Тихий омут

Ждановы Уже минут сорок они стояли в пробке. Вереница машин была нескончаемая – конца не видно! Обычно Андрей в пробках очень нервничал, высовывался в окно, или даже выходил из машины – пытался увидеть просвет впереди, и постоянно повторял, как заклятие: «Когда же это кончится!? Когда можно будет ездить нормально!?». А сегодня он был безучастен. Сидел молча, откинувшись на спинку кресла. Руки вытянуты, лежат на руле, но не держат его. Расслабленная поза говорит о том, что он готов сидеть так бесконечно долго. Лицо тоже безучастное, но, скорее всего не от равнодушия, а оттого, что думает не о дороге, а о чем-то другом. Ясно о чем… Лицо его как бы живет своей жизнью – то хмурится, собирает морщинки на переносице, то разглаживается, и даже улыбка трогает губы – видимо, вспоминает что-то приятное. - Андрей… Мы тут простоим неизвестно сколько, а время уже позднее. Я позвоню маме? Пусть они там ночуют? - А? Что ты сказала? - Я говорю, давай не поедем за детьми. Пусть у моих побудут ! А мы развернемся, и поедем домой – туда дорога свободна. - Можно и так… Позвони! Трубку мне потом дай, я хочу поговорить с детьми – соскучился. - Когда ж ты успел? И дня не прошло. - Я всегда по ним скучаю. Хорошо, что с тобой вместе работаем…Хоть ты рядом. Дома было непривычно тихо: детей дома нет, телевизор работает без звука. Они сидят рядышком на диване и молчат. Теперь, по прошествии лет, прожитых вместе, они могут себе это позволить – сидеть рядом и молчать. Не оттого молчать, что нечего сказать, что нет желания поделиться сокровенным или ничего не значащим пустяком, а потому лишь, что слова уже не играют решающей роли – они понимают друг друга без слов. А когда-то было не так… Первый год они только и делали, что говорили о своей любви, и ждали ответного признания, уверения в том, что будут вместе всегда, что бы ни случилось. Они учились любить! И многоопытный Жданов, который, оказывается, и не любил еще никого по-настоящему. Только с ней, с Катенькой, познал он, как это любить женщину, которая любит тебя беззаветно, просто так, за то, что ты есть, со всеми твоими недостатками и заморочками. А уж она – то… Катерина… Она и вовсе несведуща была в любви. Да, она полюбила его раньше, с первого взгляда полюбила! Но любовь ее была такая же, как она сама – нескладная, несовременная, не такая, как у всех. Она хотела любить его молча, скрытно. И хотя и призналась ему в гостинице, и все у них произошло, она все равно осталась наивной, неуверенной в себе женщиной. Ее неискушенность, наивность, конечно, подкупали – он чувствовал себя первооткрывателем. Почти Богом! Но это ведь могло нравиться только поначалу… Если бы не он… Ее тихая, закованная в кандалы правил и приличий, любовь серой мышки, боящейся всех и вся: что скажет отец? Что подумает консьерж? Не догадаются ли подруги? – так отличалась от его страстной, горящей ярким пламенем и не знающей преград любови человека, уверенного в себе, пренебрегающего мнением окружающих. Он раскрыл ее для любви. Он дал возможность ее чувствам вырваться на свободу. Он сделал ее счастливой! Он научил ее быть счастливой! Первый шаг к этому она сделала в тот памятный день, когда они собирались поехать за город, когда он сказал о ребенке Киры. Шаг был правильный – она поверила ему! И эта вера одарила ее его любовью… Он спал, вольготно раскинувшись на ее узком диванчике. Спал спокойно и безмятежно. Счастливая улыбка скользила по его лицу… А она не могла спать. Вновь и вновь переживала счастливые минуты их близости. Наслаждалась родившимися чувствами и горела желанием пережить их снова. Смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, мысленно касалась его губ в поцелуе, терлась щекой о его колючую щеку, гладила взлохмаченные волосы… Мысли были такие четкие, осязаемые, что она пересилила себя, и отвернулась, боясь разбудить его своим горящим взглядом. Отодвинулась на самый краешек и не шевелилась – будто спит. Она сразу поняла, что он проснулся. Затылком увидела? Или шестым чувством почувствовала? Услышала шорох ресниц? Потом уже явственный шорох услышала – он шарил по подушке, искал ее…Вдруг сел резко… И тишина… И его руки, дотронувшиеся до ее тела… Что было дальше, помнилось с трудом – обхватила его за шею, вцепилась в родные непослушные волосы, обожглась о горячие губы… И только сдавленный шепот…или крик… или стон… Его? Ее? Их? Не сразу, не вдруг она изменилась – суровое отцовское воспитание, благочестивые наставления матери держали крепко! Они были правильные, но чуть-чуть мешали, сдерживали рвущиеся из сердца слова, заставляли смущенно прятаться от обжигающих своей откровенностью взглядов – хотя и муж, но…мужчина… Не была она в любви смелой…Да и в жизни тоже. Вот цифры – это другое. С ними она управлялась ловко! А с людьми терялась. Когда Павел Олегович уволил их, они некоторое время жили каждый сам по себе: она уехала с Виноградовой в Египет, Малиновский загорал под пальмами – решил оторваться напоследок по полной! Кто знает, придется ли еще…Для безработного это проблематично. А Жданов топил горе в виски. Сам он ей ничего не рассказывал про тот период. Будто и не было ничего другого, а он только искал ее и нашел. Это уж потом она по крупицам сложила картину – мама рассказала, Зорькин, и другие люди, случайно видевшие его тогда, и к слову упоминавшие об этом в ее присутствии. Нерадостная картина получилась! Хорошо, что все быстро закончилось, что нашел он ее! Иначе бы не миновать беды… Они помирились, Роман вернулся, Колька предложил открыть более солидную фирму на основе Никамоды. Идея всем понравилась. Фирму открыли – закупка оборудования для швейного и других производств легкой промышленности. Она настаивала, чтобы президентом Андрей был, но ее не послушали – Жданов главным образом. Остальным-то без разницы: он или она возглавят фирму. А у Жданова веский аргумент: Никамода на ее имя зарегистрирована, так зачем переделывать документы? Колька финансы считал, Малиновский по заграницам мотался, станки и машины закупал, Андрей искал покупателей внутри страны, а ей приходилось общаться с поставщиками и кредиторами, заключать договора и контракты. Вначале, конечно, обговаривали совместно, советовались, но заключительную подпись она ставила. Поначалу неловко себя чувствовала, смущалась. Не раз просила Андрея пойти на встречу вместо нее. Вместо нее он не соглашался идти, а вместе с ней ходил – вмешивался в критические моменты, а в основном служил ей поддержкой и опорой. При нем она чувствовала себя увереннее. Постепенно научилась. Постигла азы делового общения. Знания у нее были, желание стать успешной бизнес-леди тоже было – когда-то она вообще собиралась только карьеру делать, отказавшись напрочь от личной жизни - не рассчитывала встретить принца, который полюбит ее в образе лягушки. А принц встретился! И полюбил. И она поверила в эту любовь. И забыла о карьере – только о нем думала. Но жизнь заставила вспомнить. И он, ее принц, тоже хотел видеть ее успешной! А ради него она на все согласна! И президентом стала, и авторитет в деловых кругах приобрела – с ней теперь считались. Для достижения этой цели пришлось и внешне измениться – не быть же белой вороной рядом с таким орлом, как Жданов! Разве могла она компрометировать его? Научилась и костюмы деловые носить, и платья вечерние, и туфли на каблуках – неудобно, зато красиво! И внешностью своей занялась – у визажистов и парикмахеров стала она постоянным клиентом… Все эти премудрости она освоила, и только в любви оставалась долго прежней Катей. Но и там прогресс наметился. Внешние изменения наложили отпечаток и на ее внутреннее содержание. Появилась в ней уверенность в себе не только как в деловой женщине, но и как в женщине как таковой. То, что ее ценят партнеры и конкуренты, что они порой заискивают перед ней, стараются привлечь ее внимание – это можно списать на ее деловые качества, на необходимость заключения выгодной сделки. Но ведь они проявляют к ней и обычное мужское внимание: охотно беседуют, приглашают танцевать. А некоторые, особо прыткие, а главное, не знающие ее мужа, отваживаются и на приглашение на ланч, и даже ужин в клубе… Иногда приходится соглашаться в интересах бизнеса, но очень редко - Андрей ревнует страшно! Однажды приехал из другого города – кто-то ведь сообщил! – и прямиком в ресторан, где она переговоры завершала – принято так в деловых кругах. Мужчины завершают переговоры в банях и загородных пансионатах, а такие как она – в ресторане. Так вот, примчался, и встал возле нее, и смотрит зверем на партнеров будущих: «Мое! Не подходи!» Она перепугалась тогда, думала сделка сорвется, а получилось наоборот – партнеры быстренько все подписали и убрались восвояси. С тех пор она Андрея всегда предупреждает, и по возможности берет с собой – его, или хотя бы Кольку. Вот ненормальный! Неужели не понимает, что кроме него никто ей не нужен? Теперь она и в любви смелая! Относительно, конечно…По крайней мере, переодевается не за створкой шкафа, и дверь в душе не защелкивает. Вот дурочка! Сколько приятных минут потеряла… Упущенного не вернешь, хотя Андрей и старается наверстать. И она не возражает… Только возможностей теперь меньше – дети! Про детей разговор особый. Никогда бы не подумала, что Жданов так детей любит! Если честно признаться, то он больше их любит, чем она. Хотя и она ради детей на все готова! Но она больше проявляет физическую заботу: накормить, проследить, чтобы одеты были по погоде и не простудились, прочитать нравоучение, если провинились. А он всей душой с ними. Живет их интересами, как своими – если играет, то на равных, если мультики смотрит – то на полном серьезе, а книжки читает с выражением, разными голосами - в лицах изображает сюжет. Она любит смотреть, как он с детьми возится – на душе так тепло становится, такая нежная любовь переполняет… Хочется прижать к себе всех троих, расцеловать. Она так и делает, но сначала налюбуется, а уж потом… А его, мужа, еще и в постели – теперь она не стесняется, целует и обнимает, как душа и тело желают. И когда желают... А что, она и разбудить теперь может, чтобы каждой клеточкой с ним слиться – он только рад будет, она знает это. И счастлива. Очень! Он уже рассказал ей о Глебе и Ольге Вячеславовне, об Александре… Раньше не говорил про него – повода не было, да и не верил до конца. А она не знала, что сказать ему: утешить, или порадоваться новым родственникам? А еще решала, говорить ли о Юлиане и Машке… С одной стороны, может все это неправда, и не стоит вводить Андрея в заблуждение, давать ему негативные факты о жизни отца - могло показаться, что она делает это в отместку за то, что не приняли они ее в свою семью. А с другой стороны, все тайное когда-то становится явным. Узнает Андрей из других источников. Возможно, произойдет это в неудобный момент… Он растеряется… Поведет себя не адекватно…Нет! Лучше будет, если она ему скажет! Вместе они переживут этот неприятный момент, она постарается успокоить его. А потом… в случае чего… он будет подготовлен… Решилась! Рассказала! И теперь успокаивала – прижималась к его спине, теребила пуговку на его рубашке, целовала легонько в шею или в висок – если он наклонялся к ней. Иначе не достать! Он такой большой по сравнению с ней… Большой, а ранимый… Вон как переживает! А ведь не был с отцом дружен – не сложились у них отношения. Маргарита добрее к нему – даже приезжала с внуками пообщаться, но тайком, чтобы Павел не узнал. Боялась его гнева? Или боялась, что и от нее отвернется, как от сына? Потерять его боялась? А с виду такая гордая, самоуверенная даже. На людях – королева! Львица светская! А дома – бессловесная тень мужа… Неужели такое бывает? И тут же о себе подумала: если бы Андрей не помог ей измениться, тоже бы осталась тихой и бессловесной. Еще и не королевой и не львицей! Надолго ли хватило бы его любви в таком случае? А без его помощи, ну и без своего желания, конечно, она не смогла бы стать другой. Юлиана пробовала сделать из нее свое подобие, да ничего у нее не вышло! Одела она ее модно, прическу изменить заставила, к визажисту водила, а она так и осталась неуверенной в себе девочкой Катей. На конкурсе красоты, где они работали с Юлианой, она чувствовала себя инопланетянкой, которую нарядили в земные одежды, а она не знает, как их носить. Тогда у нее было одно желание: поскорее оказаться в номере отеля, где ее никто не видит, где она может, наконец, расслабиться и быть сама собой. Ну…это до приезда Андрея, конечно, было. Потом-то у нее другие желания появились… И желание измениться тоже! И он ей помог. Он все правильно сделал – начал не с внешнего вида, а с уверенности в себе. Постоянно внушал, что она все может – не надо только бояться! Что она умная и талантливая – и надо смелее отстаивать свое мнение! Что она красивая – особенно, если немного изменится внешне… Он помог ей тогда самоутвердиться, а она поможет ему теперь не сломиться под тяжестью прошлого, вдруг ворвавшегося в их нынешнюю жизнь. Андрей давно уже сам обнял ее, усадил ее на колени, и теребил ее пуговички и крючочки. Но потом вдруг отстранился - Кать… это наверное неправильно… нельзя сегодня… - Почему? Из-за отца? - Понимаешь… Мне стыдно, что я совсем не переживаю… Он же отец… И умер… А я… - Ты не справедлив к себе, - перебила она его, - ты только думаешь, что не переживаешь, а сам переживаешь! Я же вижу! А то, что меня любишь, так что в этом плохого, если это поможет нам пережить горе… - Кать… Катюш… Какая ты у меня умница! Как я счастлив, что ты меня полюбила. - А ты – меня… Знаешь, я часто думаю: что могло привлечь тебя во мне? - Не знаю… Я ведь не сразу понял, что полюбил. Это потому, что не испытывал раньше такого – не в постель затащить хотелось, и даже не целовать-обнимать, хотя и это тоже. Просто чувствовал: не могу без тебя! Не только работать, жить не могу! Потом уж сообразил, что это и есть любовь. А ты? Как ты меня полюбила? - Я? Я с первого взгляда – как увидела, так и поняла…Я в тебе недостатков не видела! Кроме одного… - Какого? - Уж больно красив! Все женщины от тебя с ума сходят. Красавицы! Где уж мне… - Не прибедняйся! Скажи лучше, что тебя больше всего привлекало? Что нравилось? - Многое чего… Так сразу и не скажешь… - А все-таки? - Как ты называешь меня: «Кааать… Катюша… Меня так никто не называл! Папа – Катюха, мама – Катенька, Колька – Пушкарева… А ты – Катюша… -Кать…- в порыве нежности и благодарности он крепче сжал ее, - Катюш… Что же ты раньше молчала? Я бы только так и звал тебя… - Ты и так почти всегда так зовешь. А я тебя ласково не называю. Все Андрей, да Жданов… Как ты хочешь, чтобы я звала тебя? - Все равно! Хоть Андреем Павловичем – главное, ты люби… Люби меня! - Я люблю. Очень! И всегда буду любить. Ты даже не сомневайся! Пока я нужна тебе. Пока ты со мной. И даже если… - Никаких «если» не будет! Не думай даже! Я тебя не разлюблю, и тебе не позволю… не дам… постараюсь… Разговор становился чересчур велеречивым, это могло вызвать недоверие к сказанным словам, и она, интуитивно чувствуя это, снизила планку, перевела его на обыденный уровень. - Андрей, пойдем спать. Завтра тяжелый и хлопотный день. - Пойдем, Катюш. В спальне договорим… Без слов…