Непраздничное настроение

Лампочка, отвратительно потрескивая, безостановочно мигала, от этого рябило в глазах, и начинала раскалываться голова. А еще посетители. В палате их трое: молоденькая девушка, переведенная из хирургии (у них там мест нет, все переполнено), со сломанной рукой и сотрясением мозга: покаталась на мотоцикле с приятелем; светловолосая, чуть полноватая, улыбчивая женщина лет сорока с подозрением на инфаркт, которое, как выяснилось сегодня, не подтвердилось; и она сама. Каждый раз думая о нынешнем своем положении, она еле заметно усмехается, но в усмешке этой слишком много горечи: Эйлин Принц, потомственная волшебница и здесь — в маггловской больнице для бедных! Дожила. Впрочем, сама виновата, чего уж там. Тем более, что она давно уже и не Принц,. За двадцать шесть лет, прожитых под маггловской фамилией Снейп, стала, можно сказать, самой что ни на есть настоящей магглой. Так что жаловаться не на кого. Эйлин отвернулась к стене и закрыла глаза, притворяясь спящей. Во-первых, не мешала мигающая лампочка, а во-вторых, так она лишена счастья созерцать лица соседок по палате и их родственников, которые толкутся тут с утра до вечера. А самое главное –это избавляет ее сочувствующих взглядов: к ней ведь никто не приходит. Ну разве что соседка, миссис Стенли, забежит раз в неделю минут на десять, больше Эйлин ее общество выносить не в состоянии — и все. Собственно, благодаря Деборе Стенли она тут и очутилась. Та лично вызвала «скорую помощь», когда Эйлин, на беду свою, стало плохо прямо в магазине. Дебора отвела ее домой и вызвала врачей, которые долго объясняли ей что-то про резко подскочившее давление, что это может быть очень опасно, а потом отвезли ее сюда. Они как-то там называли обнаружившеюся у нее вдруг болезнь, но она не запомнила, да и плевать ей было на их слова. В «Мунго» наверняка ей помогли бы быстрее и лучше, но сказать об этом Деборе и приехавшим врачам… Тогда ее, пожалуй, упекли бы в другую больницу. Поэтому она уже больше недели вынуждена лежать здесь, проходить какие-то дурацкие осмотры и пить еще более дурацкие маггловские таблетки. Да одно единственное правильно сваренное зелье — и все прошло бы за два дня! Но про зелья тут тоже нельзя даже заикаться. И палочка дома осталась. Впрочем, она так редко ею пользовалась, что почти совсем отвыкла от нее за столько лет. Словом, всего этого с лихвой хватало, чтобы в рождественский вечер настроение было отнюдь не праздничным, не говоря уж о том, что у нее не было поводов для веселья уже очень-очень давно. — Мэм, — кто-то позвал ее и осторожно тронул за плечо, — мэм… Эйлин вздохнула и обернулась: рядом с ее постелью стоял черноволосый мальчик лет семи и, смущенно улыбаясь, протягивал ей мандарин. — Это вам, мэм, возьмите, сегодня же Рождество! Поздравляю вас, вот! — выпалил он на одном дыхании. — Спасибо. Я и забыла… — Наверное, очень плохо болеть, да еще в праздник? — не унимался ребенок. — Тетя Джейн тоже болеет, — кивнул он в сторону полной светловолосой женщины, занятой сейчас разговором с мужчиной, похожим на нее как две капли воды и невысокой женщиной — копией малыша, стоявшего сейчас перед Эйлин. — Болеть вообще плохо. — Нет, только в праздники и каникулы, а когда в обычный день — то можно. В школу ходить не надо! — Ты не любишь школу? Мальчик посмотрел на нее так, словно она сморозила чудовищную глупость. — А что там хорошего-то? Постоянно что-то спрашивают, а когда я ответа не знаю, мисс Роджерс кричит на меня, и Дик постоянно дразнится, и… Эйлин улыбнулась. — Мой сын тоже не любил ходить в магл… в школу, когда был таким как ты. — А сейчас он любит? — Сейчас… не знаю. То есть, он уже закончил школу. Давно. — А где он? Он придет к вам? — Не знаю, малыш. Мы… ты понимаешь, мы с ним поссорились. Он ушел из дома, и я давно уже его не видела. — Я тоже один раз с Дэном поссорился. Дэн — это самый мой лучший друг. Ему новый пистолет подарили, а я сказал, что ничего в нем особенного нет. А он как даст мне по голове. Учебником. Больно было. Три дня с ним не разговаривали. А потом Дэн пришел и говорит: «Давай помиримся», ну мы и помирились. И вы помиритесь. Он придет, вот увидите. — Да, малыш, ты, безусловно, прав. — Дэвид! Дэвид, иди сюда, не мешай человеку отдыхать! — позвала мальчика тетя. — Как тебе не стыдно! — к ним подошла мать Дэвида. — Если будешь тут мешать всем, больше не придешь навестить тётю! Совсем себя вести не умеешь! Извините, пожалуйста, — повернулась она к Эйлин. — Ничего, мы очень мило побеседовали. У вас замечательный сын! — Сорванец он замечательный! Ладно, идем, нам уже пора. — До свидания, Дэвид, спасибо тебе. За мандарин, — сказала Эйлин. — До свидания, — кивнул ей Дэвид и побежал прощаться с теткой. Уже в дверях он обернулся и, помахав Эйлин на прощание рукой, сказал: — Он придет, обязательно придет, вот увидите, сегодня же Рождество! Эйлин грустно улыбнулась и покачала головой. — Утомил он вас? — улыбнулась Джейн. — Вы уж простите… Его оставить не с кем, вот и… — Я бы вообще не пускала сюда детей. И такую ораву родственников разом. Голова от них ото всех болит, — недовольно пробурчала девушка со сломанной рукой. — Тут больница как никак. — Не пойму, зачем возмущаться? Ребенок вел себя тихо и никому не мешал. Повторюсь: у вас очень милый племянник, и очень добрый, — обращаясь только к Джейн, сказала Эйлин, после чего отвернулась к стене и снова закрыла глаза. Слушать дальнейшую перепалку соседок по палате не хотелось. Хотелось забыться сном, чтоб открыть глаза — и было бы утро. Еще один день прожит. Но сон не шел, мешала мигающая лампочка. А еще воспоминания, которые всегда приходили, как только за окном начинало темнеть. Эйлин Принц от природы была довольно замкнутой и необщительной. Самыми неприятными детскими воспоминаниями для нее были дни, когда в доме отца проходил какой-нибудь званый обед, и друзья семьи приводили с собой сыновей и дочерей, с которым полагалось показывать свои игрушки, играть вместе и заниматься прочей ерундой. Меж тем как Эйлин предпочитала тишину своей комнаты и интересную книгу. В Хогвартсе у нее тоже практически не было подруг, ей претили бесконечные их рассказы о балах в поместьях, новых платьях и поклонниках. Как можно часы напролет сплетничать о такой чепухе? Нет, на родном Слизерине у нее сложились довольно хорошие отношения с однокурсниками. А Теодор Нотт, к примеру, и Кристиан Паркинсон, так те вообще буквально по пятам за ней ходили, чем раздражали ее несказанно. «У тебя, Принц, сразу два поклонника, тебе везет», — ухмылялись однокурсницы. Но она только плечами пожимала. Поклонники, как же! Все, что нужно этим двоим — это хорошо написанные эссе по зельям и заклинаниям! Потому они за ней и таскаются, зачем еще она им нужна? Эйлин никогда не питала иллюзий по поводу своей внешности и знала, что красавицей ее никто никогда не назовет. Не то, чтобы это особо ее расстраивало, но…это избавляло от иллюзий, что поклонники будут ходить за ней толпами и падать к ее ногам из-за неземной красоты. «Зато ты умная!» — говорила Кэролайн Джонс — пожалуй, единственный в Хогвартсе человек, с кем у Эйлин сложились дружеские отношения. На что она только усмехалась и недоуменно пожимала плечами. Кэролайн училась в Хаффлпаффе, на одном курсе с Эйлин. Они познакомились на первом сдвоенном уроке зельеварения, когда Кэролайн не справилась с простейшим, на взгляд Эйлин, заданием и чуть не взорвала свой котел. Если бы Эйлин, сидевшая рядом, вовремя не подсказала смешной девчонке с длинной светло-русой косой, что иглы дикобраза в зелье нужно добавлять до того, как зелье прокипит, то Хаффлпафф потерял бы баллы, а сама Кэролайн пострадала бы. Этот случай заставил ее проникнуться к слизеринке неимоверной симпатией, граничащей с восхищением. Эйлин сама себе удивлялась, но ее почему-то тянуло к веселой заводиле Кэролайн, и к пятому курсу девушки стали лучшими подругами. Эйлин, никогда раньше не жаловавшая шумные компании, стала часто гостить у Кэролайн на каникулах, и они замечательно проводили время. Там, среди магглов, она, как ни странно, чувствовала себя комфортнее, чем дома, просто потому, что там ей были по-настоящему рады. Домой же ехать не хотелось совершенно, потому что дома был отец, который за целый день, бывало, удостаивал дочь одной единственной фразой вроде: «В таком платье, дорогая Эйлин, выходить к столу просто неприлично. Изволь переодеться». А еще там была Линда — вторая жена отца. Матери Эйлин лишилась будучи совсем еще маленькой — в семь лет. Тогда должен был родиться ее младший брат и, как с гордостью говорил отец, наследник их древнего рода, но, увы, долгожданный ребенок родился мертвым, а через сутки не стало и самой Стеллы Принц. Ровно через год после ее смерти отец женился на Линде, Эйлин посчитала это предательством, и обида на отца не прошла и по сию пору, хотя его давно уже нет на свете. Обиднее всего было то, что на дочь отец совсем перестал обращать внимание, он был занят только Линдой. Когда пришла пора ехать в Хогвартс, Эйлин была несказанно рада, теперь она, наконец, вырвется из этого дома. Когда же она приезжала на каникулы домой, Линда начинала вдруг заниматься ее воспитанием, кое-выражалось в чтении длинных и нудных проповедей о том, «как молодой девушке из приличной семьи следует себя вести и с кем общаться». Эйлин ее почти и не слушала, а смотрела в окно и думала о том, что осталось совсем немного, скоро она снова вернется в школу. — …и уж тем более, неприлично для представительницы древней фамилии общаться со всякими грязнокровками! Ты совершенно не разбираешься в людях, дорогая, я просто убеждена, что общение с этой… Эйлин огрызалась, что, дескать, она сама разберется, с кем ей общаться, а с кем — нет, что приводило к еще большему возмущению мачехи. — Вот, Себастьян, полюбуйся! Это все дурное влияние — девчонка совсем от рук отбилась! — Эйлин, дорогая моя, — встревал отец, — не надо дерзить маме, она желает тебе добра. Устав он споров, она бросала отцу: «Это бессмысленный разговор. Извините, мне нужно идти», — и быстро уходила из комнаты, не дожидаясь новой перебранки. Последующие дни Эллин старалась не попадаться отцу и Линде на глаза. После окончания Хогвартса они с Кэролайн не могли уже видеться так часто, как раньше. Кэролайн устроилась секретарем в Министерстве в отделе по борьбе с незаконным использованием изобретений магглов, и пропадала на работе целыми днями. Эйлин же, вопреки воле отца, который считал, что наследнице Принцев необходимо выйти замуж за достойного человека и заниматься исключительно мужем и детьми, нашла место в аптеке в Косом переулке, где два раза в неделю дежурила и готовила зелья на заказ. Иначе говоря, занималась любимым своим делом и чувствовала себя вполне счастливой. На ворчание отца она старалась не обращать внимания, а на возмущения Линды ей было откровенно наплевать. Ее заработка хватило на то, чтобы снять небольшую квартиру в Лондоне, и таким образом Эйлин была освобождена от необходимости ежедневно общаться с отцом и мачехой. Она навещала их два раза в месяц по выходным и присылала подарки на Рождество и дни рождения. Отец, в конце концов, был вынужден смириться и уже не заводил разговоров на тему «дорогая моя, тебе не пристало вести подобный образ жизни», и Эйлин вздохнула свободно. С подругой она виделась не часто, но регулярно переписывалась. Через год после окончания Хогвартса Кэролайн вышла замуж за своего однокурсника Эдварда Тодда, оставила работу, и подруги практически совсем перестали встречаться, да и писать друг другу стали реже: семья и домашние заботы отнимали у Кэролайн все свободное время. Эйлин же была занята только работой, вечера же она предпочитала проводить в одиночестве, дома за книгой. Так прошло года четыре. В один прекрасный она получила от Кэролайн приглашение провести Рождество у нее дома, и Эйлин, обрадовавшись возможности снова встретиться с подругой, с радостью согласилась. Праздник удался на славу; небольшой дом в пригороде Лондона, где жила теперь Кэролайн, был полон гостей. Некоторых Эйлин знала: бывшие хаффлпаффцы, однокурсники Кэролайн и Эда. Остальные же были приятелями Тимати — брата Кэролайн, магглы. Помнится, Кэролайн некогда, когда только-только начинала учиться в Хогвартсе, очень удивлялась, что у них в семье она одна волшебница, а брат почему-то оказался лишен необычайного дара, как и их родители. Это было удивительно и необычно. Она очень любила вспоминать о том, как впервые начали проявляться ее способности, и как потом выяснилось, что она на самом деле колдунья. Эйлин пожимала плечами, ну да, такое случается, маглорожденных волшебников и волшебниц пруд пруди — что тут удивительного-то? Она не любила большие компании, так как быстро уставала от шума и суеты. Поэтому, когда хозяева решили устроить танцы и завели громкую музыку, у Эйлин уже через пять минут разболелась голова, и она, стараясь, чтобы никто не заметил, решила тихо выйти во двор — проветриться. У самой двери, когда она взялась за ручку, она вдруг почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо и незнакомый голос спросил: — Простите, мисс, вы не танцуете? «Нет!» — почти уже сорвалось с губ, но, обернувшись, и, взглянув в темно-карие глаза стоящего перед ней незнакомого мужчины, сама не понимая почему, ответила: — Танцую. — Тогда разрешите пригласить вас? — Конечно, — кивнула Эйлин и протянула ему руку. — А вы танцуете гораздо лучше, чем я, — усмехнулся кавалер. Танцевал он, конечно, не блестяще, но Эйлин тоже не могла похвастаться редкостным умением. Скорее всего, ему просто хотелось завязать разговор с молчаливой партнершей. — По правде сказать, я совсем не умею этого делать, — продолжал он. — Да и, честно признаюсь, не люблю. — Вот как? Тогда мы с вами единомышленники, я тоже не могу сказать, что питаю слабость к танцам. Но вы довольно неплохо танцуете, — польстила Эйлин — А почему же вы тогда… — Ну, я вижу, вы одна сидите, вот и захотел с вами познакомиться. Вы подруга Кэролайн, ведь так? — Да, мы вместе учились в Хог… в школе. — А. Тим говорил, что это какая-то особенная школа, где его сестренка учится. А мы с Тимом в колледже вместе учились. Потом он, правда, бросил. Эйлин, не зная, что ответить, кивнула. — Тобиас Снейп, — представился ее новый знакомый. — Эйлин Принц, — улыбнулась она ему. После танца Эйлин засобиралась домой, она устала и, кроме того, завтра она обещала отцу, что навестит его. Кэролайн, зная, что уговаривать подругу бесполезно, взяла с нее обещание прийти к ним в гости после Нового года, тогда толпы гостей не будет, и они смогут вдоволь наговориться. Уже в прихожей, когда она одевалась, ее окликнули: — Эйлин! Она обернулась. — Уже уходите? — с явным сожалением спросил недавний ее кавалер. — Да, Тобиас. Мне пора, а завтра я должна…поехать (чуть не ляпнула «аппарировать», конфуз бы вышел) к отцу. — Но ведь уже поздно. Как же вы…одна… Разрешите, я провожу вас, — выпалил он. На языке вертелось: «Я прекрасно обойдусь и без провожатого», но, снова встретившись взглядом с темно-карими глазами Тобиаса Снейпа, Эйлин, словно под гипнозом, кивнула и ответила: — Да, конечно, если вас это не затруднит. — Ну ладно, Эйлин, вижу, ты в надежных руках, — подмигнула наблюдавшая за этой сценой Кэролайн. — До скорого. Увидимся. — Пока, Кэри, — Эйлин чмокнула подругу в щеку. — Идемте, — повернулась она к Тобиасу, торопливо натягивавшему пальто. — Миссис Снейп! — вернул ее из воспоминаний голос медсестры, делавшей традиционный вечерний обход, — Миссис Снейп, лекарство! Она поставила на маленький прикроватный столик склянку с таблетками, которыми непрестанно пичкали ее здесь и стакан воды. — Благодарю вас, — отозвалась Эйлин, садясь на постели и потянувшись за таблетками и водой. — С Рождеством, — неожиданно мягко улыбнулась медсестра. Эйлин никак не могла запомнить, как ее зовут: Кэтрин, Кэрин? А, впрочем, какая разница. — Спасибо. И, мисс, нельзя ли сделать так, чтобы эта лампочка… — но медсестра уже не слушала ее, направившись к постели девушки с сотрясением мозга. Эйлин вздохнула, выпила лекарство и, улегшись поудобнее, снова отвернулась к стене. Рождество… Тогда тоже было Рождество… Тобиас изъявил желание проводить ее домой, но обоим почему-то не хотелось расставаться, и они еще долго, до самого рассвета бродили по ночным улицам. Он рассказывал ей о своей семье: матери Тобиас, как и Эйлин, лишился еще в раннем детстве, он ее совсем не помнил. После гибели отца в сорок втором году, он остался совсем один, его воспитывала тетка — родная сестра матери. Год назад не стало и ее. Эйлин в ответ рассказала о своем отце, о Линде, о том, что каждый раз, навещая их, она чувствует себя там чужой. Они расстались у дверей ее дома, когда уже начало светать, договорившись о новой встрече тем же вечером. Отцу Эйлин написала, что не сможет навестить его, так как у нее срочный вызов на работу. К Кэролайн на Новый Год она тоже не пошла, как обещала, отговорившись плохим самочувствием: Тобиас пригласил ее в кино. Она не запомнила ни названия фильма, который они тогда смотрели, ни сюжета — ничего, кроме ощущения сильной горячей руки Тобиаса, которая легла к ней на плечо и притянула к себе. Две с половиной недели прошло с момента их знакомства, а Эйлин казалось, что они знакомы уже много-много лет. А еще отчаянно хотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы он всегда был рядом. Тем вечером Тобиас зашел за ней домой, чтобы отвести ее в кафе, где, как он сказал, подают самые лучшие пирожные с кремом. Потом он признался, что взял в долг у Тимати, только чтобы сводить ее туда. Почему-то он пришел на полчаса раньше оговоренного накануне времени, и Эйлин, разумеется, еще не успела переодеться и «навести красоту». Она оставила Тобиаса в гостиной, а сама ушла в спальню. — Эйлин! — застегивая новое платье, услышала она голос Тобиаса. В гостиной его не оказалось, он звал ее из кухни. О, Мерлин! У Эйлин подкосились ноги, как она могла забыть?! На кухонном столе она оставила вчерашний номер «Ежедневного пророка», специально вчера в Косой переулок выбралась, и — самое ужасное — в раковине мылась накопившаяся за три дня гора немытой посуды, заклинание Эйлин наложила буквально за пять минут до прихода Тобиаса. Она бросилась на кухню. Побледневший Тобиас расширенными глазами смотрел в раковину. — Эйлин, что… что это?! Как?! — Тоби, сядь, пожалуйста! Сядь. Вот сюда, к столу. — Она протянула ему стакан воды. — Выпей. Вот так. Прости, я должна была, наверное, сразу тебе сказать, но…случая не было, и я не знала, как ты к этому отнесешься. В общем, ты только…ты не сошел с ума, это все… Короче говоря, дело в том, что я…волшебница, Тоби. Последующие полчаса она рассказывала Тобиасу о мире магов, о Хогвартсе, министерстве магии, о своей работе в аптеке, зельях и заклинаниях. — Черт возьми! Невероятно! Это просто невероятно, — глухо проговорил Тобиас, когда она замолчала. — Выходит, и сестра Тима, подружка твоя тоже…ты же говорила, что вы учились вместе. В этой вашей школе, да? Эйлин кивнула. — Да, Тоби. Кэролайн тоже волшебница. — Но… Тимати — он же обычный человек, я хочу сказать, не маг, а ведь он ее брат, как же так? — Она магглорожденная волшебница. Иногда в семьях магглов, ну, то есть, не магов (мы так их называем) рождаются волшебники. Почему так происходит, я не знаю. И, пожалуй, наверное, никто не знает, это…удивительно. — А ты? — Я? Нет, я…вся моя семья — маги, не знаю уж даже, в каком поколении, если ты это имеешь в виду. — Но как ты оказалась… — Мы с Кэролайн с первого курса дружим, я же тебе рассказывала. Я часто бывала у нее в гостях. А с отцом мы не ладим, это ты тоже знаешь. Я ушла из дома и живу здесь. Но…если ты теперь не захочешь со мной…общаться, то…я пойму, — тихо закончила Эйлин, не глядя на Тобиаса. — Ну что ты, Эйлин! — Тобиас встал со стула, подошел к ней и обнял за плечи. — Просто это…немного неожиданно, сама понимаешь, не каждый день… Черт! Даже слов подобрать не могу, как мальчишка какой! Это ж просто как в сказке, так ведь? Никогда бы не подумал! А тебе-то со мной…ну, родные твои, знакомые, они не против, что мы с тобой…все же я не такой, как вы. А ты только что сказала, что секретность и все такое. — Мне наплевать, что подумают, и что скажут мои родственники. Ведь я тебя… Мне с тобой очень хорошо, Тобиас, мне никогда ни с кем не было так хорошо, — смущенно улыбнулась она, опуская глаза. Тобиас притянул ее к себе и, крепко обняв, прошептал на ухо: — Мне тоже, Эйлин. Но ты уж меня так больше не пугай, хорошо? Я подумал, что все –тронулся! — Не буду, — виновато взглянула на него Эйлин. — Так мы идем? Или ты передумала? — Идем, — улыбнулась она. Они шли по улице, казалось, совсем не обращая внимания на разыгравшуюся непогоду: на улице в тот день было очень холодно, сильный ветер пробирал буквально до костей, да в довершение всего еще и пошел мокрый снег. — Эйлин, — как-то неуверенно начал Тобиас, — понимаешь, завтра кончается мой…отпуск. В общем, мне нужно возвращаться домой, в Манчестер. И…я не знаю, но, наверное, каждый день видеться мы уже не сможем. — Ты забыл, что я ведьма, Тоби? — рассмеялась Эйлин. Мы сможем видеться каждый выходной. Если ты захочешь меня видеть, разумеется, — смутившись, добавила она. — Я смогу аппарировать прямо к тебе домой. — Так это же здорово, Эйлин! Я и не подумал. Ну, разумеется, я хочу этого. Если тебя это не затруднит, конечно. — Конечно, нет. Просто мне нужно точно знать, куда именно аппарировать, поэтому в первый раз, наверное, придется, чтобы ты проводил меня, показал свой дом. — Вообще-то, я думал уехать сегодня вечером — семичасовым поездом, и если ты свободна… — Для тебя — всегда, Тоби. А сейчас, ты знаешь, я замерзла. Может, пойдем ко мне? Время еще есть, я бы тебя чаем напоила с печеньем. Мне Кэролайн прислала — ее кулинарный шедевр. — Ну что ж, идем! Чай пили в маленькой гостиной Эйлин, наслаждаясь теплом и потрескиванием дров в камине. Болтая о всякой ерунде, они не заметили, как пролетело время и за окном давно уже стемнело. И только когда часы на каминной полке пробили девять, Тобиас опомнился и как ужаленный вскочил с дивана. — Вот черт! — выругался он. — Уже девять! Он кинулся, было, к двери, но уже на пороге резко остановился. — Извини, пожалуйста, это я тебя заговорила, — отозвалась Эйлин, — совершенно забыла о времени. — Да не извиняйся! Сам должен был соображать. Плохо, что на поезд я опоздал. Следующий теперь только утром. А Тимати со своей подружкой уже уехали куда-то к ее родителям, и ночевать теперь, видимо, придется на вокзале. Эйлин встала с дивана и подошла к нему; в тусклом свете пламени камина, освещавшим комнату, его глаза казались черными, бездонными, словно два омута. Сама не веря собственной смелости, она положила руки ему на плечи и опять, как тогда, в самую первую их встречу, словно под гипнозом сказала: — Зачем же на вокзале, Тоби? Ты можешь остаться у меня. — Эйлин, — еле слышно прошептал он, притянул ее к себе, и в ту же минуту весь остальной мир перестал существовать.