Из бывшего грота Быстрого получилось отличное жильё.
Джейк мог бы спать и в самом Убежище, но в одиночку находиться там было невыносимо. Марина была привязана к морю, и капитан с какой-то облегчённой радостью перетащил пару одеял в кажущуюся большой без родного корабля пещеру, поближе к воде. Там он спал, разговаривал со своей соседкой, ел, слушал завывания шального ветра в трещинах скалы и бесконечно думал.
И думал, думал, думал.
А что ему ещё оставалось?
В одиночестве мысли витали в воздухе клочками промозглого тумана, застилающего глаза. Юноша от них, конечно, всячески отмахивался, но поделать ничего не мог: думы просто так не выгнать; беспамятство дорого стоит, чего Джейк ни в какую не готов был отдавать. Страдать пусть и было сложнее, да и больнее, и гораздо душераздирающе, но это было как-то даже по-мазохистски приятно. Силуэты друзей расплывались в воздухе, чей-то по особенному солёный запах бил в нос застоявшимся ароматом. В глазах рябило от небесно-голубого, изумрудно-зелёного и кораллового цветов, а крики вспугнутых чаек казались чьим-то далёким смехом.
На отдалённом острове один отрешённый капитан сходил с ума.
Вдруг мысли дезертировали, тая неясной дымкой, оставляя лишь настойчивые переливы звона где-то глубоко в израненной душе. Это могло значит только одно — он больше не один.
— Ты так и сидишь тут весь день? — спросила Марина с порога, а если точнее — прямо под выпадом высокого каменного потолка. Джейк шумно втянул воздух, пытаясь хоть немного изменить положение, но всё было тщетно. Конечности окончательно атрофировались, и юноше приходилось, ворча, их растирать, пряча уставшее от долгих мучений и споров с собой лицо. За прошедшее время он странно осунулся, живой блеск очей потух, будто залитый произошедшим несчастьем, злостно затоптанный собственной совестью.
Русалка проплыла вперёд и остановилась прямо напротив изничтоженного изнутри пирата. Бедняга, наконец, смог подняться и стоял, пошатываясь и с трудом опираясь на обтёртую извечными морскими ветрами и каплями Нетландского моря заменявшую стену скалу.
Жалость в аквамариновых глазах смешивалась с несвойственной девушке решительностью. Русалки, несмотря на порочащие их легенды, отнюдь не были глупыми или «пустыми». Просто — беспечными и вечно жизнерадостными, даря отчаянным утопающим последние улыбки, убирая своим мягким пением боль и беспокойства. А барды, когда-то давно посетившие чудесную Нетландию, не могли различить эти качества.
Марина тоже раньше не различала. До этого момента.
— Послушай меня, Джейк, — как морская змея зашипела русалка, опираясь на берег и слегка приподнимаясь из воды. С этим надо было что-то делать, а не смотреть, как верный капитан чахнет средь давящих камней и студёного сквозняка, нёсшегося с севера моря Никогда. — Ты сейчас пойдёшь на берег и не вернёшься раньше, чем через пару часов. Сгори до облезлой кожи, ослепни от солнечного света, забей себе песок куда только можно, но даже не смей возвращаться раньше заката!
Девушка пыхтела и злилась, краснела от раздирающих эмоций, но смотрела прямо и с вызовом, не думая отводить пронзающий взгляд. Юноша вздрогнул не то от её голубых глаз, не то от первого робкого шага в сторону выхода. Марина смотрела на него вплоть до тонкой полоски песка, через которую можно было, минуя комнаты, попасть на пляж.
В последнюю секунду Джейк обернулся, решив хотя бы для вида попрощаться и оттянуть момент прогулки как можно дольше, но даже не думал увидеть вместо рассерженной кислой мины русалки ясную улыбку и искрящиеся глаза.
— Удачи, Джейк! — засмеялась она, несмотря на то, какая буря бушевала в самом нутре, где тихонько билось русалочье сердце.
Марина никогда не понимала, как древние русалки могли петь и улыбаться, глядя, как грозный Посейдон топит провинившуюся Атлантиду. Теперь, кажется, поняла.
***
Иззи ни в коем случае не была несчастлива, но чего-то болезненно не хватало.
Вечера в Лондоне значительно отличались от привычных ей посиделок в спальне после особо сложного и оттого полного впечатлений приключения. В родной Нетландии время перед усладой Морфея занимали рассказанные полушёпотом легенды, а тут даже вечер начинался слишком рано.
Позднее время суток начиналось после обеда и продолжалось чуть ли не до полуночи. Бывшая пиратка всё пыталась подстроиться под этот ритм незатухающего города.
Для начала, в её тесную и одинокую комнатушку врывался вихрь по имени Венди, с которой, с некоторого времени, они стали лучшими подругами. Раньше, когда эта девушка неожиданно появлялась в их Убежище, принося с собой будоражащие новости, общалась в основном с Джейком, остальную команду знала лишь по именам. А сейчас, они могли часами хохотать на махонькой кухне у первой дома, попивая великолепный привезённый родителями индийский чай.
Хотя Иззи и считала, что чай из росших на их острове трав намного вкуснее.
Так вот, Венди проносилась на высокой скорости по шкафу и его содержимому, а потом, хватая опешившую подругу за руку, летела на полных парах в одёжную лавку, громко возмущаясь отсутствием в её гардеробе
нормальных вещей.
Мучаясь под оценивающим взглядом портного, Иззи пыталась внести свои правки в эскизы, что удавалось ей не всегда. В конечном итоге, нашли компромисс и утвердили уполовиненные варианты
в соотношении мнений 1 к 4 совсем не в пользу пиратки.
Далее обувная лавка, потом парфюмерная. А напоследок, будто в конец добивая расшатанные нервы девушки, в небольшой магазинчик на углу улицы, где, как на ухо сообщила Венди, шьют наилучшее в Лондоне нижнее бельё. Так стыдно Иззи ещё не было и, будь здесь её бывшая команда, они бы наверняка посмеялись над её пунцовыми щеками.
После, ранее пышущая энтузиазмом девушка, дезертировала под угрозами бывавшей во многих передрягах искательницы приключений и водила её по достопримечательностям. Иззи восхищалась видом и здорово так тормозила Венди, на что та часто фыркала, но всё равно останавливалась перед очередным памятником.
Джон возвращался поздним вечером, заставая девушку, рассказывающую легенды Нетландии Майклу. Она улыбалась грустно, вспоминая потрясающие Летающие Острова или Русалочью Бухту. С возвращением главы семьи разжигался камин и занимался ковёр у огня.
Вечер проходил контрастно, начиная от задушевных разговоров и заканчивая дружным хохотом из-за нахохлившегося Джона, которому весьма непрозрачно намекнули на неумение владеть шпагой.
Позже Венди, прихватывая с собой чутка заспанного Майкла, прощалась и выбегала из внезапно опустевшего дома. А дальше Джон любяще целовал Иззи в щёку и шёл в спальню отдохнуть после долгого дня. Девушка ещё часик сидела, невидяще смотря в огонь, а потом тоже ложилась на край кровати, чувствуя позади себя спокойное дыхание джентльмена.
Или...
Джон уходил.
Он просто грустно брал её за руку и, смотря глаза в глаза, извинялся за уход. Он был капитаном, его работа была важна. Он клялся, божился, что скоро перекроит своё расписание, когда достучится до выше стоявших. Но факт оставался фактом — постель в эти вечера оставалась заправленной.
Это происходило из раза в раз, и через день, пиратка обнаруживала себя на холодном деревянном подоконнике на чердаке, перед развернувшим пасть окном. Обязательно укутанная в плед, чувствующая горький запах крепкого остывшего чая на столике неподалёку.
Возможно, её должно было бы съесть одиночество. Возможно, она бы плакала каждый раз, разводами чертя на запотевшем стекле неведомые фигуры. Возможно, ей следовало бы давно устроить истерику, разбить пару антиквариатных вещей, расставленных по бесчисленным коридорам. Но она это не делала.
Иззи просто рассматривала ночное небо.
Оно было тёмно ультрамаринового цвета, с редкими вкраплениями сапфирового. Светло охровые звёзды с примесями лимонного и цинково-жёлтого. Шафраном ложившийся цвет рассеивался на мельчайшие частицы блестящего грушевого. Фонари светили ровным люминесцентным янтарным светом. Дома возвышались платиновыми тенями над пыльно-серым переулком. В глазах плясали молочные и пергаментные блики в терракотовой радужке.
Когда красивые метафоры закончились, а тусклая улица вновь стала тусклой улицей, воспоминания вдруг вырвались из насильственного плена и заполонили всё пространство. Что-то далёкое вновь стало слишком близким, девушка ощутила рядом с собой чьё-то призрачное присутствие.
Прерывистый вдох и бездумный взгляд.
С губ едва сорвалось долгожданное «скучаю», но, по какой-то причине, так и осталось неприятным комом в горле.
Горизонт становился карминово-красным.
***
Впервые за недолгое время в Джейке кипели эмоции.
О нет, это не была радость или счастье, и уж точно не страх. Это был переливающийся через края гнев.
Да зачем он вообще вышел? Мог и дальше сидеть, слушая вечный перестук капель о камень и шёпот приливающих волн.
Как Марина могла его выгнать? Не с ним ли она жила всё это время, не ему ли строила глазки? Его состояние было самым прекрасным, почему же она на него сорвалась?
Да какого он вообще отпустил Иззи с этим ухмыляющимся хмырём?
Странно было вновь наблюдать солнечный свет, плавно переходящий в персиковые тона. Видно, долго уже не выходил из Убежища. Он уже и не помнит.
Дикое желание присесть на берегу, окунув затёкшие ноги в морскую воду и отдавшись меланхолии, было с сожалением откинуто. Хождение хоть сколько-нибудь отвлекало от совершенно ненужных мыслей
, таких как дружба, любовь и потерянное доверие.
Взгляд был прикован к теряющему краски горизонту, кривой расстилающимся слишком далеко от места его прибывания. Когда-то давно ведь Джейк мечтал на корабле доплыть до этой вечно удаляющейся полосы, потрогать руками преломляющуюся воду. Но её, как и мечт, потаённых, бережно хранимых в сердце желаний, достичь было невозможно.
Ноги путаются в чём-то, и единственной опорой становится воткнутая в песок лопата. Лишь через пару секунд, когда окованный золотом сундук приветливо распахивает крышку, парень понимает, как далеко он зашёл и что только что натворил.
Джейк сначала хочет сбежать, позорно смыться, будто пойманный на месте вор, но золотой блеск собранных давно дублонов слишком манит, слишком просит разглядеть его поближе.
И бывший капитан плюёт на всё, забывает о приведших сюда действиях и возможных крайне неприятных последствиях, он просто склоняется и рукой перебирает рассыпавшиеся драгоценности. Сверкание некоторое время слепит глаза, но когда чёрно-смольные мушки перестают танцевать перед затуманенными глазами, в самом углу Джейк замечает ещё кое-что.
Старый, обношенный, но, очевидно, полный мешочек, до боли знакомый с первых приключений.
Какая-то глупая улыбка заиграла на прежде отрешённом лице, когда юноша взял его в руку, чувствуя приятную тяжесть ещё не использованной пыльцы фей. Кажется, он только что понял смысл всего этого безобразия, затянувшегося предпоследнего акта.
И, он совершенно точно уверен в том, что придумал, что будет делать дальше.
Хотя бы отчасти.
