Замешательство
6 декабря 2017 г. в 21:09
— В чём дело, грамматон-клерик Партридж? Мне видится, что Вы находитесь на грани нарушения регламента, напросившись на разговор в неурочное время.
— Считаю необходимым довести до Вашего сведения, господин вице-консул, что сегодня днём мне пришлось удвоить порцию прозиума, — ответ был ровным, хотя чуть-чуть смущённым, что могло считаться не вполне позволительным для клерика.
— Чем Вы намереваетесь мотивировать этот выходящий из ряда вон поступок? — голос Дюпона хранил верность своим стальным интонациям в уединении кабинета и в общем собрании, словно именно его ровное металлическое звучание было олицетворением железобетонной стабильности и порядка, гарантированных всем гражданам Либрии государством и хранителями-клериками… — причина, как я могу понять в Вашей чувствительной незнакомке?
— Вы проницательны, вице-консул, — тон реплики Партрижда, пожалуй, вовсе не был подобострастным. В нём слышалась сугубая констатация мощи интеллекта и воли одного из первых лиц возрождённого из праха человечества, — это дело — тупик. Безвыходный тупик. Желаете посмотреть? — удостоверившись в согласии Дюпона, клерик вывел изображение на одну из стен широкого и просторного кабинета, чистая матово-серая поверхность которой позволяла ей служить превосходным экраном, — Итак, мы имеем, первое, никаких следов повреждений на теле. Второе, совершенно ничем не контролируемый всплеск эмоций. Посмотрите, как она мечется и кричит, словно зовёт кого-то, кто ей близок и дорог настолько, насколько это было возможно только до изобретения прозиума. Вот, еще один приступ отчаяния… Образцовый. Превосходит казус Бетти Прайс, ликвидированной четыре года назад. Хотите запись ее истерики перед.? Третье, — продолжил он, заметив незаинтересованность собеседника в давнишнем деле, — у объекта был взят анализ крови. Никаких следов препарата. Она его не принимала. Никогда. Четвёртое. Все попытки идентификации не дали результата. Словно эта женщина никогда не рождалась и не жила, словно её никогда не было.
— Вы согласны, клерик, что набор признаков её эмоционального преступления достаточен для проведения процедуры?
— Согласен, если бы не одно обстоятельство…
Услышав слово «обстоятельство», Дюпон посмотрел в глаза Партриджа испепеляюще холодным и ядовитым взглядом, от которого, пожалуй, любой, кто не имел за плечами опыт грамматон-клерика, лишился бы остатков воли и полностью бы подчинил свою волю собеседнику.
— Поясните! — коротко вставил реплику вице-консул.
— Она говорила о демонах. Так, будто они существуют на самом деле. Похоже на религиозное высказывание.
— Ещё один довод в пользу ликвидации, только и всего, — Дюпон как будто дошёл в своих рассуждениях до некоей невидимой черты и развернулся в обратном направлении, — однако, Партридж! Если есть религия, а раз есть религия — должны быть сообщники, возможно, много сообщников, опасных сообщников, объединённых друг с другом участием в кровавых ритуалах! Вам удалось что-то узнать?
— Вновь отдаю долг Вашей проницательности, господин вице-консул. И я задавался таким вопросом, но… полная потеря памяти. Или успешная симуляция.
— Думаю, клерик, как это ни прискорбно, процедуру необходимо отложить до тех пор, пока мы не узнаем о тех, кто стоит за ней или рядом с ней. Сколько их, где они прячутся и какие у них планы. Вам предстоит более ответственная работа, чем предполагалось.
— Благодарю за доверие и, в свою очередь, хочу обратиться с просьбой: разрешите мне увеличить дозу прозиума в полтора раза. С пяти до семи капсул в сутки? Мне необходима компенсация того морального ущерба, который я получаю от общения с преступницей, состояние которой я оцениваю, как заразительное.
— У меня другая идея, Партридж, — понизил голос вице-консул, — чтобы лучше исследовать Ваш объект, его увы надо почувствовать, попытаться в него вжиться… потому, хотя это и против правил, я предписываю Вам воздерживаться от прозиума. Трое суток, как минимум. Максимум — пять. Можете отдать Ваш препарат незнакомке — посмотрите, как он будет на неё действовать… И начинайте эксперимент уже сегодня.
— Не принимать прозиум, — повторил за Дюпоном клерик первого класса, — преступление… И вы меня склоняете… — в его голосе почувствовался легчайший оттенок укора в адрес собеседника.
— Надеюсь, Вы помните, клерик первого класса, что никакой приказ стоящего выше иерарха не может быть преступным. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Стоящий выше иерарх принимает на себя всю ответственность за деяния подчинённого. И единственное преступление подчинённого — неисполнение приказа.
— Я помню об этом, господин вице-консул, но…
— Какие могут быть «но», Партридж?
— Мой напарник. Престон. Его чутьё. Он чувствует эмоциональных преступников и в уличной толпе, и в тихом собрании. Престон безжалостен. Стоит мне пропустить дозу, я буду им раскрыт и ликвидирован на месте.
— Ваш напарник сегодня получит задание отправиться на дальний контур для ликвидации трёх повстанческих групп. Он вернётся в Столицу через неделю. Этого времени Вам хватит, чтобы завершить дело и вернуться в колею. И не забывайте о важности моего поручения…