Недосказанное и пересказанное

– В юности я допустил немало ошибок, однако теперь я постараюсь стать достойным наследником отца и буду стремиться к тем же целям, что ставил перед собой он. Мирная земля, тихий народ… – говорил недавно узаконенный Рамси Болтон, глядя, как гроб с именем Русе Болтона, выбитым на крышке, кладут в отведённое ему место в склепе Дредфорта. Его мачеха леди Уолда разрыдалась. На руках она держала новорождённых дочек-двойняшек, а её маленький сын Креган отчаянно цеплялся за её ногу. Новый лорд Болтон быстро подошёл к ней: – Миледи, – мягко сказал он, взяв девочек у неё и передав их няне. – Я сочувствую вашей боли. Няня – Алис Сноу, бастард Уотерменов – смотрела на эту сцену в полном ошеломлении (которое она, конечно, тщательно скрывала). С тех пор как Русе Болтон погиб в драконьем огне, его сына точно подменили. Рамси Болтон притих, стал более задумчивым, прекратил свои ужасные «поездки на охоту». Он даже завёл привычку по примеру отца ставить себе пиявки. – Бренда, – кивнул Рамси в сторону служанки леди Уолды, – проводи мою леди-мачеху в её покои. Проследи, чтобы её окружили таким же почтением, как и при жизни отца. Алис, ступай с ними, девочки должны как-то её развеселить.

***

Рамси Болтон, как он теперь себя называл, выпил стакан настойки зверобоя (очень полезно для здоровья) и прочёл письмо от королевы Дейнерис. С ней всё сложилось донельзя удачно – будучи иноземкой, она понятия не имела о подробностях того, что происходило на Севере, поэтому во всех случившихся бедах он обвинил Старков и Русе Болтона, а сам поклялся ей в верности и изображал из себя образцового преданного знаменосца. Конечно, это была лишь временная мера. Драконы ему на Севере были совершенно не нужны. Если королева нападёт на Земли Вечной Зимы, кто знает, к чему это приведёт – драконий огонь, допустим, покончит с Иными, но тогда и его собственному могуществу может прийти конец. Он уже обдумывал, кого бы ему поддержать потом. Заманчивой, разумеется, была мысль самому сесть на Железный Трон, но юг... в южных землях он всегда чувствовал себя скверно – слишком тепло, слишком много солнечного света. Нет, ему вполне хватит Севера, ну, может, северных районов Речных Земель, а если повезёт – и земель за Стеной, если только удастся победить Иных так, чтобы при этом он сам остался невредим. Подобных ему в мире нет – это он знал всегда. В его жилах текла кровь людей и Иных, и он не чувствовал себя в своей тарелке ни с теми, ни с другими. Наравне с ними он жить не мог – ему было суждено ими править; и были они для него не дороже лошадей или собак. Ну... как правило. Он подумал о Уолде. Такая весёлая и жизнерадостная, бедняжка, и как она его любила... Когда он забрал себе кожу своего никчёмного бастарда и бросил того под драконье пламя, Уолда забилась в истерике, её розовое круглое личико распухло и покраснело от слёз – и, на удивление, ему от этого зрелища почему-то стало нехорошо. У её сына Крегана Болтона были его белёсые глаза, так что мальчишка подходил для следующего его облика. Вот в этом была главная загвоздка со сменой кожи – глаза было ну никак не спрятать... Однако почему-то, когда он видел, как Уолда обнимает своих детей, единственную её отраду во вдовстве, он начинал сомневаться, стоит ли снимать потом кожу с Крегана. «Может быть, я сумею снова жениться на Уолде, – вдруг промелькнуло у него в голове. – Она же Рамси не мать. Так называемой Арьи Старк давно уже след простыл, надо только объявить её умершей, и я смогу жениться на ком хочу». Но Уолда могла его вычислить. Он, в отличие от многих, знал, что под всеми своими фунтами жира его супруга... бывшая супруга... скрывает весьма острый ум. Мог ли он рассчитывать на то, что она его не выдаст? «Вокруг драконы, Иные... может, и мне лучше оставить этот дурацкий маскарад и перестать менять кожу. Сам стану править в Винтерфелле или, скажем, построю себе замок где-нибудь за Стеной, а Крегану и его потомкам отдам Дредфорт. Уолда будет так рада! Я прямо могу себе представить, как она станет седой бабушкой и будет сидеть в окружении множества маленьких Болтонов». Но эта идиллическая картинка неизбежно натолкнула его на другую мысль. Однажды Уолда умрёт. Даже Иные не могли возвращать мёртвых к жизни, кроме как в виде лишённых разума упырей. Её бьющее ключом жизнелюбие, её смех и её любящее сердце уйдут из этого мира навсегда, и в Дредфорте снова воцарятся лишь уныние, жестокость и одиночество. Он бросил, как обычно, письмо королевы в огонь, и его рука дрожала. За минувшие века он делил ложе со многими женщинами – миловидными и невзрачными, умными и дурочками, теми, кто покорно отдавался ему из чувства долга, и теми, кто плакал и отбивался, – но даже первые красавицы из них надолго его не впечатляли, и их лица в его памяти были неотличимы друг от друга. Уолда стала первой, кто вскрикивал от восторга от его прикосновений и кто смотрел на него с таким блеском в глазах. Он так не хотел её потерять... Если бы она могла остаться рядом с ним навечно! Ему не по себе было от её безмерной скорби после (якобы) гибели мужа, и, как ни странно, лишать её сына он тоже не желал. Даже несмотря на то, что в таком случае ему опять придётся заводить бастарда на стороне, он твёрдо знал, что Уолда должна жить в окружении своих драгоценных малюток, и по возможности без печалей и тягот. Такие желания были ему, мягко говоря, в новинку. Вдруг после стольких прожитых лет он начал сходить с ума? Может быть, это Уолда на его рассудок так влияла. Может, лучше было бы найти ей другого мужа, обычного мужа с красной кровью в жилах, которому никогда не придётся обдумывать, чью кожу надеть следующей. Рамси, как он теперь себя называл, даже готов был бы оставить ей детей. Он-то без труда сможет наплодить новых с другой женой – какой-нибудь послушной запуганной девчонкой, до которой ему не будет дела.