Профилактика счастья

Хотела бы я ожидать от жизни чего-то другого, более простого и понятного, что легко забыть и расшифровать, но ведь усложнять все — моя самая развитая способность. Видимо, именно поэтому накрутка лишних проблем являлась простой задачей. Хотелось порой даже на голове волосы клочьями вырывать. Интересно, как людям живется без лишних проблем и неожиданных обстоятельств? Этого я не узнаю точно. До занятий оставалось совсем немного времени, а я уже сидела на скамейке у здания, ожидая, видимо, чего-то страшного и неожиданного, ибо полчаса в раздумьях заставляли питать надежды на то, что мозги еще работают, а меня не заберут доктора в белые комнаты с мягкими стенами. Жизнь становилась какой-то серой и переполненной бредом. Я еще понимаю Алексея Михайловича и его состояние, раз уж там какие-то глобальные проблемы, Дашу с её непонятными заморочками по поводу не начатых отношений, о которых и на горизонте ничего не было написано по её словам, но я-то что стрессую? Ах да, это проблески белой, но пыльной и едва живой совести. Погода сегодня, к слову, казалось совсем скверной, что сказывалось на болеющей голове. Кажется, скоро начнёт подниматься температура. Где-то у ворот послышался громкий отклик. Звали меня. Катя. Я немного удивилась, ведь в обычное время первой приходит Веретенцева, а её привычные часы уже давно истекли. Хотя нет, удивляться было нечему. Страдания, скрытые за маской безразличия, она маскирует плохо, однако, а я какого-то черта бездействую. Одно мешает - её настойчивость и упрямство. Даша всегда была такой, менять её никто не собирался, да и гиблое это дело. — Привет, — Катя легонько приобняла меня, невзначай оглядываясь по сторонам. Улыбка с её лица медленно спала. — А где Даша? — тихо спросила она, поджимая от напряжения губы. — Не пришла до сих пор. Ты тоже не в курсе, что с ней? — подруга отрицательно мотает головой, не знаю, что сказать, чтобы её не сильно расстроить, но любая фраза из подобранных ведёт к единому пониманию причины её отсутствия. Зато мне это на руку. — Как вчера все прошло? — Синицына очень двусмысленно передергивает бровью, на что хочется закатить глаза. — Да брось, если у тебя кто-то появился, это же хорошо, ну, весьма неплохо, если быть точнее. — Да не было у меня никого! Плохо стало, а вы так и рвались отпраздновать. Мне просто не до того, — приходится равнодушно отмахнуться от её кривой улыбочки. — Кать, — откашливаюсь, потирая переносицу. Надо бы резко тему перевести. Как раз про отношения заговорили. — Можно задать вопрос личного характера? — Да, конечно, — она отвечает неуверенно, медленно и настороженно, предполагая саму суть вопроса, и догадывается, наверное. Я тяжело вздыхаю, собираясь с мыслями. Ради Даши. В конце концов, сама она этого не узнает, значит, придётся мне выполнять данную работу. Давай, Платонова, дыши и продолжай жить, а то от напряжения сейчас треснет и Катька, это плохо кончится. — Почему вы с Эриком начали встречаться? Я хотела спросить наедине, так что ... — и смотрю прямо ей в глаза. Подруга бледнеет, словно я напомнила ей что-то отвратительное и страшное, совершенно неожиданно оседая на скамейку и опуская пустой взгляд на асфальт. Снова дует ледяной ветер. Ноги коченеют. Молчит Синицына так долго, что я начинаю думать, будто она сочиняет историю на ходу. Проходит больше минуты. — Без сказок, пожалуйста, я не хочу вранья, это не такой уж и страшный вопрос, чтобы скрывать правду, а если не хочешь, я не упрашиваю, всё-таки это ваши личные дела. — Присядь, — коротко отвечает она, прикрывая веки. Мозг бьет тревогу, ибо голоса Синицыной, которую я знаю, и той, которая сейчас это говорит, совсем разные. Подавленный. Сейчас именно так можно описать ее тембр. От чего-то хочется уже начать разговор заново, опуская все вопросы, ни с того, ни с сего заданные в лоб без лишних намеков, но слишком поздно, пожалуй, да и я сама зашла в ту степь, куда являться по собственной воле не стоило. Приходится сесть рядом, но не получается сдержать свой напор совести и не положить руку на плечо Кати, ободряюще его сжимая. — Если честно, я боялась столь банального и типичного вопроса в свой адрес, особенно, когда Эрика нет рядом. Но ведь это неизбежно, правда? — она горько усмехается, а я замечаю, как её зубы довольно сильно впиваются в дрожащую губу, что даже мурашки по телу бегут от ощущения физической боли на собственной шкуре. — Только ты должна пообещать, что без моего ведома Даша об этом не узнает ни в коем случае, потому что такое называют предательством. — Кать, в любом случае, я менять что-то в вас не собираюсь, лезть тоже, но если кому-то из вас понадобится совет или помощь, без адекватного понимания ситуации, я не смогу ничего сказать, хотя по-хорошему лучше вообще не вмешиваться, — она кивает, словно размышляя на мгновение над моими словами. Что же такого они совершили, что данный поступок може назвать предательством? — Помнишь, ты на своем дне рождения оттащила Эрика от Даши? – я утвердительно моргаю, пытаясь связать эту ситуацию со всей картинкой, но пока что рано. — Но ты не знаешь, что было потом... Flashback POV Катя Синицына Я стою у распахнутого настежь окна одной из комнат своей подруги, вдыхая холодный ночной воздух, что пытается отрезвить мое туманное сознание. Я совсем в хлам. Ноги едва держат, а руки даже потряхивает, как у настоящих алкоголиков, во рту мерзкий привкус горького шоколада, а в стороне стоит недопитая бутылка вина. Размышлять о чём-то своём, когда за стеной только что выключают музыку, бьющую басами по черепушке, очень вдохновляет на мысли, о которых завтра я и не вспомню. Под окнами орёт бездомный кот, а в ноги ударяет сквозняк. Интересно, откуда он, дверь ведь закрыта. Неожиданно она хлопает, и я понимаю, что в комнату кто-то зашел, точнее, кого-то впихнули сюда, наверняка, такого же пьяного, как я. — Ёп твою мать, — шипит этот кто-то, а по голосу я узнаю Эрика. Следом что-то падает на пол, с грохотом разбиваясь у моих ног. — Что ты тут делаешь? — я разворачиваюсь назад, облокачиваясь для опоры на все тот же подоконник, и во мраке пытаюсь разглядеть его лицо. Вообще, по хорошему, следовало бы свалить отсюда ко всем чертям, но я же бухая, мне можно тупить. Эрик стоит напротив, наблюдая за мной так же, как и я. Он тоже пьян, сильно. Это невозможно не заметить в его взгляде, да и разит от нас так, что просто за секунду опьянеть можно от вздоха. — Выгнали, — его голос хрипит, а очертания лица становятся более четкими благодаря включившимся за окном фонарям. — Знаешь, Веретенцева такая дрянь, — он усмехается, опираясь руками о подоконник по обе стороны от меня, и пристально всматривается, тяжело дыша. Что за хрень происходит-то? Но я вновь бездействую. — Не дала мне, дура. Нормально же начинали. — Ну, это естественно, она тебя ненавидит, — язык заплетается. Попыталась ответить, да и отодвинуться подальше, но парень сам отошел, со вздохом взъерошивая короткие темные волосы. — Извини, я в сиську бухой, — я хмыкаю, забираясь на подоконник пятой точкой. Эрик стоит рядом, глядя в небо. — А тут красиво, он берёт в руку бутылку, отпивая красный напиток прямо из горла, чуть морщась. Мне странно нравится наблюдать за вздымающимся кадыком на его шее. Пытаюсь избавиться от бредовых идей, встряхнув головой. — Вот скажи, почему она меня так ненавидит? — парень не уточняет, кто именно она, но тут и без экспертизы понятно, что он про Дашку. И правда, никогда её не понимала, что нос воротит, Эрик хороший для неё вариант. — Я всё для неё делаю, а выходит только боком. Выгляжу как лох, а она мне нравится ведь, — я прислоняю голову к холодному окну, складывая руки на груди. — Вот ты, — он снова становится напротив спустя какое-то время. Смотрит, долго, странно, прищуренно и настороженно. Вопросительно поднимаю бровь. — Чисто гипотетически, была бы со мной? — он выговаривает эту фразу с третьего раза, а я усмехаюсь. — Ну, возможно, — парень отрицательно мотает головой. Я закрываю глаза и молчу. Что тут ответить? Мы точно вместе не будем, да и толку-то. — Возможно, — повторяюсь и жду непонятно чего. — Без возможно, Синицына, — резко открываю глаза, едва почувствовав на губах его дыхание. Что за чертовщина? — Что-то нужно делать. Поможешь? — Эрик, ты же понимаешь, что это бред? — шепчу, даже не стараясь отстраниться, да и некуда. — Мы потом и не вспомним, а если вспомним, то пожалеем. — Ответь, — он тоже переходит на шёпот, приближаясь непозволительно близко. Я успеваю заметить то, как на мгновение его глаза опускаются на мои губы. — Просто скажи одно чёртово слово, похуй на алкоголь. Я думаю, долго и тщательно просчитывая все возможные дальнейшие действия, но какой тут будет правильный ответ, когда по сути даже выбора такого делать нельзя. — Да, — и тут ломается воздух. Он резко хватает меня за талию, дергая на себя, и впивается в губы. Я не помню то, как с меня нагло стянули платье, как все произошло, лишь его поцелуи на коже, горячие руки, сплетающиеся пальцы, сбитое дыхание и стоны, громкие и долгие. End of POV Катя Синицына End of Flashback Пару минут я смотрела в бок, пытаясь понять, удивлена ли после данного рассказа, либо же наоборот, совершенно ожидаемым стало то, что она мне рассказала. Не придя к общей картине своей реакции, я устало выдохнула разряженный воздух, потерев переносицу. — Это была комната моего брата, — облокачиваюсь на спинку скамейки, прикрывая глаза. — Это всё? — Ты даже не удивлена, — как-то укоризненно произносит подруга. А что такого произошло? Переспали и ладно, есть чувства, и пусть будут, только учитывать и чужую реакцию стоит, даже предугадывать. — Поговори с Дашей, когда решишься, если ничего больше не произошло, она поймет, не стоит бояться её, она не враг и не разлучница, просто все это неприятно узнавать так спонтанно. Ну, а если честно, зная тебя, я удивлена, как ты до сих пор держала это в себе, — пытаюсь ободряюще улыбнуться, но получается как-то... не получается. Катя это видит, благодарно кивает, и мы встаем со скамейки, без слов направляясь к дверям. Занятия в конце концов начинаются. А все-таки она что-то не договорила.

***

Благо, культурология была последней парой. Видеть сразу же убитого преподавателя не хотелось, а если он решил взять отгул, то совсем всё хорошо выходит для всех. Правда, я какого-то чёрта так и не могу смириться с мыслью о том, что этому взрослому человеку нужна чья-то помощь. Даже, возможно, необходима и срочно. Только он, видимо, гордый, он у нас мужик, сам не попросит. Хотя, я же ему никто, точно. В любом случае, помощь я предложу, а его дело думать, что хочет и решать самому проблемы. Чертовы особенности характера и грёбаная отзывчивость, о которой мне твердят все окружающие, не приведут ни к чему хорошему в итоге. Надеюсь, я хоть не вляпаюсь во что-то страшное. Минут шесть мы уже сидели на местах, ожидая прихода препода, но Высоцкий явно не собирался выходить из маленькой комнатки прямо за доской. — Кто-нибудь может проверит, вдруг он там помер? — выкрикнул один из присутствующих, но никто не сдвинулся с мест. Всем явно лень. Ладно, Платонова, ты же сильная, давай, иди. Устало вздыхаю, проводя ладонью по лицу, и двигаюсь с места к двери. Аудитория на мгновение затихает, и гул больше не отлетает от стен в мои мозги, до боли разъедая их. Как мужчина вообще до сих пор не выскочил оттуда из-за криков? Надеюсь, я не спалю его за чем-то непристойным или нелегальным. Усмехаюсь своему же бреду и дергаю ручку, предварительно тихонько постучав по дереву. Я ожидала созерцать все, что можно представить, но никак не спящего в маленьком кресле Высоцкого в той же одежде, в которой я нашла его вчера вечером. Он уложил голову на расслабленный кулак, опираясь локтём о ручку, а в другой руке держал телефон. Видимо, весь день из рук его не выпускал. Щетина не исчезла, волосы все также отросли чуть ли не до длины каре, а синяки под глазами стали лишь больше. Больше всего поразил чемодан, стоящий у стены неподалёку. Учитывая то, что тут развернуться нет места, эта бандура занимает чуть ли не треть комнаты. Стоп. Он что, живёт тут? Кофейные кружки, чемодан, сигаретный дым, два свитера на полке... На какой-то момент во мне снова проснулась жалость, отвратительная и недопустимая. Людей нельзя жалеть, лишь сочувствовать и помогать. Жалость ужасна. Осторожно вхожу в комнату, приближаюсь к Алексею Михайловичу и наклоняюсь чуть вперед, потрепав преподавателя по плечу. Мужчина тут же резко и сильно дёрнулся, открывая глаза. Напротив моих. Прямо напротив. Оба замерли. С рефлексами явные сбои. Я наблюдала за его в момент расширяющимися зрачками, а он... Чёрт знает. — Алексей Михайлович, — я отодвинулась, желая слиться со стеной. — Прошу прощения. Там уже пара началась минут двадцать назад. — Точно, пары, да, — он прокашлялся, проверяя телефон, вздохнул и следом за мной вышел из кабинета. — Начнём. Я прошла до своего места, строго настрого запретив себе уходить сразу после окончания занятий. Надо поговорить с ним. А пока буду сидеть тихо и смирно на стуле, слушая его хриплый голос, уставший и измотанный. Одно я точно предполагаю — из дома он ушёл. Либо, даже не был там, а может, уже несколько дней ночует в этой старой пыльной коморке за дверью, потягивая жижу из столовой ложки кофе и капли кипятка, одновременно с этим неотрывно косясь на телефон.