Она любила летать по ночам

      Вот уже который час его достаточно новая машина, словно старая рухлядь, скрипела, подпрыгивая на кочках и выбоинах древней, как мир, проселочной дороги. Пейзаж не менялся и дико мозолил глаза однотонной хвойной зеленью лесов. Невероятное, будоражащее нервы и воображение томное предчувствие встречи чего-то удивительного куда-то испарилось и затерялось в душном и спертом, несмотря на открытые окна, воздухе машины. Мэйбл в очередной раз протяжно вздохнула и косо глянула на развернутую рядом карту. — Уже скоро. Через десять метров поворот направо и… в общем, сам знаешь, тут… — Ничего не отмечено, да. Ни на одной гребаной карте нет этого поселка, но я более чем уверен, что он существует. Конечно же, он существует, мы же не можем быть просто одинаково шизанутыми? — Или можем. Ладно, шучу. Согласна, это место обязательно найдется. Фу-ух, я уже сгораю от нетерпения.       И это было правдой. Как можно не сгорать от нетерпения, если вот — то самое место волшебной сказки из твоих снов существует (скорее всего, по расчетам Билла), и ты вот-вот выйдешь из машины и вдохнешь этот сладковатый привкус магии полной грудью. Сердце больно екнуло, когда двигатель затих и вокруг воцарилась тишина. — Приехали.       Дверца с легким скрипом отворилась, выпуская Мэйбл наружу. Сайфер припарковался возле поворота, за которым заканчивался лес и… начиналось что-то другое? — Готова? — Идем. Быстрее.       Мэйбл пыталась унять дрожь волнения, сворачивая за Биллом по мягкой дорожной пыли. Что же, что же, что же…       Что же. За поворотом ничего не оказалось. Пара шла в абсолютном безмолвии, смотря под ноги и вдыхая сухой воздух, лишенный любого привкуса волшебства. Рядом с дорогой — несколько метров от машины — валялась покореженная, словно после какого-то взрыва или аварии, вывеска с надписью: — Гравити Фолз.       Они прочитали ее оба вслух. Волнение в груди все нарастало, Мэйбл боялась идти дальше. Впереди вырисовывались контуры зданий, но… Оказалось, это всего лишь иллюзия. На песчаной равнине валялись груды кирпича. Некоторые куски арматуры дымились, словно бедствие, армагеддон, который пронесся этой пустошью, произошел совсем недавно. Ветер трепал желтую траву и присыпал ее мягким порохом-снегом. Он падал, и падал, и падал… И смешивался со слезами, солеными ручьями на лице девушки. Мэйбл провела ладонью по щеке, ненароком ловя снежинки на замерзшие пальцы. Порох серым пеплом растирался между складками кожи… — Нет… Нет, нет, нет, нет… — тихо взвыла Пайнс, не в силах взять себя в руки. Молча плакать она уже не могла. Все, вот, опять, снова, в который раз, бесчисленный удар под дых. Замкнутый круг. Психическое расстройство начинало давить на сознание с новой силой. Она царапала куртку руками, в сумасшествии смотря перед собой, чувствуя Сайфера где-то рядом. Одни руины-руины-руины… Ничего не существует, кроме нее и смерти вокруг нее. Ничего. — Не реви.       Голос звучал приказом. Пайнс успокоилась. Не реви. Так правильно. Так нужно говорить. Не жалеть, жалеть плохо, только хуже. Не реви. Сказки не будет. Согласись, в глубине души ты это знала. — Я просто не люблю, когда ревут. Возьми себя в руки, Мэйбс. Успокойся. — Сказки не будет. — Да, сказки, черт возьми, не будет! А волшебство-то есть, оно есть! Оно существует, мы с тобой знаем это лучше, чем кто-либо другой.       Билл встряхнул ее за плечи и заглянул в глаза. — Пойдем. Нам нужно во всем этом разобраться. Нужно понять. Необходимо понять, что произошло. — Хорошо, пойдем.       Пайнс всегда удивлялась, как этот человек может так сильно влиять на нее. Только рядом с ним она в безопасности. Насколько мнимое это чувство? Насколько…       Колодец. Красивый такой, каменный. Где-то дальше по дороге в лесу. Вдали от поселка. И два человека. Что они здесь забыли? Возле старого заснеженного колодца. В котором нет воды и так же пусто, как там, где должен был стоять какой-то деревянный дом. Или сарай. Буква «S» какая-то валяется. Огромная. Как боль от невосполнимой утраты. Чуть меньше, чем боль. Поглотила ее всю.       Током бьется       Одно касание. Удар сердца. Удар током.       Билл?       Говорить не получается. Почему-то. Мэйбл хмыкает. Она не пытается понять, что происходит. Билла нет. Снега нет. Ее нет.       Вокруг бегают люди. Всякие люди. Много людей. Незнакомые лица. Незнакомые дети. Крик. Удар. Вспышка. Тихо. Смерть. Смерть ходит тихо. Мэйбл знает.       Вокруг пусто. Вокруг белый воздух. Не свет. Но и не темнота. А нет, вон там. Свет. Желтый треугольник. Спятила? Отнюдь. Моргает в колодец одним глазом. Что это. Колодец желаний? — Это был перебор.       Мэйбл кажется, что этот электронный голос ей знаком, хотя она никогда его и не слышала. Мэйбл кажется, что ему не хватает его особенного оттенка веселья, хитрости, уверенности в себе и своих действиях. Так не должно быть. Он огорчен. Мэйбл знает, что никогда раньше. Но сейчас. — Прости. — Ты просишь у меня прощения? Зачем? Лучше подумай, как это исправить, ты, никчемный, вечно безголовый, мелкий… Жалкая пародия на демона, Билл Сайфер.       Мэйбл наблюдает. Привет, Билл, привет. Так вот что. — Я знаю, что мне делать, заткнись. — Ты знаешь в два раза больше, чем думаешь. Думать тоже полезно, идиот. Что ты собираешься конкретно делать с переизбытком магии этого долбаного мира Гравити Фолз. Ты сейчас взял и уничтожил ее основной источник в этой вселенной и куда ты теперь денешь всю эту злоебучую смесь? — Я раздам ее тем, кто этого больше всего заслуживает. — Кретин. Я прослежу, чтобы тебе осталось меньше всего. Убирайся вон. Если мать найдет тебя, считай, все кончено. Она готова избавиться от своего сына — паршивой овцы в семье — любым способом. Теперь. Я не стану тебе помогать. Убирайся вон.       Мэйбл знала, что пойдет дальше. Он скажет «спасибо». Он сказал. Потому что она… Кто-то, наверное, его сестра, не выдаст его матери. Хотя по ней нельзя сказать, что она любит своего братца. Он и вправду кретин. Полнейший.       Пайнс оборачивается. Она знает, что увидит сейчас. Все растворяется и снег-пепел падает на ее волосы опять. Он скажет «прости». Она промолчит. Все встало на свои места. Воспоминания вернулись, их много, но они так естественны, словно она знала это все время. Она видит мир с нового ракурса. Она повзрослела за несколько минут на несколько столетий. Так нужно было. Все, что произошло — так нужно было. Вот и все.       Прощает. Это гораздо легче, чем держать в себе. Она знает его нового. Она помнит его старого. Теперь помнит. Он изменился, сильно изменился. Все мы меняемся. Он стал другим. Она — тоже, давно уже. И сейчас в его объятиях как-то еще теплее. По-особенному тепло. Очень ощутимо тепло. Вспомнить и простить — эти два понятия приравнивались друг к другу в ее сознании.

***

      Конечно, ничто не будет, как прежде.       Мэйбл отдает себе отчет в этом сейчас, замирая с кружкой в руках над столом. Объявления в газете никогда не приносили много радости, но… То, что Гидеон покончит жизнь самоубийством, прыгнув с крыши вслед за ней — разве это может принести хоть каплю удовольствия? После прочтения маленькой статьи и еще не одной маленькой программы по телевизору, Мэйбл долго не сможет справиться с ощущением того, что на ее совести еще не одна смерть. Кроме этой.       Многое пережито. Ничто не забыто, конечно, все хранится в темных закромах памяти. Но там еще полно места для новых воспоминаний. Ей всего лишь двадцать шесть лет. Она прожила уже намного больше за свою жизнь, чем многие столетние старики. Безусловно, она все еще слишком молода, чтобы самозабвенно радоваться любым мелочам. Безусловно, свадьба, семья и дети — не мелочи. Но она радуется этому еще больше.       Конечно, ничто не будет как прежде. Но все они готовы строить жизнь заново и для этого не нужно начинать ее с чистого листа. Мэйбл, как никто другой, знает это. Билл, как никто другой, прямое этому доказательство.