Нико ди Анджело всегда было не просто в общении с людьми. Нет, не так. Ему было непросто после смерти Бьянки…
До этого переломного момента в жизни сына Аида он был милым, общительным мальчуганом, который, как только впервые попал в Лагерь Полукровок, пытался со всеми перезнакомиться. Играл в «Мифы и Магию». Постоянно улыбался. Ну, так ему говорили. Сам Нико очень смутно помнит все это…
А про детство его лучше вообще не спрашивать. Это были лучшие годы в жизни Нико. Рядом Бьянка, всегда готовая помочь младшему братишке, мама, Мария ди Анджело, добрейшая женщина, чья улыбка прогоняла все проблемы, отец, который часто навещал их… Жаль, что Нико этого не помнит. Вообще… Купание в Лете, реке забвения, — не шутки.
А в Лотосе было даже весело! Игровые автоматы (тогда Нико считал своим долгом сыграть в каждый!), море вкусной еды (и каждую печеньку/конфетку/пироженку надо было попробовать!), множество дружелюбных людей, готовых исполнить любой твой каприз (мальчик чувствовал себя царем). И Бьянка. Игры с сестрой были самыми интересными, самыми запоминающимися, самыми любимыми…
А потом их забрали оттуда, отвели в какую-то военную академию. Было тяжело. Дети думали, что у них нет родителей, что их бросили, что они никому не нужны. Им было одиноко. Но они оставались друг у друга. И этого было достаточно… Бьянка заботилась о Нико, любила, оберегала. А мальчик уже тогда понял, что старшая сестра может заменить ему родителей, друзей —
всех. А Бьянку же не заменит никто…
Потом на них напал этот монстр, появился Джексон, спас их. Нико был поражен до глубины души. Еще бы! Справиться с
таким чудищем! А еще Нико и Бьянка — дети какого-то греческого бога! Поразительно! Привычный мир Нико перевернулся с ног на голову.
А потом Бьянка ушла в охотницы Артемиды. Вот тогда привычный мир Нико вообще рассыпался на части. Она предала его! Бросила! Как такое возможно?!
А когда она вместе с компанией охотниц и полукровок ушла в поиск, Нико стали сниться
сны. Кошмары, в которых Бьянка, единственный любимый человек, умирала. Тогда Нико просыпался в холодном поту в домике Гермеса с бешенно колотящимся сердцем. Он лежал, глядя в потолок, и долго не мог успокоиться, а потом тихонько выходил на улицу. Именно тогда мальчик полюбил ночь: волшебное мерцание звезд, завораживающую тишину, легкий холодок, темноту вокруг, которая будто бы обнимала, закутывала в свой подол, даря душевное равновесие… А сны не проходили, наоборот, являлись каждый день. Точнее, ночь. И Нико неизменно выходил из домика, садился на ступеньки и наслаждался ночным безмолвием. Это ложь, что он стал нелюдимым после смерти Бьянки. Нет. Он стал таким чуть раньше.
Тогда, когда Бьянка только ушла в поиск. Уже тогда он перестал улыбаться и смеяться, начал увядать, избегать людей. Все поначалу удивлялись, а потом просто перестали лезть к нему с попытками успокоить. И только ночью Нико улыбался, просиживая на ступеньках до рассвета, а потом идя в одиннадцатый домик.
Однажды сны прекратились, но тревога не ушла. Наоборот, Нико понял, что случилось необратимое… Последующие дни протекали, как во сне.
Вернулся Джексон, поговорил с ним, вручил эту игрушку. Бред! Как будто она вернет Бьянку! Как будто эта игрушка ему дороже сестры! Да как этот Джексон смеет?! Запустив эту фигурку куда подальше, мальчик убежал в лес. Он не останавливаясь, несся в самую глубь. Ветки больно били его, но Нико было плевать. Остановился мальчик лишь у какого-то обрыва. Тяжело дыша, он согнулся пополам, упал на землю. Слезы душили его. Нико в один момент потерял
все.
«
Ее больше нет. Ее больше нет. Бьянки больше нет!» — крутилась в голове одна и та же мысль. «
Зачем же мне жить, если никого родного уже нет рядом?!» Подойдя к краю обрыва, Нико приготовился прыгнуть. «
Она бы этого не одобрила… Плевать! Она бросила меня! А я брошусь с высоты…» Чуть разбежавшись, мальчик прыгнул вниз. Его поглотила ночная тьма, окутали тени…
***
После своего первого путешествия по теням сын Аида — да, Нико уже даже не сомневался
чей он сын — оказался в каком-то месте. Полно деревьев, рядом шумит река. Какое-то побережье. Полностью вымотанный, мальчик осел на землю. Сил не оставалось ни на что. Даже на слезы. Нико просто провалился в сон…
Последующие дни и месяцы проходили в одиночестве. Нико никого не хотел видеть, возвращаться в лагерь — тем более. Сын Аида сам добывал воду, пищу, устраивал ночлег. Самостоятельно овладевал своими способностями: путешествовал по теням (
про то случайное попадание в Китай лучше забыть), вызывал скелетов и зомби (
еда из Макдака в помощь), исследовал подземный мир.
В одиночку. Согласитесь, этого слишком много для двенадцатилетлего мальчишки, потерявшего сестру.
Казалось, со смертью Бьянки умер и Нико. В душе.
А потом произошла эта муть с Лабиринтом. Нико простил Перси. Ну, фактически, сын Аида и не на него обижался. На Бьянку. Это она, а не Джексон, оставила его одного. А потом умерла… В душе Нико даже чувствовал себя виноватым в ее смерти. Если бы не необходимость постоянно его опекать, Бьянка бы не ушла в охотницы. Если бы Нико не наговорил всего того, что сказал перед ее уходом в поиск, то сестра бы не стала подбирать эту дурацкую фигурку, чтобы хоть как-то загладить вину перед братом… Естественно, Нико простил Бьянку и отпустил…
Но себя он не простил… И никогда не простит…
Потом была война с титанами. Тогда произошло много всего, но если коротко — Нико повезло, что он выжил. Другие оказались не такими везучими… После войны ди Анджело думал, что останется в лагере. Ведь и домик ему строят, и относятся к нему, вроде, хорошо. Но так было только первое время. От Нико стали шарахаться. Еще бы! Он же сын Аида! Смерть для него — обычное дело, к которому ди Анджело давно привык! Именно так про него и говорили. Подслушав это однажды, Нико решил уйти. Да, так будет лучше. Для всех. И нет, они не правы, сын Аида не привык к смерти близких друзей. Просто понял, что она забирает лучших.
Сначала Бьянку. Кого потом?
Врата Смерти открылись. Узнав про это от отца, Нико завелся одной надеждой. Пустой, конечно, но она все не желала покидать его сердце… Навязчивая идея, желание вернуть сестру. А потом разочарование… Она ушла.
Переродилась.
Но Нико все же обрел сестру. Не ту, которую хотел спасти, нет, другую.
Хейзел. Та, кто стала Нико семьей, почти смогла заменить Бьянку. Почти. Но сын Аида все же очень сильно привязался к ней. И расстроился, когда отец сказал отвести ее в Лагерь Юпитера. Нико даже хотел остаться там, у римлян, с сестрой. Но понял, что это не его место. Но Хейзел он все же неизменно навещал, скучал по ней. По сестре.
Младшей сестре. А иногда Нико ловил себя на мысли, что заботится о ней. И это очень приятно. И парня совсем не пугало, что Хейзел, фактически, мертва.
Его самого назвать живым можно было лишь с натяжкой…
А потом пропал Перси. В Лагере Полукровок боялись, что он погиб, но Нико
чувствовал, что это не так. Сын Аида даже сам искал Перси. И не только потому, что его попросили в Лагере Полукровок, куда он изредка наведывался. Нет, еще и из-за одной незначительной, как считал ди Анджело, детали — любви. Нет, даже не любви, влюбленности. Чувства к сыну Посейдона, которые Нико затолкал куда подальше. Просто ди Анджело еще первую с ним встречу был впечатлен тем, как тот спас их с Бьянкой. Удивился мастерством владения меча. А позже тот хорошо относился к нему в Лабиринте. Да и вообще, Перси, наверно, был единственным другом Нико. Только потом ди Анджело понял, что именно и был его
другом. И никем другим.
И после многих месяцев бесплодных поисков Джексон объявился в Лагере Юпитера с потерянной памятью. А Нико пришлось использовать все свои актерские таланты, чтобы в разговоре с сыном Посейдона не проявить своих эмоций, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. А эмоции его переполняли самые разные: облегчение — Перси жив! — и неверие — как это, он память потерял?! — смущение — видеть этого полукровку таким расстеряным как-то странно и непривычно, — и стыд — ди Анджело же знает правду, а рассказать не может!
А потом Джексон отправился в поиск с добродушным сыном Марса и его сестрой. Опять. Как же Нико хотел броситься к Джексону, врезать и предупредить: после смерти второй сестры, теперь уже младшей, ди Анжело не выживет. Да и Перси тоже. Уж Нико-то устроит это.
Кое-как поборов тревогу за младшую сестренку, ди Анджело сам решил отправиться на смертельно опасную миссию. Поиск Врат Смерти. Путешествие по Тартару среди кучи чудовищ, титанов, гигантов… Мда, Нико вряд ли выживет. Но единственный человек, который будет оплакивать его смерть — Хейзел. Ее он добивать не хочет. Сестре и так очень тяжело — смерть матери, собственная смерть, чувство вины за то, что она невольно вызвала Алкионея… Что сказать, у детей Большой Тройки — а у потомков Аида в особенности — никогда не бывает легкой судьбы.
Путешествие по Тартару лучше не описывать. Можно сказать лишь одно — это не то место, где хочешь побывать.
Вообще. Но Нико вынес все, нашел Врата Смерти. А потом его схватили. Запихнули в какой-то бронзовый кувшин, наверно, около ста семидесяти сантиметров в высоту. Закрыли крышкой. Было тесно, темно, душно. Кислорода было мало, и, чтобы его поменьше расходовать, Нико решил погрузиться в смертельный транс. Хорошо еще, что у него всегда припасены несколько гранатовых зернышек. Жалко, что их всего восемь. Ясно, чуть больше, чем через неделю, он умрет. Весело…
Нико сделали приманкой. Заставили медленно умирать…
***
Надежда покидала его. Хотя, если честно, она не особо-то и была. Вот съедены уже два зернышка. Прошла всего пара дней, а в смертельном трансе кажется, что больше месяца. Когда Нико погрузился в него — впервые, кстати! — это было похоже на обычный сон, где сын Аида мог перемещаться по собственному желанию. Кувшин казался шире, намного выше, крышки не нем не было, дышать стало легче. Но выбраться из него, чтобы хоть побродить по снам, попрощаться с Хейзел, узнать, как она, Нико не смог. Что-то отталкивало ди Анджело, будто на кувшине все же есть невидимая упругая крышка. Предприняв несколько бесплодных попыток, Нико отчаялся и стал делать то, что не достойно сына Аида — стучать по стенкам и звать на помощь. Может, кто-то пробьется в его сон? Хотя это вряд ли — если Нико не может выбраться изнутри, то кто сможет пробиться снаружи? Только тот, кто хорошо ходит по снам, а с детьми Гипноса ди Анджело никогда особенно не общался. Но решив, что надо же делать хоть что-то, а то так и с ума сойти можно, Нико не переставал стучать в стенки кувшина, создавая причудливое эхо…
А потом ему на голову кто-то свалился. Просто упал сверху. А потом этот кто-то слез с Нико, пробормотав:
— Ох, черт! — голос вроде женский. Ага, значит сюда упала девушка. Но по голосу это не Хейзел. Тогда кто?
Неизвестная девушка вплотную прижалась к стенке. Но все равно было довольно тесно — хоть во сне кувшин и сильно увеличился — и Нико чувствовал ее дыхание рядом со своим лицом.
— Кто ты? — хрипло спросил удивленный внезапным появлением человека сын Аида.
— Сейчас, — не в масть ответила ему неизвестная. И тут вдруг она каким-то образом зажгла огонек.
Нико дернулся в сторону, зажмурившись от внезапного света. А потом он посмотрел на незнакомку. Да, Нико никогда прежде не видел эту девушку. Темно-русые волосы, завязанные в два неряшливых хвостика, чуть ниже плеч. Длинная челка спадала на карие глаза, которые слегка блестели от света пламени. В них читалось озорство и любопытство. На незнакомке были надеты рваные джинсы и белая рубашка с подвернутыми рукавами и какими-то мелкими разноцветными пятнами.
«
Это что? Краска? Этим она мне Хейзел напоминает. Художница…» — с какой-то нежностью подумал Нико, вспоминая сестру.
— Так кто ты такая? Как проникла в мой сон? Как зажгла огонь? Ты что, дочь Гефеста? — спросил Нико, отвлекаясь от разглядывания незнакомки. Та беззастенчиво рассматривала его в ответ.
— Я просто бродила по Луночасу. Это странно, конечно, но я почему-то не могу выбраться… — ответила девушка. По ней было видно, что она не поняла последнего вопроса. Незнакомка присела на пол кувшина, опасливо поглядывая на меч из стигийской стали, стоявший в углу. — А огонек я разожгла на часовой стреле. Зачем тебе этот меч? Почему ты звал на помощь? И вообще, как тебя зовут?
Вопросы сыпались на Нико камнепадом, и тот предпочел просто проигнорировать их и непонимающе переспросил:
— Часовой стреле?
— Да, на стреле. П-ф, да это же элементарно! — начала раздражаться
красивая странная незнакомка. Видимо, сделав над собой усилие, она глубоко вздохнула и сказала, — хорошо-хорошо, давай так: сначала я тебе расскажу свою историю, а потом ты мне? Идет?
Нико медленно кивнул и сел рядом со своим мечем, напротив девушки. Он поначалу хотел прогнать незваную гостью, но, подумав, что не хотелось бы умереть, не пообщавшись перед этим хоть с кем-то, решил выслушать ее рассказ. А потом, может, и сам станет описывать мир греческих и римских богов.
Вот девушка, имя которой Нико пока не узнал, вздохнув, начала рассказывать. Она описывала чудесный мир часодейства, мир, где правит Время… Рассказывала девушка все подробно, ярко и красочно. А Нико ее ни разу не перебил, только удивленно поднимал брови. Но что самое странное, так это то, что ди Анджело ей верил. Верил всему, каждому слову. Верил слепо и по-детски, не прося доказательств. Зачем они? Вот она, юная часовщица, прямо перед ним, со своей стрелой, над которой все так же мерцает огонек, создавая атмосферу уюта. Нико ловил взглядом каждый взмах изящной руки незнакомки. Руки, в которой не дрогнет ни часовая стрела над сложным эфером, ни кисточка над мольбертом.
«
Художница…» — только и думал Нико с какой-то нежностью, уже не относящейся к сестре.
Но вот девушка закончила свой рассказ. Настал черед Нико. Поначалу он говорил немного и очень сдержанно. А потом заметил любопытный блеск в карих глазах напротив и стал стараться все описать как можно лучше. Смотря на улыбки незнакомки, Нико просто не мог не улыбнуться в ответ. И она ему верила. Так же слепо и безоговорочно, как и он ей. От осознания этого по телу Нико разливалось приятное тепло, греющее его искалеченную душу…
— И все-таки, — начала девушка, когда ди Анджело остановился, чтобы перевести дух, — почему я смогла пробиться в твой сон? Ты же вроде не можешь сейчас перемещаться…
— Да, не могу, — грустно ответил Нико, — не знаю, почему ты смогла попасть ко мне, это ведь даже не сон — смертельный транс… Это такое состояние, в которое дети Аида могут в ходить при крайних ситуациях. Но, если честно, я рад, что ты здесь. Хоть с тобой пообщаюсь перед смертью…
Последние слова он тихо-тихо прошептал, но незнакомка все равно услышала.
— Нет! Ты не умрешь! Слышишь меня, — тут она запнулась, растеряно замолчала и смущенно спросила, — а как тебя зовут-то?
Парень слегка улыбнулся и притворно-важно ответил:
— Нико ди Анджело, сын Аида, царь призраков. А ты?..
— Захарра Драгоций, тайный смотритель на Часовом Круге, обладательница первой часовой степени, — в тон ему шутливо ответила девушка.
Нико слегка приподнял уголки губ и, задумавшись, спросил:
— Захарра… Какое необычное имя… А как его можно сократить? Зара?
— Ну… Фэш, мой брат, называет меня Заки. Но ты можешь и так, — смущенно проговорила Захарра.
Нико замолчал на несколько минут. Эта странная девушка чем-то зацепила его. Она так открыто общалась с ним, рассказывала все о себе, не шарахнулась в сторону, узнав,
чей Нико сын, в отличие от других… Ей хотелось помочь, ее хотелось оберегать, а еще обнять, прижать к себе и никогда не отпускать. Нико, удивленный собственными мыслями и чувствами, потрясенно мотнул головой.
Ди Анджело перевел взгляд на девушку и начал говорить, глядя прямо в глаза.
— Знаешь, Заки, мне кажется, я понял, почему ты не можешь очнуться… Ты не сможешь покинуть сон, пока тебе что-нибудь не поможет. Или кто-нибудь… Хочешь, я помогу тебе?
— Да…
«
Если Художницу чем-то резко удивить, поразить, заставить испытать сильные эмоции, то она очнется, сама собой выкинется из сна. По себе знаю. Только вот как ее удивить? Я ведь даже ей свою историю рассказал… А может, не стоит ее будить? Может, она еще немного со мной побудет?.. Нет, Художница хочет проснуться, не стоит держать ее здесь насильно…» — спорил сам с собой Нико. Мысленно он называл Захарру
Художницей. И никак иначе.
— Тогда… Постой. Скажи, ты хочешь вновь попасть в мой сон? — Нико казалось, что на этом вопросе его сердце слегка приостановило свой монотонный бой, замедлилось.
— Конечно! — воскликнула Захарра. Нико искренне улыбнулся и сказал:
— Хорошо. Тогда надо тебе дать какую-нибудь мою вещь, чтобы ты потом смогла с ее помощью попасть ко мне…
— Твою железяку я таскать не буду! — ткнув пальцем в сторону меча, прервала его размышления Захарра, на что ди Анджело, усмехнувшись, мотнул головой.
А потом он погрузился в размышления.
«
Что же ей дать? Нужно что-то небольшое, важное для меня… А, знаю… Может, не стоит?» — спорил сам с собой Нико. Но, посмотрев на открытую улыбку на губах Зары, понял: стоит…
Нико снял с пальца серебряное кольцо, такое дорогое ему, и вложил девушке в руку. При этом он несильно сжал ее ладонь, отчего по телу сына Аида, так не любившему чужие прикосновения, пробежали мурашки и разлилось приятное тепло. И Нико понял:
ее хочется касаться,
ее не хочется отпускать. Сделав над собой усилие, ди Анджело тихо сказал:
— Вот, держи. Это кольцо — последний подарок Бьянки… Оно очень мне дорого… Береги его, Зара…
А потом он решился. Поддавшись вперед, он поцеловал ее. Нежно, осторожно, касаясь едва-едва, будто боясь спугнуть…
И она пропала. Художница исчезла. Вернулась к себе на Эфлару.
А Нико все так же сидел в кувшине, медленно умирая. Только сейчас его лица касалась легкая улыбка. А на губах чувствовались прикосновения к теплым слегка пухлым губам Художницы. Это был первый поцелуй в жизни Нико. Тот, который люди никогда не забывают. Первый и, скорее всего, последний…
Нико ждал ее возвращения…
***
С первого появления Художницы прошло уже три дня. Она все не возвращалась. У Нико оставались всего три гранатовых зернышка… Через несколько дней, уже совсем скоро, он умрет…
Но она все же появилась. Художница на третью ночь после их первой встречи вновь спрыгнула внутрь кувшина. Она опять на него упала. Но Нико, казалось, был не так уж против.
Захарра зажгла огонек на конце стрелы и стала подбирать с пола вещи, которые, видимо, уронила при прыжке. На ней была та же одежда, что и в прошлый раз, только волосы распущены. Они неряшливыми и растрепанными темными кудряшками мило обрамляли лицо. Собрав все, что уронила — какие-то карандаши, ластики и довольно большой альбом — Захарра поднялась и встретилась с Нико взглядом. Потупившись, она смущенно произнесла:
— Привет…
Нико заметил, как она немного нервно теребит что-то на среднем пальце левой руки.
Кольцо… Легко улыбнувшись, ди Анджело канстатировал факт:
— Значит, сработало…
Девушка подняла на него взгляд и ответила:
— Да, сработало… — медленно произнесла это, а потом быстро затараторила, — Нико, прости, пожалуйста! Я бы пришла раньше. Честно-честно! Просто я долго не могла найти путь. Кольцо не хотело отзываться, показывать дорогу к тебе. Пришлось даже уговорить Василису тиккером над ним покрутить. Не помогло. Только сегодня оно привело меня к тебе… Не знаю, хочешь ли ты меня видеть, но… Я могу и уйти, только скажи…
Нико пытался разобрать бормотания девушки, что получилось у него не сразу, а потом быстро сказал, взяв Захарру за запястье.
— Нет, не уходи, пожалуйста. Мне тут так одиноко… — только заметив спущенный румянец на щеках девушки —
это выглядело очень мило, кстати, — до Нико дошло, что он взял ее за руку. Дотронулся до нее.
Сам. Поспешно выпустив запястье девушки и стараясь никак не покраснеть,
что, конечно же, у него не получилось, он спросил первое, что пришло в голову, чтобы снять неловкость:
— А зачем ты принесла с собой альбом?
Он сел на пол, Захарра последовала его примеру и ответила:
— А, тут такое дело… — начала девушка и выпалила, — в общем, я хочу тебя зарисовать!
Нико удивленно моргнул и приподнял бровь. Чего-чего, а этого он точно не ожидал. Взглянул на Захарру, ждущую ответа на свой немой вопрос. Та нетерпеливо постукивала карандашом по альбому.
— Эм… Ну ладно, если хочешь, можешь нарисовать меня, — смущенно пробормотал Нико.
— Тогда держи, — радостно кивнув, Захарра протянула ди Анджело свою стрелу с огоньком над ней. Заметив его подозрительное выражение лица, она легко рассмеялась и пояснила, — не бойся, стрелу ты не сломаешь. А огонек тебя не обожжет, он добрый.
Нико все же опасливо принял протянутую стрелу. Потом дотронулся до огонька. И правда, не обжигает. Пальцам просто тепло…
Наблюдающая за ним Захарра улыбнулась и, открыв альбом, быстро принялась за дело. Пока она рисовала, Нико незаметно разглядывал ее сосредоточенное лицо. Девушка задумчиво прикусывала нижнюю губу, забавно хмурила брови. Что-то стирала ластиком, что-то чертила карандашом, то сильнее надавливая грифелем, то слабее.
Когда тишина, нарушаемая лишь скрипом карандаша по бумаге, стала угнетать, Захарра начала говорить:
— Кстати, ты в тот раз так и не сказал, чем здесь питаешься. Что-то я не вижу запасов воды и еды. Или тебе в этом трансе пища не нужна?
— Нет, нужна, конечно, — ответил Нико, зачарованно глядя на пламя огонька, — но мы, то есть дети Аида, в крайних ситуациях можем питаться зернышками граната из сада нашей мачехи, Персефоны. По одному в день. Этого, вроде, хватает…
— И, — нервно сглотнула девушка, — сколько их у тебя осталось?
Вместо ответа Нико молча полез в карман своей старой полетной куртки и вытащил оттуда что-то. Разжал кулак. В его ладони лежали маленькие гранатовые зерна.
— Всего три?.. — в ужасе воскликнула Захарра.
Нико кивнул и, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, спросил:
— Кстати, ты узнала, кто ударил тебя тогда?
Осознав, что Нико хочет оставить эту тему, Захарра тряхнула головой и сказала, состроив гримасу:
— Да. Это был мой милый братец! Фэш, видите ли, где-то вычитал, будто от удара по голове лучше по Луночасу ходишь! П-ф, — фыркнула девушка и негодующе продолжила, — помочь он, видите ли, хотел!
— Помочь? — переспросил Нико. — Долбанув по голове?!
— Я и не утверждала, что у меня братик нормальный. Как раз таки наоборот! И да, он хотел помочь, мои попытки связаться с мамой так вообще провальными были… Хоть так попробовала…
Видя непонимание в темных глазах напротив, Захарра вздохнула и, опустив взгляд в пол, стала рассказывать Нико то, что опустила в тот раз. Про маму, про то, что Астрагор забрал девушку к себе, про тоску по дому, своему веку, семье… А Нико молча слушал ее, не прерывая, не задавая вопросов. А заметив на щеке несколько слезинок, сделал то, что никогда до этого не делал. Он пальцами осторожно стер солоноватые капельки, обнял Художницу и зашептал, что это нормально — плакать, что слезы — это просто боль, которая уже не помещается в душе. Так говорила ему в детстве Бьянка, когда Нико было плохо…
Потом ди Анджело провел пальцами по лицу Зары, заправил выбившийся локон за ухо. И рассказал свою историю. Про то, что у него умерла мама и сестра, про то, что отец хотел бы, чтобы жила Бьянка, а не он, про то, что сам тоже вырван из своего времени…
Потом Захарра вдруг начала таять. «Она просыпается», — понял Нико. Пообещав, что вернется, Зара легонько дотронулась своими губами до его щеки и исчезла.
Нико остался один. Рядом лежал незаконченный рисунок. Подняв его, Нико различил смутный набросок. Она нарисовала Ангела. Его черные крылья были опущены, и в них виднелись какие-то сквозные дыры. Будто его ранили. Будто долго пытали. С его руки срывается огонек. Сам же Ангел смотрит на пламя с надеждой, с верой в то, что выживет. А его лицо и волосы… Не могло быть и сомнений,
с кого списан этот Ангел…
«
Вот каким она меня видит…»
История повторилась: она пришла к нему, развеяла его одиночество и ушла. После ее исчезновения опять стало еще тоскливее… Только теперь Зара забрала с собой не только кольцо до Анджело, но и его сердце…
А в мыслях Нико теперь называл ее
своей Художницей. И никак иначе.
***
Вот Нико уже шестнадцать. В его жизни вроде все наладилось. Он прошел две войны. У него есть сестра, друзья. Хейзел, его единственная живая родственница, без нее Нико уже не сможет жить. Рейна, всегда готовая выслушать и дать совет, которая сыну Аида стала такой же родной, как и сестра. Джейсон, напоминающий ди Анджело старшего брата, о котором он всегда мечтал в детстве. Перси, влюбленность к которому прошла, как сон
ну или из-за сна, как посмотреть. Уилл Солас, благодаря стараниям которого Нико перестал походить на мертвеца. Еще у ли Анджело наконец-то есть дом. И даже не один — два, как сказала Рейна.
Вроде все хорошо, не о чем и мечтать. Но почему же Нико все так же ждет ночных встреч со своей Художницей, озорной и милой девушкой, которая тоже была вырвана из своего времени, которая старше его на год (на самом деле, она родилась Кронос знает на сколько лет раньше ди Анджело, но не суть), которая до сих пор носит его кольцо на пальце и которая вот уже около двух лет живет у мрачного сына Аида в сердце и не желает его покидать?..
…И которая научила своего Ангела жить. Заново. Не просто существовать, а жить. Дышать, чувствовать, любить…
