— Да — тихо говорю я. Но этого хватает услышать той бабуленцие которая нас женила. На автомате подписываем свидетельство. Ваню и Мирона я больше не видела в зале. Теперь я жена. Я в браке.
На самом деле ничего не изменилось. Вернувшись на следующий день домой, мы завалились спать. Потом встали и пошли на работы. Вот и всё.
Три месяца спустя.
Я поняла, что что-то не так через два месяца после свадьбы. Саша стал более раздражительным. Он постоянно уходил куда-то, говоря, что ходит к своей маме. Я не особо зацикливалась. Ну ходит и пусть. Мне-то что?
Но когда не третий месяц брака я получила пощёчину, я была не готова. А я всего лишь не успела приготовить поесть, придя с работы позже обычного.
С того дня я еженедельно получала от мужа, за всё что только можно. За пару месяцев я освоила сотню способов скрывать побои косметикой. Как же я дошла до такого? Ведь раньше я была сильной, независимой. Не позволяла причинять мне боль. А теперь я стала такой. Постоянно избиваемой, но не умеющей сказать что-то этому человеку. Каждую ночь я плакала в подушку, так чтобы меня не услышал Саша, а то иначе я бы могла получить и за это.
На видеозвонки Вани я не отвечала, понимая, что он сразу заметит неладное. Да и Саша был против моего общения с ним. Смысла говорить, что он мой брат не было. Так как ему было всё равно. Я лишь только получала больше побоев. Хуже всего было, когда он бил по лицу. Разбитые губы было сложнее всего маскировать.
Однажды, когда я была на работе, мне позвонил Мирон. Странно, потому что он не звонил мне всё это время.
— Алло? — в нерешительности беру трубку, надеясь, что Саша не узнает про этот звонок.
— Почему Рудбой жалуется на то, что ты не отвечаешь в скайпе? Что случилось?
— Всё хорошо — вру я.
— Ась. Я тебя знаю. И знаю когда ты врёшь. Скажи, что случилось?
— Всё хорошо, Мир — я устало выдыхаю, видя, как в отдел заходит Саша. Его видимо отпустили с работы раньше. — Мне пора. Пока — кидаю я трубку.
Той ночью я сидела в ванной и пыталась остановить кровь, текущую из губы и брови. Под правым глазом светил синяк. Лилово-бардовый. Если уточнять его цветовую гамму.
— Выходи! — рычит Саша из-за двери.
— Да, дорогой — быстро заклеиваю бровь пластырем и держу ватку около губы.
На следующий день у меня был выходной. А у Саши нет. Но даже в этот день меня вызвали на работу, починить один из рабочих компов. Нацепив очки и натянув капюшон до носа, я пошла в отдел. Благо в месте, где стоял комп, не было людей.
— Ася? — вижу в проёме Мирона. Что? Как он тут оказался?
— Мир, ты как тут?
— Что с тобой случилось? — он подскакивает ко мне, срывая очки и капюшон. Он ахает и аккуратно прикасается к, пока ещё целой, левой щеке. — Кто это сделал?
— Мир, всё хорошо.
— Нет, не хорошо! Тебя избили! Кто? — он похож на зверя, у которого убили всех детёнышей.
— Это не важно.
— Это он да? Муж?
— Он не специально — пытаюсь улыбнуться, но боль в губе меня останавливает.
— Не спец….ты серьёзно? Он избил тебя! Это ведь уже не первый раз? Боже солнце, как же ты так?
— Мир — по щеке катится одинокая слеза. — Он…
— Тише — Мирон заключает меня в объятия. А я рыдаю. Рыдаю, как последняя тварь. — Что хочешь, говори, но я забираю тебя домой! Ни дня ты больше не проживёшь с этим ублюдком.
— Я не могу. Он не отпустит.
— А кто его будет спрашивать? Если надо будет. Я его закопаю.
— Мир. Не связывайся ты с этим.
— Нет! Ты девушка, которую я люблю, и я не позволю каким-то мудакам так с тобой обращаться! Они тебя не достойны. Пошли домой!
Вернувшись в квартиру, Мирон помог собрать мне вещи и уже через три часа мы летели в самолёте в сторону Питера.
— Как давно это происходит?
— Мирон.
— Ася! Я тебя больше никому не дам в обиду. Я буду рядом всегда. Обещаю. В тот вечер я поступил как настоящий мудак. Прости меня! Но больше я не причиню тебе вреда. Никогда!
— Мирон. Я так люблю тебя, но ты же меня знаешь. Во мне слишком много дерьма.
— Не больше чем у меня. Я справлюсь. Мы справимся вместе. Постепенно, шаг за шагом, мы всё преодолеем. Дома тебя все ждут. И Ваня и Анютка.
— Аня?!
— Да, дорогая. Она постоянно спрашивает, когда ты приедешь. Я ей сказал, что ты была на учёбе в другой стране.
— Как она вообще?
— Отлично. Пошла в художественную школу. Постоянно гоняет с Рудом кататься на великах. Прикинь, Рудбой велик себе купил. Он научил её кататься на скейте. Учится она хорошо. Кое-где помогаю с математикой и русским. Класс у неё потрясающий. Нашла друзей. И даже с классом ездила в поход на два дня. Знала бы ты, как я переживал все эти два дня, постоянно подрываясь поехать за ней. Благо Рудбой меня останавливал. В итоге вернулась загорелая и с шишкой на лбу. Я так смеялся, когда она рассказала, как заработала её. Они бегали наперегонки, и там было дерево, ветка у которого оказалась ниже, чем они предполагали. В итоге три ребёнка по очереди долбанулись об неё. И наша в том числе — Мирон с таким энтузиазмом и счастьем рассказывал про Аню, что я поняла. Он действительно хороший отец. А я ужасная сестра.
Я бросила ребёнка. Бросила последнего кровного родственника. Так чем я хуже матери?
— Ась, не переживай. Всё теперь будет хорошо. Твоя семья снова с тобой. Я люблю тебя и ты всё для меня! — вот так просто, летя где-то над уральскими горами, Мирон признался в любви.
— Я тоже люблю тебя!
— Я знаю. Я знал это давно! — целует он меня в левую щёку, стараясь не трогать правую часть лица. — Поспи. А когда проснёшься. Мы прилетим.
Уже вечером, сидя на кухне у Мирона в кругу семьи я поняла. Вот оно счастье. На коленях сидит Аня, слева от меня сидит Ваня, а справа Мирон. Они смеются, вспоминая какие-то смешные истории. Уже завтра я подам на развод и я уверена, что как только они увидят моё лицо, мне быстро дадут развод. Так же завтра пойду в любимую булочную и попрошусь обратно на работу. Как только сойдут побои, схожу на родительское собрание в школу к Ане. И никогда больше не уйду от семьи! Никогда!
***
Знаешь, мама, от него искрится воздух.
Он смеётся, а в глазах танцуют черти.
Знаешь, мама, он порой вполне серьёзно
Говорит, что хочет моей смерти.
Знаешь, мама, его кожа пахнет силой.
Он целует и зовет своей принцессой.
Я не верю, до меня их столько было.
Знаешь, мама, про таких твердят повеса.
Знаешь, мама, от него так веет ими,
Иногда еще звонят, он отвечает.
Знаешь, мама, он не любит моё имя —
У него четыре разных (так бывает).
Знаешь, мама, он не верит в гороскопы.
Верит в бога и в себя и ищет знаки.
Знаешь, мама, он по-своему жестокий,
Но к нему идут и кошки, и собаки.
Знаешь, мама, у него все тело в шрамах.
Я боюсь спросить откуда, вдруг ответит.
Знаешь, мама, он до тупости упрямый —
Он танцует нА спор степ на парапете.
Знаешь, мама, у него стальные нервы…
Я сама гуляю с ним по краю…
Мама, мама, я люблю его, наверно,
— А за что?
— Не знаю, мам, не знаю.
***