Виноваты Звезды : Царское освобождение

Прошёл целый месяц со смерти Огастуса Уотерса. Моя жизнь, некогда ещё бывавшая самой заурядной и депрессивно-одинаковой, странным образом раскололась на три части: а) одинокая тихая Хейзел, посещающая группу поддержки, любительница шоу "Топ-Модель Америки", а в лучшие дни посещающая ещё и учебу в колледже. б) Лучшая часть жизни. Жизнь с Огастусом. От момента встречи в группе поддержки и до самых похорон. Огастус скрасил мою серую жизнь всеми красками, и я никогда не перестану быть ему за это благодарна. в) Жизнь без Огастуса. Моя третья и теперешняя часть жизни. Схожая физически вновь с первой частью, но в моральном смысле ничем не похожая с предыдущими. Утро, вот уже как месяц, начинается прежде всего с наставлений от самой себя. "Гас, тебя больше со мной нет. Но я знаю, что ты никогда меня не простишь, если свой коротенький остаток жизни я проведу оплакивая тебя. Я, конечно, не обещаю, что оплакивать тебя перестану, но посвящать этому жизнь я не буду. Обещаю". Я откидываю одеяло, спускаю босые ноги на холодный пол, беру за ручку тележку с кислородным баллоном и отправляюсь умываться. Спустившись к завтраку, я застаю родителей за поеданием блинчиков. -Хейзел, дорогая, - мама вскочила со стула и достала ещё одну тарелку для меня, - присаживайся. -Блинчики на завтрак? - спросила я, поправив прозрачную трубочку за ухом. -Я всерьёз подумала над тоттеризацией яичницы, - засмеялась мама, откусив кусочек блинчика. - сегодня она у нас будет на ужин, обещаю. Я улыбнулась, а заметив как папа вымазал лицо вареньем, засмеялась. Мама взглянула на отца и тоже захихикала, заботливо вытерев салфеткой ему лицо, и поцеловала в щетинистую щеку. Я перестала смеяться и глядела на родителей. Пыталась запечатлеть этот момент навсегда в своей памяти, внести в папочку "Избранное". -Я вас так люблю, - приглушенно вырвалось у меня. Родители притихли и внимательно на меня поглядели. -Мы тоже любим тебя, Хейзел, - ответил папа. Затем некоторое время мы жевали молча; я поглядела в окно. Погода была прекрасна: тёплое солнышко с тихим прохладным ветерком. -Я поеду сегодня, - решительно кивнула я, намазывая варенье на блинчик, - в группу поддержки. -Замечательно, - оживилась мама, вытерев салфеткой губы, - я отвезу тебя. -Я, наверно, после погуляю. Я вот уже как неделю не посещаю группу поддержки, и мое общение со сверстниками ограничивается телефонными разговорами с Айзеком. По сути, мне большего и не надо. Чем меньше людей, тем меньше жертв. Айзек, точно также как и я, попал в зону поражения. Он выстоял, и даже больше - продолжил общаться со мной, прекрасно понимая на что идёт. Я поблагодарила маму за завтрак, схватила тележку, и поднялась к себе в комнату. Телефон я отыскала на тумбочке у кровати, на которой также лежал альбом с изображением звёзд на обложке. Я присела на кровать и раскрыла его. Альбом, как и моя жизнь, был поделён на три части. Начальные фотографии были именно с первой части моей жизни: Вот я ещё совсем маленькая сижу, свесив ноги, с плеч папы. Мы улыбаемся. На следующей фотографии я с Кейтлин играю на площадке; в предвкушении сижу перед рождественским ещё не раскрытым подарком, с большущим любопытством вытаращив глаза; мама, папа и я сидим в одном из кафе; я в бассейне; я в начальных классах. Постепенно листая страницу за страницей, я с замиранием сердца слежу за своим возрастом на фотографиях. С каждым пролистыванием я все старше, и скоро достигну тринадцатилетия - тут уже улыбок поубавится. И вот я с трубочками в носу лежу на больничной койке, папа с одной стороны держит мою руку, мама с другой. Я наивно улыбаюсь в камеру, не совсем ещё понимая всю серьёзность моего положения. На родителях вымученные улыбки. Я пролистываю половину альбома, не желая смотреть на период жизни с тринадцати до семнадцати лет. Это слишком тяжело. И вот я долистываю до своей второй части жизни. Моей любимой: Вот я впервые стою у входа в группу поддержки, придерживая рукой свою незаменимую тележку с баллоном, от которого исходит канюля, раздвоенная сзади у шеи. Прозрачные трубочки цепляются за уши и соединяются под ноздрями. Я смиренно улыбаюсь, только потому, что на фотографиях принято обычно улыбаться, а не потому что я неимоверно счастлива вот-вот оказаться в самом сердце Иисуса; пью фруктовый коктейль с мамой в кафе, в которое мы зашли после моего первого похода в группу поддержки ( коктейль лишь слегка смог восстановить мое расшатанное настроение после общества безяйцевого Патрика и кучки раковобольных); тут я с родителями в парке, все также с телегой в руках, и трубочками в ноздрях; а здесь...здесь Огастус. Руки его лежат на руле, голубые глаза под лучами солнца отдают синевой, а губы сложены в фирменную одноугловую улыбочку. Мы тогда сидели в машине, и я решила его сфотографировать. Если бы я знала...я бы это делала каждый день, каждый час... На следующей фотографии Огастус прижимает к груди коробку с яйцами, когда Айзек тем временем слепо целится в машину Моники. Этот момент я никогда не забуду. Перевернув страницу, я увидела ещё всего четыре фотографии: на первой я, Гас и Айзек сидели на L-образными игровыми стульями в подвале Огастуса и рубились в "Цену рассвета"; на другой я с Гасом в музее Анны Франк (Лидевей сфотографировала нас на фоне старых фотографий семьи Франк); на третьей я, мама и Гас в одном из тюльпановых парков Амстердама. Мы по-настоящему счастливы, и улыбки наши ничем не уступали красотой тюльпанам; а тут мы уже в самолёте обратно домой. Больше фотографий не было. Так мало Гаса. На страницу капнула слеза, и только тогда я поняла, что плачу. Я захлопнула альбом и убрала его в сторону, стерев с глаз слезы. Схватив телефон, я набрала Айзека. -Алло? -Привет, Хейзел Грейс, - раздался бодрый голос юноши. -Пойдёшь сегодня слушать историю удаления мошонки Патрика? -Это моя самая любимая часть во всем собрании! Я засмеялась. -Тогда мы заедем за тобой? -Режим Хатико включён. Я отключила телефон, и на секунду изумилась. Невероятно, человек лишился обоих глаз, а в голосе столько бодрости! А я тут стону от каждого лёгкого побаливания своих чертовых лёгких. Надев джинсы, майку с изображением трубки и красные кеды, я спустилась к выходу. -Мам, идём? По дороге захватим Айзека. -Хорошо! - раздался голос матери из ванной. Спустя минуту она вышла, и моя челюсть отвисла. -Мама! Ты...такая красивая! Мама вышла в строгой серой юбке до колен, белой сорочке с серым пиджаком, волосы уложены и слегка закручены, лицо аккуратно накрашено - самая настоящая бизнес-вуман. -Думаешь? Я чувствую себя стюардессой... -Ты выглядишь как секси секретарша, - произнесла я наигранно страстным тоном. - Позволой же спросить, куда это ты такая наряженная? Мне стоит трубить тревогу папе? -Ну если он меня заревнует к кучке раковобольных подростков...ой, дорогая, я не.. -Мам, успокойся. Все хорошо. - я обняла ее, - я так за тебя рада! Твой первый рабочий день! Ты стала Патриком! -Ага, так и будешь отвечать на вопрос "кем работает твоя мама? - Патриком!" Мы засмеялись. Устроившись в машине, мама включила Кэти Перри - ее песни всегда поднимали ей настроение, и позволяли хоть на мгновение забыться от проблем и переживаний - и я уже представила, как сейчас бы Гаса вывернуло наизнанку, и невольно прыснула. Подъехав к дому Айзека, я осторожно спустила сначала зеленый баллон, затем уже сама вылезла из машины. -Тебе помочь? -Нет-нет, сиди. Я самостоятельно покатила тележку к крыльцу с тремя ступеньками, осторожно поднялась, и постучала в дверь. Ее открыла мама Айзека, я поприветствовала ее и она ушла за сыном. Неожиданно, пока я ждала у раскрытой двери, ко мне из дома выбежал средних размеров белый пёс. И я сразу поняла: собака-повадырь. Я опустилась на корточки перед псом, почесала его за ухом, пока тот, неистово виляя хвостом, лизал мне руки. -Какой же ты красавчик. - я смеялась, уворачивая лицо от слюнявого языка. -Весь в хозяина, согласись? - перед порогом, в сопровождении матери, появился Айзек в тёмных очках, на лице его была широкая улыбка. На нем была клетчатая красно-чёрная рубашка и тёмные джинсы. Я поднялась и искренне крепко обняла парня, он прижал меня в ответ. Мы искренне были рады друг другу. Девочка с неработающими легкими и слепой мальчик - лучшие друзья. Мир странный. -Я пойду выгоню из гаража машину, - мама Айзека поспешила в дом к заднему двору, но я ее остановила. -Не надо, - я указала на машину позади себя, - мы довезем. -Здравствуйте, миссис Ланкастер! - Айзек помахал рукой прямо перед собой. Мама вышла из машины, и поприветствовала Айзека и его маму. -Извините, можно нам после группы поддержки немножко погулять? Не волнуйтесь, я обратно сама довезу Айзека обратно. Мать Айзека взглянула на меня, и я знала, что сейчас она думает: "А если с тобой произойдёт несчастье, кто поможет тебе? И уж тем более Айзеку?". Я понимала ее переживания. Доверить слепого сына умирающей девушке с трубками в носу не каждый осмелится, согласитесь? Однако мама Айзека с надеждой в голосе ответила: -Да, все будет хорошо, повеселитесь. Я обхватила руку Айзека, другой взяла тележку и мы вместе осторожно дошли до машины. Весь этот путь от дома до машины нас сопровождал пёс. Мы сели в машину, Айзек слепо помахал в сторону дома, где у крыльца стояла его мама, и мы поехали. -Миссис Ланкастер, уверен, вы сейчас выглядите все также восхитительно, как раньше. - Айзек ничем не уступал Гасу в плане комплиментов. -Ты даже представить не...тоесть, это точно! - я покраснела, и виновато взглянула в стекло заднего вида. Айзек все также улыбался. -Спасибо, Айзек!