Знаки судьбы
17 июля 2019 г. в 15:07
В эту ночь Екатерина почти не сомкнула глаз. Мысли об услышанном не оставляли королеву. Иногда вместо мыслей она представляла реакцию любимого сына, если бы Наваррский все же попросил у него её руки. Тогда ей становилось так смешно, что она едва сдерживалась, чтобы не разбудить мужа своим хохотом. Любит же судьба пошутить. И ведь какой он терпеливый — и без того столько лет ждал, и ещё не побоялся подождать, по собственной уже воле. То ли обожал, то ли уважал, то ли слишком хотел всего и побольше. Было бы смешно, если бы он упорно ждал своего воцарения, а она бы не дождалась и умерла. Вот бы они оба посмеялись: он на троне, она — с того света. Но нет ведь, он дождался, она выжила, брак совершился. Перед Богом и людьми. И как ей теперь поступить? Разве только любить до конца жизни, но как же это сложно. Да и нужно ли? Старые вопросы, на которые она не находила ответа.
Утром все шло прекрасно, пока не произошло событие, повлиявшее на Екатерину даже больше злополучной свадьбы. Королева обрядилась в новое тёмно-синее платье, поинтересовалась у придворных дам погодой и меню на сегодня, протянула мужу руку для поцелуя, которую он после некоторой паузы всё же принял.
Потом, когда они с Генрихом уже собирались завтракать, он по традиции поинтересовался, прибудет ли ко столу Марго. И вот тогда всё и случилось.
— Её Высочеству не здоровится, — ответила посланная к бывшей королеве фрейлина королевы новой.
— Не здоровится? — Екатерина уронила вилку, которой только собиралась подцепить свежеприготовленного кролика. В груди появилось уже забытое гнетущее чувство.
— Что с ней? — без большой тревоги поинтересовался король, ставя на стол свой кубок.
— Кажется, Её Высочество простудилась. Врач рекомендовал ей остаться в кровати, — последовал короткий ответ. Генриха, судя по всему, он полностью удовлетворил, но Екатерина была вовсе не так спокойна.
Она зажмурилась, пытаясь отогнать волнение, преследовавшее её много лет. Нельзя впадать в беспричинное отчаяние. Повод невелик. Но ведь она хорошо знала, как обычно... это происходило. Слишком хорошо знала.
— Уверен, ничего серьёзного, — Генрих улыбнулся, уже собираясь передать пожелания скорейшего выздоровления и вернуться к еде, когда Екатерина вдруг вскочила с места и с невероятной для своего возраста прытью бросилась к дверям.
Король несколько секунд в изумлении смотрел ей вслед, прежде чем отправиться за ней.
Екатерина же спешила к покоям дочери. Они никогда не были близки, но сейчас она чувствовала, что следовало забыть о разногласиях. Исправить хоть что-то, пока она ещё в силах... Она уже столько потеряла, лелея свою гордость.
— Матушка? — Марго выглядела удивлённой, увидев её на пороге спальни. Екатерина и сама не помнила, как давно навещала дочь вот так, не из вежливости, необходимости и этикета, а с обычным в любой другой семье визитом. Наверное, только в детстве принцессы.
Марго было шесть, когда умер её отец. Его любимица, она тяжело переживала скоропостижную смерть короля. Она плакала, разбрасывала платья и игрушки, дерзила всем и каждому, плохо спала. И болела. Быстро, не сильно, но часто. И ухитряясь находить время между внезапно свалившимися на неё государственными делами, Екатерина навещала дочь каждую такую болезнь. Она не знала, как утешить Марго, прекрасно понимая причину её печали, а самой Марго было с ней неинтересно, но она приходила снова и снова, дарила подарки и старалась остаться в первую очередь матерью.
Пока не стало и этого. Пока не случилась свадьба с Наваррским и Варфоломеевская ночь, доведшие до предела взаимные непонимание и раздражение. Они отдалились и так больше и не сблизились.
— Маргарита... — растерянно начала Екатерина. Она ощущала жизненную необходимость что-то сказать, найти какие-то вежливые и добрые слова, но она их просто не знала и стояла, безмолвно открывая и закрывая рот.
— Да что случилось, матушка? — с лёгким раздражением поинтересовалась Марго и приподнялась на подушках, усаживаясь в кровати. — Вы меня пугаете, — в голосе Марго и правда зазвучало волнение.
— Марго, — Екатерина заломила руки, всё ещё теряясь, а потом решительно бросилась к постели, практически упав на принцессу сверху. — Доченька, — пробормотала Екатерина со слезами на глазах, лихорадочно хватая её за плечи и прижимаясь лицом к груди.
— Это... очень неожиданно, матушка, — только и смогла выдавить Марго, не зная, как себя вести, что ответить на такой порыв и куда деть руки. Стоило бы обнять мать в ответ и успокоить, но Марго не понимала, чем вдруг удостоилась такой чести, и уже не помнила, когда в последний раз они с королевой обнимались искренне.
Она вопросительно посмотрела на появившегося в дверях короля, однако тот только пожал плечами, тоже выражая недоумение.
— Как ты себя чувствуешь? — тем временем горячо зашептала Екатерина, берясь то за её лицо, то за руки, трогая волосы и шею и по-прежнему обливаясь слезами.
— Вполне сносно. Просто продуло на сквозняке, — начала догадываться до причин столь неожиданного проявления чувств Марго. Да, пожалуй, подобное она уже видела. Но не по отношению к себе, хотя и знала, что её мать не настолько равнодушна к ней, как иногда она сама пыталась убедить всех и вся.
— Я не могу потерять тебя так же, как твоих братьев. Не могу, — Екатерина зарыдала и снова кинулась дочери на грудь, полностью подтверждая её догадки.
Бывшая королева-мать, вновь королева Франции сегодня окончательно поняла, что у неё остался только один ребёнок. Один-единственный, но остался. Самый чужой и самый похожий одновременно. Не сын, не король — дочь. Дочь, с которой она даже не знала, как разговаривать. И если она потеряет её, никакой брак, никакая любовь, никакие почести не вернут ей желания жить. Она скончается в тот же час. Это было эгоистично, но, пережив уже девять невыносимых потерь, уже похоронив себя, Екатерина окончательно умерла бы с десятой и последней — одна мысль о болезни Марго внушала ей непередаваемый ужас. Она не была к ней равнодушна, совсем не была. Марго... Её маленькая жемчужина.
— Я не собираюсь покидать вас, — наконец нашлась со словами Марго и осторожно, неуверенно погладила мать по волосам. Уже давно она не видела королеву без вуали и теперь, тоже только сейчас, вдруг заметила, что материнские волосы всё ещё рыжие и пышные, какими она помнила их в раннем детстве. Отец с матерью приходили к ней вдвоём, и он иногда даже крепко обнимал её за талию — королева Франции светилась счастьем, и её волосы, казалось, рыжели ещё больше. Ни у кого Марго не видела такого цвета волос. Да и у матери не видела вот уже более тридцати лет. Она поблёкла, но не выцвела.
— У тебя жар, — со свойственной ей от природы итальянской суетливостью, почти побеждённой во Франции, Екатерина опять приподнялась и проверила дочери лоб и прощупала пульс.
— Пустяки, — Марго перехватила мечущиеся руки королевы и посмотрела на неё со всей возможной благожелательностью. — Вы же знаете, что я не по зубам всяким простудам, — напомнила она и улыбнулась. И правда, среди всех детей она всегда была самой здоровой, и там, где остальные бредили в лихорадке, она только чихала и выпивала пару чашек травяного настоя. — Прошу вас, матушка, успокойтесь.
— Позволь мне хотя бы заботиться о тебе, — с какой-то безысходностью попросила Екатерина. Она чувствовала что-то, подозрительно похожее на унижение, но старалась не обращать внимания — всё, что с ней происходило, она заслужила. Глупо было заявлять свои материнские права на восьмом десятке.
— Как я могу вам запретить? — Марго вновь улыбнулась, признавая, что в глубине души была тронута такой внезапной вспышкой материнской заботы. — А пока Анрио проводит вас отдохнуть, — она взглянула на по-прежнему наблюдающего за ними короля, на лице которого читались сочувствие и умиление.
— Разумеется, — он шагнул вперёд и смело подхватил Екатерину на руки. — Пойдём, дорогая, ты, кажется, переволновалась, — теперь и он, и Марго посмотрели на неё с тревогой — королева пошатнулась, побледнела и протерла ладонью повлажневший лоб.
— Да, мне нужно отдохнуть, — нехотя признала она, позволяя вести себя к двери и не замечая, как Генрих и Марго взглядами обещают друг другу поговорить позже.
Весь день Екатерина была сама не своя. Если раньше она только смеялась, злилась, фыркала и недовольно морщилась при мысли о своей новой жизни, сейчас она поняла, что эта новая жизнь и впрямь один из немногих счастливых и спокойных периодов с момента её рождения. В кои-то веки у неё была семья, маленькая и очень странная, но семья — без вдовства и войны сыновей, без страшных тайн и кровавых интриг, без ненависти и безысходности. Безысходность осталась только в том, что она всё ещё не привыкла считать злейшего врага своим полноценным мужем, когда это давно случилось. Давно. Вот уже несколько месяцев Екатерина была королевой Франции и носила самую страшную для себя фамилию. Не говоря уж о том, что брак стал вовсе не формальностью. И тем не менее во всём остальном она наконец-то обрела покой.
— Так что тебя настолько взбудоражило, дорогая? — поинтересовался вечером Генрих, так и не дождавшись от неё ни одного лишнего слова. Королева пребывала в задумчивости и почти не обращала на него внимания, едва ли не впервые с его момента появления на свет.
— Как будто ты не понял, — скривилась Екатерина, для расслабления перебирая драгоценности перед зеркалом. Вряд ли она когда-нибудь наденет хоть часть богатств, заботливо подаренных Наваррским, но спутавшиеся цепочки и жемчужные нити приятно занимали руки — слишком долго она перебирала одни только чётки.
— Просто ты была весьма неожиданна в своём порыве, — заметил Генрих, наблюдая за ней с кровати — длинные пальцы королевы неутомимо работали, словно она пересчитывала знаменитое фамильное золото Медичи.
— Мои порывы всегда неожиданны, Генрих, на то они и порывы, — спокойно, но с ноткой ехидства отозвалась она. И правда — каждый шаг Екатерина продумывала много и заранее, но иногда, очень редко страстная итальянская натура брала над ней верх, и она совершала нечто, чего от неё никак нельзя было ожидать. Даже если это касалось способа убийства.
— Не беспокойся насчёт Марго. Мы с ней оба большие живчики, — король всё же встал и, подойдя к зеркалу, обхватил Екатерину за плечи. Она не вздрогнула, только сверкнула глазами, разглядывая их отражение. Привыкнет ли она когда-нибудь окончательно к тому, что они вместе? — Сколько раз ты пыталась убить меня, а я всё ещё жив, — захихикал ей в ухо Наваррский.
— Очень смешно, — поджала губы Екатерина, откладывая жемчуга и изумруды. Руки Генриха скользили по ней всё более горячо и требовательно, полностью выдавая его намерения.
— Пойдём, — он потянул её из-за столика, и она покорно встала. Как бы там ни было, а возражений у неё заметно поубавилось. В конце концов, не зря же им выделили совместные покои — не воспользоваться ими теперь выглядело бы даже унизительно.
Платье, сорочка, украшения, туфли — всё это слетело с Екатерины в рекордные сроки. Не прошло и нескольких минут, как она уже металась под королём на кровати — за эти дни он явно оголодал и накинулся на неё подобно тому самому медведю из Беарна. И как только ему удавалось так искусно сочетать страсть и нежность?
— Генрих... — Екатерина вложила накрывшее её удовольствие лишь в одно слово, и он удовлетворенно застонал на ней сверху. Она погладила мужа по волосам и поцеловала в щеку — самый щедрый жест нежности и преданности, каким она когда-либо вознаграждала его.
Генрих поцеловал её в ответ и устало улёгся рядом, прижимая к себе. Екатерина почему-то вспомнила его слова и задумалась, что было бы, если бы одна из попыток убийства удалась. Где бы сейчас была она сама? И где была бы Марго, о которой она столько переживала сегодня? Мысль причинила королеве боль и усыпила.
И вернула сон, которого она больше не желала видеть.
— Воды! Воды! — в полубреду молил кто-то измученный, измождённый, изуродованный. Екатерина не знала его, но явственно ощутила неприязнь к страдальцу.
— Держи, — поразмыслив мгновение, смилостивился тот, к кому он обращался, и протянул плошку воды, запрокинув ему голову. Королева вдруг поняла, что волосы у несчастного рыжие — грязные и не такие приглушенные, как у неё, но рыжие.
— Почему вы это сделали? — спросил страдалец и во второй раз набрал полный рот воды. Его окровавленное лицо озарилось почти блаженством.
— Потому что он бы тебя пощадил, — с нажимом ответил тюремщик, заглядывая ему в глаза, как смотрят на несмышлёных и глупых детей. Страдалец же вдруг выплюнул желанную прежде воду прямо в лицо склонившемуся к нему человеку.
Это было последним, что она видела.
Екатерина проснулась в холодном поту и растерянно посмотрела на мужа. Он мирно спал, уложив ей на живот тяжёлую руку. Она погладила её и взглянула на разгорающийся за окном рассвет.
Королева вздохнула, оценивая увиденное и прочувствованное. Она привыкла прислушиваться к знакам судьбы. Пришло время вспомнить о старых друзьях и о уже забытых привычках.
