Возвращение к истокам

Я нанёс два последних штриха, сделал несколько шагов назад и оглядел творение рук своих. С каждым разом управляться с баллончиком краски становилось всё проще, линии ложились ровно, толщина их стала более или менее одинаковой. М-да, вот уж не думал, что на старости лет займусь настенными росписями! А как иначе? Надписи на стенах и заборах были самым верным способом привлечь внимание механиков-бреганцев, в том, конечно, случае, если они здесь, в городе. О варианте, что злобные буратины забросили их в другой регион или другую страну, я сейчас предпочитал не думать. Не найдём здесь – начнём шерстить регионы. А пока так. Мои рассуждения сводились к следующему. Дома у ребят здесь нет, документов тоже. Куда им податься? На стройку, куда же ещё, там на такие мелочи, как документы, не смотрят. Язык они знают – у них и родной не сильно отличается – объясниться смогут. А что акцент, так всегда можно выдать себя за уроженцев одной очень гордой и почти что европейской республики, где растёт виноград, и клинически нет работы. Скажут, что они Ион и Василэ, кто проверит? Особенно если на самой стройке работают, в основном, уроженцы не менее гордых республик Средней… пардон, Центральной Азии и наши соседи по глобусу, которые «сало» пишут с большой буквы, а «Москва» с маленькой, но зарабатывают почему-то в этой самой ненавистной им Москве. В общем, с такими мозгами, как у Иана и Базили, не спалиться – вполне решаемая задача. Значительно хуже то, что мой дом в таком большом городе они вряд ли отыщут, поскольку мы обычно высаживались прямо с «Амидалы» на его крышу. Следовательно, нужно дать о себе знать, причём, таким способом, чтобы обязательно обратили внимание. Надпись на заборе или стене дома напротив ворот стройплощадки для этого вполне годилась, если писать аурбешем. Так мы с Падме временно переквалифицировались в графитчиков. Выбирали видное место рядом с очередным строительством и писали знакомое всем нашим слово. «Индесел». А ниже набор букв, на первый взгляд, не имеющий смысла. На самом деле, это был номер телефона, зашифрованный наподобие старой славянской системы: номер буквы от 1 до 9 означает цифру. Я надеялся, что уж механики-то догадаются. Нолей в моём домашнем номере, к счастью, не было, а телефонная линия теперь соединялась комлинком с кораблём, так же, как мы когда-то делали на той, «моей» Земле, так что риска пропустить звонок не было. — Э! Иди суда! Зачем стена портил?! — раздалось вдруг сзади. — Дашдемир! Дэржи ево! Гадство… Теперь ещё спасаться бегством. Да от кого, от нелегалов! Со всей возможной прытью я припустил к углу дома. Сзади, приближаясь, дружно топали тяжёлые башмаки. Видели бы меня сейчас девчонки! Стыд и позор товарищу майору и Доверенному Лицу Наследницы Крови. Надо же, не отстают, хатт их задави. Хм, а может, их напугать? Я свернул за угол, перепрыгнул через заборчик из металлической трубы и спрятался за ствол толстенного тополя, что рос в палисаднике. Надо было успокоить дыхание. Через несколько секунд подбежали преследователи. Остановились в замешательстве. — Куда побежал? — спросил один, бородатый. — У мене глаза за угол нет, — с лёгкой обидой ответил другой, в колоритной войлочной шапке, испачканной чем-то белым. По форме головного убора можно было безошибочно определить, что парень из Киргизии. Я вытащил из-за пазухи кепи от своего костюма, расправил, надел и уверенно шагнул навстречу, стараясь копировать характерные интонации служителей уличного порядка: — УВД Чертаново-Северное, ваши документы, миграционные карты! Тот, кого бородатый назвал Дашдемиром, ойкнул, став на несколько сантиметров ниже ростом, и бросился наутёк. Как, собственно, я и ожидал. А вот бородатый оказался не столь робкого десятка. Вначале он тоже попятился, но внезапно весь напрягся, как зверь перед прыжком. Моя рука инстинктивно потянулась за пазуху. И не напрасно. — Э-э, русский свинья, — сказал бородатый. — На испуг брать хотел, да? Он подобрал с земли половинку кирпича, о которую я едва не споткнулся полминуты назад, взвесил в руке. — Нэсчастный случай дэлать будем, — зловеще продолжал бородач. — Дом совсем старый, кирпича сыпет, по черепу попал… — Не, — сказал я, — так будет нечестно. На вот, это получше будет. Огненное лезвие с гудением дважды рассекло загородку, кусок трубы выпал из неё на газон, а я толкнул ботинком обрезок с раскалёнными ещё краями под ноги бородатому. Труба загремела по асфальту. От этого звука бородатого затрясло, он, как заворожённый, смотрел на синее пламя меча. — Ну? Где твоя храбрость, джигит? — поинтересовался я. — Только слабых обижать можешь? Бородатый отшвырнул кирпич. — Рука не руби, — уже совсем другим тоном произнёс он. — Не надо рука, а? — Стой! — приказал я, видя, что он снова пятится от меня мелкими шажками. Бородатый замер. А я продолжал: — Запомни, джигит. Не надо никому говорить, что он свинья. Иначе рано или поздно останешься без головы. Совсем. Всё понял? Кивок. — Вали отсюда. На олимпийских играх этот бородатый, пожалуй, мог бы претендовать на медаль в спринтерской дисциплине. Кавказцы вообще хорошие спортсмены, жаль, с вежливостью у них часто бывают проблемы. Я выключил меч и только тогда услышал, что Падме зовёт меня по связи. — Да, сестрёнка? «Вот что сейчас это было, а? — возмущённо заговорила она. — Зачем весь этот спектакль? Как маленький, честное слово!» — А что надо было делать? Без руки его оставить или без головы? «Ветку бы срубил над тобой, она его как раз бы по темени стукнула.» — Ветку? Действительно. Не догадался. Да и дерево жалко уродовать. Подбери меня, пожалуйста, поскорее. К часу ночи мы утомились окончательно. Во всяком случае, я. Наверно, поэтому мне казалось, что голограмма кузины тоже выглядит усталой. — Какой процент строек мы охватили за сегодня? — спросил я. — До процента не дотянули. Примерно девять тысячных общего количества. — М-да. Надо придумать что-то другое. — Что? Телевидение? Газеты? Экипаж инопланетного корабля ищет пропавших механиков? — Ну, хотя бы, напечатать плакаты. Их расклеивать быстрее, чем писать краской. — Да, но и на сувениры их отдерут скорее. Нет, брат, настенная роспись – наилучший вариант. Просто нам нужно больше людей. — А вот это мысль! Я даже знаю, где их взять… — и я изложил Падме только что пришедший мне в голову коварный план. — Ну, уж нет! — сказала она. — Я вам всем ещё на Лотале… — Сестричка, дорогая. Чью просьбу скорее выполнят фанаты Великой Саги, как они её здесь именуют? Левого чувака, пусть он на корабле и со световым мечом, или главной и самой обожаемой героини целой трилогии? Мазаться белилами и бегать неглиже не потребуется. — Что? А. Ну тебя, Алекс, с твоими хохмами! — Ладно, спрашиваю серьёзно: Твоё Величество согласно? — Похоже, у Величества нет выбора, — проворчала она. — Увы, королева – это клеймо на всю жизнь, — улыбнулся я. Субботнее утро мы встретили на орбите: Падме, всё-таки, уговорила меня уйти в космос, дабы не висеть в скрытном режиме на репульсорах всю ночь. В качестве разминки перед завтраком я надел скафандр, вышел наружу и собрал обратно раскуроченную троицей научников крыльевую плазмопушку. Благодаря запасливости Иана Кудры и Базили Врана все необходимые детали имелись в боковых нишах трюма. — Ну, что, «воды… и хлеба?» — засмеялась Падме, когда я вернулся на борт. — Сначала воды, потом помыться, а завтрак уже потом, — ответил я. — Не знаю, что было легче, тогда закрывать донный люк или сейчас. Турель внизу доделаю. — Правильно. У неё расширительная не такая тяжёлая, мы её и при гравитации легко вставим. Лапы подберу, будет удобно. Я позавтракал, уселся в своё кресло и, не откладывая в долгий ящик, начал подготовку к спуску. Развернул «Амидалу» кормой вперёд, импульсом двигателей скрытного хода погасил скорость с орбитальных двадцати восьми до полутора тысяч километров в час и только после этого повёл корабль вниз, к поверхности. С атмосферой, даже при галактических технологиях, шутить опасно. Безопасно входить в плотные слои с космическими скоростями способны только корабли, оборудованные генераторами дефлекторных щитов широкого спектра, громоздкими и невероятно прожорливыми. Стандартный генератор, теоретически, тоже можно настроить «на материальную», но для этого требуется его перекалибровка, которую за пару минут не проведёшь. В штатном же режиме щит отлично действует против энергетического оружия, а материальные тела задерживает гораздо хуже. Скажем, плазменный болт или тонкостенная боеголовка на нём разрушатся, а реактивная струя двигателя и бронебойный сердечник – пройдут насквозь. То же касается и набегающего потока. Поэтому разгон и торможение космические корабли выполняют в пустоте, а большинство атмосферных манёвров производится на черепашьих дозвуковых скоростях. Временную посадку мы совершили на территории заброшенного гарнизона в Смоленской области. Вынесли наружу запасную расширительную камеру и ствол для турели, потом Падме сдвинула телескопические штанги шасси так, что турель оказалась на уровне глаз, а я без особого труда смонтировал узлы на положенное место. Был бы в доступности подъёмник или кран-балка, я и с крыльевой бы в невесомости корячиться не стал, но та камера, обмотанная витками ламп накачки и укутанная в мощную теплоизоляцию, весила под центнер. Надорваться мне, что ли? — Отлично! — одобрила Падме, делая пробный холостой спуск аргоном. — А теперь, дорогая сестра, приглашаю Вас в кино, — сказал я. — С удовольствием. Не терпится посмотреть, что там наснимали. Явиться в кинозал лично Падме не могла: в темноте её голографическую природу выдавало слабое свечение. Вместо этого, едва погас свет, я засунул за ухо на плотницкий манер портативную голокамеру, чтобы кузина могла видеть экран. Приёмный капсюль комлинка торчал у меня в ухе, микрофон я зажал между ладонями, которыми подпирал подбородок «шалашиком». Разговаривать так довольно удобно, мы неоднократно проверяли, и посторонним ничего не слышно. Признаться, я немного нервничал. Как-то воспримет моя кузина историю из собственной жизни, рассказанную в голливудском стиле? А сестрица, как нарочно, молчала, не говорила ни слова, пока я, тревожась всё больше, не прошептал в микрофон: — Падме? «Что?» — Всё нормально? «Ты о фильме? Да. Рассказывают довольно близко к событиям. Сцена нашего знакомства – словно под копирку, почти дословно.» — Это ещё в переводе на русский. «Я бы не отказалась услышать оригинал. Ваш английский довольно близок к базику, наверное, было бы ещё точнее, — она помолчала, затем коротко рассмеялась: — А эпизод с чисткой Р2, обратил внимание? Я потом так взгрела Сабе за самодеятельность, наорала даже.» — И что она? «Выслушала, пожала плечами и сказала, что это нервное.» — Выдержка, однако. «Да, она всегда была самая выдержанная из всех. Пару раз только это нас и спасало.» В общем, первый фильм моей кузине определённо понравился. Она, конечно, не преминула заметить, что из простой, в общем-то, истории режиссёр сделал героический эпос. На что я сказал: — Ваша «простая» история была началом очень больших событий, поэтому её так и преподносят. «Увы, от этого никуда не деться, — ответила Падме. — Законы шоу-бизнеса незыблемы и вечны, начиная с менестрелей Средневековья. Брат, ты не голоден?» — Нет пока. Подниматься к тебе не буду, не уговаривай, до следующего сеанса пятнадцать минут. «Я сама к тебе спущусь.» — Тут люди… — Не переживай, я соблюдаю осторожность, — засмеялась кузина, выходя из-за ближайшего ларька. Одела она себя на земной манер: прозрачная белая кофточка с длинными рукавами, короткий джинсовый сарафан и босоножки на широких ремешках. Волосы Падме оформила в виде замысловатого узла на затылке, как любила носить на корабле. Теперь, благодаря фильмам, я знал, что причёска эта – ещё с тех, татуинских событий тридцатилетней давности. — Ты совсем как в том сне, где мы будто бы всё время жили здесь. Аверина Лада. Помнишь? — улыбнулся я. — Ещё бы не помнить. Но, по-моему, там я была более строгая и деловая. Как в Сенате, но с поправкой на Землю. Разве нет? — Ну, не знаю. Может быть, это уже я так вижу. Мне понравился тот сон. — Даже несмотря на все ужасы? Разруха, продукты по карточкам… — Да, даже. Мы ведь всё это пережили, почти, с небольшими отличиями. Ты, наверняка, смотрела статьи Ирис и сама в курсе. Просто… Чем больше я тебя знаю, тем больше мне хочется, чтобы мы были знакомы с детства. — Здесь или там? — По большому счёту, всё равно. Это как у Успенского: быть принцем так же хорошо, как и не быть принцем. — А Осока? Здесь ты бы с ней не встретился. Я пожал плечами: — Мне кажется, всё равно встретился бы. Привела же её Сила на планету, где я вот-вот должен был загнуться от анафилактического шока? И сюда бы привела. Может, даже раньше, во время войны. Или сразу после. — Лучше во время. Вместе с наставником, — сказала Падме, глядя куда-то вдаль. —Тогда и для депутата Авериной нашлось бы место романтике… — Наверняка. — Я была бы совсем не против. — Ой, зря мы завели эту тему, сестра, — спохватился я. — Вот приснится сегодня ночью пара месяцев другой жизни, будем знать, как мечтать. — Человек тем и отличается от прочих тварей, что мечтать умеет. Земным мудрецом сказано, между прочим. Не волнуйся, чтобы не было снов, я тебе вечером покажу ещё немного своей памяти. — Спасибо, будет весьма кстати, — кивнул я. Действительно, «показ картинок» приводил к тому, что спал я глубоко и без сновидений, неважно, сестрица ли делилась со мной воспоминаниями, или я с ней. После сеансов телепатии Падме и сама с удовольствием засыпала, хотя обычно её компьютерное сознание крайне редко нуждается в отдыхе. Однажды, пару лет назад, это привело к удивительному побочному эффекту, но, как говорится, то совсем другая история. — А что, всё-таки, за тёмная история твоего знакомства с Айлой? — решил я воспользоваться удобным моментом. — В кино этого не показали. — Что-что, кошелёк она у меня свистнула, — с неохотой объяснила Падме. — Она изображала воровку, пришлось демонстрировать местным квалификацию, «общипать нездешнюю лохушку». — Так вы из-за этого остались без денег?? — Нет, конечно. У меня тоже были только республиканские, Уотто их брать отказался. Кстати, Айла мне всё вернула. Забралась в дом на рассвете перед гонками, отдала и извинилась. Сказала, что не хотела грабить республиканцев. — То есть, ты так и не узнала, что она падаван? — Нет, тогда нет. Потом, на Корусанте, столкнулись. Вообще, если бы не её длительные командировки под прикрытием, мы с ней подружились бы так же, как Осока и Рийо. — Думаешь? — Уверена. Мы и так общались при любой возможности. Так, всё иди в зал, я тебя тут подожду. Трагическую начальную сцену Второго Эпизода Падме оставила без комментариев. В самом деле, что тут ещё говорить? Молчала она и всю сцену совещания у канцлера, до заключительной прочувствованной фразы Палпатина: «Мысль потерять Вас – нестерпима.» «Да уж, — горестно вздохнула моя сестрица, — без меня бы он вряд ли заполучил Анакина в последователи.» Я эхом повторил её вздох. Спорить с этим было бы глупо. Гораздо больше меня интересовали следующие события, в пентхаусе башни «Республика 500». — Всё так и было? — спросил я кузину. «Примерно так, — откликнулась она. — Не очень красивая вышла сцена. Я буквально не знала, куда себя деть. Поэтому так позорно ретировалась.» — Ты действительно звала его Эни? «Ани, — слегка в нос произнесла кузина, точь-в-точь, как Кеноби. — На самом деле, нет. Здесь из разговора выпала одна существенная фраза. «Я уже вырос из этого имени», сказал он. И чуть позже, когда я упомянула Татуин, он так, знаешь, весь напрягся. Я поняла, что ему не нравится, и больше так не называла. Только полным именем.» Некоторое время смотрели молча. Лишь в эпизоде у входа в клуб «Иноземец», где Кеноби заметил, что когда-нибудь Анакин послужит причиной его гибели, Падме едва слышно прошептала: «Надеюсь, этого никогда не случится.» Чуть позже я не удержался от вопроса, беспокоившего меня с первого просмотра: — Сестра, как думаешь, вот это была Минкс, гадалка? «Несомненно. Девушки у твилеков редко бывают полненькие. И та её подруга… Запомни, потом расскажу. Хотя, лучше б тебе спросить Айлу.» Я хотел кивнуть, но вовремя сдержался. Падме ведь не увидит, а камера качнётся, мешая ей смотреть на экран. «Вот, значит, как это готовилось», — с неудовольствием произнесла кузина, выслушав беседу Анакина с канцлером. — Ты веришь в эту версию? А я вот что-то нет. Из того, что я знаю от вас с Осокой, непохоже, чтобы твой муж был подхалимом. «Он и не был, за одним исключением. Палпатин так его обаял…» — Падме не договорила. — Тебя ловко убрали из столицы, подставив этого дурачка Бинкса. «И не говори. Я никогда бы не поддержала диктаторские полномочия для канцлера, тем более, не внесла бы такой законопроект.» — Так, а вот здесь… «Ш-ш, тише. Слушай.» И снова молчание и вздох. Я не стал больше задавать вопросов, сам сообразил, что разговор в спальне передан именно так, как и происходил в действительности. Когда же план сменился, сказал совсем другое: — Не знал, что к этому платью был платок и такой… «Кокошник, так и называй. Эти наряды придумала моя мама, себе, мне и Соле. Я и не знала, откуда взялась идея, поняла только тогда, когда на Землю слетала.» — Должно быть, она сильно скучала по родине. «Вероятно. Во всяком случае, скрывала очень тщательно. Помню, она одно время плела кружева, специально к мастерицам летала учиться. Вот, обрати внимание, тут шаль не совсем такая, а настоящую она целиком вязала сама. Так, всё. Не болтаем, и так целую сцену мимо ушей пропустили.» — А ты не пишешь видео? «Конечно, пишу! — фыркнула Падме. — Раз уж мы с тобой такие кумушки-болтушки. Да и нашим будет интересно, когда вернёмся.» Если вернёмся, хотел поправить я, да не стал. Оптимизм сестры внушал надежду и мне. Правильно. Выбрались же из подобного безобразия один раз? Выберемся и второй. «Как-то они всё скомкали, — недовольно говорила кузина, наблюдая последующие сцены. — Ощущение, что вырван из разговора кусок, а остальное вырезали. — Хронометраж не позволил, может быть? Оставили, наверное, самое важное? «Не всё. Как тебе объяснить… Забудь ненадолго, что это касается меня. Излагаются факты про героя, показаны его переживания, он сам о них говорит. Затем – факты про героиню, но её эмоций почти нет, понимаешь? Всё, обрыв. А я тогда находилась в весьма спутанных чувствах.» — А-а, так дальше всё будет, смотри. «Да нет же. Это другой день, тут я взяла себя в руки… почти взяла, не сопи так укоризненно. Трудно устоять, когда тебя столь активно провоцируют на ответ.» — Чуть позже будет один разговор… Вот, здесь. Кстати, эта причёска, почему ты больше её не используешь? «Буду, раз нравится. Погоди… О, ну, зачем было прихватывать эти глупости?? Пустая болтовня. Самое важное дальше…» — Вот это, о диктатуре. «Точно. Я тогда не поверила своим ушам, не придала значения. А напрасно.» — Да, переубеждать надо было ещё тогда, пока могла. «Увы… М-м, а падение было разыграно как по нотам. Перепугал он меня жутко. Может, тогда между нами и рухнул последний барьер. Всё дальнейшее было уже всерьёз.» — За ужином и после, у камина? «Да. И это здесь есть тоже? Ох, ну, что за манера давать две сюжетные линии в нарезку?» — Наверное, режиссёр считал, что так динамичнее. «Сказала бы я ему…» — Не обижайся, сестра, но, по-моему, этим потрясающим платьем уже ты провоцировала его. Хотя розовое, у озера, тоже было, хм… «У озера было жарко, вообще-то… Ладно. Ладно. Может, и да. Немножко. Я хотела перехватить инициативу, и получилось. Ты сам слышал, мы тогда пришли к решению. Если бы не арена, не начало войны, всё могло пойти иначе.» — А старый павиан хотел, чтобы пошло именно так. И ловко жонглировал всеми. Вторую половину фильма мы досмотрели, сказав друг другу от силы десяток слов. Слишком много трагизма было в нём, а под конец события ещё и понеслись в бешеном темпе. И хотелось обсудить что-то, да некогда было.. Надо отдать должное режиссёру, настроение он создавал великолепно, и в напряжении зрителя держать умел. Не дожидаясь конца титров, я встал и под торжественную финальную мелодию направился к выходу. Падме ждала меня на улице, у дверей. Она просто просунула руку мне под локоть и так, не проронив ни слова, некоторое время шла рядом. — Скажи, сестра… Ты была счастлива тогда? — спросил я тихо. — Пожалуй, да. Несмотря на войну, несмотря на всё, счастлива. Только продлилось это слишком недолго. Поначалу всё шло неплохо. Посвящение в рыцари… Ученица… Он буквально расцвёл тогда… Она рассказывала, то медленно и задумчиво, то с улыбкой, а то и с внезапной болью в голосе, а я слушал, боясь спугнуть удачу. Падме никогда ещё столько не говорила о муже, да я старался и не спрашивать, понимая, насколько болезненными могут быть для неё воспоминания. Только сейчас, спустя шесть лет после знакомства, я начал понимать, какая это была любовь, насколько сложные события нанизывались на неё, как на стержень. Политика, продолжением которой является война, крупные и мелкие интриги, Орден, Оби-Ван и Осока, конечно же, друзья и недруги самой Падме. Голова от всего этого шла кругом. — С чего начинается третий фильм? — неожиданно спросила кузина. — Нападение на Корусант. Вернее, бой на орбите, когда они прорывались, чтобы освободить Палпатина. — Не похищение, а именно это? Хм. С каждым фильмом выбор момента начала становится всё более странным. — Уверена, что хочешь увидеть и этот фильм тоже? — Алекс, это всего лишь кино. Не драматизируй. Я летала с тобой на Мустафар, где всё это происходило в действительности, и ничего, нормально. Так неужели же экранная драма сможет причинить мне моральную травму? — С учётом того, как ты держалась на арене, наверное, нет. Я и не подозревал, что сестра у меня настоящий боец. — Вот-вот. Короче, я собралась, готова, и времени остаётся только-только вернуться к кинотеатру. Идём. — Как угодно Твоему Величеству. Кстати. А где твои летающие «мобильные доспехи»? — Да вот, над этим сквером подвешены, прямо над верхушками стол… — Падме вдруг резко остановилась. — Ты это видел, брат? — Тот парень? Да, мне тоже показалось, что он посмотрел вверх. — А потом обогнул тень от корабля. Если бы тот сейчас отбрасывал тень. — Латентный фосер? — Почему нет? Смотри-ка, а он и его компания идут смотреть то же, что и мы. Вот сама Сила и определила, с кем мне знакомиться.