Sirius

— Он… что? — голос Канесады звучит сломлено и потрясенно. «Ну, это понятно, — думает Хорикава, — учитывая то, что я только что ему сказал» Ему все еще больно, но он должен причинить такую же боль своему напарнику. Канесада не смог бы справиться с ней, если бы эту новость ему сообщил бы кто-нибудь другой. Старший меч повторяет: — Хиджиката-сан мертв. Ему трудно сохранять спокойствие и говорить ровно, но он как-то с этим справляется. А вот Канесада — нет. Хорикава видит слезы, блестящие в его глазах, словно отражение звезд в темном небе. Но Изуминоками изо всех сил пытается не выдать свою боль, даже когда хрипло спрашивает: — Почему? «Почему, действительно.» — Потому что… «Потому что он был стар, а люди умирают, когда стареют.» Но это была бы абсолютная ложь, а ложь причинила бы Канесаде еще больше боли. Особенно сейчас. «Потому что я не смог защитить его.» Нет, это объяснение слишком полно ненависти к себе. Кроме того, это может заставить младшего чувствовать себя виноватым, а Хорикава этого не хочет. «Потому что он был расстрелян, а ни один меч ничего не может поделать против пули.» Правда, ничего, кроме чистой правды. Это заставит Канесаду чувствовать вину, но он должен сказать это. «Вероятно, лучше сказать ему правду сейчас, чтобы он не злился на меня за ложь позже, когда все раскроется.» — Потому что его время пришло, — Хорикава говорит медленно и надеется, что его голос не выдает всех его чувств, — Его застрелили, и нет ничего, что мог бы сделать меч против пули. Хриплый крик Канесады напоминает ему волков, воющих на луну, и, возможно, именно так чувствует себя его напарник. Одиноким волком, смотрящим на полную луну. В отчаянии тот падает на колени, и Хорикава медленно приближается и обнимает его. — Кане-сан… — Это… это нечестно, — голос Канесады немного неразборчив из-за всхлипов, и Хорикава чувствует, как что-то мокрое просачивается под его одежду. — Он… ушел, а мы… Руки Хорикавы перебирают длинные, запутанные волосы и мягко гладят голову Канесады. — Шшш, Кане-сан… Все будет хорошо… — Нет! Этого больше не будет! Почему мы не смогли защитить его? Почему он не взял туда меня? — Он… знал, что умрет, я думаю. Мы сражались в заранее проигранной битве. Там просто… для него не было… Младший агрессивно качает головой, и Хорикава не знает, какое объяснение дойдет до Канесады. — …Мне жаль, Кане-сан. Они остаются так еще немного, и только когда Хорикава начинает задаваться вопросом, долго ли они еще будут так сидеть, его напарник разрывает ночную тишину снова: — Если он умер… тогда почему мы здесь? Его голос хриплый и грустный, но, как ни удивительно, Канесада, кажется, чувствует себя немного лучше. Хорикава медленно качает головой. — Я не знаю… Я был здесь несколько недель, и, кажется, нам нужно защитить историю от изменений… но я не знаю, зачем. — Защита истории, хах… Значит, если кто-то попробует сохранить Хиджикате-сану жизнь… мы должны будем убедиться, что он… — голос Канесады треснул снова, и Хорикава слабо кивнул. — К сожалению, да. Я… хотел бы, чтобы это было не так… Испустив судорожный вздох, Канесада зарывается лицом в грудь Хорикавы и еще крепче сжимает напарника в объятиях. — Я не хочу этого. — Мы оба, Кане-сан. На годовщину смерти Хиджикаты двое мечей лежат на траве в саду цитадели, смотря на звезды, появляющиеся на темнеющем небе. Хорикава бросает быстрый взгляд на Канесаду, который сложил руки под голову и пристально смотрит на звезды, как будто они виноваты в существовании этого дня. — Кане-сан, вы…? «В порядке,» — хочет он сказать. «Кане-сан, вы в порядке?» Но Канесада слегка мотает головой, прежде чем он заканчивает говорить. — Не совсем. Я так зол. — Вы? — «По крайней мере, он больше не плачет.» — Да. Он ушел, а мы здесь… без единой возможности увидеть его снова. — Не совсем так… — Да, мы можем увидеть его снова, но все, что мы сможем сделать — это смотреть, как он умирает… даже убить его, может быть. Чертова история. Несмотря на все, Хорикава не может сдержать смешок, слыша это. — Не могу сказать, что вы ошибаетесь. Они остаются в тишине, пока Канесада не говорит: — Но, я полагаю, ты прав насчет того, что сказал раньше — вы сражались в проигранной битве. И я все же переживаю насчет того, что он оставил меня дома… но у него были на то причины, — он протягивает руку и притягивает Хорикаву к себе. Голова старшего меча опускается на плечо напарника. — Сейчас я в порядке, наверно. Я не так мучаюсь этим, как Ясусада. Хиджиката-сан был хорошим хозяином, и я горжусь быть его мечом. Слабая улыбка появляется на губах Хорикавы, когда он замечает необычайно яркую звезду. — Сириус, собачья звезда, — тихо хмыкает он. — Она все время присматривает за нами, не так ли? Канесада медленно кивает. — Точно так же, как она присматривает за ними, а? — Верно. «Все будет хорошо,» — думает Хорикава, — «до тех пор, пока мы не забудем о нашей гордости,» — и еще немного прижимается к Канесаде. — Она знает все, что происходит.