Милый камень на шею

      — Александр, — кажется, я знаю, что означает этот взгляд.       Сидящая по правую руку от меня эльфийка медленно забирается мне на колени, всё ещё не сводя глаз с моего лица. Знала бы ты, насколько эта поза не подходит для того, что ты собираешься спросить. Хлопаешь ресницами, состроив грустную и взволнованную мордашку. Рука медленно скользит по моей груди, останавливаясь там, где, должно быть, лучше слышно сердце. Ещё шаг, ещё одна фраза, и я вновь почувствую себя маленьким мальчишкой, на глазах которого когда-то убили сестру. И который был вынужден вытерпеть отвратительную гримасу, сравнимую с плевком кислотой в лицо от неё же.       — Можно я?.. — щёки алеют, а ты сидишь, потупив взгляд. Поджимаешь ноги посильнее, чуть ли не обхватывая мои.       Тяжело выдыхаю, стараясь перебить накатывающее волнение, и прижимаюсь лбом к красивому плечу. Медленно обнимаю поперёк спины. Девушка сидит недвижно, явно не понимая, что я делаю. Нахожу её ладонь, сжимаю в своей и подношу к верёвке, сокрытой в собственных волосах.       — Мягкие, — практически неразличимый шёпот, по-видимому, совершенно случайно слетевший с губ, доносится до моих ушей, и я слабо улыбаюсь.       Кладу пальцы поверх её, чтобы направлять в действиях, лишний раз удивляясь тому, насколько же нежная и небольшая ладонь у Джеззы. Тяну за верёвку, развязывая бант от повязки. Девушка затаила дыхание, а пальцы легонько подрагивают в моих — вспотевших и, наверняка, ледяных.       Одно движение, и может рухнуть очередная связь. Одно движение, и исчезну привычный я. Одно движение, и…       Поднимаю голову и выпрямляюсь, нехотя открываю единственный глаз. Черный кусок ткани скользнул по плечу и бедру эльфийки. Сама остроухая выглядит несколько застывшей, ошеломлённой, хотя не мне её винить.       — Ох… — печальный вздох заставляет цепенеть лишь больше. Кажется, в моем теле напряглась каждая мышца. И всё-таки я стойко выдерживаю протяженный зрительный контакт.       Если что-то и сломается, то пусть это случится тогда, когда хотя бы один из нас сможет дышать полной грудью. Тогда, когда мы не полностью увязли друг в друге.       Некоторое мгновение мы молча сидим и смотрим друг на друга, будто боясь сделать даже минимальное движение. Но Джезза, хоть и неторопливо, машинально, привстаёт, опершись о свои колени, и осторожно прижимает мою голову к груди. Нежно запустив пальцы в волосы и уткнувшись в макушку носом, она раз за разом зовёт меня по имени. Трётся о волосы щекой, только крепче сжимая меня в объятьях. Кажется, она готова расплакаться в свойственной ей манере. Сам же беспокойно прикрываю глаз, слушая лишь стук сердец и слетающее с губ имя.       В глубине души я понимаю, что готов отдать всё, лишь бы только я не вызвал отвращение. Всё — за то, чтобы эти объятия не прекращались. Возможно, именно потому, что я по-детски боюсь правды.       — Мне так жаль, — пальцы слегка сжимают волосы на затылке, — Если б я только могла хоть как-то помочь.       Несмотря на то, что давно успел привыкнуть к её плаксивости, я всё ещё не знаю, что мне делать в таких случаях. Отчего лишь бездумно хлопаю ладонью по спине.       — Ты бы не смогла помочь, — говорю как можно суше, хмурясь. — Заразилась бы только. Это был единственный выход.       «Тебе нельзя было присутствовать в моём детстве, иначе закончила бы как Айлин. Или же немного позже тебе обрезали бы уши. Как минимум», — отодвигаюсь, смотрю устало в красные глаза. — Тебя могли убить, так что даже не думай.       Джезз шмыгнула носом, затем притянула мою голову ближе к своей и поцеловала уголок пустой глазницы.