Непраздничное настроение

Скорее бы уж рассвело, что ли. Бесконечное блуждание по лабиринтам собственной памяти уже начинало утомлять, но вместе с тем, воспоминания никак не желали отпускать ее. Интересно, почему все важные и значимые для нее события связаны с Рождеством? И чьею колдовскою волей было устроено так, что чаще всего радоваться празднику не получалось. Всегда находилось что-то, чтобы помешать ощущению счастья и предвкушению чуда. Знакомство с Тобиасом, пожалуй, исключение из правил, хотя сейчас она и в этом готова была усмотреть влияние Рока, ведь по злой иронии судьбы, окончательно расстались они именно на Рождество. Северус тогда учился на втором курсе, и Эйлин со дня на день ждала приезда сына на каникулы. Тем солнечным морозным днем она пошла по магазинам: нужно было купить индейку. Перед праздником народу везде было очень много, и она задержалась дольше, чем планировала. Войдя в дом, она обнаружила на вешалке пальто мужа и нахмурилась. Наверняка примется сейчас ворчать, что она ходит бог знает где, а обед до сих пор не готов. Она вошла в комнату, да так и застыла на пороге. На кровати лежал старый потрепанный чемодан, а Тобиас стоял у раскрытого шкафа и спешно снимал с вешалок свои вещи. Обернувшись на звук шагов жены, он замер, и с минуту оба, не отрываясь, смотрели друг на друга. Эйлин опомнилась первой: — Тоби… Что… что ты делаешь? Он смутился и, раздраженно швырнув рубашку на кровать, подошел к жене. — Эйлин, послушай, нам…надо с тобой поговорить. — Что случилось? — Сядь, пожалуйста, и выслушай спокойно. — Что случилось?! — ни о каком спокойствии, разумеется, речи не шло, Эйлин чувствовала, что происходит что-то непонятное, и ее это тревожило. — Я… ухожу, Эйлин. — Куда? — с трудом выдавила она. Вместо ответа Тобиас тихо произнес только: — Прости меня. — Я ничего не понимаю, Тоби, объясни, что происходит, куда ты собрался? — Прости, — повторил он, — я должен был давно уже тебе все рассказать. Я…у меня есть…в общем, я встретил другую женщину. И ухожу к ней. Она прикрыла глаза рукой. Какой-то бред. Дурная шутка, наваждение. Это неправда. Он не может поступить с ней так. Они вместе уже столько лет, она привыкла, что Тобиас всегда рядом. Да, они часто ругались, но это же ничего не значит, ведь она…она все еще любит его. У нее же, кроме него и сына, никого нет на всем белом свете. — Что? — выдохнула она. — Так будет лучше, Эйлин, пойми. Мы…одним словом, у нас с тобой давно уже все разладилось. То, что было когда-то — это прекрасно, но все это осталось в прошлом. Я больше так не могу. Боль, обида и ревность душили. — И кто, позволь узнать, эта потаскушка? Деби Райт? — Эйлин, ради всего святого! Деби давно замужем, у меня с ней никогда ничего не было, не считая той интрижки в молодости. — Тогда кто она? И давно ты к ней таскаешься? — Эйлин, перестань! Не надо истерик, я прошу тебя! Давай расстанемся по-хорошему, этот дом — твой, вы с Северусом останетесь жить здесь. — Как благородно! — всплеснула руками Эйлин. — Я, видимо, должна быть тебе по гроб жизни благодарна за такую щедрость! — За дом было заплачено теми деньгами, что ты выручила с продажи золота твоих родственников, так что я не имею... — Ты предал меня, Тоби! Понимаешь, предал! И ты можешь сейчас так спокойно говорить о такой ерунде? — Я не понимаю… — Вот именно! Я…я же…я всем пожертвовала! Я поругалась с отцом, порвала со всеми знакомыми, даже с Кэролайн — своей подругой! Я ушла, совсем ушла из того мира, где родилась и выросла. И все это — ради тебя! — уже не помня себя, кричала Эйлин. — А ты… ты… Да ты мне всю жизнь испортил! Затащил в эту дыру, а теперь бросаешь тут одну. — Ну, знаешь! Это просто-напросто смешно! Я тебя «затащил»? Я?! Да ты же сама, первая, на меня вешалась! Эйлин задохнулась от возмущения: -Что?! Я?! На тебя?! Вешалась?! — А что, разве не так? Через неделю после знакомства прыгнула ко мне в постель! — Да как ты…как ты смеешь?! Это не просто удар в спину, это гораздо хуже. Эйлин оторопела от такого чудовищного заявления, а Тобиас, окончательно потеряв над собой контроль, продолжал издеваться. — Что, там у вас на тебя никто не позарился, раз ты на первого встречного, как ты выражаешься, маггла бросилась? А потом решила привязать меня к себе ребенком. Нет, нельзя, нельзя сейчас плакать. Эйлин что есть силы, до боли, сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. — У тебя десять минут, Тоби, чтобы собрать свое барахло. А потом — убирайся, куда глаза глядят, только сделай так, чтобы мы с тобой больше не встречались. Никогда, понял? — Эйлин, — смешался Тобиас, видимо, сообразив, что сказал лишнее. Он протянул руку, намереваясь погладить ее по плечу. — Эйлин, я не хотел… Она покачала головой и попятилась. — Не прикасайся ко мне! Собирай вещи и уходи, пока я не прокляла тебя, Тобиас Снейп. И лучше забудь, что у тебя когда-то была жена. А о том, чтобы видеться с сыном — можешь и не мечтать, понятно? — она все же сорвалась на крик. — Пусть твоя шлюха нарожает тебе новых! Эйлин круто повернулась на каблуках и стремительно вылетела из комнаты. Слез не было. Боли, обиды, ревности, ненависти она уже не чувствовала, в душе не осталось ничего — одна только пустота. Эйлин не помнила, сколько прошло времени, с тех пор, как муж ушел, и она осталась в доме одна. Она не ела, не спала, никуда не выходила, молча лежала на диване, отвернувшись к стене, и ни о чем не думала. В чувство ее привел звонок в дверь, она нехотя поднялась и пошла открывать. — Мам, ты дома? А…что-нибудь случилось? Я звонил, звонил… Северус вошел в дом и обеспокоено уставился на нее. Великий Мерлин! Как она могла забыть? Она же обещала встретить его, он же писал, что приедет на Рождество. — Северус, прости, дорогой, я… не смогла приехать на вокзал, извини, меня, пожалуйста, — виновато взглянула она на сына. — Как ты добрался? — Отец Лили подвез. Мам, с тобой все в порядке? Она не ответила, молча развернулась и ушла в комнату. Северус, не раздеваясь, прошел следом и присел на диван рядом с ней. — Мам, что произошло? — не отставал он. — Вы опять с отцом… — Отец ушел, Северус. Совсем ушел, понимаешь? — всхлипнула она и, уткнувшись лицом в подушку, наконец, разрыдалась, выплескивая наружу всю накопившуюся в душе горечь. Эйлин плакала и все никак не могла остановиться. Словно откуда-то издалека она слышала голос сына, чувствовала его легкие прикосновения. Северус гладил мать по голове и, видимо, растерявшись, и не зная, как следует себя вести в такой ситуации, твердил только: — Мам, ну ты чего? Ну не надо, мам! Черт знает, что такое, теперь стало почему-то жарко, и Эйлин откинула одеяло. В коридоре послышался шум, чьи-то торопливые шаги и громкие голоса. — А? Уже утро? — встрепенулась девушка, мечтавшая о поездке в Париж. — Что случилось? — проснулась тетка мальчика, который днем угостил Эйлин мандарином. Она встала с постели и натянула халат. — Пойду, посмотрю, что там случилось. — Эх, жалко! На самом интересном месте, — посетовала девушка, — такой сон снился! — Привезли кого-то в реанимацию, — доложила вернувшаяся «разведчица». — Шуму-то наделали, всех перебудили, — недовольно проворчала она. — Который час? — спросила Эйлин. — Почти пять. Без трех минут. — Благодарю вас. — Давайте спать, до утра еще далеко. Женщина легла обратно в кровать. В палате опять воцарилась тишина, и уже через несколько минут все, кроме Эйлин, снова спали. «Ну, ничего, скоро уже утро», — подумала она. Пожалуй, спать теперь не имеет смысла, все равно, часов в восемь начнется утренний обход, все проснутся, и можно будет, наконец, отвлечься от тяжелых воспоминаний. Пожалуй, после развода с Тобиасом, ссора с сыном и его уход — это самое неприятное, что ей довелось пережить. Поначалу, сразу после того, как Тобиас оставил их, они с сыном заметно сблизились, чаще проводили вместе вечера, когда Северус приезжал на каникулы, он охотно (чего раньше за ним не водилось) рассказывал ей об учебе, о своих приятелях, и самое главное — конечно же, о Лили. Собственно, она занимала все мысли сына: Лили сказала, Лили придумала, Лили решила, Лили не довольна, что он дружит со слизеринцами, но она просто ничего не понимает, Лили защищает «этого негодяя» Поттера, — и так далее, и тому подобное. Некий Поттер «с дружками» тоже довольно часто возникали и в рассказах Северуса, и в случайно услышанных пару раз его разговорах с Лили. Эйлин не обращала тогда на это особого внимания: обычные школьные споры. Больше того, Эйлин поддерживала сына, она видела, что Северусу нравится эта девочка, а тот молодой человек, судя по всему, был его соперником. Да и вражда Гиффиндора со Слизерином началась не вчера. Но, несмотря ни на что, на летних каникулах Северус почти все время проводил со своей подругой, иной раз они допоздна засиживались у них, в Спиннерс-Энд, обсуждая какие-то свои дела. После окончания пятого курса сын вернулся домой мрачнее тучи, заперся у себя в комнате, где сидел целыми днями, практически безвылазно, и упорно отказывался отвечать на расспросы матери. — Похоже, твой отец был прав, — заметила Эйлин, убирая со стола тарелку сына; к обеду тот даже не притронулся. — Что? — рассеянно переспросил Северус. — Я говорю, что твой отец был прав, я, наверное, и впрямь готовлю сущую отраву. — Мам, ну что ты говоришь? — Тогда почему ты вот уже который день ничего не ешь? — Я не хочу. — Северус, что с тобой? — Ничего, мам, все в порядке. — Сев, я не вчера родилась, я же вижу. Что произошло? С Лили поругались, да? — Ничего не произошло, говорю тебе, отстань от меня! Он бросился к себе в комнату. Эйлин вздохнула и, не собираясь сдаваться, пошла следом. Северус, ссутулившись, сидел на кровати, закрыв лицо руками. — Мам, уйди, пожалуйста! — глухо проговорил он, не поднимая головы. Эйлин подошла к нему, села рядом и нежно провела рукой по его волосам. — Ну, что такое? — тихо спросила она. — Что с тобой? Он покачал головой и прошептал: — Она теперь не захочет… никогда. Я сам … сам… Теперь она уже не простит. И все из-за этого чертова Поттера. Ненавижу! Всех их ненавижу! — прокричал он, вырвался из ее объятий и убежал. Эйлин еще раз глубоко вздохнула. Потом, немного успокоившись, сын рассказал, что серьезно поругался с подругой. Он обидел ее, не со зла, разумеется, просто «этот недоумок Поттер с приятелями специально все подстроили». «Я просто уверен в этом!», — словно ища ее поддержки, повторял он. Естественно, она успокаивала его, твердила, что все обойдется, просто надо подождать. Больше Эйлин не расспрашивала сына об этом, раз он сам не желает рассказывать — значит, так нужно. Она сама терпеть не могла, когда пытались лезть в душу. Пройдет, в конце концов, все меняется, они еще дети, раз сто еще успеют поругаться и помириться. Вспомнить хоть их с Тобиасом. Однако же Лили за все лето не пришла к ним ни разу, и было не похоже, что сын с ней встречался, хотя Эвансы жили неподалеку. Осенью Северус уехал в Хогвартс один, писал ей редко, а на Рождество не приехал вовсе, сообщив, что его «пригласили друзья». Эйлин даже обрадовалась тогда, что у него наладились отношения с однокурсниками. На летних каникулах он прожил дома две недели, а потом, снова получив «приглашение от друзей», исчез из дома практически до осени. Конечно, было немного обидно, но с другой стороны, мальчик вырос, ему наверняка скучно сидеть с ней целое лето. Она была спокойна, потому что фамилии Эйвери, Розье и Мальсибер были ей хорошо известны — мальчики из уважаемых семей, а значит, ничего плохого с сыном не случится. Через год Северус закончил Хогвартс и снова написал ей о приглашении друзей, и что какое-то время проведет у них. Домой он вернулся только в середине сентября, сказал, что ему предложили место зельевара в аптеке при госпитале святого Мунго, и он принял предложение. Работа отнимала у сына много времени, домой он приходил только ночевать, даже в выходные куда-то исчезал, отделываясь неизменным: «Мам, у меня дела». Приближался канун Рождества 1978 года. Эйлин выбралась в Лондон за подарками, да и просто прогуляться по праздничным улицам, развеяться. — Эйлин? — окликнули ее на выходе из кондитерской. Она обернулась и с минуту недоуменно разглядывала худую изможденную женщину в черном пальто, пока, наконец, не вспомнила: — Кэролайн?! Бывшая подруга улыбнулась. — А я уж подумала, обозналась, вот так встреча! — Я безумно рада тебя видеть, — искренне ответила Эйлин. Они зашли в кафе, где за чашкой ароматного капучино, Эйлин рассказала Кэролайн обо всем, что произошло с ней с тех пор, как они виделись последний раз. — Ну да что мы все обо мне. Как ты? Как Эд? Кэролайн побледнела и закрыла глаза. — Эда убили, Эйлин. И Эвелин — нашу младшую дочку — тоже. Ей было всего девять, — она достала из кармана платок и вытерла слезы. — О, господи! — одними губами прошептала Эйлин. — Кэролайн, мне очень жаль, прими мои соболезнования. — Ты себе не представляешь, какой это кошмар! — отозвалась Кэролайн. Она принялась рассказывать, и чем дальше, тем больше Эйлин приходила в ужас. Нет, она, конечно, читала время от времени «Ежедневный пророк» и была в курсе, что происходит в мире. Но все же, как там ни крути, она жила среди магглов, и потому все идеи некоего темного мага, чье имя теперь произносить было не принято, казались ей просто блажью очередного жадного до власти и славы фанатика. В конце концов, разговоры о превосходстве чистокровных в гостиной Слизерина не смолкали еще и во времена ее учебы, да и отец, помнится, очень любил порассуждать на эту тему. Ей никогда не было до всего этого никакого дела, поскольку политика Эйлин не интересовала. То, что за словами этого нового темного миссии стоят еще и дела, и такие чудовищные — оказалось новостью. Кэролайн со старшей дочерью, Мэри, уехали в гости к бабушке с дедушкой, а Эдвард был вынужден остаться дома — не отпустили с работы. Младшая дочь, как на грех, приболела, и Кэролайн оставила ее дома с отцом. Когда они с Мэри вернулись, дом был разрушен, а в небе висела Черная Метка — знак, который Пожиратели смерти оставляют после себя, как свидетельство своих «подвигов». Встреча с бывшей одноклассницей и ее рассказ совершенно выбили Эйлин из колеи, и домой она вернулась в подавленном состоянии. Северус, видимо, ждал ее, потому как стоило ей только ступить на порог, он вышел в прихожую. — Ты дома? — улыбнулась Эйлин. — Давно вернулся? — Часа два назад. Мам…мне нужно кое-что тебе сказать. — Хорошо, дорогой, только давай сначала хотя бы чаю выпьем, я очень устала, — отгоняя зародившееся в душе нехорошее предчувствие, сказала Эйлин. Горячий чай немного успокоил ее и придал сил. — Так о чем ты хотел со мной поговорить? — спросила она сына. — Мам, видишь ли, я, наверное, буду вынужден уехать. — Уехать? Но куда? — Извини, я просто неправильно выразился, я хочу сказать, что не буду жить здесь. Сниму дом в Хогсмиде. Так будет лучше. — А… но почему? Разве тебе со мной плохо? — вышло как-то по-детски обиженно и жалко. — Нет, мам, ну что ты. Просто так нужно. Понимаешь, для моей новой работы… — Сев, я ничего не понимаю. Разве в святого Мунго… — Мунго здесь совершенно ни при чем, мам. Это…ладно, я расскажу тебе. Ты должна…ты имеешь право знать. Словом, я решил присоединиться к сторонникам Темного Лорда. Сейчас я объясню… Он восторженно расписывал ей взгляды Темного Лорда и его партии, говорил, какая это честь для него, полукровки, быть в рядах его ближайших сторонников, и как он рад, что будет способствовать тому, что в магическом мире, наконец-то, будет порядок и процветание. Она слушала, а в голове тут же всплывал рассказ Кэролайн об уничтожении ее семьи, а ведь это не единичный случай. Вслед за этим возникла и другая мысль: «Он ошибается! Ошибается! Его обманом заманили в эту…организацию, он сам не понимает, с кем связался, и она не может допустить…». — Северус, послушай меня, может, не стоит так…сразу. Надо сначала разобраться, подумать. — Я обо всем подумал, мама, — твердо сказал он. — Да ты просто не представляешь себе, что происходит. Я сегодня встретила… — Мам, я не хочу с тобой ссориться, — перебил ее Северус, — но ты меня не переубедишь, я давно уже все решил. — Убивать и калечить людей? — сорвалась Эйлин. — Мам, ты что, начиталась дурацких статей в «Пророке»? Никто никого не калечит. Просто Темный Лорд и его сторонники хотят сделать так, чтобы мы перестали прятаться по углам. Если мы во всем превосходим магглов по силе и могуществу, то почему мы скрываемся? Магглы должны знать свое место, а не диктовать нам условия! И у нас будет сила, чтобы доказать это. Темный Лорд даст нам силу! — его глаза возбужденно блестели. — А если при этом прольется кровь… Война не бывает без крови, мама. И установление нового порядка требует жертв. Иначе нельзя. — Сев, это… ты не можешь… откуда в тебе… — она была совершенно сбита с толку и не знала, что сказать. — А ты что хотела? — Северус тоже начинал злиться. — Чтобы я вечно прозябал в этой дыре? — Сев, да пойми ты, этот твой Лорд просто желает дорваться до власти, отхватить кусок пожирнее, а вы верите в его россказни и согласны умирать ради какой-то глупой идеи о «чистоте крови»? — Это не россказни, мама! И эту «глупую идею» поддерживает весь цвет магической Британии. — Я, конечно, очень плохо разбираюсь в политике, Сев, вернее сказать, не разбираюсь вовсе, но… Я встретила сегодня одну свою знакомую. Слуги этого вашего Лорда убили ее родных. Мужа и маленького ребенка! Это же…так нельзя! И ты хочешь такого вот… «порядка», Сев? — Мам, я тебя умоляю, ты просто набралась где-то глупых сплетен и веришь всякой ерунде. Пойми же, все представители древних… — Между прочим, если верить слухам, что ходили в Хогвартсе, то Том Риддл, как некогда звали Темного Лорда, сам превозносимой им чистотой крови похвастаться не может, поскольку вырос в маггловском приюте! А теперь он вдруг возомнил себя Салазаром Слизерином! — Что ж, тогда я его очень хорошо понимаю. От магглов ничего хорошего ждать не приходится! — Что за глупости, Северус? — Скажешь — неправда? Они же не видят дальше своего носа. Мы сильнее их, но они, даже поняв, на что мы способны, все равно считают нас ненормальными. Конечно, это легче, чем расписаться в собственном убожестве. — Что ты такое говоришь, господи, мальчик мой, да…ты просто не отдаешь себе отчет в том, что происходит! — она не должна отпускать его к этим людям, она просто обязана убедить его! — Вы все, ярые сторонники «идей справедливости», — просто-напросто глупые мальчишки, которым Риддл задурил головы. Видимо, то, что болтали о нем когда-то — совсем не выдумки. Думаешь, вы нужны ему? Он использует вас, чтобы добиться своего, а потом уничтожит. Как ты не понимаешь? — Перестань, мама! Это ты не понимаешь ровным счетом ничего. Неужто забыла: «Дура, идиотка, чертова ведьма», — так тебя величал папаша? А ведь ты могла убить его одним взмахом руки. Только он не понимал этого, считал себя умнее всех и думал, что имеет право унижать тебя! — Северус, замолчи! — Они все такие, все, неужели не ясно? В той дрянной маггловской школе, куда вы меня отдали, стоило только войти в класс, как они принялись орать, что я «нищий носатый урод». Когда у меня произошел выброс магии, и одного особо настрырного толстяка, который донимал меня больше остальных, отшвырнуло в другой конец комнаты, то все дружно закричали, что я псих. А потом избили, впятером — одного! — Ты…ты ничего мне тогда не сказал, — жалобно пролепетала Эйлин. — А зачем? — пожал плечами Северус. — Чтобы папаша в очередной раз сказал, что я «ненормальный» и обвинил в этом тебя? И так всегда и во всем! Даже родители и сестра Лили — они тоже считали ее «не такой, как все» и стыдились этого. Я же видел! А Лорд Волдеморт хочет только, чтобы этого не было, чтобы восторжествовала справедливость. Да если бы все было так, как он говорит, то тебе, талантливой волшебнице, не пришлось бы хоронить себя здесь заживо из-за какого-то невежественного маггла! — Этот «невежественный маггл», между прочим, твой отец! — Есть, чем гордиться! — Северус! — громкий возглас Эйлин сопровождал звук пощечины. Только спустя несколько минут напряженной тишины, Эйлин, глядя, как Северус ошеломленно уставившись на нее, стоит, прижав ладонь к щеке, и, поймав его обиженный взгляд, поняла, что сейчас она впервые в жизни подняла на сына руку. — Ты — моя мать, — хрипло проговорил он, — только поэтому я не ответил тебе. Я думал, уж ты-то должна меня понять, а ты… — его голос был полон обиды и разочарования, — ты тоже меня предашь, да? — Сев… — Я всегда знал, что ты любила его больше, чем меня. Поэтому всегда оправдывала и позволяла над собой измываться. А я так…на меня тебе плевать. Его слова ранили. — Северус, ну зачем ты так? Он проигнорировал ее слова: — Ничего, я еще докажу и тебе, и всем. Они еще узнают… И она тоже, — невпопад прибавил он. — Она еще увидит. Все вы увидите. — Послушай меня… — Не надо, мама, — оборвал он ее. — Я уже понял, что я везде лишний. Даже здесь, даже для тебя! — Прекрати, Сев, — воскликнула задетая за живое Эйлин, — как ты можешь? Я же беспокоюсь за тебя. Не хочу, чтоб ты поломал себе жизнь. Я не хочу, чтоб мой сын стал убийцей! — Все, хватит. — Северус недовольно поморщился, будто этот разговор его бесконечно утомил. — Я ухожу. Насовсем. — Северус… — Не о чем больше говорить, мама! — холодно взглянул он на нее. — Северус, — Эйлин вскинула голову и в упор посмотрела на сына, слова сами сорвались с языка, — если ты сейчас уйдешь, то можешь потом не возвращаться, слышишь! — Я учту это, ма… миссис Снейп! Раздался негромкий хлопок аппарации, и он исчез. Эйлин, обескураженная, молча стояла одна посреди комнаты и вдруг громко расхохоталась. Она смеялась и все никак не могла остановиться, и смех этот с каждой минутой все больше напоминал рыдания. Перед глазами вставало разгневанное лицо Себастьяна Принца, а в ушах снова и снова звучал его голос: «Эйлин! Если ты уйдешь, то больше уже не вернешься, я тебя на порог не пущу!», — и собственный голос, прокричавший: «Я запомню, мистер Принц!». Какая ирония! Вот уж действительно, история повторяется, и через много лет ее сын бросил ее так же, как она бросила своего отца, даже с теми же словами. Поначалу она не верила, что сын ушел совсем, все надеялась, что он вернется, они поговорят, простят те обидные слова, которые наговорили друг другу, и все образуется. Но время шло, а Северус не объявлялся и не давал о себе знать. Она сама написала бы ему, но не знала, куда. Знакомых и друзей в магическом мире у нее практически не было, и она ничего не могла узнать. Оставалось только надеяться, что у сына все хорошо. Ей очень этого хотелось. Год назад произошло событие, весьма знаменательное для всего магического сообщества. «Ежедневный пророк» восторженно писал о маленьком мальчике, выжившим после смертельного заклятия и окончательно сокрушившим Того-Кого-Нелья-Называть. Волшебный мир ликовал и праздновал победу, одной Эйлин было не до праздника. Через некоторое время в «Пророке» одна за другой стали появляться статьи об арестах ближайших сподвижников Волдеморта и громких судебных процессах над ними. Дрожащими руками Эйлин раскрывала каждый новый выпуск и с замиранием сердца просматривала статьи, страшась, но в то же время, где-то в глубине души желая увидеть имя сына. Так она узнала бы о нем хоть что-нибудь, неизвестность же была хуже всего. Однако же, за все время, его имя ни разу не было упомянуто в числе схваченных Пожирателей смерти. Это не могло не радовать: значит, он жив, он на свободе. И сразу же острым стальным клинком по сердцу: «Если он вообще еще жив». Но эти мысли она старалась отогнать сразу. Так прошел целый год. Примерно месяц назад, когда Эйлин возвращалась домой из булочной, она встретила около дома Дебору Стенли вместе с женщиной с соседней улицы, видимо, давней ее знакомой. Эйлин кивнула на приветствие Деборы, поднялась на крыльцо и вошла в дом. Повернувшись, чтобы запереть дверь, она нечаянно толкнула ногой сумку, которую оставила на пороге, рассыпав по полу все покупки. Чертыхнувшись, она принялась собирать вывалившиеся пачки с овсяными хлопьями, как вдруг из-за приоткрытой двери до нее долетели голоса миссис Стенли и ее подруги: — …пошел по дурной дорожке, иначе и быть не могло. Он в тюрьме, говорю я вам. — Да будет вам, миссис Хатт. — Моя дорогая, вы же прекрасно знали Тобиаса, уж про его жену я и не говорю: ни дня без скандала, так что…с такой наследственностью — я ничему не удивляюсь. Эйлин так и осела на пол. В тюрьме. Эта женщина сказала, ее сын в тюрьме! В Азкабане! Она, возможно, больше никогда его не увидит. И только через несколько минут до нее дошло: магглы не знают, не могут ничего знать ни об Азкабане, ни о том, кого и когда туда посадили. Вслед за этим ее охватила неимоверная злость: да как они смеют распускать сплетни о ее семье! Эйлин встала и что есть силы хлопнула дверью — пусть поймут, что она слышала их, может в другой раз постыдятся нести всякий вздор. Она прошла в комнату и легла на диван. Очень сильно кружилась голова: наверное, от усталости и от волнения: «Совсем нервы ни к черту стали», — подумала миссис Снейп. К вечеру ей стало лучше, но подобные приступы слабости и головокружения стали возникать все чаще. Две недели назад ей стало плохо прямо в кондитерской. Дебора Стенли, случайно оказавшаяся рядом, помогла ей дойти до дома, вызвала скорую помощь, и вот она здесь. Эйлин почувствовала смертельную усталось, словно прошла пешком много миль; веки налились свинцовой тяжестью, и она несказанно обрадовалась, что сон, наконец-то сжалившись над ней, впустил ее в свои сказочные чертоги. Эйлин торопливо шла по пустым коридорам Хогвартса, ее ждут, поэтому нужно спешить, она и так уже опоздала, здесь ведь так легко заблудиться. Ну, ничего, ведь сын обещал ее дождаться, и, конечно же, он будет рад видеть ее. Вдруг она увидела Северуса, он стоял у статуи какой-то колдуньи вместе с профессором Дамблдором. Эйлин подошла уже достаточно близко, но они не заметили ее. Она окликнула сына, но Северус не обратил внимания, был слишком занят разговором с профессором. — Я вам объясняю, молодой человек, сейчас неприемное время, — сказал профессор Дамблдор почему-то женским голосом. — Здесь моя мать, и я никуда не уйду! — с вызовом посмотрел на него Северус. Она открыла глаза. В палате было светло: новый день уже вступил в свои права. За дверью раздавались чьи-то голоса, кто-то очень громко спорил, не обращая внимания на ранний час. — Вы ведете себя неподобающе, юноша! — возмущенно кричал женский голос, судя по всему, дежурной медсестры. — Я уже сказал вам, что мне наплевать на ваши порядки, и я с места не сдвинусь, пока не увижу ее, — ответил мужской голос, от звука которого у Эйлин часто-часто забилось сердце. — Северус? — прошептала она, не веря, что это ей не снится. — …прикажу вывести вас отсюда силой! — не уступала медсестра. — Посмотрим, как это у вас получится! — вот теперь сомнений не осталось, до боли знакомые интонации. — Северус! — крикнула Эйлин, ни мало не заботясь, что разбудит соседок по палате. Она вскочила с послели и, не надев даже тапочек, бросилась в коридор. Рывком распахнув дверь, она застыла на пороге, глядя во встревоженное и отчего-то очень усталое и грустное лицо сына. — Мам… Эйлин подошла к нему вплотную и нежно провела рукой по его щеке, как бы желая совсем уж, до конца, убедиться, что это не сон. У Северуса чуть дернулся уголок рта, словно он хотел улыбнуться, но давно разучился и совсем забыл, как это делается. Не обращая внимания на изумленный взгляд все еще стоявшей рядом дежурной медсестры, Эйлин крепко прижала сына к себе, словно боялась, что он сейчас испарится, исчезнет без следа, и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Душу переполняло чувство бесконечной радости, и сказочной музыкой звучал такой родной и такой дорогой голос сына, как некогда в детстве повторявший: — Ну что ты, не надо. Не плачь, мам.