Глава 1. Дрожащий лес.
15 августа 2017 г. в 00:05
В последний вечер пребывания почетных гостей из Амбера во Владениях Хаоса был устроен роскошный пир, сопровождаемый балом. Столы ломились от обилия всевозможных яств – от вполне привычных до экзотических, есть которые приходилось с некоторой опаской, слуги с подносами появлялись прямо из стен, заставляя всё еще не привыкших к этому амберитов то и дело вздрагивать, звучала своеобразная, но весьма недурная музыка, извлекаемая из инструментов причудливых форм, привлекательные жительницы Хаоса (особенно если не задаваться вопросом об их истинном обличии) ждали своего приглашения на танец. Выпивка, к слову, здесь тоже была отменного качества.
После торжественной части, заключающейся в том, король Суэйвилл в течение долгой и, как водится, скучноватой речи расписывал надежды Владений Хаоса на установление мирных отношений и плодотворное сотрудничество с Амбером, а Рэндом отвечал в том же духе, пусть и не столь витиевато, состоялась прощальная трапеза, затем же начался бал.
Глядя на всё это торжество, Корвин не мог отделаться от мысли, что в чем-то амбериты и хаоситы были удивительно похожи. Если убрать некоторые странности этого бала, забыть о сюрреалистическом пейзаже за окнами и об огромной мандале, кружащейся на небе, то можно было подумать, что находишься дома. В крайнем случае, в одном из экзотических Отражений. Безусловно, хозяева бала приняли человеческий облик из уважения к гостям, разумеется, постарались всё сделать так, чтобы им было здесь удобно и, насколько это возможно, привычно. Но всё равно: близость детей двух стихий была неоспорима. Впервые Корвин всерьез задумался о том, что Амбер многое перенял у своего прародителя, и это делало его не первичным миром, как всегда считалось, а вторичным. Какая ирония – долгие годы и сам принц, и его братья боролись за трон в изначальном городе городов, потому что быть королем или даже божеством в Отражениях никого уже не устраивало. Но на деле выходило, что сражались они не за прамир. За Высшее Отражение, Отражение-Противоположность исконного. Но, тем не менее, всё-таки Отражение.
Впрочем, теперь это Корвина совершенно не волновало. С претензиями на трон Амбера он уже благополучно распростился и был искренне рад за Рэндома. Где-то даже сочувствовал ему, потому что править Амбером – то еще удовольствие. Хорошо хотя бы война закончилась, а все родственники, впервые после стольких столетий размолвок объединившись, оказывали младшему принцу – нет, теперь уже королю – всяческое покровительство. Единорог, кажется, приняла верное решение, как положить конец всем распрям при дворе Амбера.
Тем не менее, Корвин не верил в том, что они превратятся в семью, где будут царить задушевные отношения и всеобщее доверие. В чем-то амбериты никогда не изменятся. Но война с Хаосом их сплотила, и, надобно сказать, вовремя. За это следовало, пожалуй, лишний раз выпить. Пусть мир в Амбере продлится ровно столько же, сколько будет существовать Исконный Путь.
Если уж на то пошло, у Корвина был свой Путь, вокруг которого он мог, наверное, сотворить свою вселенную – соперницу и Хаосу, и Амберу. Другое дело, что сейчас принц не желал ни вникать в дела своего королевства, ни исследовать возможности своего творения. Усталость, поселившаяся в его душе после конца битвы на границах Владений Хаоса, не прошла за эти дни. Он, чем мог, помогал Рэндому, старательно вводя его в курс дел в Амбере. Но делал это больше из чувства долга, нежели из стремления участвовать в политике. И был крайне благодарен остальным амберитам, которые взяли на себя всё обсуждение предварительных договоренностей с хаоситами о мире.
Всё, что хотелось Корвину, – это уйти. Уйти в путешествие по Отражениям, а может, даже по самому Хаосу. Это обещало быть интересным и захватывающим предприятием, полным опасностей. Именно то, что было ему нужно, чтобы встряхнуть себя. Окончился важный этап жизни амберского принца, но другой запаздывал начаться. Небольшие каникулы не помешают. Но перво-наперво следовало дождаться конца всех официальных мероприятий. Вот Корвин и ждал. В том числе и на этом балу.
Веселиться не было совершенно никакого настроения, но Корвин честно исполнил свой долг, пригласив трех знатных хаоситок станцевать с ним вальс. Две из них были вполне миловидные, третья же была страшненькой даже в человеческом воплощении (какой же она была в своем истинном?). К тому же она надушилась так, что запах преследовал амберского принца еще полвечера. Но дама приходилась близкой родственницей королю Суэйвиллу, потому пришлось вытерпеть ее рядом с собой.
Решив, что трех местных представительниц прекрасного пола с него более чем достаточно и что его долг перед Амбером выполнен, Корвин укрылся в маленьком алькове, украшенном причудливым барельефом, изображающем битву какого-то хаоситского войска против другого. Удостоив его беглым взглядом, принц подумал, что уделит более пристальное внимание искусству Владений как-нибудь в другой раз, и занялся более предпочтительным для себя занятием – дегустацией очередного напитка. Вино из личных запасов Суэйвилла трехсотлетней выдержки, специально для дорогих гостей. Еще бы король Хаоса не суетился – фактически он проиграл эту войну и, если бы не Гроза и вынужденное отступление амберитов, его дела были бы совсем плохи. Впрочем, Корвин был совсем не против мирного соглашения и, кажется, остальные его родственники тоже. Даже Бенедикт, которому эта затянувшаяся война стоила руки.
Из стены напротив вышел очередной слуга. Мерлин что-то рассказывал про так называемые пути, прокладываемые особыми Мастерами во всех домах Хаоса. Забавно будет, если один такой пролегает сквозь этот барельеф и лежит через укрытие, которое выбрал себе Корвин. Хаоситы с детства привыкли к таким путям и хорошо помнили, где какой из них проходит. Для гостей они были внове, и, хотя в качестве мер безопасности покои амберитов снабдили специальными указателями, из-за них уже было несколько происшествий. Так, Блейз, возвращаясь в свои комнаты изрядно набравшимся, шагнул через какую-то картину и чудом не упал в лавовое озеро. Джулиан очутился в спальне какой-то хаоситки, и о дальнейшем история тактично умалчивала. Флора же и вовсе оказалась в какой-то пустыне, где ее по в прямом смысле слова горячим следам разыскал один из приближенных Суэйвилла – по ее рассказам, крайне учтивый и галантный хаосит – и доставил назад во дворец. Не с ним ли она сейчас так завороженно ворковала, начав отсчет новой череде своих поклонников – на этот раз из Владений?
Корвин оглядел зал из своего укрытия. Бенедикт беседовал с рослым уроженцем дома Хендрейков, оба были увлечены разговором. Насколько слышал Корвин, Хендрейки были прирожденными воителями, из их дома был ныне покойный Борель, а потому тему беседы было несложно угадать. Лицо Кейна выражало скуку – он тоже держался поодаль ото всех, небрежно попивая вино. Блейз вальсировал с какой-то дамой, обаятельно ему улыбающейся. Выглядел он вполне довольным. Льовилла выслушивала какою-то супружескую пару хаоситов, вежливо улыбаясь и кивая в нужные моменты. Наверное, никто лучше нее в семье не умел вести себя на светских приемах, поскольку терпение для подобных скучных дел у нее было просто безмерное. Хотя Корвин знал, что принцесса мечтает поскорее вернуться в Ребму. Она редко надолго уезжала из нее и никогда – так далеко.
Фиона и Мерлин о чем-то шептались в углу. Признаться, чем дальше, тем больше рыжеволосая колдунья удивляла Корвина. Он решил, что ее неожиданное сотрудничество – вынужденная мера: Бранд зашел слишком далеко, и лишь общими усилиями стало возможным его остановить. Но после битвы Фиона проявила по отношению к нему, Корвину, редкое участие, которого он не ожидал. Тем более от нее. Кажется, она лучше других, за исключением, быть может, Рэндома поняла, что он пережил в тот бесконечно долгий день.
А теперь она быстро нашла общий язык с Мерлином, и они частенько что-то обсуждали между собой. Корвин, конечно же, предупредил сына о тонкостях отношений в их семье, на что тот с улыбкой ответил, что Владения Хаоса не многим отличаются в этом отношении. Здесь тоже нельзя доверять даже близким родственникам. Особенно близким родственникам. Собственный брат желает ему смерти и видит вечным соперником. Насмешка судьбы – кажется, история повторяется. Корвину оставалось только надеяться, что сын окажется мудрее его. Сколько бы всего удалось избежать, не будь между ним и Эриком этого бесконечного соперничества? А ведь, помнится, Дейрдре его предупреждала, всё пыталась удержать братьев от смертельной вражды. Да только он ее никогда не слушал. Научит ли его история чему-нибудь Мерлина? Хотелось бы. Но через что-то каждый должен пройти сам.
Вспомнил всё-таки. Не стоило этого делать. Сестра, которая могла бы быть сейчас с ними. Сражаясь наравне с мужчинами, она восхитила многих воинов Хаоса. Отряд, которым она командовала, стоял на левом фланге и дважды его пытались сокрушить вражеские наездники на вивернах. Выстояла. Хаоситы, как выяснилось, умеют уважать смелость своих заклятых врагов и чествуют их наравне со своими героями. К Корвину подходили уже представители разных Домов, сражавшихся в той битве, выражали соболезнования. Флора проболталась, и не без зависти, что какой-то художник уже вызвался нарисовать картину, где воплотит поединок Дейрдре с одним из лордов Хаоса, из которого она вышла победительницей. Просил прислать какие-нибудь ее портреты. Но это уже не к нему. В Амбер он вернется не скоро. Он еще не готов снова войти в замок, где многое будет напоминать о сестре. Ведь даже здесь – нет-нет мысли вернутся к ней.
Наверняка на этом балу не было бы отбою от кавалеров, желающих потанцевать с ней. А он бы ревновал про себя, следя за тем, чтобы очередной партнер не слишком прижимал ее к себе в вальсе, и втайне бы любовался ею. Может, один танец она оставила бы ему. Они давно уже не глупые юнцы, которые не умели надеть маски и скрыть на людях, как их тянет друг к другу. И, может, ей бы он рассказал о том, как создавал свой Путь. И даже показал бы его. Может, они бы даже прошли через него вместе. Почему-то Корвину хотелось, чтобы Дейрдре, проходя по Пути, побывала в весеннем Париже и впитала в себя его красоту, волшебство, ароматы. Хотелось, чтобы она ощутила, как уродливые сущности окружали ее брата и смеялись, стараясь внушить, что он не справится. И преодолела то же, что и он, изумившись головокружительному ощущению победы.
Впустил бы ее созданный им Путь? Почему-то принц был уверен, что впустил.
Рука Корвина против воли потянулась к внутреннему карману на богато расшитом сюртуке, где, отдельно от остальной колоды, он хранил Карту любимой сестры. Глупо и бесполезно пытаться вызвать ее. Пытались уже все – и порознь, и одновременно. Гроза давно прошла, Карты уже действуют. Но только ответа не было. Из Бездны не возвращаются, пора это принять.
И всё-таки пальцы невольно погладили изображение, нарисованное искусной кистью Дворкина. Лицо принца оставалось бесстрастным, но глаза с нежностью и болью взглянули на любимые черты. Ну же, ответь. Где бы ты ни была – ответь, сестра.
Рука напрасно старалась ощутить знакомый холодок, возникающий при контакте. Ничего не менялось. Так было вчера, день назад, неделю. Так было и когда, едва придя в себя, он пытался вызвать Дейрдре по Карте еще рядом с пропастью. Фиона говорила, что пробовала сделать это и раньше.
Ответа нет. И – зачем тешить себя пустой надеждой – его не будет уже никогда. Не стоило снова пытаться.
– Корвин, мне так жаль!
Внезапно раздавшийся рядом голос Флоры заставил его вздрогнуть. Плохо, слишком ушел в свои мысли и позволил своей ненаглядной родственнице увидеть свою слабость. О ней, правда, и так все знают. Но показывать лишний раз нельзя. Признаться, Флора – последняя, с кем сейчас хотелось бы говорить.
Досадно, что она этого как раз и не понимала.
– Как вернемся в Амбер, обязательно организуем торжественные похороны, – продолжала Флора. – Корвин, ты должен написать о Дейрдре балладу! Я слышала, солдаты ее полка уже поют о ней какую-то песню, но она, на мой взгляд, слишком простенькая и не соответствует прославлению принцессы. Ты же сможешь написать поэму, которая останется в веках и…
Дальше Корвин не слушал. Пришлось взять себя в руки, чтобы не раздавить хрупкий бокал с вином, который он на свою беду взял с подноса. Флора, вот зачем тыкаешь в рану, которая не то что не зажила, которая еще кровоточит? Вы же с Дейрдре терпеть друг друга не могли. Вы были слишком разные. Ты не понимала, как можно мастерски владеть отнюдь не женским оружием – боевым топором, и при этом уметь очаровывать своей красотой и грацией. Дейрдре же не понимала твои бесконечные любовные интрижки, хотя, захоти она, у ее ног были бы десятки поклонников. Вы всегда были соперницами. Так чего вдруг ты разыгрываешь такое горе? Хочешь пощеголять на похоронах в траурном платье и, осторожно поднося раз за разом платок к глазам, чтобы не испортить макияж, привлечь своим участием очередную жертву твоей любвеобильной натуры? У Дейрдре хватило бы такта промолчать, если на самом деле она не испытывала горя.
– Непременно напишу, – проговорил амберский принц, убирая Карту назад во внутренний карман. – Что-нибудь еще, Флора? Тебя не заревнует ли вон тот господин в красном мундире?
– Ему полезно, он слишком много о себе возомнил, – отмахнулась Флора, взяв Корвина за локоть. – Конечно, должна заметить, что хаоситы галантные и обходительные, а это умение изменять внешность придает им особого шарма… – она осеклась, увидев, что собеседник ее уже не слушает. – Но их тоже следует держать на коротком поводке, потому пусть видит, что я не нуждаюсь в его компании и прекрасно провожу время с любимым братом.
«Который отнюдь не прекрасно вынужден проводить его с тобой», – подумал Корвин, но промолчал. Флора, однако, иногда бывала на удивление чуткой к настроению собеседника – иначе бы не собрала целый букет ухажеров, которыми вертела, как хотела.
– Корвин, ты думаешь, что всё это напускное. Мы с Дейрдре никогда не были любящими сестрами, но мне больно видеть, как ты страдаешь. Я уже говорила, что ты мне всегда был ближе остальных братьев…
Амберский принц осторожно высвободил свою руку и наклонился к Флоре.
– Давай поступим следующим образом. Я сделаю вид, что растроган и поверил тебе, ты же можешь считать свой сестринский долг выполненным. И мы оба воссоединимся со своими спутниками. Ты – с тем изнывающим от ревности хаоситом, который в порыве чувств вот-вот отрастит рога, я – с этой прекрасной бутылкой красного вина.
Флора, кажется, собиралась смертельно обидеться, но тут, к счастью Корвина, к нему пришло спасение.
– Разрешите, дорогая тетушка, пригласить вас на танец?
Перед ними возник Мерлин, с поклоном предлагая Флоре руку. Умный у него всё-таки сын. Флора растаяла:
– Конечно же, разрешаю, дорогой племянник. Ах, Корвин! – она оглянулась на брата. – Как твой сын на тебя похож! Ну вылитая копия!
С легким жеманством приняв руку кавалера, она позволила проводить себя в зал, где уже кружились другие пары. Мерлин успел очаровать даже ее и за несколько дней стал любимым племянником. Корвин надеялся, что проблем это ему не принесет. Разве что придется выслушивать бесконечные сплетни, собранные Флорой со всего Амбера. А вскоре, может, и со всего Хаоса.
– Мерлин хочет поехать с нами в Амбер, – рядом появилась Фиона, не давая Корвину снова погрузиться в свои мысли. – Он уже говорил об этом с тобой?
Принц кивнул.
– Да, ему хотелось бы познакомиться с родственниками с моей стороны. Надеюсь, узнав нашу семейку получше, он не убежит сломя голову назад во Владения Хаоса.
Колдунья улыбнулась и изящными пальчиками взяла бокал с подноса услужливого слуги, как раз появившегося прямо из-за стены сбоку.
– Не думаю, – возразила она. – Помимо наших родственников, у него есть и другие интересы. Твой сын – талантливый молодой колдун, нам с ним есть что обсудить. Он очень заинтересовался Путем, магией Дворкина. Уверяю, в Амбере он не заскучает.
– Главное, чтобы не влез в какие-нибудь интриги.
– Мерлин для этого еще не так искушен.
– Этого-то и боюсь.
Фиона снова улыбнулась.
– Но он не так-то прост, как кажется.
Это хорошо. Корвина настораживал чрезмерный интерес Фионы к его сыну. У рыжеволосой колдуньи всегда были свои цели, и она ничего не делала просто из доброты душевной. Потому следует задаться вопросом: чем Мерлин ей интересен? Колдовство, сказала она. Очень может быть, что у него она хочет узнать о новых способах творить магию. Пожалуй, сделка вполне себе выгодная, главное, самому Мерлину быть начеку. Стоит, наверное, еще раз поговорить с ним перед отъездом.
Корвин испытывал по отношению к сыну, которого знал чуть больше недели, странные чувства. Несомненно, были здесь и забота, и чувство вины, которая была, впрочем, совершенно не к месту, потому что Дара предпочла скрыть существование ребенка от него. А еще Корвин чувствовал, что Мерлин на него похож – это словно он сам, но только много, много веков назад. Еще слишком искренен, добродушен, импульсивен, еще не отравлен спасительной циничностью. С одной стороны, хотелось уберечь юношу от всех потрясений, через которые ему придется пройти в Амбере, которые будут его ломать, пока либо не сломают, либо не закалят, как сталь, хотелось сохранить эту чистоту, неиспорченность. Точно спасти какую-то часть себя, уже давно забытую, похороненную в глубинах души. С другой – хотелось, чтобы он поскорее надел на себя чешую подозрительности и отчужденности, отрастил зубы и когти, чтобы уметь защитить себя в кругу своей родни.
И то, и другое – из любви к сыну. И что было лучше для Мерлина – Корвин не знал. Более того – чувствуя внутри, что сын нуждается в нем, что ему хотелось бы наконец обрести отца, принц понимал, что пока ничего не может ему дать. Любя своего ребенка – Корвин не ощущал себя отцом.
Он сам лишь недавно открыл для себя истины, которые долгое время ускользали от него. Понял, что веками гонялся за призраками, истратил себя на ненависть, интриги и вражду. И сейчас чувствовал себя опустошенным. Не мог найти силы снова начать куда-то двигаться, не видел пока перед собой новой цели – потому и хотел, чтобы сама судьба – Единорог, Змей или кто-то еще – подсказали ему путь. Какой из него отец, какой помощник сыну? Корвину оставалось только надеяться, что Мерлин мудрее его, что он поймет и простит.
А потому единственное, что он мог сделать для него, – предостеречь.
– А ты? Вернешься в Амбер? – кажется, Фионе пришлось повторить свой вопрос, поскольку ее брат опять унесся куда-то в своих мыслях. Вечер явно не задался, а ведь Корвин даже еще не был пьян.
– Нет, планирую постранствовать по Владениям Хаоса. Вы с Рэндомом отлично справитесь и без меня.
Легкая улыбка, которую попробуй еще истолкуй.
– Корвин, я давно хотела поговорить с тобой о твоем Пути.
Не стоило рассказывать такой могущественной противнице, как Фиона, об этом тузе в рукаве. С другой стороны, выбора тогда, у границы Владений, особенного и не было – они тогда еще не знали, удалось отцу починить Исконный Путь или он потерпел поражение. А если кто из их семьи и разбирался во всех этих хитросплетениях, на которых строилось мироздание, так это дети Клариссы. И прежде всего Фиона. Признаться, Корвин сам опасался своего творения, поскольку не понимал его и не знал, чего от него ожидать. Совет рыжеволосой колдуньи мог оказаться весьма кстати, потому стоило быть с ней честным. Разумеется, до некоторой степени.
– Я весь внимание, – ответил он.
– Я всё думаю, смог ли кто-нибудь из нас сделать что-либо подобное, – задумчиво проговорила колдунья.
Признаться, такого начала разговора он несколько не ожидал. Но пока можно проследовать по задаваемому колдуньей течению беседы и посмотреть, куда она постарается ее завести.
– Вот уж чего не знаю и, признаться, не хотел бы проверять. Я и сам решился больше от отчаяния. Бранд смутил меня, утверждая, что отец погиб, не добившись успеха. Не уверен, что у меня вышло бы всё повторить. Это было форменным безумством, – Корвин усмехнулся. – Наверное, потому у меня всё и получилось. Я действовал на какой-то интуиции. Как бы то ни было, теперь есть еще один Путь.
– Хотелось бы на него глянуть, и не из праздного любопытства.
А вот это уже интереснее.
– Я уже говорила тебе, что такого прежде не случалось, – продолжала Фиона.
– А еще говорила, что Вселенная может развалиться. Но пока она стоит крепко, – заметил Корвин, делая пару глотков из своего бокала.
– Это еще ничего не значит, – возразила колдунья. – Иногда разрушение мгновенно, иногда набирает силу годами и столетиями. Кроме того, с момента нашего разговора я узнала много нового. Мерлин утверждает, что у них во Владениях есть свой Путь, называемый Логрусом. Эти два столпа бытия делят мироздание на Хаос и Порядок. Но что будет, если туда вклинится нечто третье – это разве что Дворкин может предугадать. От новых возможностей до угрозы обеим силам.
– Наверное, по возвращении в Амбер поспешишь поговорить с ним.
– Раз не застала его здесь. Но нам может понадобиться непосредственный контакт с твоим Путем. Нужно изучать твое творение, чтобы иметь возможность что-то предсказывать. Расскажешь, где он расположен? Можно тогда попробовать перейти туда по Карте. Мерлин умеет рисовать отличные Карты.
Умеет рисовать Карты? Как Дворкин, как Бранд? Занятные вещи узнаешь о собственном сыне. И становится даже стыдно. Сестра знает о нем больше, чем он сам. И это порождает новые сомнения и подозрения. Зачем Фионе это нужно? Только ли исследовательский интерес? Только ли опасения за сохранность Амбера? Или ей интересны как раз «новые возможности», новое могущество, которые может дать Путь?
Разумно ли отдавать свое детище в руки ненаглядных родственников, которые к его возвращению могут превратить его в свое орудие? Мерлину Путь доверить можно, но Фионе? Правда, нет никакой гарантии, что рано или поздно она не выпытает из него всё, что нужно. Ну а что теряет он, Корвин? Всё равно сейчас он своим Путем заниматься не то что не хочет – просто не может. А если Фиона права в своих опасениях, то лучше, чтобы его творение было под постоянным наблюдением. Конечно, это риск. Но не это ли второе название его жизни?
– Хорошо, я опишу тебе место, чтобы вы с Мерлином смогли найти его по Карте.
Стареешь, Корвин. Или всё произошедшее переломало тебя так, что утратил не только вкус к жизни и огонек в душе, но и умение вести свою игру? Не пожалеешь ли, собственноручно выкладывая на стол свой, возможно, главный козырь? Прежний Корвин никогда бы такое не сделал.
Прежний, да. Но не этот, который прячется сейчас в алькове, теребя в руках очередной бокал и даже не чувствуя вкуса трехсотлетнего вина из личных запасов короля Хаоса. Нынешний Корвин еще сам не может понять, кем же он стал.
Кажется, даже Фиона слегка удивилась, что так легко смогла добиться столь важных сведений. По крайней мере, на мгновение ее лицо сделалось озадаченным. Затем же оно приняло выражение, которое Корвин затруднился бы разгадать.
– Мерлин опускался в Бездну с наездниками на вивернах. Ниже внешнего течения, насколько можно было спуститься без риска для жизни. По ней периодически прокатываются волны Хаоса, поднимаясь из самого дна, стирая всё на своем пути. Обыскивали стены, искали уступы.
Зачем она это ему говорит? Если бы нашли хоть какую-то зацепочку – сообщили бы ему уже давно. Или не сообщали бы вообще, сохранив такую нужную информацию, чтобы потом дергать его за все ниточки. Не понимая намерений сестры, Корвин молчал, ожидая продолжения.
– Ничего не нашли. Но о Бездне ходят странные слухи, брат. Даже хаоситы не знают всех ее свойств, – на губах Фионы мелькнула легкая усмешка. – Лучше сказать, они почти ничего о ней не знают. Это не глубокая пропасть, это нечто совсем другое. Непознанная еще сила. Не удивлюсь, если именно оттуда возник и сам Хаос.
– Иными словами, лучше гробницы не найти, – Корвин не удержался от иронии. – Возвращение к изначальному. Как символично.
Замолчав, Фиона устремила на него внимательный взгляд. Понимала, прекрасно понимала, почему он сводит всё к циничной шутке.
– Я только хочу заметить, что тел пока никто так и не нашел. И что никто не знает, на что способна Бездна.
– Пытаешься подарить мне надежду?
Незачем играть в игры с этой колдуньей, сейчас она читает его как раскрытую книгу. И он верит, что хоть в этом-то она готова помогать ему бескорыстно. Должно быть, напрасно верит.
– Нет, – качнула головой Фиона, прежде чем поставить бокал на поднос и удалиться в другой конец зала. – Просто ее не отбираю.
***
– Ты уверен, что хочешь отправиться один?
Мерлин внимательно смотрел на отца, на его лице прямым текстом была написана встревоженность. Корвин невесело усмехнулся про себя.
Его сын – смелый и одаренный юноша, таким можно гордиться. Но, видит Единорог, он еще слишком добродушен и порой по-детски наивен. Школа Хаоса, в чем-то более суровая, нежели амберская, закалила его, но так и не научила умению ставить между собой и миром незримую стену. Его пока легко можно было прочитать, хотя, надобно сказать, он оказался довольно непредсказуемым.
Правду сказать, Корвин ожидал с сыном натянутых, холодных отношений. У него со своим-то отцом они не заладились, а ведь Оберон частенько бывал в Амбере, пока подрастали его дети. Вполне очевидно, что и их с Мерлином свяжет нечто похожее, усугубленное тем, что юноша познакомился с ним совсем недавно. Не за что такого отца любить. Однако Мерлин удивил его еще у Бездны, в их первую встречу, когда захотел узнать всю его историю и внимательно слушал, запоминая и пропуская ее через себя. А теперь старался быть к отцу ближе, использовал любую возможность, чтобы провести вместе с ним еще какое-то время.
Они уже ездили на охоту на каких-то адских тварей, напоминающих разом волков и кабанов, Мерлин показывал ему окрестности дворца Суэйвилла, продемонстрировал, как перемещаться по Отражениям из Владений. В отличие от Амбера, здесь это было намного проще, но необходимо было знать ряд тонкостей, иначе путешествие могло закончиться весьма плачевно – падением в пропасть, попаданием внутрь горы или, того хуже, действующего вулкана. Время здесь тоже текло совершенно непривычно, в разных частях Владений совершенно по-своему. Где-то оно совпадало с Амберским, где-то бежало в несколько раз быстрее, а где-то – сильно запаздывало. Всё это было необходимо учитывать.
Мерлин раздобыл для отца, которому оказалась непривычной езда на ящере, отличного жеребца черной масти с роскошной гривой огненного цвета, приученного ходить через Отражения. Своей мощью и размерами конь мог посоперничать с самим Моргенштерном Джулиана, а особенностями его местного происхождения был дым, идущий из ноздрей, и огонь, который он время от времени выдыхал изо рта. Не без некоторого труда, Корвин нашел с жеребцом общий язык. Звали коня Хастл.
Узнав о желании отца попутешествовать по Хаосу, Мерлин не только снабдил его всем необходимым в дорогу, но и вручил карту, которая была магическим образом настроена на мельчайшие изменения во Владениях и каждые несколько часов сама собой корректировалась. Без нее человек, выросший вне Хаоса, рисковал заблудиться в нем навечно. Сын поведал ему о многих примечательных местах Владений, которые следовало посетить, и предупредил об опасностях.
Привыкший во всем подозревать скрытый расчет, Корвин никак не мог понять, чем обязан такой заботе. Почему мальчик столь искренне расспрашивает его об Амбере, об Авалоне, о Земле, о других памятных Отражениях, ловя каждое слово отца? И в то же время Мерлин был очень чуток: знал, когда Корвина лучше оставить в покое, дать ему побыть наедине.
Трудно было поверить в эту искренность, в лишенное корысти участие. Может, Мерлин всего лишь очень умелый актер? Всё-таки он сын Дары, а она-то сумела обвести вокруг своего изящного пальчика даже такого искушенного в интригах человека, как Корвин. Но какое-то чутье, должно быть, внутренняя связь с сыном, подсказывало амберскому принцу, что юноша не обманывает его. Хотя корысть у него Корвин всё же нашел.
Объяснялось всё просто – сын хотел вырваться из Владений, узнать другие Отражения, узнать наконец Амбер, свою вторую родину. Отец был для него билетом туда, хотя Мерлин, тем не менее, был искренне к нему привязан и явно любил.
Когда Корвин это понял, всё встало на свои места, и ему стало намного легче общаться с сыном. Не бывает абсолютно свободных от эгоистических стремлений отношений, так устроено человеческое существо, что оно желает не только отдавать, но и получать. Но в случае если количество даров более или менее совпадает и нет желания вырвать их насильно, то отношения складываются неплохие. И лучше это понимать, чем витать в идеалистических иллюзиях. По крайней мере, так было для Корвина.
Еще его интересовало, что думала Дара о его отношениях с сыном. Верная своему слову больше не встречаться с бывшим возлюбленным, она не показывалась ему на глаза и, кажется, вообще проводила время вдалеке от дворца Суэйвилла. Корвин думал, что вряд ли она в восторге от того, что Мерлин сдружился с ним. Однако это была одна-единственная тема, которой ни отец, ни сын не касались в своих разговорах, даже в рассказе о своих приключениях принц постарался упоминать Дару как можно меньше. Как бы она ни поступила с ним, для Мерлина она была матерью, если сын хочет – разберется сам, а очернять ее в его глазах Корвин никогда не стал бы.
– Может, мне всё-таки немного попутешествовать с тобой?
Не дождавшись ответа от ушедшего в свои мысли отца, Мерлин терпеливо обратился к нему вновь. Корвин покачал головой и, достав из портсигара очередную сигарету, закурил.
– Тебе интересен Амбер, мне – Хаос. Пусть каждый путешествует там, куда его тянет.
– Но Амбер не так опасен, как Владения, – возразил Мерлин.
– А вот здесь ты ошибаешься. С нашими родственничками нужно держать ухо востро. Они, знаешь ли, любят пырнуть брата ножом без предупреждения. Хотя мои сестры уже благоволят тебе. Но будь внимателен. С Фионой особенно, хотя и Флоре не во всем доверяй.
– Я помню, – Мерлин улыбнулся. – И согласен с тобой, что везде свои опасности. Но всё же я немного представляю, с чем столкнусь, а Хаос слишком непредсказуем. Не только своими монстрами, лавовыми озерами и частыми Теневыми бурями. Путешествовать по нему чужаку вдвойне опасно, нежели родившемуся здесь.
Сын говорил разумно. Но сейчас Корвин хотел поступить как угодно, но только не разумно.
– Какой-нибудь еще совет? – он дал понять Мерлину, что его решение не изменилось.
Юноша вздохнул, опять забывая надеть непреложную для амберита маску. Он достал из кармана Колоду и отделил от нее две Карты.
– Если вдруг что-то случится, ты можешь попытаться вызвать меня по Карте, – он протянул отцу свой портрет. – Нарисовал только вчера. Но между Амбером и Владениями очень плохая связь. Поэтому ты можешь переместиться по Карте вот сюда, в это место.
Место на Карте было очень «живописным» – какое-то древнее кладбище с белеющими тут и там надгробными памятниками.
– У нас тобой даже здесь вкусы похожие, – не мог не заметить Корвин. – Я тоже не раз назначал местом встречи свою гробницу.
Мерлин усмехнулся.
– Нет, просто это единственное место во Владениях, где почти никто не бывает, кроме меня. Я не раз играл там ребенком. Теневых бурь там не наблюдается, нет ни пропастей, ни вулканов, ни лавовых потоков. И оттуда легче связаться со мной.
– Учту, – Корвин добавил Карты к своей Колоде. – А у меня к тебе еще один вопрос. Фиона что-то упоминала об аналоге амберского Зеркального коридора в Хаосе.
Мерлин кивнул.
– Дрожащий лес. Обычно он находится вот здесь, – юноша провел пальцем по карте. – Но может смещаться. Разница в том, что Зеркальный коридор, как я понял, возникает по своей собственной прихоти, а в Дрожащий лес может прийти каждый, ища ответы. Но только он смертельно опасен.
– Чем же?
– По нему можно ходить долго, разыскивая того, от кого хочешь получить подсказку. И обычно на твой запрос приходит отклик. Но лес существует в двух мирах. В твоих мыслях и памяти – и одновременно в реальности. И населен он всякими опасными тварями. Разговаривая с населяющими его призраками, ты можешь забрести в самую чащу и стать жертвой виверн, диких кошек и прочих малоприятных монстров. Не говоря уже о том, что он не зря называется Дрожащим. Деревья там точно живые, могут стонать, шептать, трястись, будто пытаются сдвинуться с места. Он оказывает сильное эмоциональное воздействие, потому не советовал бы тебе бродить там подолгу.
– Я запомню.
Он обязательно зайдет туда. Может, лес подскажет ему, куда двигаться дальше?
– У меня для тебя тоже кое-что есть.
С этими словами Корвин протянул сыну сложенный лист бумаги, вырванный из блокнота. На нем на неведомом Мерлину языке были написаны какие-то слова.
– Что это? – юноша удивленно приподнял брови.
– Это по-английски. Один из ключевых языков на Отражении, именуемом Земля. Ты, насколько я понял, хотел бы ее посетить.
– Да, после Амбера.
– Весьма любопытное Отражение и, в отличие от Авалона, оно сохранилось. Если хочешь действительно узнать и понять Землю, тебе стоит там прожить какое-то время, иначе ты останешься для нее мимо проходящим гостем. Выучи английский, в Амбере ты найдешь все необходимые материалы. А потом свяжись с этим человеком, Биллом Ротом. Он хорошо знает меня.
– Так ты меня отправляешь к нему! – воскликнул Мерлин. – Конечно же, я помню, ты рассказывал о том, как он тебе помог.
– Помог, причем совершенно безвозмездно, – проговорил Корвин, делая очередную затяжку. – Признаться, он единственный, кого я могу назвать другом. Знаешь, после пребывания на Земле мое отношение к людям из Отражений сильно изменилось. Потому и настаиваю, чтобы ты прожил там подольше. Попроси Билла, чтобы он помог тебе поступить в какой-нибудь колледж или университет. Тогда ты узнаешь жизнь на Земле изнутри, узнаешь ее жителей.
– Отличная идея, обязательно так и сделаю, – согласился Мерлин. – Это будет небезынтересно.
Чуть помедлив, он добавил.
– А ты так стремишься один постранствовать в Хаосе, потому что тоже хочешь понять его глубже?
Корвин кивнул и бросил окурок в пепельницу.
– Именно.
Не говорить же Мерлину, что, пройдя свою амберскую жизнь до половины, он заблудился в сумрачном лесу. И идет в другой лес искать ответы.
В таком он не признался бы даже сыну.
***
Дрожащий лес встретил Корвина неприветливо. Два виверна, занимающихся тем, что пожирали какое-то копытное существо, вдруг решили, что десерт будет совсем не лишним – и вдвоем атаковали амберита. Безусловно, они недооценили способности и блюда, и его верного коня. Могучий жеребец встал на дыбы и с силою ударил одного виверна в грудь. Существу послабее такой удар проломил бы грудную клетку, однако дальний родственник дракона отделался тем, что полежал в замешательстве полминуты на сером сухом мху, пока Корвин беседовал по душам с его собратом. Разговор шел на повышенных тонах и окончился довольно драматично – Грейсвандир пропела свою песню, снеся виверну голову. Разделаться со вторым зверем, который еще не пришел в себя после удара Хастла, было и того легче. Сегодня вечером будет ужин для каких-нибудь других тварей. Жестокая правда жизни в действии.
Корвин тотчас же забыл об этой небольшой заварушке, поскольку стычки с монстрами в последние несколько дней стали его постоянными упражнениями, позволяющими поддерживать отличную физическую форму. Его больше огорчило, что с опушки вглубь чащи не вели никакие тропинки, потому пришлось спешиться и привязать Хастла к одному из деревьев, напоминающее изможденный постоянными засухами дуб, чья кора вдобавок почернела. Надеясь, что найдет обратный путь, Корвин вошел прямо в чащу, используя Грейсвандир как своеобразное мачете, чтобы расчищать себе путь.
Странности начались спустя неполную сотню шагов. С опушки лес казался единым массивом черных деревьев с мощным подлеском серого цвета. День был в самом разгаре, небо над головой было лиловым, вспышки со стороны ближайшей горы бросали на лес красные отсветы. Однако стоило зайти внутрь, как внезапно наступила ночь. Если бы не свет сразу трех лун над головой, проникающий сквозь лишенные листьев кроны деревьев, то воцарилась бы полная темнота. Подлесок почти полностью исчез, оставшись лишь в виде хрустящего, будто иней, белесого мха под ногами. Деревья стояли друг от друга на некотором расстоянии – черные, уходящие ввысь колонны – засохшие и по всем признакам мертвые. Вот только когда Корвин коснулся одного из стволов, тот зашевелился под его ладонью. По нему пробежала дрожь, из-под корней раздался заунывный стон, ветки заходили из стороны в сторону, по коре будто заструилась рябь и – Корвин готов был поклясться – на мгновение на стволе на пару футов выше земли возникли очертания зубастого рта. Стон теперь исходил уже оттуда, а огромные клыки невольно заставили принца отдернуть руку. В его планы не входило лишиться кисти. Может, Мерлин забыл упомянуть, что лес носит еще название «Кусающегося»? Однако в следующую секунду дерево замерло – и снова стало безжизненным, его оскаленная пасть исчезла. Зато сзади послышался новый полустон-полувой. Обернувшись, Корвин увидел, как пришел в движение другой ствол. Затем следующий – и так поочередно оживали все деревья вокруг.
Пожалуй, Мерлин был прав – зрелище не для слабонервных. Деревья не надвигались на амберского принца, не пытались дотянуться до него своими зубами. Их просто сотрясала дрожь, они издавали крики, то ли жалуясь, то ли пытаясь что-то сказать путнику, забредшему в их царство. Но отсутствие прямой угрозы не делало пребывание в лесу легче – заунывные стоны деревьев, которые могли раздаться откуда угодно, их внезапное оживление – и новое умирание заставляли чувства обостриться до предела, держали в постоянном напряжении, в ожидании внезапного нападения. Корвин рассудил, что если хочет этой ночью спать спокойным и здоровым сном, то задерживаться здесь не стоит. Также небезынтересным оставался вопрос о пути назад – хотя пространство между деревьями позволяло видеть далеко, принц нигде не мог отыскать места, где зашел в лес, не мог различить фигуру привязанного Хастла.
Но если сделал первый шаг – следовало идти до конца. Лес уже продемонстрировал, что не зря носит свое имя и имеет дурную славу, но насколько верно остальное? Есть ли здесь еще что-нибудь интересное, кроме трясущихся стволов, воющих сразу на три луны?
– Ответы, – проговорил Корвин. – Мне нужны ответы.
Он пробирался между деревьями, пару раз чуть не споткнувшись об их корни, которые торчали из земли и начинали извиваться, подобно змеям, когда тот или иной ствол оживал. Пару раз Корвин едва не рубанул их Грейсвандир, но сдержался. Чутье подсказывало ему, что лесу подобное отнюдь не понравится.
Удаляться от опушки не хотелось, тем более что заблудиться в этой чаще, где все деревья похожи друг на друга, да еще растут на одинаковом расстоянии, было легко. Помнил Корвин и о предостережении Мерлина. Но терпеливо ждал, когда лес заговорит с ним.
– Куда мне идти дальше? Чем еще я могу помочь Амберу?
– Помочь Амберу? – вдруг раздался из-за спины чей-то хриплый, хорошо знакомый голос. – После того, как ты предал его?
Корвин резко развернулся – и острие Грейсвандир уперлось в кадык говорящего. Но Эрика это нисколько не смутило. Наоборот, он усмехнулся, даже не удостоив взглядом смертоносное лезвие.
– Ты не убил меня в Амбере и пришел в этот лес, чтобы наверстать упущенное? В таком случае – вперед! Не одному же Кейну носить клеймо братоубийцы.
Признаться, не своего заклятого брата ожидал Корвин встретить здесь. Но, раз уж Эрик первым явился на его зов, следовало поговорить с ним. Клинок убирать принц, однако, не спешил.
– Между нами всё кончено, Эрик, – проговорил он. – Мы оба проиграли. Рэндом стал королем по воле Единорога, и это чертовски мудрый выбор. Ты – мертв, я – жив, вот и разойдемся разными дорогами.
– Слабак!
Эрик точно выплюнул это слово, однако лицо Корвина осталось спокойным.
– Ну же, что дальше? – свободной рукой он сделал знак брату-видению, что можно продолжать.
– Ты жаждал Амбер, хотел вырвать трон из моих рук, надел на себя корону, тебя не остановили даже выжженные глаза! Даже то, что хаоситы уже рвали на части наши земли, всё равно это не остановило твое желание обладать Амбером. И когда ты получил желаемое – ты трусливо убежал, поджав хвост. Я готов был смириться с Корвином, который ненавидел меня и зубами грыз землю, чтобы добраться до трона. Но Корвина-труса, которым ты стал, я презираю!
– Это всё? – невозмутимо спросил Корвин.
– Не пытайся сделать вид, что тебе всё равно. Ты знаешь, что я прав, – Эрик засмеялся. – Я порождение этого леса и в то же время плод твоих мыслей. Я знаю все твои оправдания, все твои метания, мятежный брат. Ты не уверен, что можешь быть Амберу достойным королем, убеждаешь себя, что выбор Единорога правильный и Рэндом станет хорошим правителем. Но на самом деле ты просто испугался ответственности. Драться за власть легче, нежели властвовать. Не так ли?
Корвин огорченно покачал головой.
– Увы, Эрик, ты не сказал мне ничего нового. Если ты порождение моего разума, я и так всё это знаю. Мне же необходима подсказка. Ты свободен.
Он медленно отнял Грейсвандир от горла Эрика и сделал шаг назад.
– От себя не убежишь, Корвин, – проговорило видение, опершись рукой о ближайший ствол. Корвин отметил, что на его прикосновение дерево не отреагировало. – Пусть в твоей памяти отпечатаются мои слова: твой брат-недруг правил Амбером в тяжелые для него времена и погиб, защищая его. А ты бросил наш мир на произвол судьбы, когда ему скоро так нужна будет помощь каждого из нас.
– Помощь? – слово это вырвалось у Корвина помимо воли. Пришлось продолжить. – Амбер сейчас в безопасности, между ним и Хаосом мир. Что ему угрожает?
– Какая разница, если ты будешь от него далеко? – махнув рукой, Эрик скрылся за деревом.
Выругавшись вполголоса, Корвин рванулся вслед за братом, намереваясь устроить ему допрос с пристрастием. Однако стоило ему завернуть за ствол, как к нему с тоскливым воплем, которому бы позавидовали окружающие деревья, любящие постонать, метнулась женская фигура. Только многовековой опыт позволил Корвину совладать со своим оружием и не проткнуть нежданную гостью насквозь.
Девушка же, казалось, даже не заметила, что ее едва не насадили на меч – и бросилась с плачем Корвину на шею.
– Ах, Корвин, я так перепугалась! Оно едва не убило меня! Ты же защитишь меня, брат? – всхлипывала Флора, прижимаясь к нему всем телом, обвив его руками за шею.
Подобных нежностей от такой чувствительной натуры, как Флора, вполне можно было ожидать, но Корвин решительно не понимал, чем обязан такому проявлению эмоций. Позволив сестре обнимать себя, он опустил меч и повернул голову, силясь различить впереди фигуру Эрика. И не удивился, увидев, что его брат исчез. Дрожащий лес, скорее всего, работал как Зеркальный коридор – одно видение сменялось другим. Но если он не ожидал встретить здесь Эрика, то Флору ожидал еще меньше.
Она между тем продолжала бормотать что-то невнятное, захлебываясь рыданиями.
– Что случилось, Флора? – он приобнял ее одной рукой и с удивлением обнаружил, что она вся дрожит. Поначалу он подумал, что сестра дурачит его, умение вовремя заплакать было одной из ее известных уловок, на которую покупались немало мужчин, и только братья давно уже знали ее приемчики. Но либо актерские способности Флоры выросли на порядок, либо действительно что-то стряслось.
– Что тебя напугало? – повторил Корвин, так как в первый раз ответом были только невразумительные всхлипы. Он слегка встряхнул сестру, заставив слегка отступить от себя. Глядя ей прямо в глаза, принц постарался, чтобы голос его звучал мягко, с участием: – Ну, расскажи своему брату. Кто на тебя напал?
– Корвин, я не знаю, не знаю! – Флора заломила руки, а потом вновь уткнулась лицом ему в плечо. Ему пришлось прождать примерно с минуту, чтобы она наконец отстранилась и попыталась продолжить. – Оно ворвалось… ко мне в комнату… всё, к чему оно прикасалось… загоралось… – слова давались ей с трудом, Корвин почти поверил, что это всё не обман и Флора была на грани нервного срыва. – Полупрозрачный сгусток… только когда я кинула… стулом… в него… вспыхнул красным… Стул прошел насквозь… арбалет… стрела тоже! Когда оно метнулось ко мне… обожгло жаром… я бежала… дверь была закрыта… а оно…
Не выдержав, она снова разрыдалась. Корвин почувствовал, что слезы видения вполне материальны и его воротник скоро будет насквозь мокрым. Он обнял Флору на этот раз сильнее, сам же продолжал осматриваться, поскольку не знал, что именно за существо напало на нее. Лес вокруг них не менялся – всё те же черные деревья-колонны, каждая из которых периодически завывала и шевелилась, таинственный свет трех лун – и больше ничего! К тому же Флора говорила о своей комнате, выходит, на нее напали в Амбере?
Хотел бы он знать, случилось это на самом деле или так проявляет себя своеобразное чувство юмора Дрожащего леса? Не в его же голове родилась такая странная фантазия? Из всех братьев и сестер ответов он ждал меньше всего от Флоры.
– Когда это случилось, Флора? Кто-нибудь знает об этом еще? – Корвин продолжал расспрашивать сестру. Он ухитрился осторожно убрать Грейсвандир в ножны и теперь смог обнять девушку обеими руками. – Всё хорошо, ты в безопасности. Расскажи мне.
Флора снова подняла на него мокрое от слез лицо и принялась повторять рассказ о некоей полупрозрачной сущности, воспламеняющий всё и идущей за ней по пятам. Принцесса чудом сумела открыть дверь и выскочить в коридор.
– И никто не пришел на помощь? – недоумевал Корвин.
– Нет, Корвин, нет… – Флора никак не могла успокоиться. – Если ты не поможешь мне – не поможет уже никто! Оно достанет меня, сожжет живьем! Обещай, что защитишь меня, брат! Я всегда, всегда любила тебя больше остальных… ты же не бросишь свою маленькую сестренку, Корвин?! Я не хочу умирать, я не хочу… я так боюсь…
– Ну всё, всё! – Корвин чувствовал себя в глупом положении, утешая сестру-видение посреди призрачного леса. Он начал гладить ее по голове и плечам, успокаивая, как ребенка. – Я не дам тебя в обиду. Обещаю, что отныне в твою комнату будет открыт доступ лишь твоим благовоспитанным поклонникам, к которым излишне пылкая полупрозрачная сущность явно не относится.
Флора, однако, пропустила эту маленькую колкость мимо ушей и, всхлипнув, положила голову на плечо брата.
– Корвин, я знала, я всегда знала, что ты не такой черствый, каким хочешь казаться, – она даже стала дрожать чуть меньше.
– Весьма самонадеянно давать обещания, которые можешь и не сдержать, – послышался впереди чей-то голос.
На этот раз он был совершенно незнакомым. Корвин поднял голову – и увидел в нескольких футах от себя фигуру мужчины. Довольно высокого, с волосами темно-русого цвета, носящего небольшую бороду. Он чем-то был смутно знаком, и всё же принц его не узнавал.
– Весьма невежливо вступать в разговор, даже не представившись, – парировал Корвин, понимая, что перед ним новое видение. И действительно – Флора стала исчезать прямо на глазах, руки переставали ощущать ее, и только воротник куртки по-прежнему оставался мокрым от пролитых сестрою слез.
Мужчина сделал неопределенный знак рукой.
– Я и не ждал, что меня еще помнят в Амбере. Я и сам был бы рад забыть его. Вот только даже спустя столетия наша связь не ослабевает.
– Постой, – Корвин, кажется, начал что-то понимать. – Ты тоже принц Амбера? Значит, ты…
– Делвин, к твоим временным услугам, пока лес дает тебе такую возможность, – небрежно склонив голову, представился мужчина.
Дрожащий лес, похоже, вел более изощренную игру, нежели его амберский аналог. Корвин даже помыслить не мог о таком госте, как давным-давно покинувший королевство единокровный брат. Вот уж к кому у него точно не было вопросов. Но, возможно, это было какой-то хитроумной подсказкой. Тогда следовало сыграть в эту игру.
– В таком случае, почему бы и не поговорить? – предложил собеседнику-видению Корвин. – Ты что-то сказал о моих невыполнимых обещаниях?
– Почему сразу «невыполнимых»? – пожал плечами Делвин. – Я только говорил о том, что не стоит давать обещания о будущем, когда даже не знаешь, чем оно грозит. Ты уже обещал защищать одну сестру – и каков был итог?
Внешне Корвин остался спокоен, только правая рука, лежащая на эфесе Грейсвандир, чуть сжалась.
– И ты намекаешь, что я не смогу защитить Флору? Если ты скажешь, что именно ей грозит, – это существенно облегчит дело.
Делвин покачал головой.
– Откуда мне знать о том, что угрожает другому порождению твоего разума? Флора должна была сказать тебе достаточно. У меня своя задача.
– И какая же?
– Амбер. Великий город, истинный мир. Родной и ненавистный. Семья, с которой я не хочу иметь никаких дел. Я уже устал наблюдать за вашими бесконечными распрями, – уголки губ Делвина презрительно изогнулись. – Высшие существа, которым дана способность творить миры и прокладывать пути через них, которые почти что бессмертны и для обычных людей всё равно что боги, тратят себя на выяснение отношений и борьбу за трон. Воистину Единорог вовремя увела меня и Сэнд оттуда, не дав напиться вашего яду.
– Весьма впечатляющая критика нашей семьи вообще и нашего образа жизни в частности, – заметил Корвин. – Но я бы предпочел не бродить по этому лесу вечность напролет, потому давай перейдем к сути. Что с Амбером?
– Над ним снова может нависнуть опасность. А как скоро – остается только гадать.
– И что именно?
– Сожалею, но в мои таланты не входит умение делать точные прогнозы, – сказал Делвин. – Запомни главное. Нам с сестрой не за что любить вас, но всё-таки это наш бывший дом, а мы – амбериты, как бы ни отрицали этого. Мы отказались помочь Бранду погубить Амбер, но поможем вам его сохранить.
Интересные вещи узнаешь. Оказывается, Бранд пытался заручиться помощью брата и сестры – добровольных изгнанников? Но это было уже прошлое, Корвина больше волновало настоящее и будущее. Тем не менее, похоже, что Дрожащий лес закидывал его загадками в лучших традициях Зеркального коридора. Вряд ли Делвин выдал бы ему больше информации, чем уже сказал, потому принц решил, что пора заканчивать разговор.
– Очень благородно с вашей стороны, я это учту. На этом, я думаю, можно раскланяться?
Делвин ответил ему задумчивым взглядом.
– Я говорил только и исключительно о помощи Амберу. Тебе же я помогу лишь в случае, если увижу, что ты того заслуживаешь.
– Премного благодарен, – язвительно ответил Корвин. – Но вряд ли буду нуждаться в твоих услугах.
Он почти не общался с Делвином, пока тот с сестрой еще жил в Амбере, потому и помнил его весьма смутно. Однако повзрослевший брат-изгнанник его неимоверно раздражал.
– Опять спешишь с выводами, – Делвина отказ Корвина ничуть не смутил. – Мы с тобой в чем-то очень похожи. Больше, чем ты думаешь. Вот только для меня близкий человек значит больше, чем Амбер. Вопрос в том, какой выбор сделаешь ты.
– На что ты намекаешь?
– Амбер… – послышался за спиной новый голос. На этот раз Корвин сразу же его узнал. – Заслуживает ли он такой цены?
Джулиан. Дрожащий лес просто издевается над ним, потому что появляются совсем не те видения, которые Корвин надеялся здесь встретить. Резко обернувшись и не удостоив Делвина прощальным взглядом, он зашагал к другому своему брату.
Деревья провожали его своими стонами – но теперь их было уже больше десятка. Они складывались в причудливую песню, нечеловеческую, тоскливую, ужасающую. Корвин предпочитал не думать о том, что будет, если заведет свой плач весь лес. Тогда точно легко будет сойти с ума. Мерлин не зря предостерегал его – долго находиться здесь нельзя. Но принцу всё еще не хватало ответов.
Потому Корвин приблизился к Джулиану, который стоял на открытом месте и, осененный лучами сразу трех лун, казался еще бледнее, нежели был в реальности. Свет отражался от его серебристых доспехов, создавая вокруг него сияющий ореол, делая его похожим на призрака. Рядом высилась могучая фигура Моргенштерна. Конь, безучастный ко всему, терпеливо ждал своего хозяина, который ничего не выражающим взглядом изучал какую-то Карту, совершенно не обращая внимания на Корвина. Приблизившись, принц заглянул Джулиану через плечо и увидел изображение Фионы.
– Скажи мне, Корвин. Если бы твоя сестра угрожала Амберу – его безопасности, нет, даже самому его бытию – ты убил бы ее?
Этот вопрос ошеломил Корвина. Он увидел, как дрогнула рука Джулиана, выдавая его эмоции. Вспомнил, как охотник из Арденн, чье сердце не раз называли ледяным, отзывался о Фионе, почти признавался в любви к ней. Внимательный человек давно бы заметил, что с рыжеволосой принцессой он всегда бывал чуть более мягок, нежели с остальными. И теперь он спокойно говорил о том, чтобы убить ее своими руками? Для Джулиана такие слова казались немыслимыми.
Впрочем, Корвин сам недавно признавался себе, что никогда по-настоящему не знал своего младшего брата.
– Ты и Фиона уже были в разных лагерях. И в том числе из-за нее Амбер атаковали войска Хаоса. И всё же ты не отвернулся от нее, – заметил он.
– Это было не так просто, – возразил Джулиан. – И ее целью не было его уничтожить. Просто борьба за власть. В конечном счете ты тоже неплохо послужил хаоситам.
Корвину оставалось только кивнуть. Ошибок он совершил немало. Может, будь перед ним реальный Джулиан, он бы сделал вид, что ничего не услышал. Но лгать порождению собственного разума было по меньшей мере глупо.
– Теперь всё иначе. Речь идет о выживании нашего мира. Амбер или сестра. Что скажешь, Корвин? Убил бы ты Дейрдре, угрожай она нашему дому?
Корвин почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Деревья застонали еще сильнее, их заунывная песнь кружилась вокруг него, сдавливая грудь, давя на виски. Принцу казалось, что на него смотрят тысячи глаз, ожидая ответа.
– Дейрдре погибла, – он сам понимал, что уходит от вопроса самым нелепым образом.
– Иными словами, ты не знаешь, – безжалостно проговорил Джулиан. – Я тоже.
Он провел пальцами по лицу Фионы, будто лаская. На его лице, обычно совершенно непроницаемом, отразилась внутренняя борьба.
– Но я подскажу тебе правильный ответ.
Прежде чем Корвин сумел отреагировать, Джулиан вонзил неведомым образом взявшийся в его руке кинжал прямо в изображение Фионы, пронзив ее насквозь. Пальцы его безвольно разжались – и Карта, кружась, полетела на землю. Корвин завороженно провожал глазами ее падение, не в силах сдвинуться с места. Карта легла на белесый мох, и, внезапно оживая, с нее на обоих братьев взглянула Фиона. А в следующее мгновенье вместо Карты на земле лежала уже сама колдунья.
Из раны на груди текла кровь, окрашивая алым цветом одежды, но Фиону, казалось, это нисколько не волновало. На ее губах читалась усмешка.
– Ты думаешь, мой родной, что моя смерть решит всё? – произнесла она, выдергивая из груди кинжал и протягивая Корвину.
Он хотел отшатнуться, но, действуя точно против воли, взял его. Взгляд его упал на окровавленное лезвие, а когда он снова посмотрел на распростертую на земле фигуру, то понял, что это была Дейрдре. Джулиана рядом более не было.
Амберская принцесса, погибшая уже во второй раз, поднесла ладонь к ране и медленно подняла ее, в изумлении смотря на стекающую с нее кровь. Внезапно на ее ладони вспыхнуло пламя: кровь превратилась в дым – и унеслась в небо. Дейрдре взглянула на любимого брата с немым укором, грустно улыбнулась – и уронила голову на землю.
Сверкнув лезвием в свете лун, кинжал выпал из рук Корвина, воткнувшись в сухой мох, а сам принц рухнул на колени у тела сестры, которой будто сам нанес смертельный удар. Он протянул дрожащие пальцы к ней, сам не зная почему, забыв, что он в краю видений и всё, что он видит, – на самом деле нереально. Вот только гибель Дейрдре была для него одинаково мучительна что в реальности, что в фантасмагориях Дрожащего леса.
Корвин удивился, что рука сестры была столь горяча, будто вместо крови по ней текла расплавленная лава. А затем его тело точно пронзил электрический разряд, заставив сердце замереть на бесконечно долгое, пугающее мгновение, а голову – закружиться. Жар и боль – вот что чувствовал Корвин в этот момент и, не в силах терпеть ее, наверное, в тот самый момент и выпустил руку Дейрдре из своей.
Когда же боль сделалась терпимее, когда перед глазами перестали мерцать разноцветные искры и принц снова обрел возможность дышать, то понял, что видение уже исчезло.
Поморщившись, Корвин поднялся и принялся оглядываться. И почти сразу же наткнулся взглядом на фигуру, горделиво восседающую на невесть откуда взявшемся среди деревьев пне.
Дара, приняв человеческое обличие, устроилась на нем, словно на троне, и ее совершенно не смущал тот факт, что пень жил своей жизнью, издавая тоскливые звуки, шевелясь и поигрывая у ее ног своими корнями. Возможно, в Хаосе ей приходилось сидеть и на более причудливых стульях.
– Умеешь ты находить себе опасных женщин, Корвин, – с улыбкой заметила она. – Смотри, в следующий раз можешь не отделаться слабым ударом молнии.
Боль окончательно утихла, наваждение ушло, и теперь стало возможным мыслить более здраво. Дара была потенциально полезным видением, поскольку от Хаоса могла исходить непосредственная угроза для Амбера. Стоило расспросить несостоявшуюся жену поподробнее. Но вся сложность заключалась в том, что видения говорили недомолвками и бесполезно было просить у них прояснить загадываемые загадки. Потому Корвин решил сменить тактику и, проигнорировав слова Дары, зашел с другой стороны.
– Что угрожает Амберу?
Дара сделала удивленные глаза и картинно пожала плечами. Сейчас она ничем не напоминала грозную фурию, бросающую Корвину в лицо обвинения у Владений Хаоса.
– Откуда же мне знать, милый?
Придется всё-таки спрашивать напрямик.
– Ты когда-то говорила, что Амбер будет уничтожен. Вы проиграли войну. Подписан мир, но не поверю, чтобы вы не мечтали о реванше. Ты явилась мне в Дрожащем лесу, так скажи, насколько я прав в своих догадках.
– Прав вот настолечко, – Дара показала ему расстояние между большим и указательным пальцами, которое было не больше дюйма. – Вы выиграли, Хаос в ярости. Но и в не меньшем восхищении. Вы становитесь для нас священным врагами. Хендрейки уже преклоняются перед гением Бенедикта. А лорд Харцхар уже просил Рэндома разрешить ему поприсутствовать на похоронах твоей героической сестры. Его дом оплакивает Дейрдре не меньше, чем убитого ею Харцхара-старшего.
– Она, кажется, убила в поединке старшего сына лорда?
– Прямого наследника, – кивнула Дара. – Но младший брат готов сделать ее своим кумиром.
Корвин вспомнил этого хаосита и его чрезмерно трепетное отношение к Дейрдре. Уважение к противнику – одно дело, но преклонение перед ним – это уже слишком.
– Он настолько не любил своего старшего брата?
И почему ему вдруг вспомнился Эрик? Дара же в ответ лукаво улыбнулась:
– Нет, всё совсем не так. Младший Харцхар любил своего брата и не помышлял о наследовании, поскольку перед ним еще двое претендентов.
– Тогда почему же?
– Хаос, – Дара картинно развела руками и кокетливо забросила ногу на ногу. – Ненависть и любовь здесь слиты так, что не различить, где кончается одно и начинается другое. Твоя сестра убила Харцхара в честном поединке, и его родственники восхищены ее талантом и смелостью. Я скажу тебе больше: довольно скоро произойдет зарождение культов амберитов во многих уголках Владений. Хотя, возможно, Суэйвиллу это не очень понравится.
– И ты не исключение? – осведомился Корвин. – Боюсь даже представить, кому из амберитов будешь молиться ты.
Дара запрокинула голову и звонко расхохоталась. Затем, став вдруг серьезной, произнесла.
– Бенедикт – перед ним я преклоняюсь. Тебя же ненавижу.
Корвин склонил голову:
– Весьма польщен. Но, следуя твоей логике, ты меня также любишь? Вот уж не знаю, Дара, радоваться этому или бежать со всех ног из Хаоса.
– Беги, Корвин, беги, – на губах Дары появилась улыбка настоящей хищницы, почуявшей добычу. Встав со своего пня, она небрежной походкой направилась к нему. – Если сможешь.
Дара на ходу принялась менять форму – и вот Корвину протягивала руку уже рогатая демоница. Но глаза ее оставались прежними – человеческими, лукавыми и смеющимися. Завораживающими. Словно в трансе Корвин потянул к ней руку.
– Женщины – зло, поверь мне.
Раздавшийся слева голос Бранда заставил его вздрогнуть и отдернуть руку. В мгновенье ока забыв про Дару, Корвин развернулся и направился прямиком к безумному брату, вытягивая из ножен Грейсвандир. Перед ним был один из тех, кого он втайне желал увидеть в Дрожащем лесу.
Вид Бранда был страшен. Залитые кровью лицо и грудь, прожженный в нескольких местах кафтан. В лесу, где деревья не прекращали ни на мгновенье свой тоскливый вой, а свет трех лун дарил объектам причудливые и неестественные очертания, младший сын Клариссы казался выходцем с того света.
Больше – выходцем из самой Бездны. Корвина, впрочем, это не остановило и не заставило замереть ни на секунду. Живого или мертвого – он заставит Бранда поговорить с ним.
– Что с моей сестрой? – Корвин собирался беседовать с братом спокойно и невозмутимо, но в который уже раз в его жизни эмоции заговорили независимо от него. – Что случилось с Дейрдре?
Неужели он ожидал, что видение прямо ответит на его вопрос? К тому же видение его безумного, но неимоверно коварного рыжего братца?
– Не питай особых надежд, Корвин, – проговорил Бранд, доставая из ножен неведомым образом оказавшийся на поясе меч. – Бездна не отпускает своих жертв. Никогда и никого.
Обнаженный клинок Вервиндль замер в воздухе – Бранд давал понять, что не станет легкой добычей для жаждущего мести брата.
– Она жива? – Корвин медленно приближался к нему, сдерживая себя, чтобы не ринуться в атаку. К Бранду у него накопилось слишком много счетов.
– Откуда мне знать? Могу только сказать, что умер раньше нее.
– Это была месть? – они были уже близко, каждый ожидал нападения и держал оружие наготове.
Бранд улыбнулся, но от этой сумасшедшей улыбки его облик стал еще более устрашающим.
– А ты как думал, Корвин? Я давно хотел перекроить наш мир на новый лад, я использовал знания Хаоса так же, как его жители надеялись использовать меня, – он рассмеялся. – Эта чертовка Фиона думала, что может вертеть мной, как хочет, Блейз самонадеянно верил, что всё под контролем. Но они не подозревали, что были лишь частью – притом незначительной – моего плана. К чему мне этот амберский престол? Это слишком мелкая цель.
– Я уже слышал о твоих безумных планах, – Корвин внимательно следил за братом. Пусть Бранд был не лучшим фехтовальщиком в их семье, но от него можно было ждать любого подвоха. – Давай ближе к делу.
– Ближе к делу? Я сам, сам хотел начертать новый Путь, заложить этот камень в фундамент нового мира, пока Гроза стирала бы Амбер!
Бранд уже кричал. Деревья, будто вторя ему, застонали громче. Но сейчас Корвина не мог отвлечь даже сходящий с ума лес вокруг него.
– Но начертал свой Путь ты! Ты, помешавшийся из-за трона Амбера, не смыслящий ничего в сложности мироздании, в магии, не прочувствовавший на себе мощь Хаоса – ты перевернул миропорядок! Если бы это была Фиона или Блейз – это было не так оскорбительно. Но ты! Хуже тебя может быть только Флора.
– Спасибо за комплимент, – съязвил Корвин. – В этом лесу узнаешь о себе столько нового. Мне плевать было на твои грандиозные планы и на игры с мирозданием. Я просто спасал Амбер.
– И у тебя, абсолютно не подготовленного к этому, всё получилось! – Вервиндль дрожала в руке Бранда, но Корвин догадывался, что это было отнюдь не от страха – от гнева. – Ты лишил меня моего торжества, украл мою славу.
– Но не убил. Хотя следовало бы, – процедил сквозь зубы Корвин.
– Ты убил мою мечту, которую я нежил и лелеял столетиями. Это хуже того, что сделал Кейн. А потому, – Бранд снова засмеялся, – не заслужил ли ты возмездие? Не смерти, о нет, это слишком просто. Боли, безысходности. Потому Дейрдре стала моей заложницей. И потому я забрал ее с собой в Бездну. Ее жизнь за мою мечту, брат.
Блеснув в полумраке леса, клинки скрестились. Двум принцам Амбера больше не о чем было говорить, они сказали друг другу всё. И хотя реальный Бранд был уже мертв, ярость Корвина искала своего выхода. Где-то в глубине сознания рассудок нашептывал ему, что пора уходить из леса – вокруг звучал уже целый хор стонущих о своих неведомых печалях деревьев, одна из лун зашла на облако, отчего внизу стало темнее. Это были явные признаки того, что лес становился с каждым мгновеньем все опаснее.
Но инерция – коварная вещь. Несмотря на всё пережитое, на приобретенные знания и опыт, находки и потери, импульсивность и мятежные чувства всё еще давали о себе знать. А потому Корвин продолжал наступать на Бранда, оттесняя его к лязгающему своей пастью стволу.
Брат сражался на удивление неплохо. Уж не Вервиндль ли помогала ему, действуя в руках хозяина независимо от его воли? Реального Бранда Корвин давно бы уже одолел.
Но даже чудесный меч не мог спасти безумца от его участи. Сделав обманный маневр, Корвин нанес ему колющий удар в открывшееся левое плечо.
Зашипев от боли, Бранд отшатнулся. Корвин намерен был закрепить свой успех, но начало твориться нечто невообразимое.
Плечо Бранда вспыхнуло ярким пламенем, от него во все стороны повалил дым. Вспышка – и вот уже вся его фигура объята красно-желтым огнем. Но Бранд не кричал от боли, как было, когда Судный Камень жег его по приказу Корвина.
– Береги Грейсвандир, Корвин, – бросил Бранд, начиная превращаться в дым. – Она тебе еще понадобится…
Пару мгновений его дымчатый силуэт еще был виден, а потом деревья взвыли – и по лесу пронесся порыв ветра, изгибая и ломая ветки, поднимая такой треск, что казалось, будто над головой рушится кровля. Фигуру Бранда сдуло, и Грейсвандир встретила на его месте лишь пустоту.
Корвин выругался и огляделся. Скрылась еще одна луна, и тут же выполз из невидимых нор мрак, заключая в свои черные объятия всё пространство внизу. Деревья не стонали и даже не выли – они уже ревели и двигались, казалось, все одновременно, отчего чудилось, будто даже воздух вокруг вибрирует и колеблется. Надо было выбираться отсюда.
Но куда идти? Корвин огляделся и увидел, что слева из-за деревьев падал свет. Наверное, следовало поспешить туда, если только это не было ловушкой. Впрочем, выбор у него был невелик.
Не убирая Грейсвандир в ножны, Корвин сделал шаг по направлению к свету… и замер. Его поход в Дрожащий лес можно было назвать вполне удачным – он собрал уже достаточно подсказок, будет о чем подумать. Но одно видение, которое амберский принц жаждал встретить здесь, так и не появилось. Он хотел увидеть свою сестру – но не лежащей на земле с ножевой раной, служа частью какой-то очередной загадки. Он желал задать ей один-единственный вопрос – и получить один-единственный ответ, который определит, надеяться ему на что-то – или принять болезненную реальность.
Что сейчас ему делать – пробовать выбраться или рискнуть и попросить лес подарить ему еще одно видение? Но не будет ли это стоить ему жизни или – что еще опаснее – здравого рассудка?
– Вряд ли я рискую сойти с ума, – прошептал Корвин, принимая решение. – Я и так уже безумен.
И он направился в сторону, где сгущался мрак, где на него сразу же начали налетать порывы ветра, удивительно сильного для такого густого леса, – создавалось ощущение, что наложились друг на друга сразу два Отражения – степь и чаща. Возможно, это было именно так. Корни извивались по земле, пытаясь уцепиться за щиколотки дерзкого гостя, не желающего покидать лес, и Корвину чудом удавалось уворачиваться от их хватки.
Поиски всё же увенчались успехом – в неверном свете оставшейся луны ему показалось, будто между дальними стволами мелькнула чья-то фигура. Внутренний голос подсказал – это та, которую он ищет.
А лес всё рычал и выл, и в закладывающем уши шуме чудилось вполне вразумительнее повеление.
– Уходи!
Но теперь Корвин не остановился бы, даже если бы само небо рухнуло ему на голову. Он устремился вперед, надеясь, что видение не станет играть с ним в прятки. Все предыдущие этого не делали.
Порывы ветра снова ударяли его в грудь и лицо, в ушах всё звенело от непрекращающегося рева деревьев. Один из змей-корней всё-таки опутал ногу Корвина – и пришлось отсечь его Грейсвандир. От этого дерево разразилось таким отчаянным воем, будто он причинил ему жуткую боль. Мрак протягивал из теней свои щупальца, стараясь поймать амберского принца и затащить в свое логово. Добраться до двух дальних деревьев, до которых было не более полусотни футов, оказалось не менее тяжким делом, чем пытаться доплыть до столь близкого берега в шторм, когда волны гонят прочь от него.
Но наконец Корвин достиг места, где видел фигуру. Однако за деревьями никого не было.
– Выходи сюда! Нужно поговорить! – позвал он, силясь перекричать вой ветра и рык деревьев.
– Корвин! – даже сквозь невообразимый шум он расслышал этот бесконечно дорогой для него голос. – Корвин, уходи отсюда! Слишком опасно.
Он обернулся вправо и в этот момент, словно желая побаловать его напоследок, одна из лун вынырнула из облаков. В ее тусклом свете порез на щеке Дейрдре, из которого всё еще текла кровь, капая на черное с серебром платье, казался особенно большим, уродливым. Радость от встречи с сестрой, пусть и сестрой-видением, смешалась в сердце Корвина с яростью – как жаль, что Бранд и в Дрожащем лесу ушел от возмездия.
– Ты жива? – закричал Корвин, но сам себя не услышал в нарастающем гуле.
Дейрдре тоже что-то крикнула в ответ, но и ее слова потонули в шуме леса.
Росшая неподалеку от земли ветка потянулась к Корвину, будто костлявая рука скелета, но принц наотмашь рубанул по ней мечом – и она упала к его ногам, а дерево застонало от боли и заскрежетало зубами в бессильной ярости.
– Ты жива? Дейрдре! – он выкрикивал этот вопрос раз за разом, как слова молитвы. Должна же она услышать его в конце концов!
На лице принцессы отразилось отчаяние. Она тоже не могла докричаться до него. Как в далекой юности, они снова оказались почти в центре Теневой бури. Но тогда брат и сестра были вместе, рядом. Сейчас же их будто разделяла стена, мешая говорить, не давая понять друг друга, и всё вокруг: ветер, лес, мрак – гнали его прочь отсюда.
Корвин пытался придвинуться к сестре еще ближе. С невероятным усилием ему это удалось – от сильных порывов ветра, грозящих опрокинуть его на землю, было даже дышать тяжело. Но в то же мгновение руки Дейрдре опустились за спину, где сама собой возникла на перевязи ее знаменитая секира.
Нет, не та, которая была у нее прежде. У этой лезвие отливало голубоватым светом, и на нем проступали какие-то знаки. Но заниматься расшифровкой Корвину было недосуг, потому что Дейрдре – его любимая, дорогая сестра – пошла на него в атаку.
– Синий чертополох!.. – наконец смог разобрать принц ее слова, прежде чем она нанесла ему удар.
Он парировал его, не веря своим ушам. И это то, что она пыталась сказать ему? Или это был лишь обрывок фразы?
Творилось какое-то светопреставление. Дейрдре прогоняла его от себя и даже напала. Почему не попытается подойти ближе, как Флора? Может, тогда им всё-таки удастся услышать друг друга? Если Дейрдре хотела защитить его, то самый легкий способ заставить его уйти – дать ответ. Если заботилась – почему пыталась убить?
Корвину приходилось не раз сражаться с воинами, орудующими секирами, однако против сестры он бился впервые. И внезапно понял, что она настоящий виртуоз в этом деле.
Снова задал вопрос он – снова что-то прокричала ему она, но слова уносил ветер, их заглушали деревья, а мир вокруг, казалось, готов был развалиться на части.
Бой мог длиться еще долго, а времени у Корвина больше не было. Он решил применить обманный финт, которому научился на одном из Отражений, – и заблокировать ее оружие. Причинить вред любимой сестре – пусть она была ненастоящей – он бы не смог.
Подловив Дейрдре на замахе, Корвин, уйдя вбок, направил клинок Грейсвандир направо, чтобы принять на него удар секиры и, скользнув по ее лезвию, постараться зацепить его…
И тут темное небо с черной сеткой древесных крон всё-таки рухнуло на них под оглушительный аккомпанемент леса. Мир рассыпался перед Корвином, как кусочки мозаики, в глаза ударил яркий свет, закружили голову запахи свежей листвы, а уши резануло гортанное рычание какого-то существа. Но после шума, воя и треска, который царил в Дрожащем ночном лесу, оно показалось комариным риском. А затем рядом с его головой послышался странный свист.
Корвин всё еще продолжал начатое движение, и его меч с противным хлюпом вонзился во что-то мягкое и податливое. Рычание сменилось воплем боли. Заученным движением принц рванул Грейсвандир на себя, высвобождая ее. На мгновенье сердце пропустило удар – кого это он только что ранил?
Глаза смогли наконец различить поляну, окруженную почерневшими деревьями, поросшую серой травой. Снова был день, и над головой сияло лиловое небо. А прямо перед Корвином оседала на землю странная тварь, похожая на гибрид сразу трех существ. Голова отдаленно напоминала песью, тело до пояса было почти человеческим, дальше переходило в змеиное. Вместо кожи была землисто-серая чешуя, делающая существо почти незаметным в подлеске Дрожащего леса.
Корвин пронзил ему грудную клетку, из раны уже вырывались язычки пламени. Если по физиологии существо близко к человеку, то жить ему осталось недолго. Псозмей выронил свое оружие, внешне напоминающее кнут, но когда оно очутилось на земле, то начало извиваться, будто было живым. Конец же его оказался увенчан головой то ли змеи, то ли ящерицы. Она злобно зашипела на Корвина и попыталась дотянуться до него.
Грейсвандир рассек ее напополам, поставив крест на ее потугах. Теперь принц понял, что странный свист на самом деле был шипением и принадлежал именно этой змее – существо как раз атаковало его, когда он переместился из ночного Дрожащего леса в дневной. И промахнулось.
Но не случайно. Мерлин говорил, что лес живет в двух мирах и если слишком долго пробыть в том из них, который наполнен видениями, то можно подвергнуться большой опасности в другом, который более реален. Получается, что Дейрдре просто спасала ему жизнь, прогоняя из призрачного леса. И если бы он не сражался с ней, если бы не тот прием, которым он попытался разоружить ее – змеекнут неизвестной твари ужалил бы его.
Дальше предаваться мыслям о произошедшем в лесу Корвину не дали родичи убитого существа, которое уже полыхало костром на земле. Их было двое – они синхронно вынырнули из серого подлеска, в котором оставались почти невидимыми, и, ловко изгибая свою нижнюю, змеиную часть тела, начали приближаться. На их оскаленных мордах читались ярость и жажда крови. По всей видимости, они собирались разорвать убийцу собрата на кусочки.
В их лапах были палицы, которые на глазах у принца стали превращаться в кнуты со змеиными головами. Поляну заполнило угрожающее шипение, существа сделали едва уловимое движение лапами – и к Корвину понеслись зубастые пасти с длинными, раздвоенными языками.
Корвин знал, что в руках умельца кнут может быть опасен. Им можно обезоружить, нанести тяжкие увечья и даже убить – если, конечно, противник не закован в латы. Змееголовый кнут дарил своему владельцу дополнительные смертоносные возможности. Никогда не сталкивающийся с этим типом оружия воин мог прийти в замешательство, а разверстые пасти на его концах – оказать дополнительное устрашающее воздействие. Но Корвин в Отражениях насмотрелся на всякое и за несколько сотен лет своей жизни в каких только поединках не побывал.
Он знал, что надо делать, чтобы увернуться от удара кнутом, выжидая свой момент для атаки. Его больше волновало, что кнута два, нежели то, что они шипели и показывали зубы. Количество атакующих слегка усложняло задачу.
Однако не делало ее невыполнимой. Корвин, уклоняясь от змеиных зубов, наблюдал, изучал тактику противников. В умении обращаться с кнутом они определенно проигрывали тем умельцам, которых ему приходилось встречать в Отражениях. Слишком псозмеи надеялись на зубастые пасти и упускали ряд других, по-настоящему смертоносных возможностей.
Грейсвандир наконец дождалась своей очереди. Очертя в воздухе полукруг, она отсекла змеиную голову у одного из кнутов. Корвин не собирался давать противнику возможность переделать кнут назад в палицу и, уклонившись от атаки его товарища, в пару прыжков оказался рядом с обезоруженным врагом.
Меч снова спел свою угрожающую песню, обрушившись на ничем не защищенное плечо псозмея, рассекая его до пояса. Пока порожденная Хаосом тварь, закатив глаза, валилась на землю, Корвин, высвободив меч и, удерживая его одной рукой, отступил назад и налево, используя тело медленно оседающего на землю противника как импровизированный щит.
Он не ошибся – кнут вынырнул из-за спины поверженного врага, и Корвин был готов к этому. Свободной рукой он ухватил его чуть ниже змеиной головы, сжав «шею» стальной хваткой. В его силах было задушить ее, но сейчас принца больше интересовал оставшийся псозмей.
Корвин резко рванул кнут на себя, превращая даримые им преимущества в их противоположность. Тело убитого уже успело опуститься на землю, а потому принцу было хорошо видно, как его оставшийся противник, теряя равновесие, качнулся вперед.
Возможно, будь псозмей умнее, он бы выпустил из рук змеиный кнут и попробовал бы удрать. Но он продолжал сжимать его мертвой хваткой, даже повалившись на землю, и пытался вырвать из рук Корвина. И тем самым подписал себе смертный приговор – он был силен, но перетягивание змеи сложилось не в его пользу. Последнее, что он увидел, устремив в небо свои огромные собачьи глаза – это летящий ему навстречу клинок Грейсвандир.
Пальцы Корвина всё сильнее сжимали горло кнута – и наконец глаза змеи закатились. Тогда он бросил ее на землю и огляделся. Похоже, существ было трое, по крайней мере, больше на поляне никто не появлялся. Тела псозмеев уже вовсю пожирало пламя, как бывало со многими порождениями Хаоса. Корвина это вполне устраивало – меньше возни с погребением. Но вот только – во имя Единорога – где он оказался? Вокруг был совершенно незнакомый, одинаковый лес, и было непонятно, куда идти.
Ногу вдруг обожгло болью. Охнув, принц глянул вниз – и понял, что не только покойный псозмей повел себя глупо. Как оказалось, отрубленная змеиная голова продолжала жить – и теперь вцепилась в щиколотку Корвина, прокусив даже сапог.
Оторвав ее от ноги, он разрубил ее Грейсвандир, затем же отошел подальше от догорающих останков, стащил сапог и закатал штанину.
Рана выглядела скверно – зубы прокусили ногу едва ли не до кости. А если змея еще и ядовита, то дело принимало и вовсе печальный поворот. Все склянки с лекарствами и противоядия остались в седельных мешках Хастла, который был привязан на опушке леса, находящейся неизвестно где. Путешествие Корвина по Владениям Хаоса могло закончиться весьма плачевно.
Пришлось сделать то, что известно всем жертвам змей во всех Отражениях – надрезать ножом ногу в месте укуса и попытаться высосать яд. Морщась от боли, Корвин проделал эту неприятную процедуру, а затем, полив на рану из фляги, перебинтовал ее платком.
От тел убитых тем временем остался один пепел. Досадно, вдруг у них было с собой какое-то средство против случайного укуса собственного оружия? Пожалуй, самовозгорание убитых имело свои минусы. А между тем яд, всё-таки успевший попасть в кровь, начал свое злое дело.
Боль сделалась меньше, однако к горлу подкатила тошнота, а тело охватила неприятная слабость. Сможет его организм справиться с ядом? Или с каждой минутой будет становиться всё хуже и хуже, и Корвин вскоре потеряет сознание, чтобы не очнутся уже никогда?
Проверять это не было совершенно никакого желания. Принц опустился на землю у одного из деревьев, потому что ноги отказывались держать его, и достал с пояса колоду. Положение таково, что пора обратиться за помощью к Мерлину. В конце концов, всегда можно сказать, что просто хотел обсудить с ним увиденное в Дрожащем лесу, если окажется, что побеспокоил его по пустякам.
Помня, что Мерлин, скорее всего, уже давно в Амбере, Корвин решил сразу перенестись в тот склеп, который они назначили местом встречи. Забавно будет, если он не успеет дозваться сына и яд прикончит его именно там. С другой стороны, не придется заботиться о гробнице.
Однако проверить на себе чувство юмора судьбы принцу было не суждено. Он не мог заставить Карту кладбища ожить. Не отзывался и Мерлин. Молчали Фиона, Рэндом и Джерард. Проверять остальных Корвин не стал – слишком уже ослаб. Его бил озноб, поляна начала дергаться перед глазами, будто он смотрел на нее, раскачиваясь на гигантских качелях.
Возможно, яд повлиял на его способности наладить контакт. А может, в глубинах Дрожащего леса Карты не действовали. Гадать было уже некогда. Сунув колоду в поясной карман, Корвин, хватаясь за ствол, кое-как поднялся на ноги и заковылял прочь с полянки.
Он понятия не имел, куда идти, в какой стороне опушка. А может, к ней вообще не ведет ни одна тропа, а лес работает как одна большая Карта. Важно было одно – если он останется сидеть на месте, но непременно закроет глаза – и проиграет бой яду. Пока Корвин мог двигаться – он будет пытаться выбраться отсюда. Его можно обвинить в чем угодно, но только не в неумении бороться за свою жизнь до конца.
Впрочем, яд оказался достойным противником. Корвин едва ли ушел далеко от полянки, когда ноги подкосились – и принц рухнул на серый мох, не в силах больше подняться. Он пробовал ползти, фут за футом продвигаясь куда-то – он сам не ведал куда. Деревья уже кружились перед ним в танце диких туземцев, перед глазами всё расплывалось. Черное, серое, серое, черное – в этом лесу не было иных красок.
Возможно, именно потому ускользающий разум зацепился за сгусток чего-то синего, так диссонирующего с общей палитрой. Синий сгусток… синее пятно… какое-то синее растение на черном фоне. Синее? Где совсем недавно он слышал это слово? И от кого?
Усилием воли Корвин заставил себя собраться и вглядеться в синее размытое пятно. Неподалеку от него прямо из ствола торчало причудливое растение абсолютно синего цвета. Весь его стебель длиной фута три был усыпан мелкими шипами, вместо листьев были колючки размерами в пол-ладони взрослого мужчины. Венчали его бутоны-корзиночки всё такого же синего цвета, тоже окруженные колючками. Не об этом ли растении пыталась ему сказать Дейрдре? Чем-то оно в самом деле напоминало чертополох. Если так, то было ли оно важным?
Утопающий хватается за любую соломинку, и Корвин собирался схватиться за синий чертополох. Ползком он преодолел те несколько футов, что отделяли его от ствола. К счастью, чертополох рос невысоко, а потому, привстав на одной руке, Корвин другой дотянулся до стебля и сжал его.
И зашипел от боли. Шипы вонзились ему в ладонь, ее словно обожгло огнем. Но боль оказалась очень кстати – она вырвала его из-под плотного, ватного одеяла слабости, в которой он вот-вот утонул бы с головой. Корвин, не обращая внимания на боль, рванул растение на себя – и повалился в серый мох, сжимая его в руке.
Что с ним дальше делать? Жевать его, приложить к ране? Голова была совершенно пустой, не приходило ни одной вразумительной мысли. Корвин принялся стягивать с себя сапог, и это простое действие показалось ему невообразимо сложным. Вонзившиеся в ладонь и оставшиеся там шипы впивались под кожу не хуже заноз, задевая за них, он каждый раз усугублял боль – но тем самым удерживался на границе сознания.
Наконец ему удалось стащить сапог. Корвин отупело уставился на перевязанную щиколотку, на белом платке уже проступили пятна крови. Что теперь? Повинуясь какому-то внутреннему чувству, поскольку логика отказывалась ему подчиняться, принц принялся разматывать импровизированную повязку.
Кожа вокруг раны обрела какой-то сероватый оттенок, но, как ни странно, почти не болела. А еще Корвин внезапно осознал, что его уже тошнило не так сильно, да и мельтешение перед глазами несколько поубавилось. С чем это было связано?
Мысли ворочались с трудом, приходилось хвататься за одну – и начинать разматывать ее, как клубок с пряжей. Ему определенно стало чуть легче, но что он сделал? Снял платок с раны. Нет, раньше – приполз сюда. Еще раньше – сорвал синее растение с колючками. И колючки… колючки эти впились ему в руку. Рука…
Рука была вся красная и горела огнем. Но самочувствие улучшилось. Выходит, в этих иглах пребывало нечто вроде противоядия? Разломив одну из колючек-листьев, Корвин увидел, как из маленького канальца вытек синеватый сок.
Понятно. Нужно действовать быстро, потому что этот сероватый цвет раны ему совершенно не нравился. Корвин принялся руками, не щадя ладоней и пальцев, отламывать большие колючки от ствола и безжалостно вонзать в ногу вокруг раны. Вскоре у него возникло ощущение, будто он обернул около щиколотки ежа. Но это возымело свое действие!
Корвин устало привалился к стволу, чувствуя, как мало-помалу, неохотно сдает свои позиции змеиный яд. Вот прошло головокружение, и мир снова обрел резкость. Вот отступила тошнота, и стали возвращаться силы. Нога вся горела, но стала обретать нормальный цвет. Неведомая синяя колючка вытравливала из организма яд, спасая амберского принца от участи остаться в Дрожащем лесу навсегда.
Ожидая, пока ему полегчает настолько, что можно попытаться встать и поискать тропу, ведущую к опушке, Корвин задумался о своем последнем видении. Прояснившийся ум уже позволял рассуждать о чем-нибудь отвлеченном.
Дейрдре дважды спасла его. Сначала буквально вытолкнув в реальную проекцию Дрожащего леса и заставив использовать особый финт, которым он смог убить псозмея. Затем – дав подсказку про синий чертополох, содержащий лекарство от змеиного яда, которыми были отравлены палицы-кнуты неожиданных обитателей леса. Выходит, она могла видеть всё, происходящее сразу на двух планах бытия, и позаботилась о нем. Но интересный вопрос – сделала ли это сестра, лес – или он сам, Корвин?
Сам он не смог увидеть псозмей в ночной реальности леса, не сработали даже его способности амберита. И уж тем более он не знал свойств местных растений. Лес – с чего бы Дрожащему лесу заботиться о нем? Дейрдре? Но ведь она была не реальной. Не более реальной, чем видения Зеркального коридора Амберского замка.
Но, если задаться вопросом, что есть видения, порождаемые коридором и лесом? Никто до конца этого не понял, даже Фиона и Бранд. Может, только Дворкин разгадал их тайну, но, конечно же, он никогда не поделится ею с внуками, предпочтя, чтобы они дошли до всего сами. Совместными размышлениями братья и сестры пришли к тому, что видения – это отчасти воплощение разума посетителя Зеркального коридора. Но в то же время они обретали качества того человека, чью форму принимали. А значит, в какой-то мере они были настоящими. Настоящая Дейрдре спасла бы своего брата. Ведь спасла бы?
Корвин поморщился – последствия отправления проходили, но жгущая боль от колючек уже стала досаждать. И всё же он не спешил выдергивать их. Пусть побудут подольше.
Он вдруг осознал, что всё время после возвращения в Амбер с Отражения Земля держал свою любимую сестру на расстоянии вытянутой руки. Он ни разу не обратился к ней за помощью, даже в тот раз, когда, раненый в бок, полз от своего дома к дороге, пытаясь привлечь внимание какой-нибудь машины. Ни до – ни после. Корвин не хотел впутывать Дейрдре во всё это, хотя на деле ее поддержка была очень важна ему. Но было еще кое-что, помимо благородных намерений защитить ее. Она была самым близким для него человеком из всей семьи, но всё же оставалась амбериткой. Амбериты не доверяют друг другу, если один раз искренне помогут – это не помешает им затем со спокойной совестью предать своего недавнего союзника. Возможно, Корвин в глубине души просто боялся ошибиться в самом святом, что оставалось у него. Ошибиться в Дейрдре. Увидеть ее двуличность для него было бы болезненным ударом. Легче было принять удар в спину от Джерарда, Бенедикта – и даже Рэндома.
Потому их помощь друг другу – искренняя, бескорыстная – осталась в далеком прошлом. Возможно, даже в их юности. Сам он мог помочь Дейрдре спастись. Но принять от нее спасение – ни за что.
Должно быть, зря. Упущенные возможности, несделанные поступки, несказанные слова. Перед отъездом к Владениям он всё же пришел к ней в комнату, решился сказать ей о том, что отказался от трона. Втайне обрадовался, увидев, что она одобряет его выбор. Он обещал ей, что отныне всё будет по-другому.
Напрасно. Не надо обещать, в этом Делвин был прав. Нужно делать – и делать тогда, когда это необходимо. А не жалеть потом, что не сделал. Иначе может статься, что сожалеть придется всю оставшуюся жизнь.
Лес не дал ему поговорить с Дейрдре, но, кажется, один из его уроков Корвин усвоил хорошо. Лес показал, какой союзник мог бы у него быть. И мимоходом спас ему жизнь, дал шанс что-то совершить.
Что ж, самое время начать. Пора разгадывать другие загадки Дрожащего леса, и наконец становиться на новый путь. Ради Амбера. И ради сестры, которая подарила ему эту возможность.
И начать надо было с малого – выбраться из чащи, где он сильно подзадержался. Чувствовал себя Корвин уже вполне сносно, кожа вокруг раны приобрела нормальный оттенок. Потому он принялся выдергивать шипы из своей ладони, решив, что иглотерапии для него на сегодня более чем достаточно. Вынул он колючки и из ноги, однако само растение прихватил с собой. Вполне возможно, что среди данных ему Мерлином лекарств был аналог этого, но до Хастла с его седельными сумками еще требовалось добраться. Убрав чертополох за пояс, Корвин снова замотал рану платком и, сунув ногу в продырявленный змеей сапог, потихоньку поднялся.
Голова не кружилась, ноги держали крепко. Можно было начинать искать дорогу к опушке. И Корвин пошел вперед, выбирая путь наугад, поскольку никаких ориентиров вокруг себя не видел.
Он сам не знал, сколько продирался, прихрамывая, через чащу, сколько раз падал, насобирав целую россыпь синяков, пока наконец не выбрался на какую-то тропку. Первоначальная радость открытия несколько омрачилась, когда Корвин нашел на ней следы. Следы какого-то крупного зверя из семейства кошачьих. Отчего-то принц не стремился в ближайшее время знакомиться с кошками подобного размера. Выбор, однако, у него был небольшой. Снова скитаться по чащобе не было никаких сил, потому Корвин пошел по тропе – в сторону, противоположной той, куда вели следы, надеясь, что она его куда-нибудь выведет.
Удача в этот раз решила одарить его улыбкой злого шутника. Вскоре действительно среди деревьев появился просвет – и Корвин вышел на опушку.
Неприятность состояла в том, что это было явно не то место, где он зашел в лес, потому что Хастла нигде не было видно.
Зато обладательниц больших кошачьих следов было много. Даже с избытком.
– Открыватель пути, – сказала большая сиамская кошка. Она сидела спокойно, обернув хвост вокруг тела, будто давно поджидала Корвина. – Теперь ты в нашем доме. Продолжим наш разговор?