Дом Гилдероя

1 сентября Вчера закончилось лето. Я не помню, как оно прошло, было ли оно длинным или коротким, дождливым или солнечным, не помню, как оно пахло и какие оставляло мысли. Я совсем не помню его, потому что редко выходил из Больницы Святого Мунго, а с тех пор, как заболел, не выходил совсем. И мемуары тоже не писал и не перечитывал то, что написал раньше. Лиззи сказала, что болел я очень долго. Я не вставал с кровати и почти ничего не ел, ей приходилось кормить меня. Я никого не узнавал, даже ее, и ни с кем не хотел разговаривать. Она сказала, пока я болел, Глэдис приходила меня навещать, но я не хотел говорить с ней и отворачивался. Лиззи очень за меня волновалась. Она сказала, что у меня раньше никогда не было такого обострения. А вчера я увидел облака. Я лежал на кровати, их было видно в окно. Они плыли по голубому небу, и я вдруг вспомнил, что хотел сдуть их, как легкие перышки, и написал об этом в мемуарах. Когда я подумал про это, из окна подул ветер, он был какой-то неправильный, не теплый, а прохладный, и пах чем-то горьким, но не неприятным. Мне вдруг стало интересно, что я писал про ветер раньше. Я встал и нашел свои записи, прочитал их с самого начала, но там ничего не было про ветер. Там было про облака, про ирисы, про Глэдис и профессора Снейпа, про его лабораторию. И про то, что я обманывал людей. Я хотел спрятать свои записи и снова лечь, отвернуться, чтобы не смотреть больше в окно, но тут со мной заговорил профессор Снейп. Он посмотрел на меня с удивлением и спросил, как я себя чувствую. Я сказал: «Хорошо, спасибо, а вы?». Потом я спросил, какое сегодня число, и когда узнал, что прошло две недели с тех пор, как мы вместе ходили в лабораторию, спросил, сварил ли профессор свое зелье, чтобы научиться ходить. Профессор Снейп ответил, что нет, еще не сварил. У него все еще ничего не получается. Я сказал ему, что не помню, какой ветер дул в наше окно раньше, но почему-то мне кажется, что он изменился за эти две недели. И тогда профессор Снейп сообщил мне, что наступила осень, а осенью ветер всегда холоднее, чем летом, и пахнет по-другому. Мне жаль, что я совсем не помню лета. 4 сентября Вчера снова приходила Глэдис. Лиззи написала ей письмо, что мне стало лучше, и Глэдис сразу же пришла меня навестить. Но я больше не рад ее видеть. То есть я рад, но не так, как раньше. Мне стыдно, что она думает про меня только хорошее и приносит мне красивые вещи, цветы и шоколадных лягушек. Глэдис думает, что я герой, который побеждал оборотней и охотился на троллей, а на самом деле я всего этого не делал. Я должен сказать ей правду, но не могу. Она перестанет меня навещать, и это будет хуже всего на свете, даже хуже того, что мама меня обманула, хуже той страшной женщины в подворотне. 6 сентября Снова приходила Глэдис. Она сидела рядом со мной и говорила мне много всего, про свою работу, про то, как хочет открыть свой собственный магазин с красивыми вещами, которые сама будет расшивать, а я ей ничего не говорил. Она из-за этого сильно расстроилась. Потом Глэдис попросила меня почитать ей какую-нибудь мою книгу, но я сказал ей, что больше не хочу читать ей эти книги. Тогда она расстроилась еще сильнее. Она встала, чтобы уйти, и тогда профессор Снейп сказал: «Локхарт не хочет читать эти книги не только вам, мисс Гаджен». Я понял: Глэдис подумала, будто я на нее за что-то обиделся. Я не хочу, чтобы она так думала, потому что Глэдис чудесная! Я сказал ей, что мне больше не нравятся мои книги, и предложил ей забрать их насовсем. Глэдис передумала уходить, она улыбнулась и сказала, что могла бы отнести книги в читальный зал больницы, раз они мне надоели. Читальный зал — это такое место, где все могут взять любую книгу и почитать ее. Но я не хотел, чтобы кто-то читал неправду про меня, и поэтому попросил Глэдис просто их куда-нибудь выбросить. И тогда она сделала нечто очень неожиданное. Глэдис обняла меня крепко-крепко. Она сказала, что у нее не поднимется рука выбросить мои книги, потому что, хоть они мне больше и не нравятся, они нравятся ей. И что они помогли ей найти силы в очень трудный период ее жизни. И что она всегда в меня верила. На это было тяжело решиться, но я сказал Глэдис правду. Я сказал, что не нужно верить всему, о чем я написал в своих книгах, все это неправда. Я ужасно боялся расстроить ее, но она почему-то улыбнулась, забрала книги и ушла. Мне показалось, что у нее блестели глаза. Я спросил профессора Снейпа, почему Глэдис не расстроилась, ведь я обманывал всех, кто читал мои книги, и ее тоже. А профессор ответил, что Глэдис, вероятно, давно это знает. Я от удивления не мог даже пошевелиться. Я смотрел на профессора Снейпа, пока он не нахмурил брови и не сказал, что ему не нравится, когда на него так таращатся. Я извинился и спросил, что он имел в виду. Профессор сперва не хотел ничего мне объяснять, он опять спрятался за своей книгой по зельям. Потом он все-таки ее убрал и сказал, что каким-то невероятным образом Глэдис разглядела мою хорошую сторону даже в моих книгах, среди геройской чуши и обмана. И она рада тому, что теперь эта хорошая сторона не скрыта за стремлением к дешевой популярности. Профессор Снейп говорил очень серьезно, и я поверил ему, что Глэдис действительно так думает. Я почувствовал себя легким, как облака на небе. Я очень рад, что Глэдис не будет плохо про меня думать и не перестанет приходить ко мне! Хоть я и не совсем понял, почему, ведь я сделал столько плохого и никак не могу этого исправить. Теперь мне еще больше хочется написать честную книгу. Я напишу ее ради Глэдис. Интересно, а профессор Снейп тоже видит мою хорошую сторону? 8 сентября Я долго не решался спросить кое-что у профессора Снейпа, но сегодня у него было хорошее настроение, и я все-таки задал этот вопрос. Я спросил у него: много ли людей знает о том, какой я обманщик? Профессор сказал, что ничего об этом не знает. Но раз мои книги продолжают так хорошо продаваться, значит, немного. Он сказал, это очень странно — правда лежит на поверхности, но никто не хочет ее видеть. Возможно, сказал он, моя мама заплатила кому-то, чтобы никто про это не узнал. Если все узнают, мои книги никто не станет покупать. Но мне все равно. Я больше не хочу их читать, хотя помню, что раньше они нравились и мне, и Глэдис. Я спросил у Лиззи, где находится читальный зал и можно ли мне туда пойти. Она была очень рада, что я больше не лежу на кровати целыми днями, и поэтому разрешила. В читальном зале больницы не очень много книг. Лиззи сказала, что новые книги появляются, только когда пациенты приносят свои собственные. Когда я пришел, какая-то девочка как раз оставила свою книгу, она называется «Сказки Барда Бидля». Я читал ее до самого вечера, было так интересно, хоть и немножко страшно. Там было про Смерть, которая дарила подарки, и про прыгающий горшок, который покрылся бородавками и кричал, как осел. Потом Лиззи объяснила мне, что сказки — это выдуманные истории, они не происходили по-настоящему, но это не обман, а просто полет фантазии, и он всем нравится. Жалко, что книга так быстро закончилась, а других сказок в читальном зале нет. 9 сентября Вчера профессор Снейп снова взял меня с собой в лабораторию. Он сказал, что мой поклонник Корбен спрашивал про меня, и если я не появлюсь, он запустит в лабораторию новых крыс. Профессор не рассказал Корбену, что я обманщик. Я снова сидел на стуле у двери и смотрел, как профессор Снейп работает. У него было плохое настроение, потому что он уже месяц работал, а зелье все никак не получалось. То есть оно вроде как поначалу получалось, но потом начинало шипеть и вытекать из котла, потому что оказывалось нестабильным, и профессор все никак не мог его стабилизировать. Я помнил, что в лаборатории нужно молчать, а иначе все тут взлетит на воздух, но мне очень хотелось поговорить о сказках, которые я прочитал. Я спросил профессора Снейпа, знает ли он про «Сказки Барда Бидля», но он мне ничего не ответил. Если бы я ему мешал, он бы мне точно что-то сказал, поэтому я просто стал ему рассказывать, о чем все эти сказки. Больше всего мне понравилась про волшебника, за которым везде следовал прыгающий на одной ноге горшок. Люди, которые не умели колдовать, обращались к волшебнику за помощью, а он всем отказывал, и тогда его горшок начинал себя странно вести, кричать, как осел, лаять, как собака, плакать и покрываться бородавками. Но потом волшебник передумал и стал всем помогать, и горшок прекратил все это делать, надел себе на ногу тапок и успокоился. Я заметил, что профессор Снейп как-то непонятно на меня смотрит. Он не сердился, но глаза у него блестели, и тогда я спросил, что случилось и не мешаю ли я ему. А он мне сказал: «Бородавки». Он начал ездить по лаборатории и очень быстро махать палочкой, доставать из ящиков всякие ингредиенты, и еще несколько раз повторил: «Бородавки! Бородавки!» Я не понял, чем ему так понравились бородавки прыгающего горшка, ведь одна нога в тапочке — это намного смешнее. Но оказалось, профессор Снейп придумал сварить свое зелье совсем по-другому, не так, как раньше. Какие-то три ингредиента он решил заменить на желтую бородавчатую жабу. Ее в лаборатории не оказалось, поэтому мы попросили Корбена раздобыть ее где-нибудь. Надеюсь, теперь у профессора все получится! Вот какими полезными могут быть сказки. 10 сентября Мне ужасно жалко бедных желтых бородавчатых жаб. Они сидят в большой банке и не знают, что профессор Снейп хочет бросить их в свое зелье. Жабы выглядят мерзко, даже хуже крыс, но они живые, они раздуваются и квакают, а еще они все время хотят есть. Профессор разрешил мне покормить их жучками. Я смотрел, как жабы ловят жучков, и не хотел, чтобы их бросали в зелье. Но я хочу, чтобы профессор Снейп научился ходить! Я отвернулся, когда он бросал двух жаб в новую пробную смесь. Остальных он оставил на потом. Жучков мне жалко тоже. 12 сентября Сегодня вечером случилось нечто невероятное! Мы с профессором Снейпом опять пошли в лабораторию, чтобы варить зелье. Я должен был опять покормить жаб, их осталось всего четыре. Мы шли по темной улице, как вдруг сзади меня кто-то позвал! Голос был женский, и я жутко испугался, что это опять та страшная женщина, которая утащила меня в подворотню. Я чуть было не побежал, но со мной был профессор Снейп, и он меня остановил, он схватил меня за мантию. Это была Глэдис! Она очень быстро подошла к нам и удивленно спросила, что мы делаем ночью на улице. Я не знал, что ей сказать. Я посмотрел на профессора, но он тоже ничего не смог придумать. Тогда Глэдис рассердилась, я еще никогда не видел ее такой сердитой! Она начала ругать профессора Снейпа за то, что он увел меня из больницы. Глэдис сказала, что я должен пойти с ней, она отведет меня обратно и нажалуется руководству на профессора. Мне так не хотелось возвращаться! И чтобы все узнали про наши прогулки тоже не хотелось. Тогда нас бы заперли в палате и не разрешили больше выходить! Я рассказал Глэдис, куда мы идем. Я рассказал про лабораторию, про то, что профессор варит там зелье, чтобы снова научиться ходить. Я думал, Глэдис все поймет, но она только рассердилась еще сильнее. Она сказала профессору Снейпу, что он бессовестный человек и лицемер, что он использует меня, хотя сам обвинял в этом ее. Она сказала, что давно догадалась, для чего я попросил у нее деньги, и что профессор беззастенчиво пользуется нашей с ним дружбой в своих целях. Я испугался, что профессор Снейп тоже начнет ругаться с Глэдис. Но он помолчал, а потом сказал такое, чего я никак не ожидал от него услышать. Он сказал ей: «Я не пользуюсь дружбой, я сам готов дать ради нее все, что в моих силах». Он сказал: «Когда я встану на ноги, я постараюсь вернуть Гилдерою память». Раньше мне было сложно понимать иносказания, потому что в них слишком много всего. Профессор Снейп сказал то, в чем было больше, чем в любом иносказании. Я хорошо запомнил его слова, но не сразу понял полностью, что они значат. Я только понял, что он хочет попробовать вылечить не только себя, но и меня тоже. Еще я обрадовался, что профессор назвал меня «Гилдерой», а не «Локхарт», как обычно. Только сейчас, сев за мемуары, чтобы все записать, я понял, что профессор Снейп назвал меня своим другом. Но тогда, на темной улице, я слишком волновался, не пойдет ли Глэдис на него жаловаться, и ни о чем таком не подумал. Глэдис долго и сердито смотрела на профессора, а потом заявила, что пойдет с нами в лабораторию, чтобы проследить, не причинит ли профессор мне вреда. Она сказала, что раз уж он арендовал лабораторию на ее деньги, она хочет посмотреть на вложение своих средств. Профессор Снейп попытался с ней поспорить, но она стояла на своем. Это она сама так сказала: «Как хотите, а я буду стоять на своем. Хотите — пойду в Мунго и буду стоять на своем уже там». В общем, профессору пришлось взять ее с собой в лабораторию, хотя он был очень недоволен. Он велел ей ничего не трогать, как и мне, но Глэдис, когда зашла внутрь, сразу начала все осматривать. Ей понравились жабы, она надела перчатки, которые надевает профессор Снейп, когда ему нужно достать их из банки, и погладила одну по спине. Жаба раздулась и заквакала, и тогда профессор сказал, что именно ее он сегодня кинет в зелье. Глэдис расстроилась, она не подумала, что жабы здесь для этого, но сказала, что все равно не уйдет. Теперь она будет ходить с нами в лабораторию каждый день! Я очень рад! 15 сентября Сегодня я подумал: может, я все-таки не такой уж плохой человек? Я обманывал людей и забирал у них память, чтобы написать свои книги и стать знаменитым, и теперь потерял память сам и живу в Больнице Святого Мунго. Я наказан, и это правильно. Но ведь есть те, кто знает про меня все и все равно считает меня своим другом. Это Глэдис и профессор Снейп. Я подумал: может, они ошибаются, а может, ошибаюсь я, и даже плохие люди могут поменяться и заслужить что-то хорошее для себя. Может, это как в сказке про колдуна и прыгучий горшок: мой обман прыгал за мной, и на нем вырастало все больше смешного и уродливого, и он толкал меня все больше, пока не толкнул настолько сильно, что я упал и только после этого решил стать лучше. Я не помню этого, не помню, каким был до больницы, о чем я думал и чего хотел. Сейчас я хочу быть с профессором Снейпом, когда он сварит свое зелье, чтобы научиться ходить, и с Глэдис, которая ему в этом помогает. Да, она правда ему помогает! Она не зельевар, но хорошо умеет резать ингредиенты и точно отмерять, сколько чего нужно. Говорит, это не сложнее вышивки — и для того, и для другого нужны точный глазомер и твердая рука. Профессор Снейп поначалу не хотел, чтобы Глэдис помогала, но новое зелье с бедными желтыми бородавчатыми жабами нужно варить очень-очень быстро, и один он с этим не справляется. Он пытался делать все один, но зелье убегало из котла, если он не успевал вовремя туда что-то положить. Я смотрел на них, пока они работали, и думал, что все-таки это очень хорошо, что мой прыгучий горшок однажды меня догнал. 17 сентября Сегодня в лаборатории было очень шумно и напряженно. Профессор Снейп блестел глазами и кричал, но не потому что сердился, а потому что нужно было успевать резать ингредиенты, и он говорил Глэдис, когда что нужно делать. Она даже завязала волосы на затылке и закатала рукава, чтобы ей ничего не мешало. Она надела такой красивый фартук, чтобы не испачкать одежду — наверное, она сама его сшила. Было так жалко, когда зелье случайно брызнуло на этот красивый фартук и испортило его с одного края! Мне разрешили надеть перчатки и достать двух последних жаб. Я кормил их жуками все эти дни и не хотел, чтобы их бросили в котел, но так было нужно ради профессора. Я решил, что, когда выйду из больницы, обязательно заведу жаб и ни за что не отдам их в лабораторию на зелья. Профессор Снейп положил в котел последний ингредиент, и мы все смотрели, как над ним поднимается пар. Сперва внутри все кипело и бурлило, а потом перестало и появились зеленые круги. Профессор набрал немного в маленькую пипетку и капнул на какое-то стеклышко, которое стало фиолетовым. И тогда профессор Снейп сказал, что зелье готово.