Лишь присмотрись

       Шаркая в белых тапочках по палате, Маринетт Дюпен-Чен меньше всего ожидает увидеть в распахнувшихся дверях своей палаты Адриана Агреста.        Светлые волосы растрепаны, футболка на левую сторону, взгляд дикий и зеленый, как листва весенней яблони, еще ярче, чем на плакатах, грудь тяжело вздымается, а зрачки уже нашарили свою жертву.        И, между прочим, приемные часы уже закончились.        Вот только Агреста это не останавливает. Ровно как и рой медперсонала, бегущего вслед за сумасшедшим, перепрыгнувшим турникет у стойки регистрации. Девушка испуганно попятилась, когда парень, странно пошатываясь, медленно шагнул в палату. Вид у известной мировой модели был такой, словно он хотел ее ударить. Маринетт только и пискнула, когда Адриан Агрест рывком подскочил к ней и так крепко сжал в объятиях, что ноги подкосились.        — Я нашел тебя, Маринетт Дюпен-Чен… — бархатно прошипели в ухо.        Интонация нечитаема. То ли убивать будут, то ли целовать — непонятно. К любому варианту Маринетт не готова. Морально.        — А… я… — только и выдавила девушка, не зная куда себя деть.        — Молодой человек! Вы что себе позволяете! — в палату белым вихрем врывается лечащий врач Маринетт, и Адриана силком отрывают от девушки, с руганью выпроваживая прочь. Юноша пятится, оттесненный количеством, до последнего не сводя взгляда со своей Леди. На его губах застыла странная улыбка, подозрительно знакомая… Маринетт не видит ничего вокруг, кроме этих кошачьих изумрудных глаз, пока Адриана Агреста все-таки не выталкивают из палаты. Будь сейчас на ней костюм Ледибаг, она бы потрясающе сочеталась с ним по цвету.        О, Господи, святые акумы и мямлязавры! Ее только что обнял Адриан Агрест!        Ее соулмейт, ее возлюбленный, ее кумир и причина бессонных ночей, девичьих слез и дурацких надежд. Обнял ее — Маринетт, заспанную, бледную, в больничной пижаме, с гнездом на голове и синяками под глазами, в самом худшем ее виде, в котором она могла предстать перед тем, чье имя выгравировано у нее на запястье. Нашел каким-то одним ему понятным чудом, и где? В больнице с истерзанными ребрами и капельницей в руках! Тот, кому она хотела раскрыться только после того, как станет ближе на одну ступень известности и достатка. Кошмар… просто кошмар. Позор.        Хуже и быть не может.        О лучшем и мечтать нельзя.        Искал. Не забыл. Не всё равно…        Сердце едва прекратило безумный пляс и ненадолго прикорнуло, как сквозняк, ворвавшийся в комнату, заставил героиню Парижа испуганно вздрогнуть.        — Моя Леди… — прокатывается по белым стенам знакомый голос.        Маринетт оборачивается, чтобы наткнуться на своего напарника в черном, сидящего абсолютно по-кошачьи на узком карнизе восьмого этажа.        — Кот? П-привет, я…        Она споткнулась бы в любом случае на этом месте, потому что не знала, что сказать. Вот только в этом варианте слова застряли в горле не потому, что она не знала, что ответить своему напарнику, который теперь знает ее истинное лицо, который пожертвовал ради нее своей шкурой, а она так по-глупому едва не потеряла бережно охраняемую им жизнь.        Нет-нет, дело далеко не в этом.        У Ша Нуара взгляд дикий. Такой же зеленый и завораживающий своими огоньками. Его волосы растрепаны, грудь тяжело вздымается, а зрачки вертикальными росчерками немигающе смотрят на девушку. Дежавю какое-то. Маринетт машинально отступает назад.        Черный Кот медленно облизывает губы, склоняя голову на бок. Они — губы — такие же как и на шестнадцати плакатах, двух вертикальных постерах в полный рост, и сотнях фотографий в коллекционных альбомах. Как?! Ну как можно было раньше этого не заметить?!        Подскажите где та самая дыра, в которую можно провалиться под землю. Срочно.        — Ты ничего не хочешь мне рассказать, моя Маринетт?        У него всегда был ТАКОЙ голос?        Погодите, что?        Моя… Маринетт.        Маринетт.        Не Леди, а Маринетт! Она же не ослышалась, верно?        Если секунду назад у девушки еще была ничтожно-крохотная надежда на спасение, то сейчас она театрально взмахнула лапкой (непременно кошачьей) и была такова.        — Даже не думай падать в обморок, моя Леди. Тебя это не спасет, — промурлыкал Кот, мгновенно оказываясь рядом с пошатнувшейся девушкой и придерживая ее за талию.        — П-п-прекрати это делать! — взвилась героиня Парижа.        — А то что?        Она не знала, как можно так угрожающе порыкивать и при этом так по-дурацки лыбиться от счастья. Она спиной чувствует всплеск магии, а потом теплые пальцы без черных когтей аккуратно берут ее за руку. Запястья пульсируют жаром, а ладонь юноши уже накрыла ее и развернула на свет. Маринетт не надо смотреть, чтобы убедиться. Два имени на запястьях принадлежат самой ироничной раскладке родственных душ во вселенной.        Маринетт все еще стоит столбом, когда ее напарник и по совместительству звезда фотосессий, портрет которого висит на каждом четвертом баннере Парижа, обходит ее. Маринетт не в силах поднять головы на Кота без маски. Ах да… может, дело в том, что она несколько лет давала пинки-подзатыльники этой самой модели? Он, наверняка, жутко зол. Да, определенно. И разочарован.        — Прости… — еле слышно прошептала Маринетт, не поднимая головы. — Я же говорила, что в восторге ты не будешь… — голос предательски дрогнул.        — Глупая-глупая Леди! — рассмеялся Адриан-Ша-Нуар-Агрест.        Он просто не может удержать себя, чтобы вновь не затискать девушку в объятиях. Та забавно пищит, пару раз дергается, а потом тараторит какую-то ерунду, пытаясь высвободиться.        — Ты такая смешная, Маринетт!        — Глупый кошак, о-отстань!        Маринетт застыла. Пережив шоковый стресс, она на секунду забылась, привычным жестом впечатав ладонь в подбородок напарника, отвернув его лицо от себя. Она всегда так делала, когда он слишком нагло вторгался в ее личное пространство, выпрашивая поцелуй. Вот только…        Зеленые глаза хитро скосились вбок. Девушка отдернула руку так же быстро, как покраснела.        Дайте ей килограмм успокоительного, одышку и пару секунд на превращение, она этому беспардонному котяре все припомнит. Обязательно. Когда-нибудь. Потом.        — Так что насчет поцелуя? — наклонился бессовестно близко, обжигая дыханием губы.        Ответить Маринетт не дали. Осторожный, но в тоже время настойчивый поцелуй уже коснулся ее губ. Если бы от счастья можно было задохнуться — сейчас самый подходящий случай.        Адриан едва успел подхватить оседающую на пол Маринетт.        — Эй, Принцесса, ты чего?.. Ты что, серьезно..? — без сознания, так и есть. — Ох, да что же это! Маринетт!..        Забавная, глупая и такая любимая Леди со спокойной совестью отключилась прямо на его руках. Теперь он не отпустит ее ни за что и никогда!        Топот ног в коридоре заставил Адриана прикусить язык и тихо выругаться. Будет не очень хорошо, если его снова застукают в палате. Что ж, выбора нет. Джентльмен обязан держать свое слово. Даже если дама сердца этого не слышала.        Зеленая вспышка озарила палату.        — Молодой человек, да что ж это такое?!.. — с усмешкой на губах услышал Кот.

***

       Адриану Агресту двадцать два. Он верит в родственные души, в Судьбу, в чистую бессмертную Любовь.        Ша Нуару, как ни странно, тоже двадцать два. И в парижском отделении полиции лежит жалоба на его имя за кражу пациентки Маринетт Дюпен-Чен прямо из центрального госпиталя.        Забранная лично Ледибаг с обещанием наказать воришку со всей надлежащей строгостью.