Сигаретный дым

— Ай! Осторожнее! — шипит сквозь зубы Изабель, внимательно следя за тем, как Алек чертит на ее плече Иратце. Вот Руна исцеления закончена, и боль уходит. Иззи наконец-то вздыхает с облегчением и взглядом следит за тем, как старший из детей Лайтвудов идет помогать Джейсу. Алеку всегда руны давались лучше, чем его парабатаю, да и самой Иззи. Чертов демон смог их зацепить! Обычно такое никогда не случалось, Изабель и Джейс всегда были стремительными и ловкими, да и Алек прикрывал своих брата и сестру просто мастерски. Так было раньше. Теперь же… Изабель хотелось, чтобы ее зацепили, хотелось почувствовать физическую боль. И она уверена: Джейсу хотелось того же. И Алек, конечно же, понял это. Не мог не понять. В его пронзительно-синих глазах она прочитала молчаливый упрек, тщательно скрываемую злость на своих глупых младших брата и сестру. А еще отражение своей собственной боли. Иззи вздохнула сквозь зубы и поняла, что не может просто сидеть здесь, в огромной библиотеке Института, где все напоминает ей о Максе. Вон там, в кресле рядом с глобусом, он однажды уснул, зачитавшись. Тогда Макса, который свернулся калачиком и мило посапывал, Иззи сама отнесла в спальню. Да, такие вот приступы нежности и заботы случаются у нее редко, но она помнит их все. Вон там он любил хранить свои комиксы. Они до сих пор тут лежат — ни мама, ни папа не хотят их выкидывать. И складывается такое впечатление, что вот сейчас Макс войдет в библиотеку, поправит свои большие очки и сядет дочитывать то, что прочитать еще не успел. И уже никогда не успеет… «Нет, я так больше не могу!» Под удивленными взглядами братьев Иззи выскочила за дверь библиотеки. Быстро вышла из Института и направилась туда, где обычно позволяла себе не надевать маску «Со мной все в порядке, я все так же прекрасна!», которую носила всегда: и на вылазках на битву с демонами, и на тренировках, и на свиданиях с Саймоном, и дома. Правда, те, кто знали ее как свои пять пальцев, — Алек и Джейс, — не покупались на эту обманку. Они понимали ее чувства. Но это все равно не заглушало боли. Поэтому она и сейчас уже пробирается на заброшенную стройку будущей высокоэтажки. У строительной компании, видите ли, денег нет, чтобы ее достроить. Так и стоит это здание, огороженное высоким забором, через который обычным людям не перелезть. Но она-то охотница. Изабель поднимается по лестнице на последний достроенный этаж, где находится единственная крепкая площадка с бортиками, откуда открывается просто умопомрачительный вид. Город внизу, который уже и в пол восьмого вечера мерцает огоньками фонарей, где шумит и кипит жизнь. Изабель уже который раз ходит сюда, любуется видом, курит. Да, она пристрастилась к курению. Практически каждый день охотница поднимается сюда, чтобы начать травить себя изнутри. Ей доставляет какое-то странное, извращенное наслаждение то ощущение, когда никотин окутывает ее легкие. Поначалу было противно — так до сих пор, если честно, — но тут принцип тот же, что и с демонами. Ей хочется испытать боль, омерзение — тошноту от перегара, в конце концов! — чтобы почувствовать себя живой. Понять, осталось ли хоть что-то прежней Изабель Лайтвуд, которая не была такой… пустой… Вот и сейчас Иззи поднимается на самый верх, чтобы зажать между пальцами сигарету и, наверное, раз в сотый задаться гложущим душу вопросом. «Почему? Почему Макс, а не я? Что он такого сделал?!» Ответ на него она пока так и не нашла здесь, на вершине недостроенного здания. Зато нашла место, где можно постоять в одиночестве, смотря в пустоту. Ей хватает и этого. Ложь. Вот и последний пролет. Еще совсем чуть-чуть осталось. Пробежав всю лестницу, она так и не запыхалась, нисколечко не устала. Руна выносливости на предплечье, как-никак. Вот она поднялась. И остановилась, прикрыв рот от удивления. Какой-то мальчишка стоит, повернувшись к ней спиной, и курит на ее месте! Разве такое вообще возможно? — Хэй, — окликнула она незнакомого подростка, который нагло занял ее место. «И как он сюда забрался? Неужели тоже нефилим? Или из нежити?» — А не рано ли ты начал курить, малыш? Разве ты не знаешь, что от никотина умирают? — с издевочкой произнесла Изабель, прислоняясь плечом к дверному проему. Просто не могла по-другому: надо же показать этому мальцу, кто здесь главный. «Он один в пустом заброшенном здании, наверняка слышал, как я сюда поднималась. И не испугался! Вон как непринужденно стоит, даже не повернулся! Кто он, черт возьми?» Изабель уже подошла ближе на несколько шагов, собираясь сказать еще что-нибудь колкое. А потом незнакомец повернулся. На Изабель смотрели глаза, темные, почти черные, совсем, как у нее самой. А в них читалась насмешка, да, насмешка — и не над ней, — над смертью, и боль, скрытая боль от сильной раны, что уже, наверное, никогда не зарастет… Эти глаза, этот взгляд… Как знакомо. Те же глаза, тот же взгляд Изабель видит в зеркале ежедневно. — Нет, не рано, — хрипло ответил незнакомец, выдохнув сигаретный дым и снова отвернувшись. Теперь у Изабель появилась возможность получше рассмотреть его. Пацан — совсем мальчишка лет тринадцати! — с черными растрепанными волосами и бледной кожей. Он казался хрупким и слабым, но Иззи наметанным взглядом охотницы сразу определила: незнакомец очень силен и проворен. Как ни странно, но этот мальчишка внешностью напоминал ей Алека. А глазами и видной сразу независимостью — ее саму… Иззи просто молча встала рядом с ним и тоже начала курить, больше ничего не говоря. *** Как бы удивительно это ни было, но Изабель встречалась на том самом месте с незнакомцем еще несколько раз. Они не разговаривали. Просто стояли и травили себя ядовитыми парами никотина. Но, что самое удивительное, после таких вот встреч на душе у Иззи становилось легче. Она не одинока. Жизнь подкосила не только ее. Этот незнакомец так же, как и она сама, пережил что-то такое, что заставило его взяться за сигарету, начать медленно убивать себя изнутри. Младшая теперь Лайтвуд и сама начала курить только из-за того, что ядовитый дым, окутывающий тебя и твои легкие, дарил меланхоличное спокойствие, безразличие к собственной жизни. И душевное равновесие, пусть временное и обманчивое, но все же. Изабель сама взялась за сигарету только после того, как… После того, как умер Макс. Как по ее вине умер Макс. Младший братик, которому ни она, ни Алек, ни тем более родители не уделяли достаточно внимания, не прислушивались к его словам. А теперь уже поздно. Ничего не изменишь. Младший брат умер, прихватив с собой в загробный мир и душу своей сестры. Изабель винила себя и только себя в том, что случилось. Она перестала смотреть на мир так, как смотрела раньше, перестала стремиться к ярким впечатлениям и острым ощущениям, перестала жить. Теперь даже убийство демонов не приносило удовольствия. Будто смертью младшего брата ее выжгли изнутри, оставив только оболочку, призрак, напоминание о том, кем была раньше. Оставили только боль и пустоту утраты. Да, девушка, как и всякий нефилим, знала, что жизнь — вещь ценная и очень короткая, что надо прожить ее так, чтобы запомнилась, что надо ценить каждый момент. Но Макс!.. Он не заслужил этого! Ему всего семь лет!.. Было. Ему было семь лет… Вдох, выдох, клубы дыма. Тихие, едва слышные шаги за спиной. Изабель уже даже не поворачивается. Только когда мальчишка, чьего имени она пока так и не узнала, встает рядом, она кивает. Просто кивок. Ничего больше. Никаких злых взглядов, выяснений, чья это территория и кому следует уйти. Или, наоборот, приветствий, дружеских рукопожатий и объятий. Нет, ничего такого не было. Зачем все это? Зачем какие-то глупые слова, когда все и так понятно: ему тоже плохо. И не так, как если бы его какая-то девчонка бросила или что-то подобное. Нет. Тут намного серьезнее. Кто-то умер. Кто-то дорогой, родной. Они уже в течение недели встречались на том же самом месте. Но ни один из них никогда не рассказывал о себе, не объяснял, почему взялся за сигарету. Черт, да Иззи даже не знала, кто он: нефилим, нежить или примитивный! Хотя точно не последний. Это подтверждал короткий черный меч на поясе, который Лайтвуд заметила не сразу, будто что-то скрывало его. Но точно Иззи не знала, да и не спрашивала. У них будто существовали негласные правила, нарушать которые ни один пока не хотел. *** — Ты опять пришел раньше, — усмехается Иззи, доставая сигарету. Да, она все так же ходит курить на высокоэтажку. И часто встречается с этим мальчишкой. Недавно они стали говорить, пока курят. Просто бросают друг другу короткие, ничего не значащие фразы. — Естественно, ты всегда приходишь поздно, — отвечает незнакомец. А потом поворачивается. — Но я рад, что ты пришла, Бьянка. — Говорит серьезно, но Изабель уже успела узнать его, поэтому замечает то, как мальчишка чуть приподнимает уголки губ. А потом он распахивает глаза. «Дошло, что сказал,» — понимает Иззи. Он быстро отворачивается и подносит сигарету к губам. Повисла тишина. — Ты опять. — Да, такое происходит уже раз в третий. Но Иззи до этого не задавала вопросов. — Что? — переспросил незнакомец, поворачиваясь к Иззи лицом. — Ну, зовешь меня так. Бьянкой… Они уже в течение двух месяцев встречались на том же самом месте. Иззи все так же не знала имени своего странного приятеля. Мальчишка, ничего не ответив, вернулся к рассматриванию простирающегося внизу пейзажа. Помолчал. Изабель думала, что он уже не ответит, но нет. — Знаешь, — очередная затяжка, выдох, — я думаю, что в шестнадцать она выглядела бы в точности, как ты. Те же длинные черные волосы, темные глаза, бледная кожа. Но она не дожила… И теперь я этого никогда не узнаю… — вдох, выдох, клубы дума, окутывающие его хрупкую фигурку. Опять повисло молчание. Но теперь оно уже не так угнетало. Изабель просто молча обдумывала его слова. — Сестра умерла? — тихо спросила черноволосая, потушив сигарету и откинув ее в сторону. Новую она зажигать не спешила, просто крутила в пальцах. — Можешь не отвечать, если не хочешь. Но все же скажу: я не стану говорить тебе «Мне так жаль!», как постоянно повторяет Клэри, или «Я сочувствую вашему горю!», как другие нефилимы. Зачем? Эти слова никак не помогут, не изменят случившегося, не уменьшат боль. По себе знаю. Незнакомец, ставший уже таким привычным, даже каким-то родным, что ли, кивнул и тоже перестал курить. Он просто стоял, обдумывая слова Изабель, но не интересовался, что случилось у нее, и кто такие нефилимы. Правила есть правила. — Меня вообще зовут Изабель, но можешь звать меня ее именем, если хочешь. Если тебе от этого легче… — Иззи поймала себя на мысли, что сама чуть не назвала странного незнакомца именем брата, но вовремя остановилась. — Спасибо, — искренне ответил он. — Я Нико, кстати. — Ну что ж, приятно познакомиться, Нико. Спустя столько времени я наконец-то узнала твое имя! — Я тоже рад, — фыркнул Нико, улыбнувшись. Это был первый раз, когда Иззи видела его улыбку, но, она уверена, не последний. А потом, немного помолчав, добавил, — Бьянка… Иззи улыбнулась ему. В тот день они больше не курили, просто стояли и смотрели на простирающийся внизу вид, не говоря ни слова, наслаждаясь тишиной понимания. *** — Что случилось? — после затянувшегося молчания спросил вдруг Нико. Ему не ответили, и на пустой, ничего не выражающий взгляд Изабель он пояснил, — Ну… Тебя несколько дней не было видно, а теперь ты берешься за сигарету покрепче. — Джейс, — последовал короткий ответ Изабель. Вдох, и она продолжила. — Она опять забрала у меня брата… Снова это угнетающее молчание. — Кто она? — едва слышный шепот Нико. — Смерть… — коротко, но емко. На лице почти нет эмоций. Только боль. — Она будто специально забирает тех, кто мне дорог больше всего. Ну, кто следующий?! Алек?! Саймон?! — внезапная вспышка гнева, злости и отчаяния. — Родители? Или Клэри?.. — а потом опять только боль и горечь. На миг Нико показалось, что сейчас ее броня не выдержит, сломается, польются слезы. Но нет. Она сильная. Она воин. Она — Сумеречная Охотница, в ее венах течет ангельская кровь, а тело покрыто рунами и шрамами, знаками битвы, чем следует гордиться. Она выдержит, справится. — Знаешь, иногда Смерти приходится забирать жизни тех, кого она любит. Это ужасно. Но по-другому нельзя… Такие странные слова, слова тринадцатилетнего мальчишки, сломанного изнутри. Если бы это был кто-то другой, то Иззи обязательно бы протянула с издевочкой: «Ты сам-то понимаешь, о чем говоришь, малыш?» Но одного взгляда на кривую ухмылку и боль в глазах Нико, идентичную ее собственной, хватает, чтобы осознать: да, он понимает, о чем говорит, знает… Вдох, выдох. Клубы дыма. В будущем эта ее привычка ежедневно курить с малознакомым мальчишкой может ее убить, если она, конечно, доживет, но сейчас сигареты и ее странный друг дарят лишь спокойствие, силы вынести то, что взвалила на нее судьба. «…Интересно, а если бы я умерла, а не Макс, то он бы стал таким же, как Нико? Моя смерть бы изменила его, выбила бы всю детскую радость и волю к жизни?..» Ответ она так и не узнала. И не хотела знать. Да, Макса больше нет, как и части ее души. Боль все так же рядом, никуда не ушла. Вдох, выдох. Клубы дыма. Странный мальчишка рядом. Ей хватает и этого.