И воссияет чистый разум

Входная дверь с треском захлопнулась, заставив Маркоса вздрогнуть от резкого звука. Парень уже приготовился отчитать Паулу за недостойное поведение, но вместо расшалившейся сестрёнки в кухню широким шагом вошёл Гектор. Мужчина подошёл к столу, чтобы налить себе воды из графина, но руки плохо его слушались. Никогда ещё Маркос не видел дядю таким раздражённым. Губы его побелели и нервно подёргивались от раздиравших его эмоций. Казалось, он еле сдерживается, чтобы не швырнуть об пол ни в чём не повинный графин. Маркос вздохнул и отобрал у дяди несчастную посудину. - Дай сюда, я сам. Вот, держи, - он протянул Гектору стакан воды. Дождавшись, пока мужчина залпом его не осушит, Маркос спросил, постаравшись придать голосу как можно большую непринуждённость: - Что-то случилось? Гектор мрачно хмыкнул и поднял на племянника усталый взгляд: - Ничего особенного. Меня вызывают в суд. Маркос медленно сел на стул и тупо спросил: - В суд? Но зачем? Мужчина махнул рукой, выпил ещё воды и начал объяснение: - Ты знаешь, что в последний год существования Чёрной Лагуны дела пансиона шли не так хорошо, как хотелось бы. Директором в это время был Ноирет. Я подозреваю, что большая часть денег, которые давали попечители, осела в карманах этого мерзавца или, что также возможно, в сбережениях Оттокса. Когда Эльса вновь встала у руля, было уже поздно: денег на поддержание школы не хватало. Я тем временем считался мёртвым, но даже будь я рядом, помочь бы ничем не смог: я истратил почти все средства, что у меня были, на лекарство от своей таинственной болезни. Когда положение стало налаживаться, откуда-то возникла капсула с этим чёртовым вирусом, и всё полетело в тартарары. Что творилось в пансионе, ты знаешь: взорванные подземелья, карантин, военные... Затем вы устроили пожар, чтобы уничтожить остатки вируса, а я вышел из подполья живой и невредимый. Теперь меня обвиняют в том, что я вступил в сговор с бывшей супругой: она украла выданные попечителями деньги, я же инсценировал свою смерть, чтобы благополучно с ними скрыться. Затем мы умышленно подожгли пансион, чтобы наши коварные замыслы не были раскрыты, и несколько человек погибли в самоотверженной борьбе с пожаром… - В жизни не слышал большего бреда! – воскликнул Маркос, вскочив. – Как они могут обвинять тебя в краже? Разве нельзя поднять документацию, просмотреть счета и вычислить, во времена чьего руководства возникли растраты? Гектор криво усмехнулся: - Все документы сгорели. Но мне тут прозрачно намекнули, что существуют некоторые бумаги, полностью доказывающие, что деньги взяла Эльса. Липовые, ясное дело. В пример мне привели счёт на реставрацию статуи покровительницы школы, святой Исабель, которую, дескать, так никто и не увидел. - Что за чушь? Статую разбил кто-то из младших классов. Насколько я знаю, родители виновного должны были возместить ущерб. - Так и есть, но деньги на счёт школы так и не поступили. Думаю, родители собирались выплатить их после карантина, но так как школа сгорела, этого уже не потребовалось. Так или иначе, - мужчина вдохнул, - теперь во всех этих бедах виноват я. Нужно сказать моим «доброжелателям» спасибо, за то, что меня не обвинили в убийстве Эльсы, которое я мог совершить с таким же успехом, как и украсть средства школы, - а что, зачем же делить награбленное на двоих? Хотя я не удивлюсь, если в списке моих преступлений появится и такое. Директор элитного пансиона – вор и убийца. Обо мне будут писать все газеты! - Нацисты хотят отомстить нам, - задумчиво проговорил Маркос. – Хотя им удалось отвертеться от правосудия, они не оставляют нас в покое. Но неужели никому не пришло в голову, что неспроста вокруг пансиона несколько недель шныряли военные, что здесь что-то нечисто? - Увы, они просто проводили учения в соседнем лесу, попутно оказывая заболевшим школьникам гуманитарную помощь. Кстати говоря, пресса на славу потрудилась, расписывая храбрость солдат, немедленно бросившихся на борьбу с огнём. Правда, их геройские усилия так ни к чему и не привели, но теперь-то все узнают, кто устроил поджог. Суд уже через два месяца. Маркос решительно сжал кулаки. - Не волнуйся, Гектор, мы что-нибудь придумаем. Им не удастся засадить тебя за решётку, будь уверен! Гектор печально улыбнулся племяннику: - Пока что наши старые друзья вполне успешно работают в этом направлении. Я-то, конечно, без боя сдаваться не собираюсь… Но помни, Маркос, никому ни слова! Особенно матери, ни к чему ей волноваться. Ирене, Самуэль, Хасинта и вы с Паулой – единственное, что у меня осталось в этой жизни. Пока вы рядом, мне есть ради чего бороться. Не хочется, чтобы малыши запомнили меня преступником. Что-то сжалось у Маркоса в груди, и он крепко обнял дядю. Слова Гектора напомнили ему его собственную фразу, сказанную в тот день, который парень предпочёл бы не вспоминать никогда. *** Тишина, безраздельно царившая в тот день в гостиной у Новоа Пасос, словно придавила всех членов семьи к их местам. Сандра то хватала вязание, то принималась качать на руках Самуэля; Паула, притворившись, что читает книжку, тревожно поглядывала на часы. Маркос сидел в кресле, сцепив руки в замок, и молился, сам не зная кому, чтобы новости, которые должен был с минуты на минуту принести Гектор, оказались хорошими. Когда дядя, наконец, вошёл в комнату, парень сразу же понял, что его ожидания оказались напрасными. Гектор обвёл всех собравшихся мутным взглядом и произнёс севшим от горя голосом: - Это она. Паула вскочила со своего места и, разрыдавшись, бросилась прочь из гостиной. Маркос услышал, как стучат по лестнице её туфельки. Гектор тихо сел на диван и закрыл лицо руками; казалось, он постарел лет на десять. Сандра обняла его: - О Боже, милый, мне так жаль!.. - Её нашёл лодочник, - сдерживая душившие его рыдания, сказал Гектор. – Она запуталась в ряске и лежала в кишащей пиявками воде. Безглазый, полусгнивший труп – вот, что мне пришлось опознавать. И это кольцо на шее… - мужчина вытащил из нагрудного кармана украшение. – А я ведь помню её другой… Весёлая, жизнерадостная… Всё не могла запомнить, как пишется «конкурентоспособность»… Я ведь любил её. Маркос понимал чувства дяди, как никто другой. В самых страшных кошмарах ему до сих пор снилась Каролина, лежавшая мёртвая на его руках, с головы до ног выпачканная в жирной кладбищенской земле. Его милая, нежная Кароль, которая больше не услышит его, которой больше нет. Маркос не знал точно, что связывало Гектора с Марией, но прекрасно представлял себе, что сейчас твориться у него на душе. В тот злополучный день никто и предположить не мог, что прощальная вечеринка для Ребекки, Мартина и Лукаса, проходившая в лесу в виде пикника, обернётся трагедией. Они мирно беседовали о трудностях переезда в другую страну, когда истошный визг Паулы заставил всех вскочить: «Кто-нибудь, помогите! Она спрыгнула, спрыгнула!» Пикник проходил у реки; течение в том месте было достаточно быстрым, поэтому детям строго-настрого запретили подходить к воде. Никто не заметил, как Мария ушла, лишь только Паула, отвлёкшись на мгновение от своего гербария, увидела, как женщина, раскинув руки, чёрной птицей летит с обрыва в реку. Когда на зов девочки прибежали взрослые, было уже поздно – Мария бесследно исчезла. Тело обнаружили лишь спустя несколько месяцев. Уже уехали с тяжёлым сердцем в Аргентину Ребекка и Мартин; Хасинта жила с внуком в Лас-Пальмас, но каждый день звонила и спрашивала, нет ли новостей о Марии, втайне надеясь, чтобы их не было как можно дольше. Что ж, теперь, подумал Маркос, её наконец-то нашли. Сомнений нет: женщина не выдержала обрушившегося на неё удара и свела счёты с жизнью, не в силах пережить потерю самых дорогих ей людей. Может быть, теперь её душа спокойна? Паулу он нашёл в её комнате, всхлипывающую под одеялом в обнимку с любимым медвежонком. Плача, девочка прижалась к брату и, подняв на него покрасневшие от слёз глаза, спросила: - Почему, Маркос? Почему она так поступила? Зачем Мария сбросилась с обрыва? - Потому что умерли Иван с Фермином, солнышко. Она любила их больше жизни, поэтому и покончила с собой. Теперь её душа на небе, вместе с ними. - Самоубийцы не попадают на небо, - возразила Паула. – Их не упокоенные души бродят по земле и страдают до скончания веков. Это Эвелин сказала. Всё потому, что самоубийство – большой грех. Углубляться в теологические споры с семилетней сестрёнкой Маркосу не хотелось, поэтому он постарался увести разговор от опасной темы. - Может быть и так. Но тебе не следует осуждать её. Мария очень страдала, её не смогли вылечить даже врачи. Она просто медленно умирала от тоски. Паула задумалась. - Но Маркос, - неуверенно начала она, - ведь ты тоже страдаешь. Сначала умерла твоя девушка, Каролина. Потом Амелия, - и не обманывай, я знаю, что ты был в неё влюблён! Умер наш бедный папочка, - тут Паула всхлипнула, - и Иван, твой лучший друг, тоже умер. А Амайя оказалась, - девочка задумалась, вспоминая нужный термин, - ну как же её? Ах да, уличной шалавой! (Маркос про себя отметил, что позже надо будет провести с сестрёнкой воспитательную беседу о нецензурных словах.) И хоть мне её совсем не жалко, ты всё равно расстроился оттого, что она предательница. Но ты ведь не чахнешь от тоски, правда ведь, Маркос? Обещай, что не будешь топиться, как Мария, пожалуйста! - Конечно, не буду! – парень легонько чмокнул сестру в носик. – А знаешь, почему? Потому что у меня есть ты. И наша мама, и Гектор, и маленький Самуэль. А ещё Викки – хоть мы теперь и в разных школах, лучшей подруги мне не найти! Я очень люблю вас всех, и пока вы рядом, я буду бороться со страданиями, чтобы вы не плакали. Вытри слёзы, милая, я от тебя никуда не денусь. Паула послушно вытерла глаза краешком одеяла, и неожиданно серьёзно сказала: - Мария так любила Фермина и Ивана, что не смогла жить без них. Но ведь у неё были все мы! Я думала, что теперь Мария тоже будет нашей семьёй. Скажи, Маркос, неужели она совсем ничуточки нас не любила? *** Пробравшись в дом через чёрный ход, Хулия сняла кроссовки и, крадучись, направилась в свою комнату. В доме было темно и тихо; звуки шагов девушки тонули в толстом ворсе ковра. Проходя через библиотеку, Хулия услышала шорох и резко обернулась. Щёлкнул выключатель; яркий свет четырёх люстр на мгновение ослепил её. Когда девушка вновь обрела способность видеть, она заметила у двери мужчину, одетого в шёлковый халат с кисточками, с укоризной на неё смотревшего. - Добрый вечер, сеньорита. Позвольте узнать, где вы были всё это время? Хулия опустила взгляд, нервно переминаясь с ноги на ногу. Она отчаянно пыталась придумать хоть какой-нибудь благовидный предлог, оправдывающий её длительное отсутствие, но ничего подходящего так и не пришло ей в голову. Мужчина тем временем протянул руку и произнёс строго и требовательно: - Верни пистолет! – девушке ничего не оставалось, как отдать ему револьвер. - Чем ты думала, отправляясь гулять с ним по городу, не имея лицензии на ношение оружия? Хулия, мне казалось, мы с тобой условились, что ты ни шагу из дома не сделаешь без сопровождения охраны. - Но Исмаэль, - умоляюще произнесла Хулия, - мне не нужна охрана, правда! Что мне может угрожать? Мужчина, названный Исмаэлем, недоверчиво хмыкнул: - Ничего, ровным счётом ничего не грозит тебе, Хулия! Именно поэтому ты истратила всю обойму! Сколько раз из шести ты попала в цель? - Один, - прошептала девушка, всё ещё глядя в пол. – Выстрелила в руку. - Один, - передразнил её Исмаэль, - с ума сойти! На тебя опять напали, - и это уже не первый, даже не второй случай! И после этого ты отказываешься от охраны. Я уже не говорю о том, чтобы рассказать, наконец, почему тебя преследуют, и что такого произошло в этом чёртовом пансионе, что ты не хочешь ни с кем обсуждать. Хулия вдруг подняла голову и окинула мужчину холодным, недоверчивым взглядом. - Скажи мне, Исмаэль, - спросила она, - зачем ты женился на моей матери? Чтобы шпионить за мной? - Нет, Хулия, - невозмутимо ответил мужчина, - я сделал это, потому что люблю её. А твоя мать любит тебя, она беспокоится – и я тоже! Хулия, прошу тебя, доверься мне, расскажи, куда ты ходила? С кем ты встречалась? Зачем эти люди преследуют тебя? - Прости, Исмаэль. Это не только моя тайна, и я поклялась молчать. Я никому не могу довериться… Мне кажется, что я уже никогда не смогу никому верить. Девушка развернулась и вышла из библиотеки, оставив мужчину гадать, что же с ней приключилось. В голове её крутилась фраза, ставшая её памяткой, о которой она вспоминала каждый раз, когда было тяжело: «Предатели всюду, Хулия. Они таятся в своих змеиных норах, выжидая момент, когда ты будешь уязвима. Не верь никому, если только ваша дружба не скреплена кровью. Обещай мне, Хулия: если что-то со мной случиться, ты вернёшься сюда и закончишь начатое. Ты найдёшь тайник здесь, за большой красной папкой». *** Виктория накинула на плечи жакет и придирчиво осмотрела себя в зеркале. Вроде всё в порядке – мило и ненавязчиво, совсем не похоже, чтобы она провела долгое время, перерывая содержимое шкафа в поисках нужного наряда. С недавних пор Викки стала тщательнее подбирать себе одежду – сказывалось длительное отсутствие романтических отношений. Хоть на факультете «компьютерщиков», где она училась вот уже второй год, была уйма парней, никто из них не желал замечать в однокурснице привлекательную девушку. Убедившись, что для невинной встречи со старым другом её наряд подходит как нельзя лучше, Викки попрощалась с соседкой по комнате и отправилась в гости к Торресу. Роман с симпатягой-солдатом продлился недолго; иногда Виктория вообще сомневалась, что они с ним когда-то встречались. После всего, что им довелось пережить в Чёрной Лагуне, Торрес оставил службу в армии и устроился работать фитнес-инструктором. Хотя парень твердил, что всегда сомневался в своих способностях к военной карьере, от девушки не ускользнула вдруг появившаяся в нём апатия. Однажды Викки не выдержала и потребовала выложить всё, как есть. Торрес собрался с духом и признался ей в нежных чувствах к своей сослуживице. Виктория стойко перенесла болезненный удар по самолюбию и предложила парню свою дружбу, которую тот с радостью принял. С тех пор они частенько встречались на выходных: гуляли, ходили в кино, играли в теннис. Чтобы помочь парню позабыть его армейскую любовь, Викки стала знакомить его со своими однокурсницами и хорошенькими соседками по общежитию, но видимых результатов эта терапия пока не давала. Зато в тренажёрном зале, где работал Торрес, появилось множество постоянных посетительниц. Сегодня был вторник, и Викторию немало удивило приглашение друга зайти к нему домой. Всё, что ей удалось понять из телефонного разговора – то, что он очень взволнован некоторыми размышлениями о своих солдатских буднях, и какая-то информация не даёт ему покоя. На просьбу объяснить поконкретнее Торрес ответил, что это не телефонный разговор и настоял на немедленной личной встрече. Торрес снимал квартиру неподалёку от фитнес-центра, в котором работал. Он не раз предлагал девушке переехать к нему, - исключительно для того, чтобы шумные соседки не мешали Виктории учиться, - но девушка вежливо отказывалась. Денег на то, чтобы снимать жильё, даже вскладчину, у неё не было, а садиться другу на шею она не хотела. Родители помогали, чем могли; хоть средств у них было немного, но Викки ценила родительскую заботу в особенности за то, что она впервые за много лет была совместной. После сложнейшей операции отец девушки пересмотрел свою жизнь и вернулся в семью. Мать пошумела немного, но быстро успокоилась и приняла назад блудного мужа. Виктория была рада неожиданному примирению своих родителей, но всё же ей пришлось переселиться от них в студенческое общежитие: ежедневные поездки из пригорода в столичный университет обходились недёшево и занимали слишком много времени. Поднявшись на нужный этаж, Викки глубоко вздохнула и сосчитала про себя до десяти. Ей нравился Торрес, и хоть они были «просто друзьями», девушка в глубине души лелеяла надежду, что рано или поздно он решит, что их связывает нечто большее, чем дружба. Успокоив нервы, расшалившиеся от предстоящей встречи с парнем, к которому она была неравнодушна, девушка решительно нажала на кнопку звонка. Заливистая трель раскатилась по квартире, но никто на неё не откликнулся. Виктория решила позвонить ещё раз, но тут заметила, что входная дверь приоткрыта. Внезапный страх сжал ледяной рукой её горло. Торрес всегда тщательно запирал квартиру, и оставить дверь незамкнутой было совсем не в его правилах. Девушка с трудом взяла себя в руки и, осторожно открыв дверь, вошла в квартиру. Стараясь унять возникшую в руках дрожь, Викки заглянула в единственную комнату, служившую хозяину и спальней, и гостиной. Увидев, наконец, Торреса, она облегчённо вздохнула. Казалось, её друг просто стоит у распахнутого настежь окна и смотрит вниз, нагнувшись над подоконником. Но в следующую секунду вопль отчаяния вырвался из её груди. Потому что, присмотревшись, Виктория поняла – он не стоит, а висит. *** - Викки, милая, постарайся успокоиться. Ты уже вызвала полицию? – Маркос сбежал по лестнице, прижимая мобильник ухом к плечу и на ходу натягивая куртку. У двери в кухню парень остановился и крикнул: - Мам, я возьму машину? - Гектор забрал её, дорогой. У него уроки до пяти часов, - откликнулась Сандра. - Чёрт, не повезло. Викки, ты ещё там? Не волнуйся, я сейчас приеду. Диктуй адрес! Записав название улицы и номер дома на ладони, Маркос вышел из дома и отправился ловить такси. Парень вышел на оживлённый проспект и уже заприметил свободную машину, как вдруг в него сходу врезалась идущая навстречу девушка. «Извините», - пробормотала она, отпрянув, ускорила шаг, и вскоре смешалась с толпой. Маркос поискал глазами нужную машину, но было поздно: в неё уже садилась женщина, нагруженная кучей покупок. Парню всё-таки удалось поймать такси. Усевшись на заднем сидении, Маркос погрузился в печальные размышления. Самоубийство Торреса было для него полнейшей неожиданностью; если же сопоставить с ним неприятности, грозившие Гектору, намечались серьёзные опасения насчёт спокойного будущего людей, знавших хоть что-то о тайнах Оттокса. Мысли его прервала громкая, незнакомая мелодия. Парню понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что звук идёт из его собственного кармана. Вне себя от изумления, он вытащил из куртки мобильник чёрного цвета. Телефон был обыкновенный, кнопочный, им явно ещё никогда не пользовались. Маркос был уверен, что такого не было ни у кого из членов его семьи, не говоря уж о нём самом. Телефон продолжал трезвонить; светящаяся на экране надпись гласила: «Номер не определён». Решив, что этот звонок поможет пролить свет на творящиеся вокруг странности, Маркос покосился на водителя. Тот слушал музыку в наушниках и совершенно не обращал внимания на пассажира. Парень снял трубку. - Я слушаю. - Здравствуй, молодой Новоа. Держу пари, ты удивлён, как мне удалось связаться с тобой, - мягко, певуче протянули в трубке. Говорила женщина, но голос её был Маркосу не знаком. - Девушка, столкнувшаяся со мной на улице. Как оригинально. Грубовато работаете, - простите, как вас по имени? - Моё имя всё равно ни о чём тебе не скажет. Ты, кажется, едешь сейчас на помощь к своей подруге? Передай ей мои соболезнования. Грустно, когда умирают молодые и здоровые, но за предательство, - увы! - можно расплатиться лишь жизнью. - Вам не привыкать, - злобно проговорил Маркос; голос его дрожал от гнева. – Когда это человеческая жизнь была для вас ценной? - Ай-яй-яй, молодой человек! Нужно быть вежливее. Но я не виню тебя. Над твоей семьёй нависла туча, не так ли? Бедный Гектор! Нужно быть осмотрительнее, воруя чужие деньги – особенно, если воруешь у детей. Карающий перст закона всегда укажет на истинного виновника. - Вам не удастся засадить его за решётку! Гектор невиновен, и, уж поверьте, это докажут! - Я вижу, ты очень хочешь помочь своему дяде? Отлично! Приятно видеть такую боеготовность. Думаю, ты понял, с кем имеешь дело? Так вот, запомни хорошенько: пока ты не вернёшь нам красную папку, не надейся на спокойную жизнь. - У меня нет никакой папки, так что я понятия не имею, чего вы от меня хотите, - отрезал парень. – Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Может, у тебя и нет папки, но ты отлично знаешь, где её достать, верно? - В канцелярском магазине? – ляпнул Маркос, но тут же прикусил язык: по-видимому, он перегнул палку. - Кажется, я недостаточно ясно выразилась, - холодно произнесла собеседница. В её голосе появились нотки ярости. – Пока что, - заметь, пока что! – проблемы только у Гектора. Но если в день суда мы не получим папку, плохо придётся всем. Кто будет следующим? Твоя подруга? Или сестра? А может, милая старушка Хасинта? Нет, лучше её внук! «Трагедия на море: юный пловец погиб во цвете лет» - неплохой заголовок для местной газеты. Хасинте наверняка понравится. Решать тебе Маркос: какое будущее ты желаешь своим близким? В трубке раздались короткие гудки. Маркос в смятении закрыл лицо руками и просидел так, погружённый в свои мысли, до тех пор, пока водитель не тронул его за плечо, объявив о конце поездки. Парень совершенно не знал, что ему теперь делать – ведь никогда раньше он ничего не слышал о красной папке. *** Кровь, кровь повсюду: на земле, на его руках, на одежде. Он пытается зажать рану, но девушку уже не спасти, и она холодна, как лёд. Пуля в сердце оборвала её жизнь, глаза остекленели, и её лицо, самое прекрасное на свете, превратилось в застывшую скорбную маску. Кровь не прекращает течь, застилая всё вокруг багровой пеленой; в ушах у него звучит её отчаянный, умоляющий голос, раз за разом повторяющий его имя. Он убил её, и уже ничем не сможет ей помочь. Его оттаскивают от тела и тянут всё дальше и дальше. Наконец, его доставляют на нужное место и швыряют о землю. Поднявшись, он видит рядом с собой человека. У него звериный оскал и жёлтые, волчьи глаза. Мужчина смотрит насмешливо, почти хищно; голос его негромок, но слова его ранят сильнее пуль. - Она могла бы быть жива, если бы ты получше думал головой. Что ты теперь скажешь всем этим людям? Только сейчас он замечает, что они не одни: вокруг толпа людей, которые кричат что-то, всё сильнее обступают их, сжимая в живое кольцо. Человек-волк, осклабившись, наступает на него, вытаскивая из-за пазухи нож. Он знает, что ему уже не спастись, и молча ждёт, что за этим последует. Боль пронзает его, как вспышка молнии; он падает на сухую траву, сражённый смертельным ударом. Лицо его убийцы плывёт перед глазами, словно в тумане. Волк насытился и хочет попрощаться со своей жертвой. - За ошибки надо платить, - говорит он, ухмыляясь, и исчезает, растворяется в кровавой дымке. Его сменяют другие лица: мужские и женские, есть даже дети. Все они обвиняют его в убийстве, ненависть сочится из их глаз, а в их голосах – плохо скрываемая радость оттого, что он получил по заслугам. Он лежит, не в силах пошевелиться; боль невыносима, она впечатала его в землю. Он может лишь молча смотреть на этих людей, не имея возможности ни сбежать, ни оправдаться. Единственное его желание - умереть побыстрее и больше не чувствовать боли. Но всё заканчивается, когда кто-то берёт его за руки, выдёргивает из этого ада, и наступает темнота. *** В холодном поту, задыхаясь от ужаса, Карлос пробудился от кошмара, снившегося ему почти каждую ночь. Сердце с глухим стуком колотилось о рёбра, дыхание сбилось, словно у загнанного в западню зверя. Пульсирующая боль в старой ране постепенно утихала, и чем меньше она становилась, тем яснее он понимал, что в комнате он не один. Кто-то, скрытый темнотой, держал его за руки, кто-то шептал ему на ухо ласковые, успокаивающие слова, щекоча шею тёплым дыханием. - Тише, тише. Всё в порядке. Теперь я с тобой. Карлос пристальнее вгляделся в темноту, и различил контур шевелящихся губ. Женщина наклонилась ниже, и он увидел её грустные, влажно блестящие глаза, смотревшие на него с такой нежностью, что у него заныло в груди. «Я сплю», - подумал он, чувствуя, как тёплые руки гладят его покрытый испариной лоб. Женщина легонько водила по его лицу кончиками пальцев, словно узнавая на ощупь. Наконец, она поцеловала его в уголок рта и сказала: - Вот так. Спи спокойно. До утра ещё далеко. - Не уходи, - шепнул он, закрывая глаза, и тут же провалился обратно в сон – на этот раз, без всяких сновидений.