Эффект Доплера

У каждого из нас своя история. Свои фобии. Свой бесконечный поток мыслей, приправленных чувством вины. Но к концу истории я понял, что это далеко не так. Спустя каких-то два месяца мои проблемы стали общими. Мы помогли отцу Рэджи понять, что насилие — не выход. Мы доказали Нату, что он не один в этом мире, и что у него есть семья, не смотря на смерть его матери. У него всё ещё есть мы. И мы рядом, что бы не случилось. К концу истории у всех слетели маски. Мы знаем секреты каждого из нас. Рэджи больше не коллекционер женских трусиков. Ему больше не нужно притворяться. Не в доме Ната уж точно. Рэдж близок к тому, чтобы рассказать о своих чувствах какому-то парню из колледжа. Я знаю, что рано или поздно общество узнает про него. Мы будем гордиться этим парнем, который не струсит перед публикой. А отец Рэджи в начале истории был художником. Но после того, как мы увидели его тату в области паха, поняли, что он не простой художник, а чёртов извращенец, трахающий татуировщика. Но теперь у Рэджи всё в порядке. Он поселился с матерью на нашей с Натом улице, и теперь мы видимся гораздо чаще. Я рад, что эти двое дали отпор ненавистному тирану в их жизни. Нат по-прежнему остался зубрилкой, только теперь он начал курить. Я пытался перерубить корень этой пагубной привычки ещё в самом начале, но затем Умник сказал следующее: «лучше — курево, чем что-то другое». Он до сих пор не оправился от смерти матери, до сих пор не привык к тому, что теперь он — ответственный за свою младшую сестру, за дом, за оплату колледжа, и за всю свою жизнь. Деньги, которые Саманта скинула мне на карту, очень помогают мне и Нату. Они буквально вытаскивают Умника из пропасти отчаяния и грусти. К слову о деньгах, я устроился барменом в том самом баре, где мне однажды привиделся призрак (или что это вообще было) моей бабули. Хотя я до последнего верю, что седовласая девушка действительно существовала, и это не игра моего воображения. Теперь у меня нет проблем с полицией (благодаря Баду — дяде Сэм), и я могу спокойно разгуливать по улицам, как и делал это раньше, но теперь — законно. Джуди родила трёх прекрасных щенят, которые по сей день веселят нашу маленькую Ариэль. Хотя она каждый раз утверждает, что больше не ребёнок, мы все знаем, что это далеко не так. Не надо ей взрослеть. Не сейчас. Пусть побудет в своём мире грёз, и даже когда смерть матери пошатнула детскую психику, я верю, что Ари будет в порядке. Она вырастет замечательным человеком, я точно знаю. И, надеюсь, она поймёт, когда мы раздадим щенков в хорошие руки. Потому что, злая Ари подобна урагану, которая сметёт всё на своём пути. Мои ноги свисают с края крыши, а тёплый весенний ветер обдувает голую шею. Недавно я был у миссис Холмс, мы пили чай и вспоминали, какой хорошей была девушка по имени Джуди. Я забрал из её комнаты пару рисунков, чтобы сделать кое-что чуть позже. И вот он я — сижу на крыше с этими бумажками в руках. Не знаю, что делать. Не понимаю, зачем вообще взял их. Наверное, стоит отпустить это. Проститься с Джуди. — Если слышишь меня, пожалуйста, — я зарываюсь лицом в эти рисунки, — прости меня. За всё. Тёплый ветер ласково гладит мой лоб, напоминая этим прикосновение матери. Мне так этого не хватает. Я знаю, что Нат и Ари — моя семья. Но мне так не хватает мамы. Я делаю из рисунков Джуд бумажные самолётики и пускаю их по воздуху. Теперь она меня отпустит. Я простился с ней. Попросил прощение. Теперь я свободен. Чувство вины никогда не исчезнет окончательно, что бы я не делал, сколько бы девушек не вызволял из беды, и как бы сильно не заботился о близких. — Здесь не занято? — я слышу знакомый голос где-то сзади. Мурашки бегут по моей спине, и я понимаю, что не хочу поворачиваться. Лучше пусть мне послышалось. Нет. Только не снова. Я ведь едва забыл тебя. Саманта садится рядом со мной и грустно улыбается. Но я больше не вижу этих красных глаз и розовых щёчек. Она больше не плачет. Девочка выросла. Боже, я так давно её не видел. Кажется, почти полгода прошло с тех пор, как мы с этой девушкой «разминулись» по жизни, и она перестала быть моим спутником, моим пассажиром, моим спасением. И вот она снова здесь, сидит рядом и протягивает мне… шкатулку. — Откуда… — Я была у Ната, спрашивала о тебе. Он сказал, что ты уехал решать свои проблемы, поэтому я сразу направилась сюда. Он дал мне шкатулку, когда я спросила, открывал ли ты её. — Не открывал, — говорю я очевидный ответ. Сэм по-прежнему улыбается. — Скучал по мне? Такой наглый вопрос. В ответ лишь молчание. Хотя, хочется закричать: «Да, чёрт возьми, я очень скучал!» — Молчишь. А я вот скучала. И когда эти слова настигают моих ушей, а следом — сознания, я накрываю её руку своей. — Ты ведь даже не пытался открыть эту шкатулку, — говорит Сэм утвердительно, но я всё равно киваю. — Кью! Но ведь я дала тебе подсказку. Ту фотографию, где есть дата. Давай попробуем! Когда эти самые губы произнесли моё имя спустя долгое время, я перестал думать. Мне вдруг резко стало наплевать на всё происходящее. На шкатулку, на фотографию. Остался только я, наедине со своими мыслями об этой девушке. — Я тоже скучал по тебе, — тихо говорю я, мысленно ругая себя за сентиментальность. — Ты не хочешь открывать её? — Мне плевать. Все ответы я давно получил. — Не все, — говорит Сэм, глядя на меня своими карими глазами. Кажется, её волосы стали немного короче. Она по-прежнему не красится. Но, как я говорил недавно — все мы изменились. Я перестал бояться нелепой привязанности, ведь лучше любить кого-то, и, может, потерять в будущем, чем жалеть, что никогда и не был влюблён. — Это шкатулка моего отца. Я понятия не имею, что в ней. И, честно, даже знать не хочу. Красивая залакированная шкатулка цвета вишнёвого дерева летит с девятого этажа. Я вижу округлённые глаза Саманты и улыбаюсь. Я долго искал ответы, но они были прямо у меня под носом. — Я отпустил всё это, — говорю я. — Извинился перед Джуд за то, что не спас её тогда. Сэм, это такое облегчение. Я часто просил прощение, но не вот так. Сейчас что-то изменилось. И это «что-то» помогло мне получить прощение. Надеюсь, теперь кошмары не будут терзать меня ночами. — С тех пор, как я врезала своей матери, кошмары отступили. Мне следовало простить саму себя за смерть брата. Кью, ведь главное — не прощение других, а то, что ты чувствуешь у себя внутри. Время лечит, а так же время даёт возможность подумать. Главное, чтобы мы сами себя простили. Рука девушки выскальзывает из моей. — Я рада, что у тебя всё хорошо. — Уходишь? — внутри меня начинают закипать нервы. Она ведь только пришла. Зачем вообще приходила? Разодрать старые раны? — Пора. Я уезжаю на лето в другую страну вместе со своим дядей. Мой уставший взгляд провожает девушку, которая медленно плывёт к выходу. Что бы я ни сказал, она не останется рядом. Но я буду винить себя за то, что даже не попытался. Мои ноги сами несут меня к ней и настигают девушку, когда та была уже на втором этаже. Долго же я мешкался. — Останься. Мой запыхавшийся голос даёт Сэм понять, что я бежал за ней, и буду делать это снова и снова, пока она не даст мне шанс. — Почему ты вообще ушла? Тогда. Женская рука гладит мою правую щеку. От неожиданности я застываю на месте как вкопанный. — Я влюбилась в тебя, Кью. В тот вечер, когда я сказала, что хочу остаться рядом с тобой, ты сказал, что я для тебя просто друг. — Я испугался, Сэм! — кричу, а она тихо гладит меня по лицу, словно успокаивая. — Моя бывшая девушка погибла. Я боялся за твою жизнь. — Она умерла не по твоей вине, Кью! — теперь Сэм тоже повышает голос. — К тому же, ты не дал мне шанса решить всё самой. Может, я хочу быть с тобой! А ты не даешь мне… Хочу быть с тобой. Хочу. С тобой. Она сказала это. Я вычеркну это нелепое «может». Она действительно сказала это. Снова. Мои губы впиваются в неё с такой силой, будто этот поцелуй — чёртово спасение. Так и есть. Сначала мой язык неловко изучает нижнюю губу девушки, а затем я замираю в ожидании ответа. Только не говори, что это твой первый поцелуй. Не говори. Она отвечает. Сначала неловко, едва пошевелив губами, а затем уже более уверенно. Её пальцы… боже! Они зарываются в мои волосы, а тело Сэм прижимает меня к стене. Это для меня в новинку. Я не ожидал. До сих пор не понимаю, как у меня хватило смелости поцеловать эту девушку. И почему она меня не оттолкнула, а наоборот, прижала к себе? Мне это нужно. И ей, кажется, тоже. Нужна. — Ты нужна мне, — выдыхаю я. Мы ловим ртом воздух. Моя правая рука находит её пальцы, запутанные в моих волосах, и выдирают их оттуда. Так непривычно держать её за руку. Всё вокруг так изменилось за эти две минуты. Просто не верится. Телефон в моём кармане начинает надоедливо жужжать. Я достаю его, открываю крышку, пытаясь не потерять сознание от ласковых поглаживаний её большим пальцем по моей руке. Сообщение от Ната. Спрашивает: «У тебя всё хорошо?». Вот паршивец. Он отправил Сэм ко мне, подсказал, куда я уехал. Чёртов Умник. Он всегда всё знает. Отвечаю: «Когда мы приедем, тебе — конец». Улыбаюсь и кладу телефон обратно. Сэм зарывается носом мне в шею. Вдыхает запах моего одеколона. Нам пора. Ноги едва несут меня к выходу. А эта чертовка бежит впереди меня вниз по лестнице, не отпуская моей руки. Ещё никогда прежде я не чувствовал такого облегчения. Счастлив. Снова это непривычное для меня слово. Я счастлив. — Смотри. Вот и твоя шкатулка, — говорит Саманта, когда мы проходим буквально метров двадцать от подъезда. — Она сломанная, и… пустая. Её грустные глаза смотрят на меня снизу вверх. Какая же она всё-таки маленькая. Когда я так хотел открыть эту шкатулку, её можно было просто скинуть с девятого этажа? Ах, ну да, Сэм просила меня не разбивать её, ведь шкатулка такая красивая и дорогая. Может, поэтому я не разбил её ещё тогда, когда нашёл в беседке. — Это ничего. Неважно. Может, если там была бумажка, её уже давно сдуло ветром. А может, она всегда была пустой. — Почему? — удивляется Сэм. — Это ведь шкатулка моего отца, — говорю я, направляя девушку в сторону машины, — может, таким образом он даёт мне понять, что ожидание и надежда получить ответы внутри, или что-то более стоящее — пустой воздух. — А может, он просто болван, который забыл положить внутрь то, что собирался. Я наигранно смеюсь и достаю ключи из кармана. Мы залезаем внутрь, и мне так приятно видеть моего давнего спутника на пассажирском месте. Как же я скучал по этому. Никогда мы больше не заговаривали об этой шкатулке. Я ни разу не рассказывал друзьям и Саманте о том, что в десяти метрах от сломанной шкатулки лежала записка, которую я так и не поднял. Потому что всё это уже неважно. Это — старое забытое прошлое, и его не нужно вспоминать. Кошмары меня отпустили с тех пор, как я простился с Джуди на той крыше. А может, причина в Саманте, которая теперь всегда находится рядом со мной. Когда я привёз Сэм домой, Ари расплакалась от счастья, и эти двое обнимались в гостиной больше десяти минут. Затем Нат решил отвлечь их, показав Саманте щенков. — Какая прелесть, — скулит она, а затем поворачивается ко мне и говорит, — у меня никогда не было щенков. — И у меня тоже, — отвечаю я, затем вспоминаю кое-что супер важное и смешное. — Смотри! Когда Саманта замечает в экране моего телефона двух голых мужиков, её глаза округляются до невероятных размеров, и это зрелище заставляет нас всех смеяться. — Жесть какая, — говорит Сэм. — Я, в принципе, так и сказал, когда увидел, — улыбается Нат. — Ладно, пора приготовить что-нибудь вкусненькое, — Саманта уже рвётся на кухню, но я её останавливаю. — Давай, лучше я, — говорю. — А то твоя яичница опять сгорит. За эти слова мне тут же прилетает подзатыльник. Заслуженно. Но после того, как я получил пендаля, Сэм подплывает ко мне слева, прижимается к моим рёбрам, а я в свою очередь, обняв её за плечи, иду на кухню. Нат присвистывает где-то сзади, а Ари смеётся. Впервые яичница Саманты не подгорела, потому что мы готовили вдвоём. Это непривычное для меня слово ещё долго щекотало мои нервы, но затем наш дуэт стал обыденным спустя какое-то время. Сэм быстро прижилась в этом доме. — Я никогда не говорила, как сильно я тебя… — начинает она, но я перебиваю. — Я тоже, — и целую её в лоб. Счастлив. Теперь наконец-то это слово стало привычным для меня. Эффект Доплера — это просто физика. В жизни ведь всё иначе. Я рад, что доверился друзьям. Теперь у меня есть семья, и больше нет секретов. Жить стало проще. Я отключил свою сигнализацию, которая предупреждала об опасности — не подходить к другим людям, не доверять им. Вернее, думаю, это Сэм её отключила. И я рад, что, услышав правду, она не сбежала. Осталась рядом. Думаю, это спасло меня. И продолжает спасать по сей день.