времени прилета, получила согласие, что поживу у него, ведь мне некуда идти. Спокойно собрав вещи, и без угрызения совести и всего прочего, распрощалась со всем здесь, улетела в другую страну, в другой мир и другую атмосферу.