Слово - серебро

      В редкие моменты тишины мне являлся Квай-Гон. Я узнавал его. Гордые черты с морщинками от смеха вокруг глаз и рта, спокойствие во взгляде, свет в Силе, необычайно ровный, — я видел его прямо перед собой. Казалось, мне нужно только протянуть руку, чтобы дотронуться до него.       Иногда он просто наблюдал за мной.       Иногда создавалось впечатление, что он хочет мне что-то сказать.       Как сегодня. Я следил, как его губы выговаривали слово, которое я не смог услышать. Его лицо выражало упорство и смирение одновременно. Он как будто знал, что остается неуслышанным и, несмотря на это, снова и снова беззвучно повторял одно и то же. Кажется, я улыбнулся. Квай-Гон всегда пытался достичь своей цели, вопреки всем препятствиям, которые стояли на его пути. В большинстве случаев он добивался своего, и я ему завидовал. Квай-Гон еще раз попытался сказать слово миру (или Силе, — я не был уверен), улыбнулся, печально и одновременно ободряюще, — «как странно», — и на этот раз я его услышал.       — Оби-Ван!       Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что это был не голос Квай-Гона. Осторожно, щурясь, я приоткрыл глаза — «когда я успел их закрыть?», — и лицо Энакина вплыло в поле моего зрения. Сзади на него косилась Асока, слишком напряженная, слишком юная, рядом с ним стояли коленопреклоненные Коди и Рекс с засунутыми под мышку шлемами. В глубине их глаз плескалась тревога.       Голова раскалывалась от боли.       — Оби-Ван, не двигайтесь. Вы ранены.       Я закрыл глаза, глубоко вдохнул — ох, возможно, не так глубоко — и, покончив с замешательством, отрешился от боли с помощью Силы и начал подниматься.       — Оби-Ван… — чьи-то руки обхватили мои плечи, поддержали меня и продолжили поддерживать даже после того, как я встал на ноги и снова обрел равновесие. В глазах Энакина мерцало то же смирение, что я перед этим видел у Квай-Гона.       «Думал, что видел», — поправил я мысленно. Мой старый учитель уже давно больше не был заодно со мной.       — М…       Ладно, это, безусловно, было не то, что я хотел сказать, но Энакин, кажется, все-таки понял, поскольку больше ничего не произнес. «Он знает тебя слишком хорошо».       — Учитель? — Асока сделала шаг в сторону Энакина, прикусив нижнюю губу, взгляд ее метался между мной и ее наставником. Невысказанный вопрос витал над ней в Силе.       — Это уже норма, Шпилька, — сказал он тихо и подарил ей кривую ухмылку, которая не затронула его глаз. — Оби-Ван не так уж неправ. Нам нужно добраться до полевого лагеря, пока генераторы еще производят хоть какую-то энергию. Иначе у нас ничего не выйдет с донесением на «Сумерки», а здесь внизу нам чертовски может понадобиться подкрепление.       Он наклонил голову в мою сторону, не посмотрев, однако, на меня.       — И чем раньше кто-нибудь из санитаров осмотрит магистра Кеноби, тем лучше, — добавил он громко, и я увидел молчаливое одобрение Асоки и кивки обоих клонов. «Чудесно».       — Я в порядке, — произнес я и тут же зашипел от боли, едва не поскользнувшись на мокрой траве и сохранив равновесие только благодаря спасительной поддержке Энакина.       — Вы это уже недавно сказали, — кивнул Энакин. — Ах да, пытались сказать.       «Ха-ха, очень смешно».       Я улыбнулся мрачнее, чем следовало, наблюдая, как солдаты-клоны и туземцы Ф’Данна-9 мелькают среди деревьев обширного леса, покрывающего всю планету. Их отражения в Силе были причудливой смесью из почти слепой деловитости и ослепительного страха. Я очень хорошо понимал оба ощущения, и это для меня грустный и тревожный знак. Для клонов боевые действия на Ф’Данне-9 были рутиной: разрушай систему связи сепаратистов, делай то, что от тебя ожидают, защищайся, борись, умирай. Местные в полной мере ощущали горький вкус войны: горячий пепел, расплавленный металл, сладковатый запах смерти, жизнь с этим.       «Да. Жизнь с этим».       — Работы по зачистке должны проходить быстро. Пара дней, и мы вернемся на Корусант, — сказал я, втайне радуясь, что мой голос обрел подобие былой твердости, хотя на самом деле мне было все труднее дышать. Я мечтал избавиться от боевого снаряжения, жаждал наконец-то снять тяжелый нагрудник. И не только на этот вечер, навсегда.       — Сэр! — Коди и Рекс поклонились, я ощутил охватившее их облегчение. Последние недели им тоже дорого достались. И они тоже были всего лишь людьми. Мой взгляд упал на Энакина и Асоку, и я уже не в первый раз пожалел, что обучение юной тогруты проходит в неподходящих условиях, без помощи и поддержки, среди тьмы всеобъемлющей войны, дамокловым мечом нависшей над Республикой. И я твердо был убежден в том, что, если бы не война, то и Энакин стал бы хорошим мастером.       — Генерал Кеноби, сэр, — санитар-клон подошел ко мне и дал понять, чтобы я следовал за ним к перевернутым ящикам, которые, очевидно, были приспособлены под медицинские кушетки для осмотра больных. Здесь сидели многочисленные клоны и местные жители, с гримасами боли переносившие лечебные процедуры; повязки на голове, туловище, руках и ногах. Энакин усадил меня на ящик вплотную к брезентовой палатке госпиталя и отступил на два шага назад, чтобы не мешать работе медиков.       — Я рад видеть вас на ногах, генерал, — сказал клон, ловко ощупывая мои конечности и затем держа палец вертикально перед моим носом и водя им туда-сюда. — Очень хорошо.       Он быстро повернулся, взял что-то, что я не мог увидеть, а потом с помощью небольшого прибора просканировал внутренние повреждения.       — Можно узнать, что с вами случилось? Генерал Скайуокер сказал мне только, что я должен быть наготове, пока он не придет.       Сдвинув брови, я метнул в Энакина взгляд, который он невозмутимо выдержал, скрестив руки на груди. Я вздохнул — и вздрогнул, когда санитар начал с того, что ослабил нагрудную пластину:       — Сломанные ребра нужно зафиксировать, — сказал он и вновь принялся причинять мне боль.       Энакин поджал губы:       — Значение вашего «У меня все хорошо» я никогда не пойму.       — Тебе и не нужно, — нервно возразил я, желая, чтобы санитар поскорее закончил. Еще столько всего нужно было сделать. — Я полагаю, ты отправил Асоку передать донесение?       — И Рекса, — кивнул Энакин, следивший за каждым движением медика глазами бдительного стража. — А сейчас ответьте, пожалуйста, на вопрос санитара, Оби-Ван.       — На нас напали оставшиеся боевые дроиды, я приказал роте «Призрак» взять под защиту местных жителей, которые прячутся в лесах. Отправил коммандера Коди вперед с подтверждением для генерала Скайуокера, что система выведена из строя, а сам остался, чтобы окончательно вырубить питание дроидов. Ох! — Наложение фиксирующей повязки оказалось намного более болезненным процессом, чем помнилось мне по моим предыдущим оплошностям. — Должно быть, рядом со мной сработал тепловой детонатор, — продолжил я, немного задыхаясь. — Следующее, что я помню, — это его лицо.       «Квай-Гон».       Санитар взглянул сначала на меня, потом на Энакина.       — Генерал Скайуокер, казалось, знал, что с вами что-то случилось.       — У магистра Кеноби талант — оказываться в опасности, когда за ним никто не присматривает, — сказал Энакин, пожимая плечами.       Я снова выразительно на него посмотрел.       Клон-санитар покашливанием привлек к себе наше внимание.       — Насколько мне удалось определить, кроме четырех сломанных ребер, а также ушибов и ссадин, более серьезных травм вы не получили. Но, — добавил он, и его взгляд был суров, — я хочу, чтобы вы еще раз обследовались на Корусанте. А до той поры — никаких битв и никаких чрезмерных нагрузок, сэр.       Я не смог подавить раздраженный вздох. «Работы по зачистке не ждут! Война не ждет! Я не могу позволить себе сидеть сложа руки и бездельничать!» Я вдохнул так глубоко, как только позволяла повязка на ребрах. Парень просто делает свою работу.       — Это приказ?       — Да.       — Не переживайте, я позабочусь о том, чтобы магистр Кеноби не переутомлялся, — сказал Энакин, и санитар кивнул.       — Я рассчитываю на вас, сэр. Генерал, подождите здесь еще немного, я хотел бы еще дать вам обезболивающее, — с этими словами клон отвернулся от нас и стал пробираться через лазарет, в который прибывали все новые и новые пациенты.       — Это действительно было необходимо?       — Это правда, Оби-Ван, — Энакин смотрел на меня, сдерживая ярость, которая меня ошеломила. — Я не должен напомнить вам о Камино, не так ли? Джеонозис? Джабиим? — Меня пронзила боль, которая не имела отношения к сломанным ребрам. — Зигула?       Я уже открыл рот, собираясь возразить, хоть пока и не придумал, как именно, когда Энакин снова заговорил:       — Всегда что-нибудь случается, если меня нет рядом с вами. Всегда.       Мне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. Я слышал его слова не в первый раз и не был уверен, что точки над «i» можно расставить здесь и сейчас. И все же я должен был попытаться.       — Энакин, ты никогда не сможешь спасти всех, — начал я, обдумывая каждое слово. — Ты…       — Я — Избранный! — с усилием сказал Энакин, сжав руки в кулаки в явном старании не потерять самообладание. — Я должен!       — Энакин…       Санитар-клон подошел к нам и помешал моей попытке снять с Энакина ответственность за произошедшее. Я смотрел, как мой бывший падаван стоял с закрытыми глазами и глубоко и равномерно дышал, чтобы успокоиться, пока санитар впрыскивал мне обезболивающее в вену, приложив инъектор к внутреннему сгибу руки.       — Пожалуйста, будьте внимательнее к себе, сэр, — сказал он на прощание и направился к другим пациентам.       Между нами надолго установилась гнетущая тишина.       — Энакин, — попытался я вновь и снова был прерван.       — Что произошло на Зигуле, Оби-Ван?       Было невероятно трудно справиться с печалью, которая грозила поглотить меня целиком. «Ты знаешь это, Энакин. Ты знаешь это. Как я могу рассказать тебе об этом, не взвалив на тебя еще большее чувство вины, определенно чужой? Нет, Энакин. Хватит и того, что у одного из нас есть кошмары». Я молчал.       Энакин сжал губы и уставился на точку над моей головой.       — Вы никогда мне этого не расскажете, я не прав?       Горечь в его голосе испугала меня:       — Энакин, я объяснял тебе это.       — Да, замечательно. — Энакин шагнул ко мне и посмотрел на меня сверху вниз. Я по-прежнему сидел на своем ящике. — Вы рассказали это Совету джедаев. Бэйл Органа знает это.       Это было несправедливо.       — Сенатор Органа был со мной на Зигуле.       — Это не меняет того факта, что вы мне никогда ничего не рассказываете!       Гнев исказил его черты, Сила вокруг него изменилась. «Ох, Энакин».       — Это неправда, Энакин, и ты это знаешь.       — Да неужели? — Энакин внезапно повернулся и провел рукой по лицу. Потом он снова взглянул на меня. — Я узнал обо всем от Шпильки, учитель. — Он рассмеялся невеселым смехом. — Знаете, что я чувствовал, когда мой падаван рассказала мне, что вы избраны в Высший совет? Она думала, что я это уже знаю. Она думала, что я знаю это от вас.       Сказать, что я был огорошен, было бы преуменьшением века. У меня было чувство, как будто меня ударили под дых.       — Я счел это неважным.       «Нет, не то, ошибка».       Энакин взорвался:       — Неважным?! — Краем глаза я успел заметить, как косо посмотрели на нас клоны и местные, прежде чем сделали вид, будто ничего не произошло. Сила больше не была светлой. Она была темной. Слишком темной. — Вы не шутите?       Я сглотнул и медленно, с небольшими паузами, продолжил:       — Мое назначение членом Совета ничего не меняет в отношениях между нами.        «Ведь мы друзья».       — Это моя обязанность.       «И я не знаю, по плечу ли мне она».       — Это ничего не меняет, Энакин.        «Почему это вообще должно что-то менять?»       Энакин не понял меня. Это чувствовалось по его взгляду. Но он пытался, и я был благодарен ему за это.       — Я все же предпочел бы узнать это от вас, — тихо сказал он.       — В следующий раз, — улыбнулся я с колотящимся сердцем и испытал облегчение, когда лицо Энакина сморщилось в гримасе.       — Очень остроумно, магистр Кеноби.       Я откашлялся.       — Нужно проверить, как там твой падаван. Она уже давно должна была вернуться.       Энакин фыркнул.       — Я посоветовал ей держаться подальше от вас, пока вы в руках врачей, — сказал он, и я видел, как медленно угасает его ярость. — Вы бываете несносны, когда вам плохо.       — Чрезвычайно мило с твоей стороны.       На этот раз улыбка добралась и до глаз Энакина.       — Вам еще больно?       — Я по полной накачан обезболивающим, Энакин, — ответил я и покачал головой. Как я ненавидел этот вид анестезии. Незамутненный рассудок был жизненно важен. Прямо сейчас.       — Хорошо, — только и сказал Энакин и посмотрел на вход в госпиталь. — Может, действительно лучше взглянуть, как там Шпилька, — пробормотал он, а затем повернулся ко мне. — А вы ждите здесь. Никаких чрезмерных нагрузок, — процитировал он и улыбнулся. — Я сообщу вам, когда установят связь с «Сумерками».       Я еще раз кивнул, хоть и более чем неохотно, потом Энакин ушел.       Я долго смотрел ему вслед.       «Это не меняет того факта, что вы мне никогда ничего не рассказываете». Его слова засели у меня в голове, и я не мог не задаться вопросом, до каких еще фактов за это время додумался Энакин из-за того, что между нами остались невыясненные моменты.       И что это значило для нашей дружбы, которая только в последние годы по-настоящему укрепилась.       «С тобой приходится порой читать между строк, Оби-Ван, — всегда говорил Квай-Гон. — Из тебя слова не вытянешь, когда речь заходит о тебе». И таким я и был, я это не отрицаю. Впрочем, до сих пор у меня никогда не возникало опасения, что это может повлечь за собой такие последствия.       Возможно, мне следовало бы это предвидеть.       Энакин был откровенным и прямолинейным, иногда это было его самой слабой стороной, но чаще — самой сильной. И в этом отношении он был мне полной противоположностью.       Я думал, он научился читать меня.       Я ошибся.       И я сделаю из этого выводы. Даже если я немного страшусь, — время пришло.