Стая галок, хрипло загоготав, взлетела в серое небо темными клочьями. Они несколько секунд висели в воздухе, взволновано перекрикиваясь, а потом снова сели на жухлую траву.
Хелен соскользнула с водительского сиденья, хлюпнув ногами прямо в холодную и грязную лужу. Мерзость. Мутные брызги пятнышками расплылись на обуви и штанах.
— Блядство.
Нынешняя осень была какой-то особенно гадкой и серой. Охристо-синие облака складками покрывали низкое небо. Деревья стояли на обочине черными изломанными скелетами, на которых ветер еще трепал остатки желтых листьев, которые уже размокли от дождей, превратившись в гадкую, грязную, гниющую массу. Трава тоже пожелтела, где-то оголяя влажную землю.
Ветра были сильные, цепкие и колючие, они задували под одежду, которая была для них не преградой, пробирая до костного мозга.
Девушка затянула шарф сильнее, одернула куртку и хлопнула дверью машины.
С близлежащего поля, которое желтело осенней травой за узкой полосой леса вдоль дороги, снова взмыли галки и вороны. Хелен вскинула голову, и небо пеплом отразилось в ее темных глазах. Она бросила взгляд на эту серую стаю. В детстве она любила ворон, да и птиц вообще. Но теперь эти птицы ее не влекли. Они смотрели на нее своими темными глазками или точкой-зрачком в ореоле белесой радужки и как будто хрипло смеялись.
Над всеми.
Теперь эти птицы указывают ей на смерть, а она следует за ними. Например, как сейчас.
Открыв багажник, Хелен снова глянула в сторону птиц. Их уже не было видно, но она все еще слышала их скрипучие голоса. Достала и закинула на плечо рюкзак. Из затертой сумки достала полароид. Багажник захлопнулся, отозвавшись звоном во всей машине.
Пробираться сквозь мокрый лес, который задевал своими тонкими и колючими ветками, орошал холодными каплями, лип грязью к ботинкам, было неприятно.
Лесополоса закончилась хилыми облетевшими кустарниками. Трава была контрастно высокая, по сравнению с лесной, но усохшая, клонящаяся к земле. Заслышав шорох веток, птицы вновь вспорхнули в серую небесную муть, гогоча еще громче и пронзительнее на Хелен, прервавшую их трапезу.
Перед девушкой, шагах в двадцати грудой лежал полуобглоданный труп оленя. Голый череп с засохшими ошметками кожи и короткой шерсти безглазо пялился в никуда, изящные ломанные изгибы рогов смотрелись на нем комично. Иссохшие конечности, торчащие белесые ребра, похожие на прорванные прутья решетки. Гниющая сиренево-желтая куча кишок была местами склевана.
Девушка без опаски подошла ближе. Вокруг трупа и на нем самом были раскиданы серые и черные перья.
Птицы уселись где-то вдалеке поля и каркали, будто кивая головами в сторону Хелен и своей пищи.
Подойдя к мертвому оленю, в свежем влажном воздухе, смешавшись с запахом земли и жухлых трав, в нос забивался затхлый запах гнили. Девушка сильно наморщилась, доставая из глубокого кармана куртки полароид.
Щелчок, и Хелен уже размахивает прямоугольной фотокарточкой. Немного времени, и на глянце поверхности проступили четкие очертания сфотографированного.
Девушку с подросткового возрата тянули трупы. Их изображения, причина их смерти, мельчайшие детали, их история. Она любила реальные и кинематографические запечатления смерти людей, животных. Любила черепа и кости, выпущенные кишки и вытекшие мозги, вид крови, гниения, ран и переломов. Нет, она не садистка какая-то, нет. У каждого ведь свои тараканы и причуды в голове.
Не суди да несудимым будешь.
Она вынула из рюкзака потрепанный блокнот и обгрызанную ручку. В уголке чистой страницы написала число.
Хелен, своего рода, путешественница. Колесит по штатам и фоткает трупы животных.
Хотя, однажды ей подвернулся человек.
Девушка перевернула пару страниц назад и взглянула на фото. Утопленник. Что с него взять, синий и опухший от воды жмурик.
На каждой странице ее «дневника» была фотография и пара заметок кривым подчерком.
Решив пойти обратно и сделав пару шагов, Хелен почувствовала, как сжало горло. Резко, сильно, на шею будто накинули веревку. Она инстинктивно глубоко вдохнула, но легкие как будто продырявили, и весь воздух выходил из них, как из лопнувшего шарика.
Она упала на колени, по пояс скрывшись во влажной траве. Грудь сдавливало спазмами, в голове образовалась шумящая пустота, похожая на помехи в телевизоре. Губы и пальцы обмякли, немея, и все тело пронзила мелкая ватная дрожь.
Хелен лихорадочно впилась ногтями в шею, пытаясь расцепить невидимые руки, душившие ее.
Она пожалела, что в этот раз решила оставить ингалятор в машине.
—
Хелен, Хелен, Хелен!
Чьи-то хриплые голоса затекали прямиком в отключавшееся сознание, похожие на крики ворон.
—
Не уходи, не уходи!
—
Останься!
Девушку захватил обжигающий страх. На периферии зрения шевелились тени. А что если в этот раз это не ее галлюцинации? И если в этот раз она задохнется насмерть?
Если она совершила роковую ошибку, оставив этот чертов ингалятор, что будет?
После нескольких тяжелых вдохов она отключилась.
***
Хелен открыла глаза.
Близился вечер, стало ощутимо холоднее.
Она пару раз моргнула, прислушиваясь к своему дыханию.
Жива.
На злополучном олене еще сидело несколько самых крупных птиц. Они глядели на лежавшую ничком в траве Хелен, разевая окровавленные клювы и перетаптывались с лапки на лапку, будто потешаясь над ней. Хелен поднялась на дрожащих ногах.
— Кыш, — она махнула руками и вороны бесшумно улетели. Девушка подняла с земли упавший полароид, оттряхнула колени от земли и прилипших травинок.
Шурша травой, она направилась обратно к машине. Воздух будто затвердел и стал еще пронзительно холоднее. Смеркалось быстро, и, когда Хелен села в машину, уже почти совсем стало темно.
Вечерний сумрак был рыхлый и мутный. Его пронзил желтый свет фар, и машина с тихим шумом двинулась с места. Деревья на обочине слились в размытую ленту, изредка мазав темноту вокруг светлыми пятнами листьев. Дорога была на удивление ровная и прямая, и трепыхавшаяся в груди тревога немного усмирилась.
***
Остановку Хелен решила сделать на удачно повстречавшейся заправке — бензин практически ушел в ноль.
В здешнем магазинчике было на удивление уютно. Приятный желто-оранжевый свет лился из квадратных ламп, было тепло, и после промозглой погоды приятно было расстегнуть куртку и не почувствовать задувающий под нее холод. Пряно пахло кофе и сигаретным дымом.
Ну-ну, курить на заправке — благое дело.
Расплатившись за бензин, девушка пересчитала деньги в бумажнике. До следующего банкомата доживет. Уже на пути к кассе, держа в руках небольшой запас еды, пива и сигарет, Хелен заметила двоих парней. Они стояли у полок с чипсами и шепотом о чем-то спорили. Но явно не о чипсах.
— Совсем обалдел уже? — тот, что полохматее, выглядел сильно озлобленным.
— Да ладно тебе, Сэм, — собеседник пытался охладить пыл этого самого Сэма.
Хелен это не колышет. Ну, она людей что ли спорящих не видела? Не ее дело. И девушка пошла расплачиваться.
Мотель приветливо и устало мигал кислотно-зеленой вывеской. Отлично, вот и ночлег. А то Хелен уже с ног валится.
В административном корпусе было сухо и ни души. Везде, кроме стойки администратора, внушительным слоем лежала пыль.
Прах минувших дней.
Заслышав звякнувший при входе колокольчик, вскоре появился худой юноша, практически чахоточного вида. Сиплым голосом поздоровался. И очень медленно возился с бумажками.
Получив, наконец, ключ в руки, Хелен услышала, как по окнам и крыше забарабанил дождь. И у самой двери, она поняла, что по стеклам расплывались густые красные капли.
