Шансы

Выйдя из дома Гилбертов, Кэролайн задумалась, стоит ли сразу пойти к Тайлеру или лучше домой, немного привести в порядок мысли. Дело в том, что хоть Клаус и захватил Бонни, она, как ни старалась, не могла злиться на него, ведь у Майклсона есть все основания не доверять её подруге и желать подстраховаться. В любом случае, пока Бонни связана с Колом, Клаус ничего не сделает ни ей, ни Гилбертам. Однако на сердце у Кэролайн всё равно было неспокойно, она то краснела, то бледнела, думая, что сказать своему парню. Тайлер, конечно, сам предложил отправиться к Майклсону, но едва ли его обрадует новость, что она буквально провела с первородным ночь. Да, она расскажет, что тот разбил её телефон, свернул ей шею, угрожал, что укусит и всё это сделал с целью выйти из заточения, но блондинка знала, что совершенно не умеет лгать, а значит, не сможет убедить Тайлера, что осуждает и ненавидит Майклсона. «Чёрт возьми! Как же я скучаю по времени, когда всё было просто: Тайлер – моя вторая половинка, Майклсоны – враги и исчадия ада, заслуживающие смерти, а будущее, хоть и полно опасностей, но не вызывает, подобно ветрам в пустыне, такую бурю сомнений в душе. А потом появился он со своими рисунками, ласкающими взглядами, заманчивыми предложениями, обезоруживающими признаниями и беспощадной правдой» И перевернул её мирок с ног на голову, заставив задуматься о вещах, которые доселе не волновали и, что самое страшное, – начать сомневаться в правильности того образа жизни, который она считала единственно верным. Ведь она действительно больше жила для других, чем для себя, и уже привыкла делать то, что от неё ждут, а не то, что хочется. Глубоко вздохнув, Кэролайн попыталась отогнать опасные и заманчивые идеи, приходившие в голову под влиянием давешнего разговора с Клаусом, решив действовать по методу любимой героини и лучше подумать об этом завтра. Девушка отправилась домой, приняла душ, подкрасилась, переоделась, позавтракала и некоторое время сидела в своей комнате, ни о чём особо не думая, а потом достала из тумбочки альбом с фотографиями и окунулась в прошлое – как всякая сентиментальная натура, мисс Форбс любила порой предаваться ностальгии. Вот она с Бонни и Еленой в Диснейленде возле колеса обозрения. Она тогда думала, что Елена не захочет звать её с собой в поездку, подаренную родителями на четырнадцатилетие, и была несказанно рада, получив приглашение. А на этой фотографии им по пятнадцать: Бонни стоит с обиженным лицом, а она и Елена заливисто смеются. Будущая ведьма решила, что ей пойдут светлые волосы, а у девочек новый образ вызвал лишь бурное веселье. Кэролайн перевернула страницу и провела пальчиком по лицу Локвуда, радостно и гордо глядящего на неё. Это фото сделано 12 октября, в знаменательный для всего Мистик-Фоллз день, ведь тогда футболисты их школы обыграли гостей из Чикаго – великое достижение! Она стоит в обнимку с Тайлером и Мэттом, героями этого соревнования. Дальше шла серия снимков прошлогоднего праздника по случаю дня рождения Тайлера – впрочем, день рождения был поводом скорее номинальным, тогда Кэролайн просто загорелась желанием устроить стилизированную под бал в «Унесённых ветром» вечеринку, а Локвуд не смог отказать любимой девушке. Вернее, она ещё не была его девушкой, но уже была любимой. Как он смотрит… Нежно, немного игриво и в то же время смущённо, с надеждой и предвкушением. Он наверняка не думал, что возлюбленная будет сомневаться в своих чувствах из-за того, кто разрушил его жизнь… Блондинка закрыла альбом и поспешно вышла из дома. Этих людей она знала и любила всю жизнь, они верят ей и в неё, и даже сомневаться, правильно ли она поступает, делая всё для их блага, уже подлость. Особенно по отношению к Тайлеру. А Майклсоны пусть убираются из города, в конце концов, им сразу дали понять, что они здесь нежеланные гости. К тому же, не зря ведь в её любимой книге сказано: «Безумец тот, кто хочет поменять определённость на неопределённость» Африка, примерно I век до н.э. На территории современного острова Сокотра в небольшом племени жил мальчик-сирота по имени Сайлос. Он был слабым и хилым, жалким и беспомощным, молчаливым и замкнутым, плохим охотником, никудышным воином и неудачливым рыболовом и, если бы не доброе сердце дочери вождя Кетсии, которая прониклась к нему симпатией и сочувствием, давно бы погиб в каком-нибудь жертвоприношении. Однажды, когда Сайлосу исполнилось девять лет, он, собирая кокосы, ушёл далеко вглубь острова и заблудился. Напрасно искал мальчик дорогу домой, выкрикивал мольбы о помощи и взывал к богам – никто не откликнулся. Вконец выбившись из сил, он лёг на траву под сенью большого дерева и уснул. Во сне ему явился дух, сказавший, что теперь он избранный и после того, как пройдёт нужные испытания, должен занять место шамана в их племени. А значит, получит возможность общаться с богами и духами подземными, наземными и небесными, сопровождать в мир иной умерших и помогать найти путь заблудшим душам, лечить болезни, бороться с демонами, осуществлять жертвоприношения, предсказывать будущее, покровительствовать землепашцам, охотникам и воинам, оправдывать и наказывать. Потом Сайлос проснулся от того, что почувствовал такую нестерпимую боль, что ему показалось, будто он умирает. Его тело покрылось бесчисленными ранами и синяками, суставы вспухли, кое-где появились трупные пятна. Словно со стороны, скорее чувственным, нежели зрительным взором, он наблюдал, как неизвестные существа пробили его ноздри и уши, выкололи глаза, разрезали тело на части и сожгли на костре. Самое страшное – он ничего не мог сделать, даже закричать, но все ощущения были настолько реальны, что ему казалось, будто он лишится рассудка… Он не знал, сколько времени прошло, но когда пришёл в себя, увидел, что его тело совершенно цело, даже ссадины на ноге зажили, все органы чувств обострились, кроме того, он ощущал небывалую силу и мощь. Мальчик продолжил поиски своего племени, по пути питаясь растениями и насекомыми, спал под открытым небом и чувствовал себя превосходно. Счёт времени он потерял. Когда, наконец, Сайлосу удалось вернуться, оказалось, что отсутствовал он целых три года и соплеменники давно сочли его погибшим. А ещё все удивились, насколько он вырос и окреп, и даже сама осанка его преисполнилась достоинства и величия. Действующий шаман мало того, что был уже стар и слаб, так ещё и в последние месяцы не мог выполнять свои обязанности должным образом – люди умирали, охотники возвращались без добычи, а вследствие затяжных дождей, большая часть урожая погибла. Поэтому заявление Сайлоса о том, что теперь он станет шаманом, встретило одобрение у большинства племени, тем более что и Кетсия продолжала покровительствовать ему. Провели ритуал камлания и, посредством связи с духами недавно умерших, юноше удалось убедить всё племя в своей избранности. Сайлос прожил положенные двенадцать дней в уединении, общаясь с духами-покровителями, убивая животных и питаясь их кровью, и начал обучение у действующего шамана и стариков-соплеменников. Он изучил генеалогию и традиции рода, мифологию и шаманскую лексику, виды ритуальных танцев и технику боя в бубен. После этого действующего шамана принесли в жертву, а неофит прошёл обряд инициации, получил копьё и двенадцать орлиных перьев – символы, призванные подтверждать, что он обязуется защищать жизнь, здоровье, плодородие мира света от демонов мира тьмы, несущих смерти, болезни и несчастья, – и готов был приступить к новым обязанностям. Вождь устроил в честь него пышное празднование, сопровождавшееся плясками и песнопениями. Духи охотно помогали Сайлосу, а даже самые старые соплеменники не могли припомнить шамана, столь успешно справлявшегося со своей миссией, и на десять лет в племени воцарилось благоденствие. Его влияние росло с каждым днём. Но в этом и заключалась главная опасность, ибо жажда власти – полной, безраздельной и нерушимой – была единственной болезнью, которую не в состоянии вылечить ни один колдун, а именно этот недуг поразил самого Сайлоса. В соседнем племени жили оборотни – мирные, трудолюбивые, сильные, они никому не причиняли зла, накануне полнолуния всегда уходя в пещеры, далеко вглубь острова. Но шаман заявил, что их нужно принести в жертву богу Грозы, иначе в ближайшую непогоду молнии вызовут пожары. Его веление было выполнено беспрекословно, тем самым развязалась вражда между племенами, которая завершилась полным истреблением соседей. Массовые человеческие жертвоприношения, которые раньше практиковались лишь в исключительных случаях, теперь проводились каждую неделю. В людских муках и страданиях, ужасе и хаосе Сайлос черпал энергию и силу, забыв своё первоначальное предназначение. Духи света больше не управляли им, и он стремился погрузить во тьму всё вокруг. Хотя на первый взгляд ситуация выглядела иначе – численность племени возросла благодаря тому, что они подчинили себе все остальные племена на острове, так же увеличилось их благосостояние, а те, кто поддерживал шамана, получали его помощь в любых делах. Единственной, кто мог противостоять Сайлосу, была его давняя подруга и сторонница Кетсия. Понимая, что открытое осуждение ни к чему не приведёт, она ушла из племени, надеясь, что многолетнее обучение у бывшего шамана поможет ей увидеть светлых духов и получить у них совет, как избавиться от Сайлоса. Ей удалось найти дерево, под сенью которого бывший друг узнал о своём предназначении, и получить поддержку духов, необходимую, чтоб его убить. Однако, в природе должен во всём соблюдаться баланс и Кетсия не могла обладать такой магией, ничем не жертвуя. Она должна была умереть вместе с Сайлосом. Но человек по натуре слаб, а огромная сила лишает его рассудка и подменяет высокие и благородные цели низменными и корыстными. Кетсия заточила Сайлоса в каменном гробу в отдалённой пещере и погрузила в летаргический сон, однако убить себя, – чтоб и он погиб, – не смогла. Шаман остался жив, ожидая, что рано или поздно кто-то его пробудит, а от рода Кетсии пошли ведьмы Беннет, мораль которых была столь же двойственной, как и её. Шанс восстать появился у Сайлоса лишь через столетие после того, как были созданы вампиры. Кровососы распространялись по земле с такой стремительностью и являли собой столь грозную и бесконтрольную силу, что даже духи нижнего мира ужаснулись и согласились вернуть шамана на землю, если он принесёт вампиров в жертву. После того, как первое братство охотников погибло, Сайлос с удвоенной энергией и настойчивостью продолжил попытки связаться с кем-либо из действующих шаманов и призвать их к себе, но ведьмы бдительно следили, чтоб этого не произошло. Трижды на помощь им приходил первородный вампир – тот самый, которому нравилась земля такой, как она есть. В 2003 году жена и сын профессора-этнолога Аттикуса Шейна погибли в автокатастрофе. Это великое горе не сломило его лишь потому, что он просто не верил в случившееся. Он принялся путешествовать по миру, ища сведения о возможности воскрешения, и от одного из азиатских целителей-магов узнал о захороненном древнем колдуне, у которого есть лекарство, возвращающее из мёртвых. Спустя ещё пять лет, в 2009, Аттикус, наконец, оказался на острове Сокотра, нашёл пещеру и попытался пробудить Сайлоса. Вот только о том, что этому должны предшествовать человеческие жертвоприношения он не знал, а потому сумел лишь предоставить Сайлосу своё тело. Но и душа самого Шейна не до конца покинула оболочку, время от времени вытесняя захватчика. Кроме того, тело человека было слабым, он мог заболеть или даже умереть, а потому шамана такой вариант не устраивал. Почти два года он ездил по миру, отбирая силу у колдунов, чтоб потом передать её ведьме, которая воскресит его. Чтоб получить возможность провести ритуал, нужно было убить по двенадцать существ всех видов – людей, ведьм, оборотней, вампиров и гибридов. Потом найти охотника с полной татуировкой на теле – в ней зашифровано заклинание перемещения. Следующая ступень – убийство всех вампиров на земле и двойника, кровь которого использовалась для их обращения. А провести обряд должна была представительница рода Кетсии. Сайлос нашёл всё необходимое в маленьком городке штата Вирджиния, где жили первородные вампиры и всемогущая ведьма. Он и не надеялся так легко убедить их выполнять все свои поручения – стоило лишь сказать, что есть лекарство от вампиризма. Даже давний знакомец Кол, сам того не желая, ускорил осуществление его планов, убив двенадцать кровососов… Отправив Николаусу фотографию распятого в пещере и истекающего кровью Элайджи, Сайлос спрятал телефон в карман и удовлетворённо улыбнулся. Всё почти готово – охотники привезут двойника на остров, а оставшиеся Майклсоны и ведьма сами приедут, чтоб спасти брата и друзей. Послезавтра, как только сядет солнце, он вернётся к жизни. После разговора с профессором Ник почувствовал непреодолимое желание закричать в голос, настолько он устал от всего произошедшего в последние дни, а главное – от ощущения собственного бессилия. А получив фотографию брата, он, подобно дереву, которое подрубили у основания, пошатнулся и едва не упал, не заметив, как Бонни, всё ещё находившаяся без сознания, соскользнула с его плеча и, если бы не мгновенно среагировавший Кол, разбила бы голову о каменные ступени дома Ребекки. Гибрид принялся молотить кулаком в дверь сестры и спустя пару минут на пороге появилась Эйприл и пригласила его внутрь. В гостиной он застал Кэтрин и Бекку, которые мирно и спокойно завтракали, а на выходе из комнаты стояли два чемодана. Зрелище было настолько неожиданным, что Клаус, положив Бонни в ближайшее кресло, застыл в недоумении, размышляя, какой из девушек первой испытать силу его гнева. Когда Катерина увидела гибрида, её словно парализовало от страха, и она мысленно корила себя, что так вальяжно сидит здесь, вместо того, чтоб спрятаться в какой-нибудь комнате. Но замешательство брата дало фору Ребекке и она, быстро подбежав, обняла его и вывела из гостиной. - Ник! Как я рада тебя видеть! – радостно лепетала блондинка, стараясь не замечать, что он никак не реагирует на её объятия. Клаус убрал руки девушки и, отступив на шаг, впился в неё злобно-непонимающим взглядом. - Какого чёрта ты расселась здесь с ней, когда Элайджа в беде?! Теперь настала очередь Ребекки удивляться. Она пересказала ему всё, что знала об Элайдже, не забыв упомянуть, что, по словам Кола, их старший брат, серьёзно увлечён Катериной и намерен её защищать. Однако на Ника слова сестры не особенно подействовали, потому что он ринулся в гостиную и, схватив Кэтрин за волосы, заставил подняться, развернул к себе и обманчиво-мягко прошептал: - Кол у тебя, говоришь?! Давай его сюда, пока я не вырвал твоё сердце! Брюнетка поняла, что любая торговля сейчас неуместна, потому, облизнув пересохшие от страха губы, позвала Эйприл и попросила её принести кол, который всё время пребывания Кэтрин в доме Ребекки был спрятан за книгами в кабинете. Получив оружие, гибрид собрался было всё же пренебречь желаниями старшего брата, но пришедшая в сознание Бонни отвлекла его внимание на себя. - Кол ведь просил не трогать её. Она действительно важна для Элайджи, – слабым голосом повторила девушка то, что передал ей младший Майклсон. - Важна для Элайджи? – с сарказмом переспросил Клаус. – Да ничего подобного! Он видит лишь Татию, которую всё ещё любит, а потому готов защищать и Катерину, и Елену, не особо задумываясь, что это три разные женщины. Да и что ценного может быть в скитающейся шлюхе! – издевательски выплюнул он, пристально глядя на Кэтрин и с удовлетворением отметив, что от его слов лицо девушки мучительно исказилось. Реакция Петровой не укрылась от Кола, и он подумал, что если бы Элайджа подобное услышал, то непременно съездил бы Нику по физиономии. А вот Ребекка ничего не заметила, в это время она смотрела на окровавленную шею Бонни и чувствовала, как прорезаются клыки. Отвернувшись, блондинка позвала Эйприл и, вопреки данному когда-то самой себе обещанию, приникла к её запястью, не забыв угостить и брата. В конце концов, пить кровь наперсницы безопаснее, чем напасть на ведьму и получить разрыв сосудов в мозгу. Немного подобрев после трапезы, Николаус поведал Ребекке о связи Беннет с Колом и телефонном разговоре с профессором. Во время его рассказа Кол тщательно отслеживал реакции сестры, с некоторой досадой отметив, что информация об Элайдже её огорчила сильнее, чем обрадовала новость о нём. Бонни не сводила глаз с шатена. - Я вижу, ты уже собрала вещи, это хорошо, - подытожил Ник, – только выложи половину. Я приму душ, а потом поеду в аэропорт. Кстати, дай ведьме крови, иначе она может не перенести перелёт. Пока гибрид отсутствовал, Кол размышлял, стоит ли добровольно отправляться в ловушку, наверняка уготованную им профессором, Кэтрин, сжавшись в комочек, сидела на стуле, мечтая, чтоб присутствующие просто забыли о ней, а Ребекка расспрашивала ведьму о брате и, усиленно всматриваясь в пространство рядом с Бонни, тоже старалась увидеть его. - Клаус, – обратилась ведьма к вернувшемуся мужчине, – Кол говорит, что вам не стоит сейчас ехать на остров, нужно подождать хотя бы дня два. Ведь Элайджу они всё равно не могут убить. - Да ну? Знаешь, Кол, а ты всё-таки сволочь, – ответил гибрид. – Если бы тебе грозила опасность, Элайджа бы поехал ни секунды не раздумывая! - Уж кто бы говорил! – парировал Кол. – Не ты ли пару месяцев назад бросил сестру в руках охотников – причём, имея возможность её спасти – только для того, чтоб произвести впечатление на… малознакомую девицу?! Бонни, мысленно согласившись, повторила его слова, чем вызвала знакомое всем Майклсонам обиженное выражение лица Клауса. - Неужели вы не понимаете, что такие строгие рамки прибытия на остров – именно завтра – наверняка чем-то обусловлены! Расскажи им о профессоре, Бонни, о смерти Мелиссы Мартин, может тогда до них дойдёт! Девушка выполнила его просьбу, но упрямое семейство оказалось глухо к каким-либо предупреждениям. Они верили в одно – убить первородного вампира можно лишь колом из белого дуба, а о том, чтоб оружие навсегда исчезло, Ник сумеет позаботиться. - Сейчас не время ругаться, – мягко вмешалась Ребекка. – Нам нужно ехать. Убить его они, конечно, не могут, но зачем обрекать Элайджу на муки?! Мы сможем справиться с этим одержимым профессором, Кол, вот увидишь! - А охотники? С ними тоже? Четверо охотников без особого труда скрутили Элайджу, – подала голос Кэтрин. Она больше не могла молчать, наблюдая, как Кол безуспешно взывает к рассудку брата, а тот, как обычно, чересчур импульсивен и стремится всё сделать по-своему просто из чувства противоречия. Отправиться в руки охотников – форменное самоубийство, и Элайджа никогда бы не позволил сделать это. - Помолчи, дорогуша, – грубо ответил Ник. – Мы первородные вампиры и без проблем разберёмся с ними. Элайдже просто не повезло, он не ожидал удара в спину, я же буду начеку. Убивать их не обязательно – можно просто конечности оторвать. Что до Шейна, то не уверен, что если разрежу его на куски и разбросаю по океану, он сумеет сложиться заново. «Отлично! Одного брата позволил убить, теперь сестру в западню тащишь, устраивая эту показуху в стиле «родственники со мной, как за каменной стеной»!» - раздражённо подумал Кол. В комнате воцарилось молчание. Кол принялся расхаживать туда-сюда, тереть лоб и что-то шептать. Наконец, обречённо вздохнув, он изложил план действий: - Ник, надеюсь, ты не забыл, что являешься не только создателем гибридов, но и первородным вампиром, который может им внушать. Говори-говори, - тронул он за плечо замолчавшую при последних словах Бонни. – Поэтому я предлагаю собрать всех вампиров, живущих в Мистик-Фоллз, и внушить им следовать за нами на остров и защищать любой ценой – будет подстраховка. Его предложение встретило одобрение у всех присутствующих. - Возьмём Тайлера и братьев Сальваторе, – решил Клаус. – И Катерину, конечно. - А Кэролайн? – спросила Ребекка. - Нет. Я не хочу рисковать её жизнью. К тому же, по сравнению с двухсотлетними Сальваторе и гибридом, она слаба и бесполезна. - Ну да, в этом всё дело, я почти поверила, - с иронией ответила блондинка. Но больше спорить не стала. - Это ещё не всё, – продолжил излагать план Барбаросса Кол, – Бонни и Кэтрин должны… Услышав окончание фразы, Бонни вступила в мысленную перепалку со своим ангелом-хранителем, сначала пытаясь доказать, что ничего не получится, а потом – что вследствие предлагаемых им манипуляций, они могут потерять связь друг с другом. Но Майклсон ответил, что если это увеличит шансы вернуться с острова целыми и невредимыми, он готов покинуть землю. А предлагал Кол поменять Бонни и Кэтрин телами, с тем, чтоб, приехав на остров, Ник на глазах у профессора свернул Бонни шею, разрушив таким образом планы Шейна, в которых ведьме наверняка отводилась важная роль. - Но если вы с Кэтрин поменяетесь телами, то ваша связь с Колом разрушится и он исчезнет, или я чего-то не понимаю? – упавшим голосом осведомилась Ребекка. Клаус молчал, но как-то сразу сник, виновато глядя в пространство возле ведьмы. «Стыдно, засранец» - с мрачным ликованием думал Кол. Он старался не замечать, как предательски задрожали руки, как тоскливо стало на сердце от одной лишь мысли, что он может исчезнуть. Значит, так тому и быть. - Я не знаю, – честно призналась Бонни. – Но попробовать стоит. Раз уж вы не хотите повременить с поездкой… - Давай выйдем, – обратился к ней младший Майклсон. – Я при них не могу разговаривать – всё время пялятся. Девушка извинилась и покинула комнату, оставив Клауса и Ребекку заключёнными в противную паутину тягостных раздумий. - Послушай, - Кол развернул Бонни к себе, положив руки ей на плечи, – делай, что должна, верь в себя и ничего не бойся. - Но… а если ты действительно… - лепетала Бонни, подняв руки, словно собиралась обнять его, но, сдержавшись, лишь сжала кулаки. - Рано или поздно я всё равно должен исчезнуть. К тому же, всё это не имеет значения сейчас. Ник прав, Элайджа бы не позволил никому из нас находиться в опасности, значит, и я не имею права их переубеждать. Брюнетка продолжала растерянно смотреть на него, борясь с подступающими слезами, и Кол, движимый непонятно откуда взявшимся чувством, очень напоминающим нежность, порывисто наклонился и накрыл её губы своими. Он вложил в этот поцелуй осеннюю горечь расставания, тоску и тревогу, отдавшись ему искренне и безраздельно. Бонни с готовностью ответила, прижимаясь к Майклсону всем телом. В этот момент её покинули любые сомнения и вся прежняя сдержанность, она, словно утопающий за соломинку, хваталась за стоящего рядом мужчину, пыталась, словно Пигмалион в Галатею, вдохнуть в него жизнь. Кол отстранился первым, улыбнулся и, слегка взъерошив волосы у неё на макушке, пошёл в гостиную. По лицам присутствующих было ясно, что решение хоть и далось нелегко, но принято, и обжалованию не подлежит. - Мы поедем на остров через три дня, как Кол изначально и предлагал, – сказал Ник. - Нет. Я проведу обряд и поменяю нас с Кэтрин телами, а вы приведите вампиров-защитников. Я обещала твоему брату выполнить его желание, и я его выполню. – Хоть голос ведьмы и дрожал, но в глазах горела вера в правильность будущих действий. Вздохнув, гибрид обменялся взглядами с сестрой, и Ребекка покинула комнату. Немного позже Клаус сходил с Бонни к ней домой за требуемым гримуаром, предварительно заперев Катерину в недавно опустевшей темнице. Мало ли, что выдумает. Но их постигла неудача – ведьма трижды повторила заклинание, однако перемещение не состоялось, духи не желали ей помогать. А Кол исчез. Разговором с Ребеккой Тайлер остался доволен. Не то, чтоб он жаждал найти друга в её лице, но эта новая грань – человечность, теплота, сострадательность, – открывшаяся в характере тысячелетней вампирши, была как минимум интересна. Им наверняка ещё предстоит столкнуться на узких тропках судьбы и, возможно, этот вечер вспомнится в самый неожиданный момент. Кроме того, он хоть немного отвлёкся от размышлений о мести, Клаусе и женском коварстве. Проигнорировав заманчиво блестевший графин с виски – всё-таки утешаться алкоголем удел слабаков – парень выпил холодную колу и начал собирать вещи для предстоящего отъезда. Он помнил о внушении Ребекки, но был уверен, что долго держать его в заточении она не станет. Да и просто нужно чем-то себя занять, а что может быть лучше путешествия по пустынным комнатам огромного дома, полного воспоминаний?.. Когда его, наконец, сморил сон, на улице уже светало, потому пришедшая в десять утра Кэролайн застала Локвуда спящим. Не желая нарушать его покой, девушка тихонько опустилась рядом, не сводя с возлюбленного нежного взгляда. Он любил спать на боку, почти посередине кровати, поджав под себя ноги и подложив кулак под скулу, и этот жест делал его лицо совсем мальчишеским, немного трогательным и забавным. Почувствовав чьё-то присутствие, Тайлер открыл глаза, секунду непонимающе взирал на неё, а потом взгляд его посуровел. - Что надо? Кэролайн немного растерялась от неприязни, явственно звучавшей в голосе. - Просто решила прилечь рядом. Ты против? Вместо ответа Локвуд поднялся и пошёл в ванную, пробыл там минут десять, а вернувшись, стал ещё мрачнее. - Уходи, Кэролайн. Я хочу сейчас тебя не видеть. - Послушай! Я всё могу объяснить – Клаус сломал мне шею и насильно держал в доме Гилбертов! – в отчаянии принялась оправдываться она. - Ясно, – поджал губы брюнет. – Допустим, всё так и было. Но разве ты постоянно не думала о нём последние два дня? Разве не рада была возможности пойти к нему и поддержать? Разве не вызывает каждый разговор с ним смятение в твоей душе? Ты слишком много общалась со своей дражайшей подругой и возомнила, что так же виртуозно, как и она, научилась морочить мужчинам головы. Вот только я не такой идиот, как Деймон или Стефан, и терпеть подобное не стану. - Но это ничего не значит… Я всё равно люблю только тебя… - Не любишь, милая, – немного смягчившись, ответил парень. – Уже не любишь. Кто знает, может я сам виноват, упустил что-то, уехал, когда был нужен тебе. Или обаяние первородного настолько сильно, что без вариантов… Ладно, пофиг, забудь. Ты ничего мне не должна, давай расстанемся друзьями. Уходи, пожалуйста, Кэролайн. Блондинка уже собралась что-то возразить, рассказать, как буквально полчаса назад вспоминала их прошлое, как поняла, насколько он ей дорог, но осознание, что тогда придётся поведать и детали вечера, проведённого с Клаусом, пришло с беспощадной ясностью. А это ещё сильнее увеличит пропасть между ними. Поэтому она, бросив на парня ещё один умоляющий взгляд, который разбился о льдинки, застывшие в его глазах, развернулась и ушла. Спустя полчаса, когда Локвуд сносил чемоданы вниз, пришла Ребекка. «Только её не хватало для полного счастья!» - раздражённо подумал он. Девушка, похожая на его врага как внешне, так и повадками, была последней, кого он сейчас хотел видеть. - Чем обязан? – вздохнув, холодно осведомился Тайлер. Ребекка немного растерялась от такого обращения, ведь после вчерашнего откровенного разговора их отношения существенно улучшились, по крайней мере, для неё Тайлер перестал быть чужим и неприятным. Видимо, она как обычно поспешила с выводами. - Нужна твоя помощь, – в тон ему ответила Ребекка. – Отказ, как ты понимаешь, не принимается. Брюнет послушно шагнул ей навстречу и пристально посмотрел в глаза, демонстрируя беспрекословную готовность к внушению. Авиабилеты для семи пассажиров были заказаны на десять вечера, Ник решил, что полетят они все вместе, а уже в Адене разделятся – Тайлер и братья Сальваторе поедут на остров через час после него и девушек. О том, что привлекать к такому делу двух вампиров, люто его ненавидящих, как минимум недальновидно, Клаус старался не думать. Тем более, Тайлер и Сальваторе легко поддались внушению – особенно Деймон, по-прежнему питавший большую симпатию к Ребекке, что порядком повеселило гибрида. На фразу «защищать Ребекку даже ценой собственной жизни» старший Сальваторе отреагировал с большим энтузиазмом, а вот самой блондинке всё происходящее явно было неприятно. Но её успокоила Кэтрин, сказав своё коронное «Лучше они, чем ты». К слову, мисс Пирс внушить ничего не удалось – ведь она ежедневно принимала вербену, – но она сказала, что хочет поехать ради Элайджи и Ребекка поверила, уговорив Клауса взять Кэт с собой. Посадив спокойных и послушных, как марионетки, братьев Сальваторе сзади, Тайлера и Бонни через проход, а Кэтрин – возле себя, блондинка устремила на брата задумчивый и грустный взгляд. Им хотелось поговорить, но присутствие Элайджиной подруги стесняло. Катерина, проявив тактичность, надела наушники, включив музыку как можно громче. Не слишком действенная помеха для вампирского слуха, но Майклсоны почувствовали себя комфортнее. - Ты когда-нибудь сможешь простить меня за всё, что я сделал? – без обиняков начал Ник. - Раньше прощала и сейчас прощу, – ответила Ребекка, накрыв его руку своей. Она, конечно, могла бы помучить его подольше, но сейчас совершенно неподходящий момент, да и поступок Кола, добровольно отказавшегося от возможности быть на земле хотя бы в виде призрака для того, чтоб они поскорее отправились спасать брата, поразил её и заставил понять, насколько они все дороги друг другу. Не смотря ни на что. – Жаль, что я не успела сказать ему… - Он знает, – попытался успокоить её гибрид. – К тому же, кое-кто, похоже, не сумел устоять перед чарами нашего младшего брата и приложит все усилия, чтоб вернуть его, – с улыбкой добавил он. - Нет, не знает, поэтому и ушёл – сравнил, как мы отреагировали на пленение Элайджи и как всего несколько дней назад готовы были предать его ради лекарства, и решил, что по-прежнему остаётся чужим и нелюбимым. Странные мы с тобой, Ник. Не умеем выражать чувства, сначала делаем, а потом думаем, обижаем тех, кто нас любит… Ты ведь поверил, что я предала семью ради Стефана? – неожиданно спросила она. Клаус немного замялся, но ответил честно: - Да. - А ведь я готова была в какой-то момент, – опустив глаза и слегка покраснев, призналась Ребекка. – Даже после того, как узнала, что он отвлекал меня, пока убивали Кола, всё равно была им очарована. Вот что самое страшное: я обвиняла тебя в том, что ставил гибридов выше семьи, а ведь сама не лучше. Ник ничего не сказал, лишь крепче сжал её руку. Она совершенно права, но пока есть хоть один из миллиона шанс вернуть Кола, – а он верил, что есть, – ещё не всё потеряно. Если же ничего не выйдет, то он вдоволь отыграется на Гилбертах и Сальваторе, заставив их молить о смерти. Да и ведьме не поздоровится. Но сейчас вопрос с сумасшедшим профессором и пресловутым лекарством был важнее сеансов самобичевания. А Кэтрин думала, что вот, настало её время. Интуитивно она знала, что лекарство находится на острове, куда они летят, а значит, она убедится, что с Элайджей всё в порядке и попрощается с ним, залив микстуру в глотку Клаусу. Станет ли она жалеть? Сейчас девушка была уверенна, что нет – слова Клауса о том, что его брат видит в ней исключительно лик первой Петровой, представили в ином свете всю историю их отношений с Элайджей. Быть эрзацем Катерина не хотела и не собиралась… Когда прилетели в Аден, компания разделилась на группы и Клаус с девушками поехали в порт. Договорившись с перевозчиком небольшого новенького катера, они поплыли на остров Сокотра, а по пути убили, несмотря на протесты Бонни, мужчину и выбросили его обескровленное тело за борт. Этот поступок лишний раз доказал ведьме, что помогать вампирам было не слишком хорошей идеей, но она надеялась использовать временное перемирие с Клаусом, чтоб спасти Елену и Джереми, тем более они тоже сейчас в руках Шейна. Они причалили на берег, противоположный указанному профессором, надеясь воспользоваться эффектом неожиданности, но не учли того обстоятельства, что на судне находился маяк, сообщивший охотникам их местонахождение. Их уже ждали. И прав ведь был младший Майклсон, да кто ж его послушал… Бонни сошла первой, а вот Клаус и девушки медлили. Она повернулась, чтоб узнать, в чём дело и замерла на месте – вампиры не могли покинуть катер. Из зарослей выскочили Оскар, Марко, Кнут и Шейн, который, выставив вперёд руку, что-то шептал. На плече у Гордона мирно покоился гранатомёт РПГ-30, он прицелился, и Ребекка упала, как подкошенная, а судно загорелось. Потом бывший приятель Элайджи схватил не успевшую опомниться ведьму в охапку, пообещав, что непременно оторвёт ей голову, если она попытается освободиться. Клаус метался по катеру, но ничего не мог сделать, а тем временем Аттикус-Сайлос, закончив читать сдерживающее и обессиливающее вампиров заклинание, подошёл к Бонни, положил руки ей на виски и спустя буквально несколько минут сознание ведьмы, более не защищённое Колом, снова было во власти шамана. Тем временем охотники запрыгнули на катер и Кнут, виртуозно владевший мечом, с помощью Марко, который вогнал в шею гибриду шприц, полный вербены, насквозь пронзил Клауса. Кэтрин скрутили без усилий – она добровольно сдалась, – но когда оказалась на берегу, вырвалась, и с неожиданной для всех присутствующих стремительностью вцепилась Бонни в горло. - Катерина, Катерина… Ты только что лишила себя возможности умереть быстро и безболезненно, – с некоторым сожалением промолвил шаман, лёгким движением руки оторвав вампиршу от тела ведьмы. Впрочем, серьёзного вреда причинить она не успела. Пленников доставили в отдалённую пещеру, куда вчера перевезли Элайджу, Джереми и Елену. Эл и здесь был прикован кинжалами, причём Кэтрин насчитала как минимум шесть штук. Всегда элегантный, сдержанный и излучавший силу каждой клеточкой своего тела мужчина сейчас являл собой месиво из крови и костей в лохмотьях. Елена валялась неподалёку со сломанной шеей, изрезанная вдоль и поперёк, и, когда они вошли, Лора вытирала руки о салфетку. Джереми, казалось, спал. - Опять пытала их? Да что с тобой такое, ты и вправду ненормальная! – принялся ругать девушку Оскар. - Вот именно, – согласился Сайлос, – могла бы дождаться меня, ты ведь знаешь, что я очень люблю наблюдать тебя за работой. – Внешне он вполне одобрял методы рыжеволосой охотницы, но в глубине души презирал её за потакание собственным слабостям и называл кровожадной сукой. Принялись готовить всё к ритуалу: Элайджу, Клауса и Ребекку связали спина к спине, пронзили тремя мечами со знаком братства Пяти и посадили справа от каменного возвышения – места захоронения Сайлоса, Джереми раздели до пояса и шаман некоторое время изучал надписи на его теле, а потом довольно улыбнулся – всё в порядке. Бонни, находящаяся в трансе, рассказала ему, что через час на остров приедут ещё два вампира и гибрид, и он отправил прежнее трио схватить и привезти их. Справиться с Сальваторе и Тайлером оказалось ещё проще, чем с предыдущей группой, не зря шаман даже не потрудился вмешиваться – они причалили в том же месте, где и Клаус, и едва прошли пару десятков метров по джунглям, как Деймон угодил в капкан, которых, благодаря охотникам, здесь было огромное количество. А дальше вопрос техники – Стефану сломали шею, Тайлера обстреляли деревянными пулями со знаком братства, а Деймона просто связали верёвкой, пропитанной вербеной. Когда в пещеру ввели остальных пленников, Сайлос строго велел никого пока не убивать. Он смотрел на Стефана, пытавшегося прикрыть собой брата, на Тайлера, глядевшего смело и открыто, даже с некоторым вызовом, и на лице колдуна отразился оттенок удовольствия. - Ну что ж, друзья, скоро ваши муки закончатся, – обратился он ко всем присутствующим сразу, никого не выделяя. Тайлера и братьев Сальваторе связали так же, как и Майклсонов, но без использования мечей, и посадили слева от могильника. Сайлос настоял, чтоб Элайджу развернули лицом к Катерине, а Деймона и Стефана – к Елене. За первородными присматривали Кнут и Лора – ей, наконец, позволили пытать вампиров, как она пожелает, чем более жестоко, тем лучше, – а Оскару поручили следить за тремя вновь прибывшими. Из-за огромного количества свечей в пещере было светло, как днём, а когда Сайлос принялся читать заклинание, они засияли ещё ярче, и у всех присутствующих появилось ощущение, будто и они объяты огнём, Марко украдкой даже перекрестился. Потом каменный пол возле могилы разверзся, образовалась трещина примерно полметра шириной, и шаман велел итальянцу подвести к ней связанных вместе двойников и, усадив девушек на край, разрезать им горло и пустить кровь, – но так, чтоб сразу не убить. - Не вздумай отрезать голову, иначе своей лишишься! – зловеще пригрозил он парню. Сайлос видел, как исказились лица Элайджи и братьев Сальваторе, когда им пришлось наблюдать, как с каждой багряной каплей жизнь покидает их возлюбленных; как рычит от боли и ярости Клаус; и чувствовал себя великолепно – он подпитывался ужасом и отчаянием, охватившими присутствующих. Николаусу в некотором смысле повезло стать объектом симпатии Лоры, поэтому она направила агрессию на Ребекку, небольшим ножиком «поправив» лицо вампирши и усердно поливая её раны вербеной. Коллега Оскара в принципе не любила женщин, а красивых – особенно, потому истошные вопли не обладавшей сдержанностью брата блондинки вскоре наполнили пещеру. Гибрид пообещал девице, что вырвет ей сердце и «заставит сожрать», но вскоре пытки прекратились – нож отобрал Кнут, сказав, что скоро «оглохнет от этих визгов» - Ты всё равно не сможешь убить нас! – крикнул Ник. – Кол из белого дуба – единственное оружие, способное убить первородного, а его ты не найдёшь никогда! Он не лгал – перед отъездом на остров Клаус слетал в Мексику и лично проконтролировал, как кол бросили в жерло вулкана Колима. Сайлос знал, что гибрид не блефует и это оружие больше никому не доступно. Но он был шаманом, которому две тысячи лет и едва ли эти самонадеянные кровососы могут с ним тягаться. - Глупец! Первородных может и можно убить только колом, а вот обычных людей – чем угодно. Я в два раза старше тебя и знаю как минимум пять способов избавления мира от вампиров! Как только сядет солнце, моя ведьма прочтёт заклинание и вы примете участие в жертвоприношении во имя великого Сайлоса. - Раз так, и мы всё равно умрём, – превозмогая боль, подала голос Ребекка, – скажи: где лекарство? Шаман снисходительно посмотрел на неё, но всё же ответил: - Никакого лекарства от вампиризма не существует, девочка. Это сказка, призванная заставить кровососов любым способом искать это место и рано или поздно пробудить древнего колдуна. А вы, как маленькие дети, поверили – да так просто, совершенно не задумываясь, что великое старое зло наверняка опасно. Ещё и брата – единственного, кстати, разумного члена своей семьи – принесли в жертву. Хотя я рад, Кол слишком часто рушил мои планы. Он расхаживал по пещере, с презрением глядя в шокированные и преисполненные раскаяния лица Ребекки и Ника. - Всё-таки жалкие вы существа, вампиры, – ошибка природы, позор бытия, – непонятно, зачем вас создали. Подвержены влиянию навязчивых идей и массовой истерии, как слабые людишки; чувства ваши усилены и вы совершенно не можете себя контролировать. То ли дело колдуны – избранники богов, или хотя бы оборотни. Вампиром же может стать любое ничтожество, а некоторые так вообще не достойны этого. Ты, – обратился он к Клаусу, – отказался от семьи ради гибридов, а потом без колебаний убил их. – Ты, – он указал на Ребекку, – готова предать всех ради любовной интрижки, но никто из твоих мужчин это не оценил. – О вас и говорить нечего, – перешёл шаман к Сальваторе, – жалкие подкаблучники. А вот от тебя, Катерина, я такого не ожидал. Всегда восхищался твоей хитростью и инстинктом самосохранения, но любовь оказала пагубное влияние и на такой расчётливый ум. Единственные, кого мне действительно не хочется убивать – последний гибрид Николауса, отчаянный и смелый мальчишка, – он посмотрел на Тайлера с искренней симпатией, – и Элайджа. - Слушай, ты убить их собираешься или перевоспитать? – нетерпеливо спросил Марко. – Эти пафосные речи больше годятся для плохого вестерна, чем для осуществления правосудия! - Успокойся. До заката осталось всего пятнадцать минут. - Кто ты такой? – вдруг спросил Стефан. – Явно ведь не университетский профессор. - Это Сайлос, неужели вы до сих пор не догадались. Может в чужом теле, но сам древний колдун, которого так опасался Кол. – Это был первый раз за всё время заточения, когда заговорил Элайджа. Шаман не почтил его ответом, лишь загадочно улыбнулся, хотя все присутствующие и так поняли, что Майклсон прав. Но у Сайлоса, лишённого любых человеческих чувств, совести и сомнений, всё же была одна слабость – любовь к философским беседам (видимо, сказывалось прошлое «пастыря душ человеческих»), – потому что он вновь попытался заставить вампиров задуматься о высоких материях: - О чём вы думаете, кровососы, находясь на пороге смерти, когда уже чувствуете её зловонное дыхание на лице, а костистые пальцы хватают вас за запястье и влекут в преисподнюю? Проносится ли перед глазами вся жизнь, и одолевают ли сожаления о том, что не успели сделать или о том, что сделали неправильно? Или мысленно прощаетесь с теми, кого любите? Или страх, боль и отчаяние настолько затуманивают рассудок, что вообще ни о чём не можете думать? Для некоторых это возможность наконец признать то, что не признал бы, когда находишься в безопасности и веришь, что будешь жить вечно. Всё суетное, второстепенное, ненужное отсеивается, кромешная тьма жизни освещается ярким солнцем, и в этом беспощадном свете вы видите, был ли смысл в вашем существовании или вы бесцельно потратили свою вечность… Ну да ладно, - он словно сбросил оцепенение, - Шейн высказался, не будем отвлекаться. Лора, полей-ка наших гостей вербеной, хочу услышать их крики. Марко, удели внимание девушкам, они заскучали. И ты, Оскар, займись делом, – а то я решу, будто ты испытываешь сочувствие к этим гнусным тварям. На Тайлера информация о том, что лекарства не существует, произвела столь сильное впечатление, что он до сих пор не мог прийти в себя, даже страх смерти или сожаления, что поссорился напоследок с Кэролайн, отступили. Ведь он буквально лишился смысла жизни… Одна радость – увидеть, как, корчась в муках агонии и выкрикивая проклятия, сдохнет Клаус. А Катерине (которой не повезло, как Елене, потерять сознание) просто было страшно. Настолько, что она вообще ни о чём не могла думать, лишь чувствовала, как чёрной патокой в кровь и сознание вливается ужас, отчаяние, паника. Но во время чтения проповеди девушка, наконец, призналась себе, что всё же полюбила Элайджу – пусть он и не отвечает ей взаимностью, – и очень жаль, что так мало времени им удалось провести вместе. Да, эти отношения изначально были обречены, но среди хаоса и мытарств её жизни встреча с ним стала самым приятным и важным событием. В вопросах, не связанных с выбором мужчин, интуиция никогда не подводила Ребекку. Она сама не могла объяснить почему, но была уверенна, что им удастся выбраться. Кто-то обязательно поможет, что-то непременно пойдёт не по плану – например, Бонни умрёт во время чтения заклинания. И девушка попыталась поделиться своей верой с братьями, слегка потершись своим плечом о плечо Ника. - Всё будет хорошо, милая, – негромко промолвил гибрид. – L'erba cattiva non muore mai*. Бекка улыбнулась. Те же слова он когда-то сказал в момент смертельной опасности, и тогда всё завершилось благополучно. Неаполь, 1455 Ночь была великолепная: тёплая, спокойная; полная луна заливала серебристым светом всё вокруг, а торжественная тишина, которая вскоре огласится полными ужаса криками, способствовала нужному для охоты настрою. Кол плотно прижался к стене и, натянув капюшон так, чтоб полностью скрыть лицо, ждал, когда воспитанницы монастыря выйдут на свою ежевечернюю прогулку. Он предвкушал отличный ужин, ведь нет ничего вкуснее, чем кровь юных девственниц. Вдруг какой-то звук привлёк внимание мужчины – в нескольких шагах от него молнией промелькнула и скрылась в ближайшем переулке фигура, облачённая в тёмное. А ведь он предупреждал вампиров, чтоб не смели попадаться на глаза, когда он в городе! Разозлившись, мужчина устремился за своей неожиданной закуской. Капюшон с неё спал и он увидел, что это была девушка, блондинка, – ну что ж, значит, перед едой можно будет удовлетворить и другой аппетит. Подбежав, он схватил её за волосы и развернул к себе. - Ребекка? – не веря глазам, прошептал вампир. Сестра пару секунд изумлённо смотрела на него, но вдруг оттолкнула и, опрокинув на землю, отбросила к противоположной стене. - Кто тебя научил так здороваться? – сморщившись от боли и потирая ушибленную спину, - ведь силой Бекка ему не уступала, - обиженно спросил Кол. - Убери от меня свои поганые руки, предатель! – Вампирша, похоже, не была удовлетворена нанесённым ущербом, потому что вновь подбежала к брату и со всей силы ударила его ногой в лицо. – Или ты думаешь, я не знаю, что это вы с Майклом выследили нас в Париже и подожгли особняк, в котором спали Элайджа и Клаус?! Кол с детства считал, что девочек бить нельзя, но с такой соперницей вынужден был изменить принципам, да и сестра нуждалась в хорошей взбучке. Он поднялся на ноги и подошёл вплотную к ней. Вследствие гнева под глазами у Ребекки проступила сеточка вен, а клыки вылезли и заострились. Опыт нескольких веков дал о себе знать, рефлексы оказались быстрее разума и сильнее родственных чувств – Кол вцепился сестре в шею и пил её кровь до тех пор, пока она не потеряла сознание. Когда ярость отступила, Майклсон схватился за голову, в ужасе осознав, что теперь неприязнь Ребекки станет вполне обоснованной. А ведь они не виделись больше трёх столетий, и он очень скучал по ней! Но привыкший не мириться с трудностями Кол решил хотя бы попытаться поговорить, а потому взвалил девушку на плечи и понёс в своё временное пристанище – небольшой постоялый двор на окраине Неаполя. Через пару часов Ребекка пришла в себя, с отвращением вспомнила, как он укусил её, и попыталась сбежать, но брат перегородил путь. - Прости, я просто последние триста лет охотился на вампиров и не всегда могу себя контролировать. Я не хотел причинить тебе боль. Давай поговорим. Или я не заслуживаю даже знать, почему именуюсь предателем и вместо приветствия получаю ногой по лицу? Что случилось в Париже? Его недоумение было искренним, Ребекка видела это. У Кола, конечно, много недостатков, но он всегда говорил правду, и даже совместное проживание с Майклом не в силах это изменить. А потому, опустившись на кровать, девушка рассказала, что последние несколько лет братья жили в Париже, а она была придворной дамой королевы Шарлотты – способность внушать весьма ценна. И вот однажды, вернувшись с бала, она увидела, что их особняк объят пламенем, а самое страшное, что братья находились внутри и не в силах были выбраться – на её глазах Николаус пытался спрыгнуть с балкона, но не смог. Понятное дело, что они не сгорели, но из города пришлось сбежать. - И ты подумала, что это мы с отцом сделали? Каким образом? - Ник сказал, что на особняк наложили заклинание, не позволявшее покинуть его, и мы решили, что это Майкл нашёл ведьму и велел ей сделать это – чтоб задержать Ника и потом каким-то образом убить. Мы наслышаны о твоей дружбе с ведьмами, Кол, Элайджа был в Африке, когда вы в Дженне проводили свой ритуал. Плюс ты все эти триста лет жил с отцом и наверняка разделяешь его мнение о Николаусе. Она поёжилась, словно от холода, и, обхватив себя руками за плечи, тоскливо смотрела на брата. И в этот момент Кол понял, что ей тоже доставляет невыразимую муку война, которую более четырёхсот лет ведут отец и братья. - Ну, ведь ничего не случилось, успокойся. Подумаешь, здание сгорело, – сказал он, присаживаясь рядом, и привлекая Ребекку к себе. - Там картины были, книги, редкое оружие, платья мои, украшения. И собака сгорела – мне Элайджа на день рождения подарил. Я так плакала потом… – по-детски надув губки, жаловалась она. Мужчина с трудом сдержал смех. Нет, собаку, конечно, жаль, но то, как Ребекка переживает из-за сущей нелепицы… она такая настоящая, маленькая и беззащитная в этот момент… - А как вообще провели эти три столетия, родная? Клаус больше никого не закалывал? - Меня. Один раз, на пятнадцать лет, – болезненно поморщившись, ответила блондинка. – Но я сама виновата – не всем так везёт со слугами природы, как тебе. – И она вкратце поведала обстоятельства своего романа со славянским колдуном Марком. Кол сжал зубы настолько, что выступили желваки. Этот ублюдок не только лжёт им, но ещё и пользуется тем преимуществом, что его невозможно заколоть кинжалом. А Ребекка выглядит, как провинившийся ребёнок – уж кто-кто, а Николаус прекрасно умеет играть на чувствах сестры. Вот и сейчас: то ли воспоминания о мужчине, снова разбившем ей сердце, то ли о жестоких словах, которые наговорил не умеющий себя сдерживать Клаус, разбередили старые раны девушки и она заплакала. А Колу казалось, будто слёзы её падали ему на сердце и жгли его, как огонь. - Если бы я жил с вами, он бы никогда не посмел это сделать. - Так живи. – Она подняла голову с плеча брата и, взяв за его руку, с надеждой посмотрела в глаза. – Давай попробуем восстановить семью, Кол, ведь я вижу, что ты тоже этого хочешь. Представь, как обрадуется Элайджа, да и с Ником вам давно пора помириться… Глубоко вдохнув, младший Майклсон встал, провёл рукой по лбу, словно желая отогнать докучливые думы, и прошёлся по комнате. Возможно, совместное проживание – не такая плохая идея, тем более он настолько любил сестру, что просто не мог не поддаться на её уговоры. Ребекка с братьями жила в шикарном палаццо неподалёку от монастыря Санта-Кьяра. Странный выбор для тех, кто вроде бы скрывается, хотя тягу Николауса к роскоши и демонстрации всем своего богатства и могущества ничто не могло пересилить. Сопровождаемый сестрой, Кол прошёл вестибюль, убранный цветами, откуда лестница с золочёными перилами и устланная ковром вела в комнаты верхнего этажа; затем длинная анфилада парадных комнат привела их в прелестную маленькую залу, где возле неоконченной скульптуры стоял Николаус. Ваяние – его последнее увлечение, и за четыре года он достиг в этом значительных успехов, что не могло не тешить самолюбие вампира. Он услышал шаги сестры ещё из вестибюля, с улыбкой обернулся, чтоб узнать, насколько успешно прошла охота,… и застыл, словно увидел призрак. С лица его сошли все краски, он в страхе отступил на шаг, толкнул постамент и мраморный бюст упал на пол, расколовшись на куски. Кол холодно кивнул брату, весьма позабавленный его реакцией на себя, которая, похоже, уже становилась нормой. Ребекка немного удивилась, но списала всё на шок. К тому же, она сейчас была так рада, что самые любимые её люди наконец будут вместе, что не могла позволить никому и ничему испортить момент долгожданного воссоединения. На пороге появился Элайджа, мрачнее тучи, он прошёл мимо Кола, даже не удостоив брата взглядом, и присел на диван. Но когда выяснили подробности парижского инцидента, лицо старшего Майклсона прояснилось и крепкие объятия доказали отцовскому любимцу, что Элайджа скучал по нему. Ник же продолжал стоять на прежнем месте, оцепенев и ожидая, что сейчас Кол расскажет брату и сестре то, в чём ему не хватило духу сознаться. И тогда они посмотрят на него с ненавистью и отвращением и навсегда покинут. Но Колу было свойственно благородство старшего брата, к тому же, в данный момент он чувствовал себя обезоруженным, размягчённым трогательностью семейной сцены, и решил не портить столь редкий, а потому бесценный момент. Он ободряюще улыбнулся Нику и слегка подмигнул. - Нет, я, конечно, понимаю, что настоящим мужчинам негоже бурно выражать эмоции, но давайте сделаем исключение! – радостно провозгласила Ребекка и, взяв Клауса за руку, подвела к братьям. Она обняла всех троих, заставив последовать своему примеру. Вечером следующего дня Клаус и Кол отправились на охоту, но это было лишь предлогом для разговора и новой просьбы об отсрочке. Хотя Кол про себя уже всё решил. После того, как Клаус в 1114-ом убил охотников, он прожил с семьёй всего пару месяцев и уехал, заявив на прощание, что брат получил по заслугам. Но когда узнал от Элайджи, сколь сильны и продолжительны были мучения Ника, – а ведь он, по сути, спас свою семью, – понял, что просто не может обречь его на одиночество. Рано или поздно он сам сознается, желая снять груз с души, главное выбрать правильный момент. После этих слов объятия Николауса и радость от встречи с братом были куда более искренними, чем накануне. Наконец грозовые облака, много лет застилавшие небо семьи Майклсонов, рассеялись, и на нём появилась радуга. Семейное воссоединение продлилось почти тридцать пять лет. Безусловно, ссоры случались, ведь у каждого из них был сложный характер и нерушимая вера в собственную правоту, да и Ник, ставший ещё более вспыльчивым и упрямым после того, как полвека его мучили призраки, часто выступал в роли агрессора. Присутствие Кола с одной стороны его радовало, а с другой, подобно дамоклову мечу, служило постоянным напоминанием, что брат легко может отвернуть от него остальных. И если с тем, что их пути с Элайджей рано или поздно разойдутся, он смирился – слишком уж часто в последние годы старший брат говорил, что его натуре противен образ жизни, который ведёт Николаус, его жестокость и необузданность в желаниях, – то потерять любовь сестры для пасынка Майкла было страшнее смерти. Однако Кол был убеждён, что этого никогда не случится. С раннего детства Ребекка обожала Николауса, смотрела на него, как на божество, во всём поддерживала, защищала, в любом споре принимала его сторону и ненавидела тех, кто причинял любимому брату боль – отца, Татию, возможно, даже Эстер. Младший Майклсон на всю жизнь запомнил, как четырёхлетняя малышка буквально с кулаками набросилась на отца, когда тот ударил Николауса. Конечно, подобное было всего раз, но пример очень показательный. Кроме того, как он позже узнал от Эла, все пятьдесят два года, пока Клаус страдал от галлюцинаций, Ребекка не отходила от него ни на шаг, проливая слёзы, что ничем не может помочь. Да и из-за истории с Александром, а позже с Марком она больше переживала не потому, что чуть не погибла, а потому, что обманула доверие Ника, разочаровала его. И Кол ревновал Ребекку к Николаусу, как тот ревновал сестру к её мужчинам, боясь, что в один отнюдь не прекрасный день она его покинет. Эти сложные и труднообъяснимые чувства были обусловлены, конечно же, любовью платонической, не смотря на вольные нравы Италии XV столетия, когда инцест стал довольно обыденным. Для Майклсонов подобное являлось недопустимым, омерзительным и противоестественным, что подтвердилось, когда Клаус вырвал язык придворному остряку, позволившему себе намекнуть, что они с Колом любят сестру не как сестру. После того, как семья воссоединилась, Бекка взвалила на свои хрупкие плечи миссию миротворца; терпеливо, ласково и по-женски мудро, действуя то слезами, то уговорами, сглаживала острые углы и заставляла братьев прекратить ссору прежде, чем они скажут друг другу слова, о которых впоследствии пожалеют. Предпочтение, оказываемое Николаусу, задевало Кола, Ребекка это замечала, но ничего не могла с собой поделать. Младший брат помогал воплощать в жизнь её безумные идеи, всегда готов был принять участие в рискованном мероприятии, будь то путешествие по Италии с бродячим цирком или проникновение под покровом ночи во дворец короля Неаполя; выслушивал жалобы - словом, пылинки с неё сдувал, но она всё равно относилась к нему с прохладой. Ещё с детства у Ребекки осталась обида за брата, что у Кола было всё, а у Ника – ничего. К тому же, она не забыла, что любимчик Майкла знал о готовящемся обращении и скрыл это от остальных, а ещё бросил семью в 1114-ом, хоть она и умоляла его остаться. Старший брат был в курсе этих подводных течений, но клубок семейных взаимоотношений не могла постичь участь гордиевого узла – бесполезно. У Элайджи и без того хватало забот – он стал главой семьи. Это устраивало всех: расслабленный восстановившимся миром, Ник перестал стремиться доказать свою власть и всё свободное время уделял искусству – постоянно ездил во Флоренцию, покровительствовал художникам и скульпторам, совершенствовал свой талант; Кол в принципе не любил брать на себя ответственность, хотя и предпочитал общество Элайджи, негласно выбрав его примером для подражания; а Ребекка с головой окунулась в удовольствия – посещала балы, крутила романы, училась танцам и музыке. Удивительно, сколь непохожими были три родных брата, сколь разнились их методы достижения цели, что проявлялось как в охоте, так и в борьбе с врагами. Николаус любил пощекотать себе нервы, давая фору будущей жертве и даже иногда позволяя ей думать, что его удалось обвести вокруг пальца. Кол предпочитал действовать радикально и без долгих размышлений уничтожал тех, кто становился на его пути. А Элайджа, благодаря гибкому уму и хитрости, умению отличать главное от второстепенного, хладнокровию и выдающимся дипломатическим качествам, мог решить проблему, зачастую даже не прибегая к внушению. Он настолько понравился миланскому герцогу, что тот захотел выдать свою единственную дочь за Майклсона и тогда Элайджа впоследствии мог бы стать правителем города. Но, поблагодарив за такую честь, мужчина отказался, а не упустившему случая съязвить Колу сказал, что двух предыдущих браков с него вполне достаточно, Ребекку бы замуж выдать… Поскольку все Майклсоны очень любили Италию, считая благословенной страну, где когда-то удалось избежать смерти, приходилось каждые пять-семь лет менять город. А чтоб обезопасить себя от угрозы в лице Майкла в каждом городе, где они жили, Элайджа обзаводился союзниками – помогал влиятельным людям или вампирам в обмен на их личную преданность. Несговорчивых брал на себя Кол (хоть ему и не приносило особой радости, что приходится скрываться от отца), наводя ужас на кровососов одним лишь упоминанием своего имени – слухи о первородном, питающемся другими вампирами, распространялись молниеносно. Впрочем, братья и сестра тоже находили омерзительной его привычку пить кровь себе подобных, но Кола это не особо смущало. В 1485 году они переехали во Флоренцию. Этот уютный город, словно спрятанный в колыбели вечно подёрнутых дымкой холмов, вполне оправдывал название, данное римлянами – «Флорентия», «цветущая». Здесь всё было светло и радостно, гармонично, приветливо и прекрасно, всё располагало к творчеству и любви… Майклсоны заняли палаццо близ собора Санта-Мария-дель-Фьоре – довольно скромное как внешним фасадом, так и внутренним убранством, однако его месторасположение позволяло вдоволь любоваться красотами Флоренции и имело преимуществом подземный ход, ведущий прямо к берегу реки Арно. Обосновавшись в городе, семейство принялось наносить визиты местной аристократии – титул графа Норфолка, который Николаус получил ещё полвека назад, открывал им двери во все дома, равно как и желающих посетить Майклсонов было предостаточно. И однажды порог их палаццо переступил приятель Кола, барон Андреа Франкетти. Кол и Андреа познакомились четыре года назад в Риме. По случаю дня Святого Иоанна на площади Святого Петра проводились состязания, на которых атлеты имели возможность продемонстрировать силу и ловкость. К тому времени младший Майклсон вполне научился сражаться без использования вампирских способностей – на этом настоял Элайджа, сказав, что не стоит привлекать к себе излишнее внимание, а если Кол всё же хочет удовлетворить тщеславие, то пусть учится сдерживать внутреннюю мощь. Во время соревнования следовало, вооружившись копьём, сразить разъярённых быков, которых по очереди выпускали на арену. Колу удалось положить шестерых, а Андреа – пятерых, но последнего он сумел обезглавить всего одним ударом, чем вызвал бурю исступлённого восторга у зрителей. Самолюбие Майклсона было задето, но он умел отдать должное достойному сопернику, Андреа также оценил доблесть Кола, и это положило начало их дружбе. Правда, когда первородное семейство покинуло Рим, мужчины даже не успели попрощаться, но тем сильнее обрадовала Кола неожиданная встреча. Двадцатилетний Андреа Франкетти по праву считался одним из красивейших мужчин Флоренции. Высокий, атлетического телосложения, с вьющимися тёмными волосами и правильными чертами лица, он сразу притягивал к себе взгляды, где бы ни появился. Его отец был кардиналом, а дядя – епископом, потому будущее барона казалось предопределённым с рождения. Но духовная стезя его не привлекала, слишком сильно он любил жизнь во всех её проявлениях и даже ради столь почётной миссии как служение Богу не желал лишать себя мирских удовольствий. Не смотря на строгое воспитание (а может и благодаря нему, ведь в то время самые развращённые молодые люди происходили как раз из семей церковнослужителей), он был весьма искушён в любовных делах, даже пресыщен, считая, что без труда может заполучить любую женщину. Но знакомство с Ребеккой заставило Андреа пересмотреть взгляды. Влюблённый в Бекку поэт Анжело Балициано однажды сказал, что в её внешности присутствует какая-то кощунственная, невероятно волнующая смесь нежности ангелицы и чувственности куртизанки. Сомнительный комплимент, едва не стоивший ему жизни, но совершенная правда. Однако хоть её появление и вызывало вполне естественные желания у большинства мужчин, в любви Ребекке по-прежнему не везло. После печального опыта она боялась снова быть обманутой, а потому предпочитала ни к чему не обязывающую связь, расставаясь при малейших признаках влюблённости. А многие кавалеры не решались начать ухаживания, ибо она казалась слишком независимой и своенравной для благородной девушки того времени, позволяя себе вести разговоры о войне и политике, ходить по улицам без сопровождения, увлекаться оружием, ездить на лошади в амазонке, сидеть за одним столом с мужчинами. Да и с кулаками братьев Майклсонов никто не жаждал познакомиться. Но то, что отпугнуло других, лишь распалило Андреа. Он считал Ребекку очаровательной, интересной, страстной, полной жизни и весьма оригинальной. Он влюбился, как мальчишка. Никто и никогда столь упорно не добивался первородной блондинки. Франкетти посещал все балы, на которых она присутствовала, сам устраивал вечера и уговаривал Кола непременно прийти с сестрой, катался на лошади в её любимом лесу, каждый день присылал цветы, картины или украшения, читал стихи, осыпал комплиментами, обещал положить весь мир к её ногам лишь за один благосклонный взгляд. Борьба барона за сердце девушки ограничивалась не только внешним проявлением действия её чар – к красивым жестам со стороны мужчин Ребекка давно привыкла. Однако в то время как большинство поклонников не желали или боялись заглянуть за привлекательный фасад, Андреа проявлял подлинный интерес к её взглядам и размышлениям, планам и желаниям. Бекка, которая время от времени предавалась мечтам о женском счастье, включающем мужа и потомство, очень любила детей, хоть и предпочитала не афишировать это. И чтоб её порадовать, барон занялся благотворительностью, взяв под опеку своей семьи многих отпрысков флорентийских бедняков. А когда девушка захотела научиться играть на лютне, он привёз в город знаменитого композитора Никколо Нигрино. Безусловно, с помощью внушения Майклсоны могли получить всё, что пожелали, но подобная забота и предупредительность тронули Ребекку до глубины души. Её братья по-разному относились к Франкетти. Элайджу эти ухаживания порядком раздражали, Андреа – «прожигатель жизни», ничем, кроме балов и романов не интересующийся, – не понравился вампиру с первого взгляда. Николаус против барона ничего не имел, однако то, что в последние годы Ребекка и Кол очень сблизились, вызывало у него мучительную ревность. А для Кола Франкетти был не просто очередным воздыхателем сестры, но и другом, глубина чувств и серьёзность намерений которого не вызывали сомнений, и потому первородный решил ему помочь. Кроме того, младший Майклсон адекватно оценивал Ребекку, зная о таких её наклонностях, о которых не были осведомлёны остальные – она далеко не невинная дева, и кавалер должен обладать столь же бурным темпераментом. Конечно, лучше бы ей с представителем их расы постельной акробатикой заниматься, но из всех любовников-вампиров никто не мог составить сестре достойную пару. Франкетти прошёл боевое крещение в «доме удовольствий», куда частенько наведывались и сами братья Майклсоны. Развлекали мужчин куртизанки-вампирши, и то ли шпанские мушки оказали своё волшебное действие, то ли Андреа и вправду не только на арене так силён, но девушки его способности оценили очень высоко. Да и образование, знание языков, интеллект, кругозор, манеры, богатство и знатность – всё говорило в пользу приятеля Кола. Почти год длилась осада и, наконец, крепость сдалась. От обмена пылкими признаниями перешли к робким, а затем чувственным поцелуям и, спустя совсем немного времени, оказались в постели. И так хорошо им было вместе, так подходили они друг другу, с таким восторгом взирал Андреа на возлюбленную, что Ребекка сияла от счастья, и даже Элайджа задумался, а не поторопился ли он с выводами насчёт барона. Все ждали, что вскоре последует предложение руки и сердца. Однако прошло ещё два года, но о замужестве речь так и не зашла. Они оказались слишком разными. В период ухаживаний Андреа постоянно дарил Ребекке белые лилии, утверждая, что девушка напоминает ему эти цветы своим очарованием и утончённостью. Вот и его любовь оказалась столь же недолговечной, как свежесть цветка, ещё недавно радовавшего глаз на кусте, но стремительно увядавшего, стоит лишь его сорвать. А всё потому, что Бекка не умела что-то делать вполсилы, сдерживать себя, оставляя хотя бы крохотный уголок души закрытым. Она перестала жить собственной жизнью, забросила прежние увлечения, желая постоянно находиться рядом с бароном; без раздумий высказывала всё, что творится на душе – почему-то пребывая в уверенности, что Андреа вполне разделяет её стремления. Однако нельзя сказать, что она его любила; это была страсть: разрушительная, неуправляемая, вызывающая зависимость, как наркотик. И в таком положении Ребекка глупела, становилась навязчивой, неинтересной и в итоге обузой – Франкетти приходилось терпеть её из страха перед гневом Кола. В сражениях, когда нужно было рисковать жизнью, а не просто красоваться перед толпой, Андреа проявлял трусость; единственной религией, которую он исповедовал, являлся гедонизм, однако в романтических отношениях барон становился охотником и завоевателем, быстро терявшим интерес, как только получал добычу. Младший Майклсон эту черту характера знал превосходно – она была присуща и ему. Но Кол, никогда лично не наблюдавший за развитием романов сестры, считал её барышней более разумной, лучше умеющей чувствовать любовника и знать, как себя вести, чтоб не наскучить ему. Оказавшийся в сложном положении Андреа охладел к Ребекке даже в постели, и приходилось придумывать разные способы для поднятия боевого духа: ролевые игры, плети, верёвки; искать места для утех, где их могли застигнуть или где можно было подвергнуть опасности свою жизнь – для остроты ощущений. А потом барон предложил своей прекрасной лилии разделить ложе с его подругой, обольстительной куртизанкой Бьянкой. С Бьянкой Андреа познакомился, когда его, одиннадцатилетнего, отец привёл в бордель, чтоб мальчик стал мужчиной. Красивая брюнетка была старше всего на три года, однако уже обладала богатым опытом и с большой охотой поделилась им с юношей. Впоследствии между ними возникло нечто сродни дружбы, и Бьянка поведала барону свой секрет – она оборотень. А поскольку сластолюбец-Франкетти отличался поистине неуёмным сексуальным аппетитом, который не могли удовлетворить обычные женщины или мужчины, в его постели прочно обосновались девушки-оборотни, коих во Флоренции насчитывался не один десяток. Ребекка никогда не была ханжой и за пятьсот лет многое перепробовала, однако предложение Андреа её смутило. Одно дело заниматься любовью с мужчиной, иногда даже не с одним, и совсем другое – с женщиной. Однако, немного поразмыслив, она решила, что этот опыт будет как минимум интересен. Бьянка знала, что возлюбленная барона – вампир, и это придавало грядущему событию особую остроту и пикантность, к тому же, сама Ребекка ей нравилась. … Немного робея, но изо всех сил стараясь не показывать это, Бекка скинула с себя платье, оставшись в одной нижней сорочке, и взошла на огромное ложе Андреа. Бьянка избавлялась от каждой детали гардероба красиво выгибаясь и не сводя с блондинки горящего взора. А барон сидел поодаль, не выказывая никакого желания присоединиться к дамам, ему просто нравилось смотреть, иногда это заводило куда сильнее, чем непосредственное участие. Добравшись до вожделенного тела, темноволосая девушка помогла светловолосой избавиться от остатков одежды, и с неподдельным восторгом оглядела её. Потом прилегла рядом, осторожно поцеловала, сначала мягко и нежно, а, когда почувствовала, что Ребекка отвечает, настойчиво и пылко. Умелыми ласками Бьянка заставила первородную изнемогать от страсти и с явным удовольствием, предоставив партнёрше пассивную роль, довела её до экстаза, после чего, обольстительно улыбнувшись, поманила пальчиком Андреа, предлагая ему оставить пост зрителя. Барон не заставил долго себя уговаривать, но почему-то весь пыл направил исключительно на Бьянку, словно забыв, что Ребекка находится в той же постели. Восстановив дыхание, блондинка с минуту пролежала рядом, но слушать стоны своего мужчины и его любовницы было невыносимо, а потому девушка, схватив одежду в охапку, умчалась из комнаты. После этого, она вознамерилась порвать с Франкетти… Было начало июля; погода стояла прекрасная, душно-жаркая. Всю предыдущую неделю шли приготовления ко дню рождения Ребекки, и сейчас их палаццо выглядело поистине шикарно. С самого утра блондинка находилась в приподнятом настроении – три дня назад приходил Андреа, умолял вернуться к нему, сказал, что жить без неё не может. Она ответила, что подумает и даст ответ на дне рождения. Хотя, конечно, уже простила, потому что очень любила его и невероятно соскучилась за те два месяца, пока длилась размолвка. Элайджа и Клаус, увидев, что сестра, наконец, повеселела, не захотели портить ей праздник новостями, что в Венеции видели Майкла, а значит им нужно поскорее уезжать. В восемь вечера, когда большая часть приглашённых прибыла, сияющая именинница спустилась в парадную залу. Одета она была в синее шёлковое платье с неброско, но изысканно расшитым лифом; точёные плечи оставлены открытыми, а цвет наряда оттенял красоту её глаз; вьющиеся волосы уложены в замысловатую причёску и украшены цветами; на шее жемчужное ожерелье с сапфировым фермуаром – подарок Элайджи. Когда Кол увидел сестру, он едва не выронил бокал, который держал в руках, и лишь вампирская реакция спасла хрусталь. Оценив произведённый эффект, Бекка нежно улыбнулась и поцеловала брата в щёку. К ним подходили гости, делали виновнице торжества комплименты, сердечно желали всех благ. Даже сам Лоренцо, в последнее время почти никуда не выезжавший из своего загородного дворца, почтил своим присутствием праздник. Их знали во Флоренции не как первородных вампиров, а как щедрого мецената и талантливого художника, скульптора и живописца Николауса, утончённую красавицу Ребекку, мудрого и справедливого вершителя правосудия Элайджу и отважного кондотьера Кола, и мало кто догадывался, что имеет дело с вампирами – как бы удивительно это не звучало. А всё благодаря осмотрительному поведению Майклсонов – например, после того, как напились крови, они не только стирали жертве память, но и исцеляли, чтоб на теле не осталось следов. Бал проходил великолепно; Ребекка танцевала и веселилась, но постоянно бросала взгляды в сторону входа в залу, не понимая, почему Андреа всё нет. И вот вошёл Франкетти, но не один, а с Бьянкой. Он – в пурпурном с золотом джорне и чёрных кальцони, с обвитым вокруг талии поясом, украшенным драгоценными камнями, и Бьянка в платье из золотой парчи, с – как будто в насмешку над Ребеккой – белыми лилиями в волосах, роскошностью нарядов затмили всех присутствующих. Блондинка, сначала вспыхнув от стыда, а затем побледнев от унижения и гнева, вцепилась в рукав брата. Майклсон хотел вмешаться, но она не позволила – нужно было держать лицо до конца. А барон как ни в чём не бывало подошёл, поцеловал имениннице руку и, препоручив Колу спутницу, попросил Ребекку поговорить тет-а-тет. Поскольку в зале было очень шумно, они ушли в оранжерею. Готовясь к празднику, сюда привезли множество новых растений, в основном цветущих, в центре помещения установили фонтан со статуей богини Афродиты, а по бокам от него – изящные скамейки, обитые тёмно-зелёным бархатом. Бекка присела и, изо всех сил стараясь сдержаться, чтоб не заплакать или не перегрызть ему горло, вопросительно взирала на Андреа. Он опустился рядом и со знакомой игривой улыбкой поднёс её руку к губам. Казалось, ему совершенно непонятна причина её обиды. - Не хмурься так, моя прелесть, морщины появятся. - Ты привёл свою шлюху в мой дом на мой праздник и просишь поблагодарить за это? - Она моя давняя подруга и известная во Флоренции женщина, к тому же вы, - он облизнул губы, - явно нашли общий язык. Я, кстати, так и не понял, на что ты тогда обиделась. Рот первородной сам собой раскрылся. - Мне показалось, что вам и без меня хорошо, вот и решила не мешать. И, кстати, я считаю всё это омерзительным и никогда больше не стану повторять! Барон насмешливо посмотрел на девушку и, наклонившись к её уху, промолвил: - Ну же, не нужно корчить из себя недотрогу. Ваше благородное лицемерное семейство питает страсть к весьма экстравагантным развлечениям. Помнишь, ноябрь, окраина Сиены, небольшой придорожный бар? Или в Риме… Она помнила. Два с половиной года назад они с Колом, переодевшись крестьянами, уехали охотиться, а потом расстались на время – брат отправился в бордель, а Ребекка встретила давнего знакомого, вампира, и он помог ей скрасить вечер. Да, она и вправду питала страсть к весьма экстравагантным развлечениям – подобное повторялось не раз. - Вот видишь, – самодовольно ответил Франкетти, глядя на её растерянное, смущённое лицо, – ты тоже маленькая шлюшка… Это было последнее, что он сказал – в следующую секунду Элайджа держал в руках сердце барона. А оцепеневшей от шока сестре велел отправляться к себе и собирать вещи – нужно немедленно уезжать, Майкл совсем близко. Они решили воспользоваться подземным переходом и по реке отправиться в Пизу, а потом дальше на запад. Но на выходе из тоннеля Майклсонов ждал неприятный сюрприз. Не дождавшись друга, Бьянка отправилась на поиски, а когда обнаружила в оранжерее следы крови, сразу поняла, что Андреа мёртв и вознамерилась отомстить. Вышедший из перехода первым Кол насчитал около пятидесяти оборотней. Они взяли вампиров в кольцо, однако никто не решался атаковать. Элайджа и Клаус постарались прикрыть сестру собой, но уставшие от ожидания вервольфы захотели ускорить расправу – один из них, выпрыгнув откуда-то из темноты, успел укусить Ребекку прежде, чем кто-либо отреагировал. Когда это увидел Кол, он словно обезумел. Тогда первородные ещё не знали, что укус оборотня для них не смертелен, потому испытывали вполне понятные опасения. Но не младший Майклсон. Обнажив клыки, он кинулся в самую гущу врагов и принялся кусать, рвать, душить с таким остервенением, что только клочки шерсти летели в разные стороны. Спустя несколько секунд братья к нему присоединились, но силы явно были неравными. Их спасло чудо. По крайней мере, чудом это казалось тогда – внезапно появились другие оборотни, более крупные и отличные по окрасу, и увели соперников Майклсонов с поля боя. По прибытии в Пизу Кол отправился к ведьмам, надеясь, что у них найдётся лекарство для сестры. Так и узнали, что яд оборотня не был смертелен, правда, Ребекке всё же помогли, потому что первый укус приносит нестерпимые муки. А Николаус от слуг природы получил сведения о возможности снять проклятие и создавать гибридов с помощью двойника Татии. ______________________________ *Плохая трава никогда не вянет. Андреа Франкетти http://s44.radikal.ru/i103/1307/1c/f85f3efc37d9.jpg Бьянка http://i040.radikal.ru/1307/e7/5183eec89f01.png