Эффект Доплера

На первом этаже нас встречают два молодых человека (ну, относительно молодых, ведь на вид им лет сорок пять), и настоятельно рекомендуют пройти на кухню. Мне не заламывают руки, не пытаются сделать больно, но всем своим видом эти два увальня (кажется, те самые, с которыми Рэджи так умело сражался возле бара в день знакомства с Самантой) намекают, что резких движений нам делать не стоит. Я по-прежнему держу Сэм за руку мёртвой хваткой. Цоканье каблуков слышится сзади довольно отчётливо, словно эта женщина буквально наступает нам на пятки. И само её присутствие здесь сильно давит на психику, заставляя нас вжаться в угол кухни. Её объёмные формы, широкие бёдра, плечи, длинные каштановые волосы, кричат о том, что она здесь всем правит, и это её королевство. Я с детства терпеть не могу таких женщин как она. Сестра моей матери была вылитой копией этой барышни, по внешности и характеру. Да, моя тетя была злобным монстром, но, к счастью, после смерти мамы, мы виделись с этой женщиной в последний раз, и это было на похоронах. — Тебе лучше уйти, — настойчиво говорит мужчина в мой адрес. На этот раз Сэм хватается за мою руку. — Он останется. Оба мужчины демонстративно закатывают глаза. — Сэм, ты уже не маленькая. Нам предстоит серьезный разговор. — Дядя, — тихо говорит Саманта, — он мой… друг. Пожалуйста. Спасибо ей огромное за то, что она не упомянула что-то вроде: «моя мать была любовницей его отца». Мне разрешено остаться рядом с Самантой. С радостью послушаю, что ей скажет её аристократичная маман. От одного вида этой женщины меня бросает в дрожь. Я ни на что хорошее уже не надеюсь, ведь так проще — надеяться на худшее. И если повезёт, то хороший исход событий меня приятно удивит. Да, я знаю, что живу по принципу холерика-пессимиста. Мы присаживаемся за круглый стол, и мне всё это дико напоминает какие-то переговоры, как в фильмах. По-моему, так и есть. Сэм бросает мою руку, но садится рядом, как можно ближе ко мне. Я подмигиваю ей, мол, ты, Сэм, верь в лучшее, а я пока побуду пессимистом за двоих. Она ведь должна думать о хорошем. Надеяться. Даже выражение этой девушки говорит о том, что она ещё не отчаялась и верит в магическое перевоплощение своей матери в нормальную любящую женщину. А я, вот, не верю, потому что мой отец так и не смог измениться. Возможно, в день, когда я узнал, что моя Джуд тяжело больна, и ей требуется операция, я пошёл умолять отца одолжить денег (половину операции оплачивал я, половину — мать Джуди), и если бы мой папа повёл себя как настоящий любящий отец, я бы простил ему все предыдущие ошибки и нелепое воспитание, которому он меня подвергал. Но, увы, вместо того, чтобы потрепать меня по волосам, протянуть ту заветную сумму денег, которая поможет моей девушке выжить, отец протянул мне бумажку — договор, который я должен был подписать взамен на определённую сумму денег. В ней было сказано, что я больше не претендую на часть особняка, в котором я вырос. На его месте отец хотел построить какое-то здание, название которого я уже и не помню. В общем, люди не меняются, таково моё мнение насчет Миссис Гилберт. Такого моё мнение насчёт всех людей на планете Земля. — Итак, Сэм, я хотела поговорить с тобой о твоём брате. Рука девушки находит мою под столом и сильно сжимает. Разговор предстоит тяжелый. Мать Саманты внимательно меня изучает, а затем открывает рот, чтобы что-то сказать, как Сэм резко говорит: — Он остаётся, я сказала. Её рука по-прежнему трясется. Мои пальцы пытаются гладить кисть её руки, чтобы дрожь немного уменьшилась. Мой взгляд быстро падает на лицо Саманты, и я вижу, что её глаза закрыты. Она спокойна, руки перестали так неистово трястись на моих коленях. — Не драматизируй, Сэм. Ты ведёшь себя, как ребёнок. Кто этот молодой человек? — Миссис Гилберт не сводит с меня глаз. Они, вроде как, о сыне должны разговаривать. Так зачем она… — Этот парень мне кое-кого напоминает. — Хватит! — вдруг резко рявкает Сэм. — Ты хотела поговорить о моём брате, так начинай. Два мужика расхохотались за столом. Один из них даже отвлекся от игры в телефоне. Теперь все они были во внимании того, что происходит в данный момент. Сэм, на удивление, спокойно говорит: — Ты хочешь обсудить ту часть истории, где мой брат покончил собой из-за твоего зверского отношения к своим детям? Так спокойно. Так уверенно. Я горжусь этой девушкой. Она очень напоминает меня самого, когда я спорил с отцом. Да, кричать бесполезно, показывать свой характер — тоже. Всё, что могут подростки — унижать взрослых за их глупые поступки. Думаете, только мы можем совершать ошибки? Да ни черта подобного. Взрослые люди думают, раз они перешли черту «за тридцать», то им не свойственно ошибаться. Так думают многие самоуверенные в себе люди. И они никогда не признают своих ошибок. Такой, я думаю, является личность, которая сидит напротив и глаз с меня не сводит. Может, она любит помоложе? Мой отец умер, значит, есть шанс, что эта накачанная силиконом тётка переключится на меня? — Мой любимый Сэмми покончил жизнью из-за оплошности своей глупой сестры, — закрыв глаза, говорит Миссис Гилберт, подперев указательными пальцами подбородок. — «Твой любимый Сэмми», — Саманта меняет голос, делая его более детским, — покончил собой, когда узнал, что его любимая мамочка случайно воткнула нож в живот его любимой сестры, и всё это была не случайность. Не было никаких «парней в подворотне». Сэм догадывался, что здесь что-то нечисто. В день, когда ты уехала по делам, ну, не будем темнить, ты уехала закупать наркоту, наконец-то соскочила с травы на таблетки, я рассказала Сэму, что из-за тебя у меня случился выкидыш. С каждым словом Саманты мои глаза округлялись всё сильнее, как и в тот день, когда она решила рассказать мне эту историю. Но теперь я понимаю, что некоторые детали она упустила. Теперь я знаю, почему Сэм винит себя в смерти брата. После того, как она рассказала ему о том, что мать напала на свою дочь, парень просто не выдержал. Хотя, честно признаться, я считаю его трусом. Уходят из жизни по своей воле только слабые. Сэм мог взять свою сестру и уехать из города. Им уже было по семнадцать. Выжить можно, особенно вдвоём. Но вместо этого парень просто пошёл и наложил на себя руки. И после этого происшествия его сестра уехала одна. А ведь могли сбежать вместе. — Ты издевалась над Сэмом, издевалась надо мной. Ты просто не умеешь любить. Зачем ты вообще решила завести детей?! — Саманта срывается на крик, и мне приходится слегка сжать её руку. — Нет, Кью, не надо меня успокаивать! Разве ты не видишь? Посмотри в её стеклянные глаза. Да ей же плевать на всё! — Пойду-ка налью себе кофе, — говорит один из мужиков. — Сигаретой не поделишься? — спрашивает второй у первого. Они оба уходят, почуяв, что ситуация накаляется, и теперь это не обычный разговор о прошлом, а переход на личности. Я очень жалею, что не могу уйти так же, как это сделали те двое. Меня раздражает тот факт, что я должен поддерживать эту девушку. Часть меня действительно хочет этого, а другая же часть с радостью бы ушла в любую закусочную и поела. Оставшиеся бутерброды в машине, скорее всего, пропали, а та еда, которой мы закупались, уже давно переваривается в наших желудках. — Не смей винить меня в смерти Сэма! — шипит её мать. — Ты и только ты виновата в его смерти. Ох, мой маленький мальчик просто не выдержал напора со стороны его сестры, — лепечет эта женщина. — ЧТО?! — орёт Сэм, — «напора со стороны его сестры»?! Ты знаешь, сколько шрамов оставила на его теле? Знаешь, что он до последнего надеялся на то, что наша мать наконец-то поумнеет, и, возможно, начнет проявлять любовь к своим детям? Каждую ночь мы ложились спать, и он говорил, что завтра наша жизнь изменится. Да вот, ни хрена она не изменилась, блядь. И знаешь, кто в этом виноват? Женщина, ни разу за всю жизнь не пожелавшая нам доброго утра. Женщина, которой важны были не наши отметки в школе, а как много травы мы впарили другим малолетним выблядкам. Женщина, которая… боже. Мама, — свободной рукой Сэм вытирает слёзы, — ты знаешь, что сделала нам больно? Думаешь, я не виню себя за смерть Сэма? Думаешь, я не жалею о том, что рассказала ему о потерянном ребёнке, и о том, что ты вышла из себя, случайно меня поранив? У меня другой вопрос. Неужели, ты действительно не считаешь себя виноватой в смерти своего любимого сына? Молчание. Я внимательно смотрю в лицо Миссис Гилберт. С тех пор, как Саманта искренне назвала её мамой, пытаясь проникнуть этим словом ей прямо в душу, то глаза этой женщины слегка увлажнились. Она тщательно пытается это скрыть, но, кажется, Сэм потянула за правильную нить. Может, сейчас эти двое решат все свои неполадки, попытаются забыть прошлое. Я знаю, наивно полагать, что эти двое помирятся, да и зачем им это? Что даст это нелепое примирение? Разве что Сэм снова превратится в наивную дурочку, а мать будет продолжать вертеть своей дочерью, играя на её психике. И наконец, тихий голос Миссис Гилберт разрезает тишину в этой огромной комнате. — Не смей, — повторяет она, — винить меня в смерти своего брата. Ты могла это предотвратить. Виновата только… — Хватит! — Сэм подрывается с места. — Я надеялась, что мы решим все наши проблемы, поговорим, как нормальные люди. Но теперь я поняла, что всё это не имеет смысла. Желаю тебе удачи, мама. Я встаю вслед за Самантой, но громкий и властный голос её матери врезается нам в спины. — Ты никуда отсюда не уйдёшь! Сэм спокойно разворачивается и говорит: — Какой в этом смысл, мама? Хочешь держать меня здесь взаперти? Но, зачем? Ты ведь даже не любишь меня. Больше я не буду помогать тебе с продажей наркотиков. Меня уже, наверное, давно выгнали из колледжа за непосещение. Тогда зачем я тебе? Я — живое напоминание того, что твой «любимый сыночек» погиб. Мы ведь были близнецами. — Не смей мне грубить! — голос матери Сэм становится всё громче. Она начинает выходить из себя. Каблуки буквально бьют нам по нервам, пока эта женщина быстрыми шагами идёт к нам. Сэм отпихивает меня в сторону, даже не глядя в глаза. Она смотрит на эту женщину, и, кажется, догадывается, что сейчас произойдёт. Мне вдруг становится страшно, ведь, что мне делать, если они вдруг сцепятся, как две тигрицы? Тех двух мужиков, вроде, нет, они торчат на улице. Но, услышав крики, тут же прибегут. Удивлён, почему они до сих пор этого не сделали. — Я уже сто раз пожалела о том, что вообще родила тебя. Нужно было убить тебя при рождении. Мне становится не по себе от таких ужасных слов, сказанных матерью Саманты. Я отхожу к стене, прислоняюсь как можно сильнее, и, вам может показаться, что я сейчас веду себя, как чёртов трус, поэтому, я не буду вас переубеждать. Слова, сказанные вслух этой женщиной, помогли мне принять решение — не лезть во всё это дерьмо. Этот конфликт между матерью и дочерью зарождался ещё в далёком детстве Сэм. Лучше я не буду встревать, ведь, если помешаю, то вряд ли это когда-нибудь закончится. — Так почему же не убила? — улыбка Сэм застигает меня врасплох, ведь, разве её нисколечко не задело то, что она сейчас услышала? — лично ты для меня уже давно мертва. — Дрянь! — орёт мать и замахивается ладонью на свою дочь, но Сэм её опережает, и смачный звук пощёчины говорит о том, что эти действия будут необратимыми, имея ужасные последствия. Возможно, нас здесь убьют к чёртовой матери. Миссис Гилберт отшатывается в сторону, держась за щеку. Сэм выглядит так, словно давно мечтала это сделать. — Приятно, когда тебя бьёт собственная дочь? Почувствуй это. Живи с этим. Думай об этом по ночам. Я ненавижу тебя. Ты и только ты в этом виновата. Развернувшись на пятках, Сэм идёт к выходу. Я отлипаю от стены, последний раз взглянув этой женщине прямо в лицо, и мы уходим. Ужас на её лице, ошеломление, и, возможно, раскаянье, я никогда не забуду. Эти эмоции на лице совершенно каменной, казалось бы, женщины, были слишком сильными, чтобы выйти и просто забыть об этом. Поверить не могу, что её мать вот так вот просто нас отпустила. Особенно после того, как ладонь Сэм врезалась ей прямо в лицо. Я до последнего думал, что эти женщины ужасно мстительны, и просто так вещи подобного рода не оставляют. Похоже, я ошибался насчёт Саманты. Эта девушка смогла достучаться до своей матери, каким бы тираном та ни была. Я думал, у нас ничего не выйдет. Но, похоже, получилось. Мы выходим на улицу, и я вдыхаю свежий воздух, ощущая, с какой лёгкостью могу дышать. Возле нашей машины стоят те двое, которые с такой скоростью выбежали из дома в момент перепалки двух женщин, что я уже невольно задумываюсь над тем, какими бы ни были мужчины на вид (грозными амбалами), в момент ссоры двух особей женского пола, они предпочитают врубить заднюю. Сэм облегчённо вздыхает, берёт меня чуть ниже локтя и разворачивает к себе. Шепчет: — Спасибо тебе за то, что всё это время был рядом. Сейчас мне нужно поговорить со своим дядей, нужно уладить кое-какие вопросы. Подождёшь? Я молча киваю и отхожу в сторону. Иду к дереву, которое растёт у дороги, в обрамлении красивой винтажной ограды. Здесь у каждого дерева есть забор. Удивительное место. Я никогда не был в этом городе, но, кажется, здесь не так уж и плохо. Вставив меж губ сигарету, я зажигаю её, параллельно набирая сообщение Нату. Получатель: Умник. Дата: 8 ноября, 11:51. Текст: Нат, кажется, всё получилось. Ответ приходит буквально через полминуты. Отправитель: Умник. Дата: 8 ноября, 11:51. Текст: Ари уже стелет вам красную ковровую дорожку. Мои глаза пробегают снова и снова по этой строке. Ари, Нат — они ждут нас. Они теперь моя семья. Я счастлив, что всё получилось. Боже, как же я счастлив. Через десять минут Сэм машет мне рукой, мол, иди сюда. Я с некой опаской шагаю к ним, зная, вроде как, что всё должно быть нормально (ну раз мать Сэм до сих пор не выбежала в дикой агонии из дома, с целью избить свою дочь до полусмерти), но всё равно что-то внутри меня невольно нашёптывает: «будь осторожен». — Знакомься, это мой дядя. — Бад, — мужчина протягивает руку. — Как пиво? — брякаю я и тут же затыкаюсь в ужасе. Сэм смеётся. На удивление, здесь все рассмеялись. — А ты, значит, Квентин Прайс, — Бад по-прежнему не отпускает мою руку и продолжает её трясти. Браво, Сэм. Ты рассказала ему, что я сын Нормана Прайса — любовника твоей матери. — Да не бойся. Сэм сказала, у тебя проблемы, ну, типа, ты в розыске. Я решу эти вопросы. Взамен я прошу тебя только об одном. В голове вертятся слова: «я решу твои проблемы. Решу проблемы. Решу». Неужели, наконец-то началась светлая полоса в моей жизни? Не верю. Просто не верю. — Ты будешь следить за тем, чтобы Сэм никуда не влипла. Я-то её знаю — моя крестница та ещё проныра. Ах, да, Сэм, совсем забыл, — он наконец выпустил мою руку из своей огромной потной ладони, и теперь обращается к Саманте, — ты же знаешь, что раньше твоя мать была совсем другим человеком. Чёрт возьми, Сэм, я хочу попросить прощения за то, что восемь лет назад втянул её в свои мерзкие делишки, связанные с травкой и прочим. Она совсем с катушек слетела. Ещё когда вам было по десять лет, она начала курить марихуану, у неё совсем тогда башню сорвало. Когда она напала на тебя, да и вообще, каждый шрам на твоём теле — следствие того, что она была под кайфом. Мне жаль, Сэм, что она так и не попросила у тебя прощения. Саманта бросается в объятия своего крёстного отца, и говорит: — Сейчас главное только то, что я наконец высказала этой женщине всё, что хотела. И, надеюсь, я больше никогда её не увижу. — Эй, — улыбается Бад, — ты ведь не забудешь своего дядю? Будешь навещать меня в Примстоне? — Конечно, — Саманта целует мужчину в щеку и отходит ко мне. — И, Сэм, заведи себе карточку. Я поговорю с твоей матерью, и, ну, скажем так, — мужчина самодовольно улыбается, — она поделится частью наследства, оставленного твоим отцом, Кью, — на этот раз он обращается непосредственно ко мне. Будем надеяться, что эта «часть наследства» действительно стоящая, и нам хватит на ближайшие пару лет, чтобы встать на ноги. Крёстный Саманты вдруг резко срывается с места, и обнимает девушку, говоря ей прямо в ухо, думая, что никто не услышит: — Мне, правда, очень жаль, что я не предотвратил всё это. Если бы я только знал, примчался бы из Примстона и устроил бы своей сестре Третью Мировую. — Спасибо, дядя, ты итак многое для меня сделал — Сэм обнимает мужчину последний раз на прощанье, и мы залезаем в машину. Я сажусь за руль, а Сэм — на пассажирское. Она машет рукой своему дяде в открытое окно до тех пор, пока мы не скрываемся за поворотом. Мы едем домой. Чёрт возьми, мы сделали это! — Кью, как ни странно, но то, что я врезала своей матери — сделало меня счастливой. — Тебе давно следовало постоять за себя. Я до последнего не верил, что вы действительно ничего не предпринимали. Твой брат разве не защищал тебя? — У него была своя договорённость с моей матерью, но он так и не рассказал о ней, — грустно вздыхает Сэм. Я вспоминаю момент отъезда от чересчур белого изнутри и снаружи дома, буквально минуту назад (терпеть не могу белый цвет!). В большом окне, отодвинув огромную кружевную штору, стояла Миссис Гилберт, грустно прислонив ладонь к стеклу. Это был последний раз, когда мы видели эту женщину. И, думаю, это к лучшему. По приезду Сэм завела себе карточку, и скинула номер своему дяде смс-кой. Мы сделали это по пути домой. Благо, все документы Сэм были при ней. Пришлось немного заплатить этим людям, чтобы они сделали всё в кратчайшие сроки — я потратил последние деньги, которые мне дал Рэджи. И вот мы паркуемся возле дома Натаниэля. К моему удивлению, не я бегу к входной двери, чтобы как можно быстрее постучать и войти внутрь. Сэм срывается с места, хлопая дверью машины, и бежит к дому. Я с улыбкой на лице беру оба портфеля, и понимаю, что хоть мы и чертовски устали, дома нас ждёт тёплый приём. И, к вашему сведенью, Ари действительно постелила маленький красный ковёр, как и обещала.