Няня для балбеса

Вывих Гейлу решили не вправлять на месте, поэтому его усадили на кушетку в скорой и с веселым разноцветным сопровождением повезли в больницу. Тяжело повздыхав и выразительно позакатывав глаза, чтобы все присутствующие, и особенно Гейл, четко для себя уяснили, что для нее это - тяжелая ноша и самый настоящий подвиг, Крессида поехала с ним, чтобы убедиться, что все хорошо, и оповестить об этом остальных. Тихонько похихикав над расстроенной подругой, которая долго сокрушалась, что это не перелом, а всего лишь вывих, а потом еще столько же времени благодарила ее за спасение от "удушающих объятий злодея Хоторна", Китнисс в двадцать седьмой раз заверила подругу, что справится одна с работой и та может не волноваться. Отправив, наконец, скорую, все разошлись по своим делам. Кит пробежалась по малочисленным занятым столикам, разнесла заказы, выпила кофе с Фицем. Заполняя время полезными делами и бессмысленными разговорами, она старалась не смотреть на часы. Но все равно знала, что в двенадцать руки начали мелко подрагивать, заставляя чашки и тарелки на подносе издавать легкие звоночки тревоги. В час сердце переместилось поближе к мозгу в надежде до него докричаться и, застряв в горле, начало отбивать там тахикардическую чечетку. В тринадцать двадцать девять желудок сжался, а короткие, но достаточно острые ногти вонзились в правую ладонь. Без десяти два Китнисс... Китнисс не пришла. Пит до последнего стоял перед вагоном, высматривая в толпе людей девушку. Свой билет он уже отдал проводнице, а еще два, предназначавшиеся для Китнисс и ее мамы (о которой Пит вспомнил в последний момент), были крепко зажаты в левой руке. Когда до отправления осталась одна минута, и проводница начала с тревогой поглядывать на последнего пассажира, который рисковал никуда не уехать, парень сжал лишние билеты в комок и засунул в карман. Он сделал все, что мог. Пробираясь к своему месту по мерно покачивающемуся вагону, Мелларк отстраненно подумал о том, что это конец. Наслушавшись глупых историй и насмотревшись не менее глупых фильмов, он был уверен, что в последнюю секунду Китнисс выскочит из-за угла, бросится в его объятия... Ага, и за ними закроется дверь, на которой большими буквами будет написано "Тhe end". И только по неясной тени за стеклом можно будет понять, что они страстно целуются. Ну не дурак ли? Странно, но эти мысли вызывали в нем... ничего. Если несколько часов после ухода из бара его эмоции неплохо так штормило, заставляя парня то скрипеть зубами от ревности, то почти плакать от желания быть рядом с Кит, то сейчас наступил штиль, заполненный только слабыми отголосками разочарования от того, что позволил себе вляпаться в такую историю со всеми этими бразильскими страстями. Никогда не влюблялся, и нечего было начинать. Жизнь - не кино, и то, что по всем законам жанра должно было закончиться хеппи эндом, обычно завершалось большой и толстой задницей. А если все-таки самые упорные романтики доказывали, что конец счастливый - значит, это еще не конец. В любом случае, во всем этом можно было найти по крайней мере один положительный момент: Пит стал гораздо лучше понимать своего отца. Представив, как тяжело ему было перенести смерть женщины, любовь к которой он доказал не только подписью в регистрационной книге, но и зачатием ребенка, Пит проникся к нему глубоким сочувствием. Если даже он сам так страдал, практически не имея отношений с Китнисс, то как он может осуждать отца, который после потери с головой ушел в работу? Отметив про себя, что это отличный метод справляться с нежеланными эмоциями, который должен помочь и ему, парень пообещал себе отныне во всем слушаться отца и выполнять все его требования без пререканий. Он обязательно сдаст все экзамены, приложит все усилия, чтобы отцу не было стыдно за своего нового работника, перестанет пить и шляться по клубам. Сам попросит загружать его настолько, чтобы, по приходу домой, сил хватало только на то, чтоб доползти до кровати и уснуть. Отогнав одну надоедливую, не до конца осознанную мысль, что, возможно, он повторяет одну и ту же ошибку, что зря он не выслушал Китнисс и сорвался с места, Мелларк достал из сумки книгу "Финансы и кредит" и углубился в чтение. Ровно в два часа Китнисс оторвала, наконец, взгляд от часов, на которые так упорно "не смотрела" и разочарованно выдохнула. До этого времени она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не бросить поднос перед очередным клиентом и не умчаться, сбросив свои огромные каблуки, на вокзал. Мысленно она разрывала себя на части от желания прижаться к Питу, умолять его выслушать, не делать поспешных выводов. В своей голове она бежала, стояла перед ним на коленях, упрашивала не бросать ее. Внешне спокойная девушка иногда застывала, прикрывала глаза и чуть дергала головой, избавляясь от картинок, которые с упорством ежика, желающего перейти дорогу, снова и снова находили путь в ее мозг. Конечно, она так и могла бы поступить. Наплевать на работу, попытаться объяснить Питу ситуацию с мамой, попросить о помощи. Только что-то ей подсказывало, что она со всеми своими загонами и просьбами будет послана Мелларком на три веселых. И с работы вылетит. Даже если все окружающие, которые постоянно твердили о неземной любви Пита к ее персоне, были и правы, сейчас он не настроен был слушать ответные признания. Он не верил ей. Китнисс помнила его слова о том, что сейчас она ему действительно противна. Ее и саму тошнило от себя, от своей глупости, нерешительности, гордыни. Но она упорно ходила по залу, с каждой минутой чувствуя, как нить, связывающая ее с обаятельным голубоглазым блондином, натягивается все сильнее по мере его отдаления от двенадцатого, готовая либо порваться, либо вырвать сердце, к которому она крепилась, из грудной клетки и полететь вслед за тем, ради кого это самое глупое сердце готово было биться до конца времен. Жизнь - не сказка, в которой счастливый конец предусмотрен по умолчанию. Если сравнивать ее с фильмом, то это, скорее, была бы мелодрама, в которой главный герой с равнодушным лицом выслушает ее излияния, отдаст ей билет и зайдет в вагон. Дверь закроется, поезд тронется, и через набирающие скорость окна главная героиня увидит, как ее любимый идет по вагону, даже не собираясь поворачивать голову в сторону оставшейся на перроне девушки. А она, постояв еще несколько минут после того, как хвост поезда скроется вдалеке, развернется и медленно побредет к дому, не глядя на прохожих, не замечая ничего вокруг. И только когда слабый, еще прохладный, но уже такой весенний ветерок ласковыми ладонями пройдется по ее мокрым щекам, она поймет, что они больше никогда не встретятся, что вот он - конец, такой, какой есть, и другого никто не напишет. И героиня молча вступит в свою отныне серую и равнодушную жизнь, наполненную тоской по прошлому и робкими мечтами о будущем. Через несколько лет она по-настоящему перестанет ждать случайной встречи, окинет свою жизнь усталым взглядом и... ничего не изменит. Это будет длиться вечность, никогда не заканчиваясь, как персональный ад самоубийцы, тягучей резиной растягиваясь на столетия, равные титрам в конце. Уныло подумав, что такая безрадостная перспектива выглядит слишком реальной, Китнисс внутренне содрогнулась. Нельзя допустить этого. Пора брать себя в руки. Ничего. Она справится сама. Из-за этих дурацких любовных переживаний Китнисс забыла, что она сильная. Она всегда со всем справлялась сама, справится и сейчас. Отремонтирует дом. Найдет матери сиделку. Восстановится и закончит университет. Вообще, какого черта она позволила себе распустить сопли? Она умеет работать и экономить, у нее есть целых два выходных дня, чтобы подработать где-то еще. Мечась в панике по дистрикту, она забыла о почте, и не спрашивала там о работе. Забирая завтра письмо, нужно будет обязательно поинтересоваться. В конце концов, она через ту же почту может выходить в интернет и продолжать делать работы для студентов, отправляя ответы по электронной почте. Она справится. Пускай через год, но она вернется в университет. Даже лучше, если это будет через год - тогда она не окажется в одной группе с Питом, и будет меньше риск, что она задушит его собственными руками. То ли от большой любви, то ли... От большой любви, короче. В таком решительном настрое Кит продумала план дальнейших действий: 1. Бросить курить. Кроме того, что на сигареты уходит слишком много денег, подхватить эту дурную привычку вообще было глупой идеей. Лучше она будет наворачивать сотню кругов за час по залу, без отдыха и перерывов, но курить она больше не будет. 2. Сходить на почту. Забрать там письмо и спросить о работе. Послание, которое ее там дожидалось, не вызывало у Китнисс волнения и предвкушения. Скорее всего, кто-то из старых друзей узнал в деканате ее адрес и, не имея возможность дозвониться, решил воспользоваться древним методом, включающим в себя бумагу и противный вкус клея от марки на языке. 3. Продолжая второй пункт - включить телефон. Если симку заблокировали - восстановить. Позвонить Энни, Джо, узнать, как поживает Хеймитч и Лютик. Пускай они выскажут ей, какая она непроходимая дура, а она в это время будет наслаждаться, слушая любимые голоса. 4. Не позволять себе думать о Пите. Этот пункт не хотелось комментировать даже в своей голове. 5. Самое главное. Не раскисать. Не расслабляться. Не терять из виду цель и идти строго в ее направлении. Все просто. Давно нужно было взять себя в руки, пускай пока слабые и дрожащие, но с каждой минутой наливающиеся силой и уверенностью. Неожиданно яркое для конца зимы солнце прошлось внимательными лучами по омытой прощальными слезами снега земле, заглянуло в стеклянную дверь бара, кинуло взгляд в окно мчащегося со скоростью, далекой до скорости дитя солнца - света, - поезда. Оставив любопытные искорки на прозрачном стекле, заключило в теплые объятья девушку, спешащую с подносом в руках и парня, слепо глядящего в книгу, но не видящего ни одной буквы. Китнисс остановилась напротив стеклянной двери, непроизвольно вскинув влажные глаза в направлении солнечного зайчика, метнувшегося к ее лицу сверху. Пит перевел взгляд на высокое небо, ведомый желтым пучком света, скользнувшим по открытой странице. Голубые и серые глаза всмотрелись в высокое небо, встречаясь в одной точке, провожая с печалью одно и то же облачко, скользящее вдаль, в новые места, в новую жизнь. - Может, это еще не конец... - Голоса, слившиеся в унисон, прозвучали так далеко друг от друга...Девушка прикусила нижнюю губу, отводя взгляд от нового посетителя, подошедшего к двери и закрывшего собой обзор на голубую даль. Парень захлопнул книгу и достал телефон. Покрутив его в руке, набрал знакомые цифры, отвлекаясь от прекрасного вида на разговор. Не в состоянии услышать друг друга, разделенные милями пространства и непонимания, оба почувствовали смутную надежду на то, что в их истории еще возможен счастливый финал. - Может, это еще не конец? - Крессида, поддерживающая Гейла под неповрежденную руку, с надеждой смотрела на высокого парня с туго замотанной белой повязкой рукой, который, сидя в очереди к травматологу, успел ей рассказать чуть ли не историю всей жизни - его, Китнисс, Пита, перебивая иногда собственный рассказ извинениями, просьбами, надеждами. Положительного ответа он ни на один вопрос не получил, но и вторая рука пока была цела, что можно было считать добрым знаком.. - Пфф, конечно, нет! - Гейл больше оперся на идущую рядом девушку, чуть усиливая хватку на ее плече, ведомый собственной надеждой. Ну и что, что болела ему рука, а не нога, и поддерживать его не было никакого смысла? Главное, что Гейл знал, ощущая неясное тепло в районе груди - это точно еще не конец.