Папу выбираю я!

— Чуть отступи назад, а руку вот так, — Платон встал за спиной у мальчишки, слегка надавил на плечи, вынуждая расслабить мышцы. — Вот так, кулак — продолжение руки. А теперь от бедра! Бей! В удар Толик вложил всю имеющуюся у него силу, и тяжёлая груша качнулась в сторону. Такой точный удар получился у него впервые, и подросток едва не подпрыгнула от радости. Впрочем, скрыть ее все же не удалось, потому как стоящий рядом Платон улыбнулся. — Молодец. Ну что, ещё раз? Васюк кивнул и, не дожидаясь команды, принялся молотить по груше, вымещая напряжение и проблемы, накопившиеся за последние недели. — Я тебя понимаю, — без предисловий начал Быковский, пристально наблюдая за тем, как Анатолий с остервенением молотит по спортивному снаряду. — Ты ещё не привык к новому статусу, не знаешь, что такое семья. Пугает новое, вот и ерепенишься. Мальчик остановился слишком резко, отчего вернувшаяся на место груша ощутимо врезалась в его плечо. — Ты чё психолог? Капитан Быковский ему не то, чтобы нравился, но чувство симпатии, пока небольшое, все же вызывал. С ним было просто, несмотря на разницу в возрасте Платон общался с ним на равных. Но Толик не был готов к тому, что к нему будут лезть в душу. — Да упаси Господь, — вскинул руки Платон, — я был на твоём месте. Мальчишка недоверчиво прищурился. Годы жизни в детдоме отучили его доверять людям, особенно незнакомым. И в данный момент он почувствовал что-то отдаленно напоминающее неприязнь к Быковскому, который так хорошо начал общение и вдруг такая банальщина. Сейчас тоже начнет «лечить». — Я сам детдомовский, — шумно выдохнул Платон. — Ты? — удивлённо захлопал глазами Толик. — Неожиданно, да? — парень стянул с себя перчатки и швырнул их на стоящую неподалеку спортивную сумку. — Мама умерла при родах, отец ушел, когда мне не было и года. Воспитывал меня дед. Было видно, что слова капитану даются с трудом, он даже смотрел куда-то в сторону, но упрямо продолжал рассказ. В его окружении эту историю знали от силы человека два-три, и он сам не особо понимал, с чего вдруг решил поделиться ею с незнакомым пареньком. — В семь лет я потерял и его, а заодно и все, что меня связывало с привычной жизнью. Все, кроме этих часов. Анатолий моргнул и уставился на часы, которые его собеседник задумчиво вертел в руках. Он обратил на них внимание ещё пару дней назад, во время их первой встречи. Тогда мальчик еще удивился тому, что вместо того, чтобы сверять время на дорогом смартфоне капитан поглядывал на явно не новенький циферблат. — Ты же отказник? Васюк молча кивнул в ответ. — Значит, рос в детдоме, а я попал туда в сознательном возрасте. Представь, каково это. Подросток снова кивнул. Таких историй он видел немало, и ни одна из них не закончилась хэппи-эндом. Во всяком случае, на его памяти. Обычно усыновляют малышей, взрослые же, как правило, никому не нужны, потому что их сложнее переделать, заставить жить на новый лад. — Мне повезло, — тем временем продолжал Платон, — в тринадцать лет меня усыновили. И, надо признаться, я был не самым лучшим подарком. Да что скрывать, я вообще не был подарком. Тогда я казался себе бунтарем, сейчас же, оглядываясь назад, мне до сих пор стыдно за своё поведение. — И что тебя изменило? Толик и сам не заметил, когда он успел подойти к Быковскому и присесть с ним рядом. — Я увидел, как плачет мама, — на этих словах Платон сжал кулаки с такой силой, что на руках выступили вены. — Родственники советовали ей вернуть меня обратно, а она отказалась. Плакала и отказывалась. Толь, — молодой человек повернулся к мальчику и заглянул в его глаза, — я не хочу, чтобы Полина плакала. Повисла пауза. В полнейшей тишине было слышно, как отсчитывают убегающие секунды часы, которые капитан сжимал в руках. — Я тоже не хочу, — робко произнес мальчик, старательно отводя глаза, — она и не плакала. — Так ты ж ещё не старался, слава Богу, — усмехнулся Платон, а потом вдруг стал серьезным. — Смотри у меня! Голову открутить я тоже могу. Васюк прищурился, словно оценивая, в силах ли Быковский выполнить свою угрозу или же блефует. Плотно сжатые губы, сведенные брови и тяжёлый взгляд говорили, что может. Причем, не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. В голове мелькнула догадка. — Тебе нравится Полина? Молодой человек смущенно кашлянул и поспешно поднялся на ноги. — Ты сюда тренироваться пришел или языком чесать? — Значит, нравится, — с улыбкой повторил Васюк, уже не спрашивая, а утверждая. Платону стало казаться, что у мальчика это привычный стиль общения. Полина, наверное, уже раз в двадцатый за последние полчаса отвлеклась от экрана и кинула обеспокоенный взгляд в сторону своего подопечного. Весь вечер мальчик был задумчив и молчалив. Васюк, конечно, никогда не отличался излишней болтливостью, но сегодня это было что-то другое. Мальчик вяло ковырялся в мороженном в кафе, куда они заглянули в ожидании фильма, потом также, будто бы через силу играл в свой любимый аэрохоккей с Крестовским. И если поначалу девушка списала подобное поведение на неловкость, то теперь сильно сомневалась в правильности своих выводов. Полина ощутимо вздрогнула, когда на ее колено опустилась чья-то рука. Она даже дёрнулась, приготовившись лишить данной части тела наглеца, рискнувшего прикоснуться к ней, но, к счастью, вовремя вспомнила, что сидит между Толиком и Иваном. Девушка медленно обернулась, встречаясь взглядом с майором. Тот не отрываясь, смотрел ей в глаза. Крестовский не произнес ни единого слова, только вопросительно изогнул бровь и кивнул ей за спину, туда, где сидел Васюк. За время совместной работы Полина научилась без слов понимать молчаливого напарника, вот и сейчас лишь пожала плечами, давая понять, что она и сама не понимает, что именно ее так тревожит в поведении мальчика. — Ты как? Иван перегнулся через Синельникову, и ее тут же окутал терпкий древесный аромат его одеколона. Приятный, волнующий запах, от которого мурашки по коже. Полина настолько погрузилась в свои ощущения, что даже не расслышала ответа подростка. Очнулась только тогда, когда Иван сжал ее ладошку и потянул за собой, вынуждая встать. — Что? — удивлено моргнула красавица, — куда? — У него голова болит. Дважды повторять не пришлось. Полина поспешно поднялась со своего места и дёрнула Анатолия за рукав ветровки. — Толь, поехали домой. После несчастного случая с той злополучной гранатой, контузией и сложнейшими операциями у подростка периодически случались приступы головной боли, и каждый чертов раз, видя страдания мальчика, Поля закусывала губу в приступе собственного бессилия. В такие моменты она готова была отдать все на свете, даже поменяться с ним местами, лишь бы он перестал страдать. — Может, в больницу? — Крестовский заглянул в зеркало заднего вида, а потом перевел взгляд на сидящую на пассажирском сидении девушку. Но Синельникова не успела открыть рта. — Не надо в больницу! — подросток на заднем сидении подскочил на месте и с силой вцепился в подголовник Синельниковой. — Полина, я не хочу в больницу, пожалуйста. Он принял мученическое выражение лица. Подбородок задрожал, а в глазах застыл испуг. Так случалось каждый раз, когда им предстояло пройти очередное обследование. — Ваня прав. — Полина, пожалуйста. Я полежу, отдохну, и все пройдет. Пожалуйста… Синельникова бросила умоляющий взгляд на Ивана, но тот молчал, пристально смотря на дорогу. — Хорошо. Мужчина приоткрыл дверь в комнату и в нерешительности застыл на пороге. На прикроватной тумбочке горел ночник, освещая лишь часть помещения, делая его загадочным и уютным. Полина же обнаружилась сидящей на кровати. Девушка ласково перебирала прядки волос Васюка, чья голова покоилась на ее коленях. У Ивана возникло чувство дежавю. Помнится, пару дней назад он уже был свидетелем подобного проявления заботы, только тогда на месте мальчика был такой же довольный жизнью капитан Быковский. Иван с силой сжал стакан с водой, когда вдруг осознал, что и сам бы не прочь оказаться на месте кого-нибудь из них, даже если для этого придется немного пострадать. Как так получилось, что девушка вызвала в нем такой интерес впервые за последнее время, майор не понимал. Синельникова не только незаметно проникла в его мысли, но и прочно там обосновалась. И вряд ли получится ее оттуда выгнать, да и не особо хочется, если честно. — Спасибо, Вань, — Полина кивнула на стакан воды, который он все ещё сжимал в руке. Крестовский встрепенулся, стряхивая с себя оцепенение и, подойдя ближе, протянул девушке воду и упаковку с таблетками. — Может, всё-таки врача? Анатолий резко вскинул голову, одаривая мужчину злобным взглядом, и сквозь зубы процедил: — Не надо, сейчас все пройдет, — а потом взгляд мальчика стал умоляющим, и он обернулся к Синельниковой, — Полина, ты же посидишь со мной? Блондинка утвердительно кивнула, но почти сразу же вспомнила — они не одни, и правил гостеприимства никто ещё не отменял. Не напоить Крестовского чаем второй раз за две недели — это просто свинство с ее стороны. Тем более, вечер должен закончиться на позитивной ноте, во всяком случае, ей этого очень хочется. Она как раз собиралась объяснить это мальчику, как ее опередил Иван. Он мельком взглянул на часы, а потом перевел взгляд на нее. — Полин, уже поздно, я поеду. — А… — девушка попыталась встать, но недовольно заворчавший Васюк вернул ее на место, — может… — У меня завтра смена с утра, — извиняющимся тоном произнес майор. — Но… — Как-нибудь в следующий раз, — едва заметно улыбнулся Крестовский. В том, что будет ещё один раз, он начинал сомневаться. И виной тому не стечение обстоятельств и не судьба, а конкретный подросток, которому он, Иван, отчего-то пришелся не по душе, и который несомненно станет проказничать и дальше, если только, конечно, с ним не поговорить. По-мужски так, обстоятельно, без свидетелей и ведома Полины. И делать это лучше не сейчас, когда мальчик уже еле сдерживает победный вопль, абсолютно забыв про головную боль. — Выздоравливай. — Спасибо, — Васюк расплылся в улыбке, даже не подозревая, что его коварный план давно раскрыт, и ему ещё предстоит серьезный разговор с хмурым майором Крестовским. А пока можно было расслабиться и радоваться своей пусть и маленькой, но все же победе.