Воины шестой ступени

Пасмурное субботнее утро местного дома культуры. Скрип колёс, тихие шаркающие шаги, размеренное трение подошв о мокрый асфальт. Неторопливые, нехотя плетущиеся тени некогда чьих-то друзей, возлюбленных, оставленных на самостоятельное прохождение последнего путешествия. Последнее пристанище тех, на кого без жалости не взглянешь. Отправная точка с тикающим таймером, отсчитывающим последние пять ступенек. Тик-так. Тик-так. Тик. То, что называют ласт хоуп на нормальное существование. Ласт плэйс, где они являются участниками ячейки социума. Неловкий круг сломанных игрушек. Группа со дня на день опустеет. Фактически, расформирована она с пару месяцев, но куда идти тем, кого уже никто не ждет? Наш Куратор — крепкий парень, разговаривающий с ярко-выраженным славянским акцентом, с широкой улыбкой и распахнутой душой, был буквально помешан на языческой мифологии и их божествах, и, между нами — он и сам смахивал не то на могучего Тора, не то на викинга из скандинавских саг. Постоянно шутящий о том, что получил свой сертификат психолога на черном рынке в придачу к паспорту гражданина Соединенных штатов, и громогласно смеющийся над своей шуткой. Никто кроме него уже и не знает, как появилась эта группа из-за постоянной «текучки кадров», как иронично называют новых больных и умерших сами оказавшиеся в этом кругу. Новоприбывшим Куратор по-старинке объявляет, что тот путь, который они проделали сегодня с собой, чтобы перебороть болезнь и добраться сюда — ни что иное, как путь бойца. И бесконечно твердит про Вальхаллу. В очередной из дней, которые уже перестают отличаться друг от друга и напоминают вереницу трубочек-лекарств-таблеток, прозвевенел колокольчик над дверью, и Куратор ворвался в наш полу-подвальный зал групповой терапии вихрем из дождевой воды и спутанных длинных волос, наспех и неаккуратно перетянутых резинкой, подгоняемый сквозняком из открытой двери. Он толкал дверь ногой, в то время как его руки были заняты большой коробкой, которую он с облегчением бросил на пол и с привычным оптимизмом дал «пять» всем сворим подопечным. Из его светящихся щенячьих глаз почти что полетели искры, когда он хлопнул в ладоши для привлечения внимания. — Дабы вы не считали меня брехлом, а мои слова - пустой болтовнёй, у меня есть кое-что, с чем вы точно почувствуете себя настоящими бойцами! После этих слов он распахнул картонный ящик, и достал оттуда охапку пластиковых игрушечных мечей, и следом за ними — стопку щитов из такого же тонкого пластика с липучкой для прикрепления на руку, тускло посверкивающих под лампами. Он вручил нам по комплекту обмундирования, и с тех пор наши собрания умирающих были похожи на имитацию военных действий где-то в Средневековье. Одним из последних новоприбывших «вояк», как ласково называл нас Куратор, оказался четырнадцатилетний Рафаэль, с его полупрозрачными водянистыми глазами, которые больше ничего не видят, и тонкой как пергамент кожей. Истощенный до невозможия, он еле нашел силы приехать сюда, и едва ли мог держать такой тяжелый для него игрушечный меч. — Забудьте всё, о чём говорили вам психиатры и онкологи в больницах, забудьте про 5СПС (*стадии принятия смерти), про отрицание-злость-торг и что бы там дальше ни было. Скорее всего, я опоздал, и некоторые из этих ступеней вам пришлось пройти самостоятельно, но я хочу донести до вас веру в шестую ступень — умиротворение. Состояние счастья, наступающее единовременно с вашим переходом в рай для воинов и граничащее с тем, что так любят называть уходом в нирвану. И мы забывали. И мы были легионом вояк шестой ступени. Кроме Рафаэля. Случалось так, что те, кто был на острие ножа и слишком близок к уходу, предпочитали провести последние минуты в окружении тех, с кем они сражались бок о бок. И они улетали прямиком из нашего заваленного коробками полутемного помещения, в кольце слабых физически, но сильных духом маленьких людей с оружием. Тут приходил Рафаэль — тот, кто был не в силах держать меч, но тот, кто напоследок рассказывал сказки о волшебных птицах, о роскошных столах, полных яств, о красавицах на крылатых конях, доставляющих павших воинов в небесные чертоги, освещая своим клинком путь через облака. Убаюкивал, провожал, закрывал безжизненные глаза. Ангел земного розлива. Никаких машин скорой помощи до наступления шестой ступени. Никаких мельтешащих суетливых врачей до того, как мы сложим наши мечи, провожая соратника в лучшее место. И было едва ли больше одной слезинки на наших бутафорских щитах, когда нам всем пришлось стать ангелами для маленького Рафаэля, лишь бы он мог присоединиться к небесными проводникам в спокойствии и тихом счастье умиротворения. Я был последним. А один, как известно, в поле не воин, и мне нужно было сложить свой меч, когда я остался наедине с Куратором среди коробок, полных покоившихся внутри ободряющих постеров, мечей и щитов, вещей бывших участников группы. Группа расформирована после проверки комиссии врачей, по итогам которой методы Куратора были признаны «не соответствующими медицинской практике» и запрошенный сертификат об образовании командующего нашей маленькой армией оказался действительно таким же поддельным, как и его гринкард, как и наше оружие. — Я уеду в другой штат. Мы всех их еще порвём, так? Впереди всей вселенной. — ухмыльнулся Куратор и дал мне привычную «пять» своей огромной теплой ладонью. Я кивнул и слабо улыбнулся, хоть и знал, что совсем скоро и сам встану в строй своих друзей. Я подергал его за рукав, и спросил: «А ты, что ты получал взамен, проводя с нами каждый божий день?». Он присел на корточки, чтобы смотреть мне прямиком в глаза и потрепал по голове. — Тут я, пожалуй, действительно всех обманул. Шестая ступень, помнишь? Я стоял на ней каждый раз, когда видел этот круг сильных малышей в невидимых доспехах, сражающихся против всего мира и против себя самих, но стоящих горой за своих товарищей. Малышей, которые погибая чувствуют себя самыми счастливыми, оказывая поддержку ближнему. Это ли не тихое, светлое умиротворение? Я замолк, и первый раз за несколько чертовых месяцев позволил себе заплакать, разбивая сердце Куратору, запустив свои худые обессиленные руки в его длинные волосы в порыве объятий. И сейчас, уверенно глядя вперед, на стремительно приближающуюся последнюю стадию, я хочу думать, будто он всё же уехал из душной, больной Америки, живет в норвежской глубинке, растит своих голубоглазых детишек и ходит в этих смешных клетчатых потрепанных рубашках. Достигший навсегда своей шестой ступени.