I need a gangsta/Тайные желания отшельника 2

      – Доброе утро, – говорит Даша, пропуская нас в квартиру.       – Доброе, доброе, – отвечает Ваня, я киваю, снимая кроссовки. – Как вы вчера добрались? Как самочувствие?       – Ну, мне не привыкать, а вот наша шальная императрица не вывозит, – сообщает девушка, прислонив палец к своим губам, прося быть тише.       – Время-то три часа дня уже, – удивляется Ваня.       – Ну, вот так. Она проснулась в девять часов, поела, потом еще раз в двенадцать, умылась, сходила в душ и опять легла. Пока больше не вставала. Она вчера прилетела с курсов только и мы почти сразу с самолета ушли в загул. Организм в шоке, – мы идем за девушкой на кухню.       – Она куда-то ездила? – вопросы задавал только Ваня. Я почему-то молчал.       – В Германию, – девушка включила чайник и села к нам за стол.       – О, здорово. Мирон у нас тоже, полиглот.       Я лишь хмыкаю на фразу друга. В комнате повисает пауза.       – По коридору налево, – говорит Даша, смотря на меня, спустя минуту.       Правда, я не сразу понимаю, о чем она. Но потом, наконец, осмысляю. Киваю и, медленно встав, выхожу из кухни, оставляя их наедине.       Перед дверью в ее комнату я останавливаюсь, не решаясь войти. Рука замирает над ручкой, колеблясь. Наконец, решившись, тихо давлю на нее, открывая дверь, захожу. В комнате темновато. На улице пасмурно, окна закрыты жалюзи, поверх плотные шторы.       Она спит, отвернувшись к стене. Волосы разметались по подушке, одеяло сползло, оголяя спину в свободной майке. Подойдя, сажусь на край кровати как можно тише, рука невольно тянется к ее волосам. Я не сопротивляюсь, запускаю в них пальцы. От нее больше не пахнет табаком, пахнет шампунем и кофе.       В комнате немного душно. Встаю, чтоб открыть окно, снимаю худи, бросая его на рядом стоящий стул. Снова сажусь на кровать и начинаю понимать, о чем она говорила в тот раз. Про пропасть. Смотря на нее, мирно спящую, понимаю, что она хотела сказать мне тогда. Но я не хочу принимать это как должное и оставлять все как есть. Я хочу засыпать эту пропасть землей, заполнить водой, неважно. Лишь бы была возможность пересечь ее и оказаться на другой стороне.       – Блять, – шепчу я, хватаясь за голову. Я пока не знаю, что делать.       Слышу шорох за спиной.       – Мирон? – слышу ее сонный удивленный голос.       Я молчу, глядя на нее. Она тоже не произносит ничего. Просто смотрит. Вдруг, ее глаза чуть округляются. Она вспоминает, что было вчера, очевидно. На лице читается непонимание, даже страх, наверное. Потом она чуть краснеет. Ей стыдно? За что?       Стыд в ее глазах сменяется…грустью? Мне кажется, она сейчас думает о том же, о чем я только что. Снова. И опускает глаза. Рассматриваю ее. На шее синяк. Мой синяк. Через свободную майку виднеются очертания груди, заставляющие меня снова и снова вспоминать события вчерашней ночи. Чуть тряхнув головой, поднимаю взгляд на ее лицо. Она смотрит в ответ, но снова отворачивается к стене.       Не знаю, что меня толкает, но я встаю, стягиваю с себя футболку, штаны, носки и ложусь к ней, забираясь под одеяло. Она не шевелится. Я обнимаю ее поперек талии, прижимаясь ближе, и, уткнувшись ей в шею носом, затихаю.       Я не знаю, сколько мы так лежим. Она выводит какие-то узоры на моей руке, обнимающей ее, я не шевелюсь, лежу, и, кажется, засыпаю.       

***

      Открыв глаза, я не сразу понимаю, где нахожусь. Мысли потихоньку приходят в порядок и, я осознаю, что лежу у нее на плече, очень крепко прижавшись, стиснув ее рукой поперек талии. Чуть расслабив пальцы, понимаю, что почти не чувствую их, а чуть сдвинув ладонь, вижу на ее коже появляющиеся едва заметные синячки. Неужели я так сильно вцепился в нее?       – Чего не убрала мою руку? Больно ведь, – говорю я, привстав и подперев голову рукой, чуть нависая над ней.       – Если бы хотела – убрала бы, – говорит Софи, смотря на меня. – Неужели у великого МС совсем нет никаких дел, раз он от скуки прыгает по койкам своих поклонниц? – чуть прищурившись, говорит она.       – Есть, конечно же, есть. Но самое важное я решил выполнить в первую очередь, – чуть улыбнувшись, говорю я.       – Ка…       Не дав ей договорить, резко прижимаю ее в себе, целуя в шею и втягивая губами кожу. Будет еще один синяк.       – Наставить мне засосов, я поняла, вот твое дело, – недовольно смотрит, когда я отпускаю ее.       – Бинго! – я смеюсь.       – Федоров, ты нарываешься, – зло бубнит она.       – Как сурово, – насмешливо улыбаюсь я. – А ведь еще ночью, ты говорила не «Федоров», а «Мирон», – тяну последний слог своего имени, ухмыляясь. Ее шея и щеки моментально краснеют, она хмурится еще сильнее.       – Ты попал!       Чуть прикрыв глаза, я не успеваю засмеяться, как резко ощущаю боль в плече. Она меня укусила.       – Зараза, – смеюсь я.       – Кья фебе фказава!       Я смеюсь.       – Вот ты дуреха, – она отпускает мое плечо, вытирая ладонью следы укуса.       На несколько секунд мы замираем, просто рассматривая друг друга.       – Когда ты уезжаешь? – наконец, нарушаю тишину я.       – У меня никто, даже за очень продолжительный срок общения, не спрашивал это так часто, как ты, – она улыбается.       – А если серьезно?       – До конца лета я здесь, скорее всего, – наблюдаю за ее пальцами, рисующими линии на моих ключицах и кадыке. Немного щекотно и возбуждающе. Убрав руку, она ложится чуть спиной ко мне, я сжимаю ее бок, будто случайно проводя пальцем по резинке шорт.       – Иди ко мне, – неожиданно хриплым голосом произношу я, придвигаясь ближе, вжимая ее в кровать, тыкаясь носом ей в плечо, будто слепой щенок. Я чувствую, как она улыбается. И я тоже улыбаюсь, закрываю глаза, пытаясь представить, что так будет всегда, что она не уедет, что я смогу просыпаться так каждое утро, утыкаться ей лицом в плечо или шею, обнимать ее, вместе завтракать. Хочу, чтоб это был день сурка. Все одно и то же. Всегда одно и то же. Всегда с ней.       Думая об этом, я сильнее обнимаю ее, будто она может ускользнуть в любой момент. Тогда у меня тоже будет день сурка. Унылый, блеклый. Без солнышка. Без солнышка по имени Софи.       – Мирон, улыбнись, – она поворачивается в моих объятиях, проводит ладонью по моей щеке. – Улыбнись, – повторяет она, улыбаясь, будто подавая пример.       Я не могу сдержаться. Уголки губ сами поднимаются вверх, будто кто-то тянет за ниточки. Она прижимается сильнее, обнимая меня за шею, утыкаясь щекой в грудь.       – Даже если ты уедешь, рано или поздно, я верну тебя сюда, слышишь меня?       – Я знаю, – тихо говорит она.       – Даже если ты не захочешь, и будешь сопротивляться, – прижав ее ближе и зарывшись рукой в ее волосы, говорю я, смотря в стену. – Даже если попытаешься убежать.       – Я знаю, Мирон, я знаю.