Семья для Феликса

      Три часа уже, скоро явится Сев. Нужно хотя бы начать уборку в пострадавшем от вторжения Феликса чулане. Возможно, господину зельевару форсмажорно понадобятся ингредиенты, а там сейчас окрошка вместо них.       Окрошка…       Совсем вылетело из головы! Вчера пообещала мужу напечь его любимых блинчиков. Он обожает, когда я готовлю. Я, правда, умею немного, но зато качественно!       Кто бы нам с Витенькой готовил. Если бы не я, то так и питались бы в офицерской столовой и видели отца гораздо реже. А так хоть на ужин наш генерал домой старался попасть, а не как раньше — когда мы уже видели десятый сон.       Шучу, конечно. Служба — есть служба. И мои кулинарные таланты — слабое оружие в проигранной нами с Витенькой битве за любовь отца. Нет, что это я… Любил он нас, конечно, только видел редко. Долг, чужие дети, солдаты, то есть… Не до своих, понимаете ли.       А я его больше не увижу никогда.       « — Отставить сопли!       — Есть! Есть… товарищ генерал… Папа, а…       — Потом. Мне пора, покорми Витьку.»       За годы, проведенные в Хогвартсе, я так и не привыкла к местным блюдам: овсянка, тосты с несладким джемом, абсолютно непохожим на наше замечательное повидло, полусырые яйца, почему-то называемые яичницей-болтуньей, отвратительный тыквенный сок, пережаренная пересушенная картошка, бобы. Фу, гадость какая!       Нет-нет. Такое есть не стоит. Перекусить — одно, а вот годами… Отрава же, в чистом виде!       Неудивительно, что Северус, сразу влюбившийся в мою стряпню, уже в конце первого года совместной жизни «начал, наконец-то, чем-то напоминать человека, а не ворчливый сушеный крысиный хвост в мантии».       Ох, уж эта Минерва! Такое иной раз скажет… И смех, и грех — но не в бровь, а в глаз. Северус на нее тогда разобиделся, а я до сих пор смеюсь, как вспоминаю. До чего точное определение!       Так с чего начать? Блинчики или уборка? Вот уж воистину философский вопрос: быть или не быть? Ссоре с любимым муженьком.       Если начать с блинчиков, то я успею их приготовить, и еще останется время хоть что-то разобрать в чулане. Умиротворенный сытый Сев будет просто не в состоянии пытаться убить главного виновника разгрома армии пузырьков и коробочек.       Но что, если господину зельевару все же приспичит прислать эльфа за чем-нибудь срочно понадобившимся из содержимого чулана? Может ли оказаться так, что сорвано приготовление наборов к завтрашним урокам или, не дай бог, накрылась медным тазом варка какого-нибудь особо сложного зелья? Вот не дай бог!       Впрочем, я себя зря накручиваю: мои рассуждения почти не имеют под собой почвы: Сев —страшный педант.       Раз в неделю он, вместе со мной и «колдоолухами» проводит ревизию в чулане, в подвале и в кладовых Хогвартса. Мы тщательно сверяем наличие всевозможной неимоверной дряни, со списками и таблицами, проверяем срок хранения и по итогам садимся за планирование: что и в каком количестве нужно заказать в первую очередь, а что может подождать.       Потом я или Сев связываемся с поставщиками, посылаем эльфов со списками к Помоне, Хагриду и Флоренцу.       Если требуется что-то очень редкое или дорогое, или нуждающееся в особых условиях хранения, то муж аппарирует за этим сам. Однако последние полгода он все чаще доверяет ревизию и пополнение запасов мне и главному из «колдоолухов» — «тупице непревзойденному, редкостному болвану».       Мы с «болваном» весьма польщены таким доверием и изо всех сил стараемся, чтобы, как сказал Феликс, «все было идеально».       «Болван» — очень ответственный, но немного рассеянный молодой человек. Вот за это «немного», он и никак не может изменить характеристику, словно вырезанную на его лбу острым языком невыносимого в таких случаях профессора.       Я пыталась встать на защиту умного и талантливого юноши, но муж, злопамятная сволочь, дождался, пока я в очередной раз порежу палец и… хорошенько меня проучил, обработав его зельем, которое сварил «болван».       После того, как моя рука до локтя стала ярко-оранжевой — хотя кровь перестала идти, а ранка мгновенно затянулась — я растерянно спросила довольного муженька, что теперь делать.       Северус вызвал Патронусом «умного и талантливого» и предложил поинтересоваться у него.       Юноша побледнел, посерел и начал заикаться, когда Сев с садистской ухмылочкой предложил отрезать мне руку — дескать, все уже кончено, а в Мунго эту проблему все равно решат ампутацией. И вообще, лучше сразу выдавать протезы тем людям, которые рискнут лечиться зельями неумёхи, идиота и безответственного болвана, который не в состоянии даже внимательно прочитать рецепт!       Рассорились мы с Севом в тот раз насмерть! На целых два часа. Больше не смогли.       Я первый час дулась, разглядывая постепенно бледнеющую окраску и переживала, что меня, как шкодливого котенка, буквально чуть ли не носом в… Как он мог! Прямо как в нашем известном сериале! Тоже мне, оперработник!       Не успел начаться второй час моих переживаний, как пришёл Сев, принёс зелье, моментально вернувшее руке прежний цвет, и сказал, что «болван» просто немного переборщил с количеством цветков календулы, но, если бы он тоже самое позволил себе с другим ингредиентом, то получившееся зелье гарантировано оставило бы меня без пальца.       Да уж. После того случая я больше не осмеливалась вступаться за будущих зельеваров.       Северус заинтересовался, что такое «оперработник». Он вообще падок на все новое и непонятное. Пришлось рассказывать ему о киноэпопее с моими любимыми героями и объяснять, на что, собственно, я обиделась.       «Оперработник» таки согласился, что жена, допустившая ошибку, и студенты, совершившие гораздо меньшее преступление, — абсолютно разные категории. На том наступил черед целовашек и примиряшек. Точнее, наоборот.       Ох, сколько их было, и сколько еще будет — и обид, и примирений! Хватит на всю Эру Милосердия…       Сам господин Придира-и-Грубиян предпочитает тратить то время, что мы с «болваном» возимся с ревизией, на работу в гордом одиночестве в изолированной секции подвала, чтобы вручную подготовить вредные — как в прямом, так и в переносном смысле — составляющие особо сложных зелий.       Собственно, тогда, три года назад, когда вконец измотанный педагог-декан-зельевар-ученый потребовал у директора нанять помощника, меня пригласили именно на эту почетную должность.       Со временем я разобралась, поняла, что от меня требуется. Выучила наизусть сотни наименований, разобралась в принципах классификации, подготовки, хранения, общения с большей частью довольно жуликоватыми и недобросовестными поставщиками. Довела до автоматизма навыки пропускать мимо ушей ворчание Сева, вылавливая только суть.       Натренировала команду эльфов, которые охотно выполняли простейшие, ужасно нудные операции типа «почисти-нарежь, убери, помой, расставь». И то сказать, чем, собственно, эта работа отличается от возни на кухне? В конце концов, не руками же они это делают! Трудолюбивому народцу даже палочки не нужны.       В благодарность я иногда устраиваю «большое чаепитие». Пеку свои самые удачные творения — несколько сортов печенья. Все собираются в столовой для эльфов и слушают мои рассказы о далекой холодной стране. Кто-нибудь рассказывает эльфийские «преданья старины глубокой». Потом начинается «кто во что горазд» — песни, пляски, волшебные фокусы.       Все расходятся ужасно довольные друг другом. Постепенно в этот круг вовлекается и хогвартская малышня, и даже некоторые девушки старших курсов охотно посещают чаепития. Пропуск в этот клуб один — качественная помощь в лаборатории.       Со временем я заметила, что именно тех малышей, что поначалу пришли помогать в лабораторию, соблазнившись неизвестными в этих краях лакомствами, интересными сказками и шумом веселья, скупо, но регулярно хвалит Сев за успехи на его уроках.       «А такой-то с первого курса „барсуков“ вовсе не такой болван, как остальные».       Ну, хоть так.       Когда я ощутила избыток свободного времени и поймала себя на том, что все чаще задумываюсь о том, что после вызывает у меня ночные слезы, я добровольно приняла на себя обязанности еще и помощника завхоза, к радости мистера Филча и Кипы. Впрочем, Дамблдор, обрадовавшийся этому обстоятельству не меньше их, тут же удвоил мне жалование, что было весьма кстати.       Кстати, а вы знаете, кто такие «колдоолухи»? Это — самое ласковое наименование тех несчастных старшекурсников, кто, несмотря на все усилия Северуса, все же решил связать свою жизнь с колдомедициной или колдофармацевтикой.       За последние два года их число почему-то стало увеличиваться.       С чего бы это? Неужели Сев вместе с худобой теряет и лелеемое им гордое звание «самый ужасный педагог Хогвартса»? Непорядок.       Впрочем, есть вероятность, что в среде любителей эльфийского чая подрастают те, кого Сев когда-нибудь назовет «колдомедики», вместо «колдоолухи».       Если продолжить мои рассуждения в русле гаденькой речки «а вдруг», то Феликс прав. Мое решение отправиться с ним в школу, вместо того, чтобы сначала навести порядок в чулане, могло принести большие неприятности.       Кому?       Ну, например, какому-нибудь несчастному пациенту больничного крыла, которому срочно понадобилось зелье, сваренное с учетом индивидуальных особенностей организма. Следовательно, господину зельевару и его помощнику тоже.       Сев считает, что я иной раз слишком импульсивна и не всегда просчитываю последствия принимаемых мной решений.       Да, все верно. Даже маленький разоритель чуланов, спящий наверху, скорее согласится с Северусом, а не со мной. И то, что сегодня больничное крыло оказалось закрытым, меня не оправдывает. Совершенно.       Я вздохнула и поплелась исполнять свои обязанности, как наказанная, обреченная минимум на пару часов заточения в одиночной камере благоухающей невероятными ароматами, если эти странные запахи можно так назвать. ***       Спящий? Как бы не так! Не успела я переодеться и добраться до места заключения, как за спиной раздался легкий топоток быстрых босых ножек.       — Миссис Снэп! Тетя! — шепотом.       — Снейп. Галина Снейп.       — Миссис Лина! А он уже вернулся? А я не успел! Я проспал! Вам сильно попало? Это я виноват!