Нэнси Дрю. Тайна африканской маски

На этот раз шорох отчетливо доносился из камина в гостиной. Нэнси подошла к нему и увидела то, что раньше скрывалось под аккуратно сложенными поленьями — люк в полу. Девушка выгребла из камина уже успевшие остыть угли и открыла его. Вниз вела очередная лесенка, напоминающая корабельный трап. Выглядела она так, как будто ей пользовались нечасто. Не в ближайшие дни, а вообще. Прислушавшись, Дрю поняла, что из тайного подвала больше не доносится ни звука. — Эй! Кто там? Отзовитесь! Я вас слышала! — прокричала Нэнси в люк. Вполне ожидаемо ей никто не ответил. Тогда, на свой страх и риск, детектив Дрю решила спуститься. Лестница вела в маленькую комнатку, очень, особенно узкими прямоугольными окошками под самым потолком, похожую на подвал. Что ж, основная задача любого тайника, не выделяться. И раз уж он под землей, как подвал, то на него и должен походить. Вот только захламлен он был гораздо сильнее. Пол покрывал порядочный слой всевозможного мусора от вполне узнаваемых обломков кирпичей, каких-то железок, деревяшек и обрывков картона до сгнивших кусков чего-то, имя которому могло быть только «нечто». В стене рядом с лестницей Нэнси обнаружила пролом, сквозь который проглядывался поврежденный бок печи. Значит, все правильно — именно это место детектив видела, совершая ночное путешествие. Нэнси снова стало не по себе. Вот она и нашла логово неизвестного. Девушка вспомнила промелькнувший силуэт и подумала, не сбегать ли наверх за ставшей уже почти родной кочергой из своей комнаты. Ведь кто знает, кого она здесь найдет? Эта каморка пуста, но что там, за дверью? Той самой дверью с зарешеченным окошком? Дрю осторожно приблизилась к двери, внутренне готовая к тому, что та сейчас распахнется, и оттуда выскочит тот, чье присутствие она почувствовала еще в день прибытия. Массивная, сделанная на совесть дверь оказалась заперта снаружи на тяжелый засов. В голове снова закрутились мысли и предположения. Шорохи и скрежет окончательно потеряли свое сверхъестественное значение, искорки которого до последней минуты нет-нет, но загорались в воображении. Теперь они стали реальны и осмысленны. Кто-то пытался выбраться изнутри, из-за двери, за которой он неизвестно как и когда оказался. Новая догадка мгновенно обросла собственным перечнем требующих ответа вопросов, но она в основе своей имела реальность, а потому Нэнси сразу почувствовала себя гораздо увереннее. — Эй! Есть тут кто? — позвала Дрю, заглядывая в оконце, пытаясь разглядеть, что и кто там внутри. И опять ответом была тишина. За окном же располагалось такое же необитаемое, захламленное помещение, как и то, где сейчас находилась девушка, только просторнее. Ни на минуту не забывая об осторожности, Нэнси отодвинула засов и вошла в комнату, которую про себя уже окрестила камерой. И чем больше она осматривалась, тем больше убеждалась, что назвала ее правильно. Грубо сколоченные топчан и стол на земляном полу. Старое деформированное ведро, подставленное под водопроводную трубу. Сейчас в него медленно капала вода, образовавшая на дне солидную лужицу. Общее впечатление дополняли вывороченные из стены кирпичи вперемешку с землей, будто кто-то усиленно пытался прокопать подземный ход, ведущий на свободу. Вырытый проход в совокупности с раскуроченной стеной напоминал зловеще распахнутую пасть великана, готовую проглотить любого, кто осмелится подойти слишком близко. А вот того, кто мог так рьяно рваться наверх, в комнате не было. Более того, не было никаких следов чьего-то недавнего присутствия. Даже если предположить, что он выбрался через прорытый тоннель, а тот потом обвалился, все равно в помещении должны были остаться свидетельства его пребывания. Ну, не по воздуху же он ходил и не святым духом питался! Пребывая в некотором недоумении, Нэнси приблизилась к лежанке, на которой приметила что-то светлое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении еще одним листком, вырванным из дневника прежнего хозяина. — И здесь записки Джеймса Блэквуда? — удивилась Нэнси. — А тут-то они откуда?.. Девушка присела на краешек топчана и погрузилась в чтение. «…Неужели я сделал это? Неужели все это сделал я? Нет, не я! Голоса заставили меня. Но они не в маске, они во мне… и даже под землей от них не скрыться. Я сошел с ума… Это так же точно, как то, что я задушил Робина, оглушил и запер в склепе Кристофера и сделал из Катерины ритуальную жертву. Все усилия оказались напрасны. Зло не ушло. Только теперь это не маска. Это я. Особенно мне жалко любимую жену. Я напоил ее чаем с тройной дозой талидомида, надеясь, что это не только помешает ей сопротивляться, но и избавит от лишних мучений, а потом… Не понимаю, как я мог так поступить с ней. Нет мне прощения! Я решил наказать себя сам, запершись в подвале. Это мое прощальное письмо. Надеюсь, что кто-нибудь его прочитает…» И только сейчас, оторвав от листка еще более удивленный взгляд, Нэнси, наконец, заметила автора. Он сидел в углу между наваленной горой вывороченных с землей кирпичей и стеной и мало чем отличался от того, что осталось от его жены. Нэнси охнула и закрыла рот рукой, таким громким и неуместным показался в этом добровольном склепе звук ее голоса. — Неужели я все-таки видела привидение?.. — еле слышно прошептала девушка и, буквально заставив себя встать, медленно направилась к останкам Джеймса Блэквуда. — Да, уж! Мне, действительно, будет, что предъявить полиции… — продолжила девушка, и тут ее внимание привлек какой-то звук из глубины вырытого тоннеля, напоминающий нечто среднее между утробным рыком и басистым подвыванием. И не только звук. Оттуда на Дрю сейчас смотрели несколько пар больших круглых желтых недовольных глаз. Сжав в руке листок с предсмертной запиской Блэквуда, Нэнси неторопливо попятилась к выходу. Кто бы ни смотрел на нее из темноты, настроены они были недружелюбно, и их было больше. Девушка почти добралась до цели, когда запнулась за что-то и чуть не упала. Для одного из злобных гостей, считающего себя местным хозяином, это послужило сигналом. Что-то большое и мохнатое с воинственным ревом метнулось в сторону Дрю. Действуя больше на инстинктивном уровне, чем сознательно, девушка в два прыжка выскочила из подвала и, захлопнув дверь, торопливо задвинула засов. Что-то мощно ударилось о нижнюю часть двери, к которой Нэнси, без сил опустившаяся на пол, прислонилась спиной. Какое-то время изнутри слышалось разочарованное ворчание, потом, судя по стихающему звуку, нападавший предпочел удалиться. Воспользовавшись моментом, Нэнси поспешила встать, чтобы через окошко попытаться разглядеть того, кто поверг ее в бегство. — Ну, кто бы подумал… — неожиданно улыбнулась она. В этот самый момент наверху, в доме, хлопнула входная дверь, и раздался знакомый голос. — Ау! Есть кто дома? Нэнси! Нэнси, ты где? — Майкл? Майкл! Я здесь! — радостно отозвалась девушка и кинулась к лестнице. Спустя час Нэнси и Майкл сидели на кухне и пили чай. Точнее, чай пил Майкл, или хотя бы делал вид, что пил, а Нэнси рассказывала. Сначала о том, что она нашла за минувшие три дня, потом о выводах, которые она сделала на основе находок. — Думаю, стремление Джеймса Блэквуда досконально изучить племя «далмаари» было спровоцировано нечистой совестью. Как бы то ни было, но маску он у них украл. О состоянии его психического здоровья мы тоже можем только догадываться, но раз связанные с ней легенды, пронизанные сверхъестественными элементами, как, впрочем, все легенды, упали на благодатную почву, и он поверил в их реальность, были у Джеймса какие-то отклонения по этой части. Это послужило толчком. Причем Блэквуд сам дал себе посыл: все плохое, что случалось с ним и его близкими, с этого момента истолковывалось в нужном ключе. А тут еще ягоды воаканги, которые он начал есть, думая, что защищается от зла. Начавшиеся галлюцинации в совокупности с найденной информацией зародили в его голове мысль о проклятии и собственной роли в его распространении. Ситуация подошла к критической отметке, когда его сын родился уродцем. Я посмотрела в Интернете. Это теперь-то мы знаем о влиянии снотворного, прописанного Катерине Блэквуд доктором Милтоном — талидомида — на внутриутробное развитие младенцев, а в то время это никому не было известно. Скорее всего, именно тогда навязчивая идея превратилась в откровенное сумасшествие, и проявилась она в том, что Джеймс Блэквуд убил своего сына. Чем руководствовался доктор Милтон, покрывая преступление Блэквуда, я думаю, так и останется неизвестным. Однако, видя, как прогрессирует сумасшествие Джеймса, как он все свободное время посвящает поиску способа снять проклятие, и, узнав, какой способ он обнаружил, доктор изменил свое отношение и уведомил жену Блэквуда, Катерину, о своих намерениях обнародовать ужасный поступок друга и настоять на его изоляции. Узнавший об этом Джеймс своеобразно отреагировал на попытку ему помешать. Он убил доктора и спрятал труп в склепе. Поскольку в свое время английская педантичность заставила его позаботиться об организации в месте последнего упокоения мест для себя и супруги, прибывшая позже полиция приняла мужские останки возле постамента с мемориальной табличкой «Джеймс и Катерина Блэквуд» за тело хозяина, на основании чего законно занесла того в списки умерших. Остается непонятным, почему Джеймс избрал Катерину в качестве жертвенного элемента, необходимого при составлении амулета: из-за подозрений по поводу ее сговора с доктором или потому что таким жестоким образом хотел искупить свою вину, пожертвовав на спасение самое дорогое. В любом случае он убил ее тем самым ритуальным способом, который произвел на него сильное впечатление в Африке. Почему он не поместил ее тело в склеп, а закопал, тоже нельзя ответить однозначно. Скорее всего, он рассчитывал, что окружающие поверят в запущенный им слух о том, что Катерина Блэквуд просто уехала. Вероятно, на какое-то время это сработало бы, но Изабелла Мариани, горничная, видела, как он прятал тело, сфотографировала этот момент и, в отличие от доктора, не стала молчать. Пока полиция преодолевала всевозможные бюрократические препоны, у Джеймса произошел момент просветления, он осознал, что произошло, и решил покарать сам себя. Каким образом — мы сегодня узнали… — А доктор? Ведь он же тоже слышал голоса, если верить его записям… — Возможно, в этом тоже виновата воаканга. Хотя я сомневаюсь, что Джеймс Блэквуд пристрастил приятеля к растительным наркотикам. Скорее уж тут виновны кое-какие другие препараты, медицинские, которыми Милтон пытался успокоить душевные терзания. Не могу утверждать однозначно, но предположу, что его тоже мучили угрызения совести, ведь он не только промолчал, когда Джеймс убил сына, он еще и Катерину уговорил промолчать. — То есть на самом деле не было никаких шорохов и голосов? — Шорохи, если и были, то естественного происхождения. Как и в нашем случае. А голоса… Воаканга африканская достаточно психоактивна, чтобы ее воздействие на нервную систему спровоцировало галлюцинации. Если бы Джеймс ел их в большом количестве, он еще и увидел бы что-нибудь странное, а не только услышал. — То есть проклятия на самом деле не существует? — Не существует. Что же касается маски, она, хоть и достаточно жутка на вид, имела отношение к несчастьям, поразившим твоего дальнего родственника, не больше, чем все остальные африканские редкости, привезенные Блэквудом. — И все же признайся, ты тоже на минутку поверила в его существование. — Поверила. Вот только не совсем в проклятие. Скорее просто в существование чего-то сверхъестественного. А как иначе? Твои рассказы, удручающее состояние дома, пристрастие Джеймса к жутким картинам и книгам, которыми он набил свое жилище. Все это оказывало тягостное воздействие на психику, что вместе с химией, которой я вынужденно дышала эти дни, привело к временному помутнению сознания, выразившемуся в странных сновидениях. Говорят, такое часто случается с профессиональными отделочниками и малярами, когда они пренебрегают техникой безопасности. Самое смешное: проветрить дом было одной из первых моих мыслей, но окна не открывались, а потом я притерпелась и перестала обращать на запах внимание. — Может быть, и у прошлых хозяев шуршали наши необычные соседи? Что они только забыли в моем доме?! — Полагаю, пушистое семейство сейчас думает то же самое, только про нас. Нет, тогда, я думаю, это были не они. Заперев себя в подвале, через какое-то время Джеймс Блэквуд, нормальный или опять погрузившийся в пучину сумасшествия, испытал вполне естественное желание выйти на свободу, независимо от причин, заставивших его заточить себя. Ты видел дверь? Выбить ее не так-то просто, тем более тому, кто какое-то время обходился без пищи. То же самое касается и решеток на окнах. Хотя, уверена, если мы поищем внимательно, мы найдем следы попыток взлома. Тогда Блэквуд решил сделать подкоп. Камни из стены ему вытащить удалось, возможно, удалось и начать рыть туннель. Но потом слабость взяла верх… Не хочу даже думать, что привлекло сюда предков нынешних пушистых гостей, но они закончили за Блэквуда начатое — прорыли нору. Вероятно, это место показалось им привлекательным для того, чтобы обустроить здесь свое логово. Так что представители семейства диких котов уверены, что это мы вломились в их дом, о чем и поспешили мне сообщить, когда я слишком приблизилась к их гнезду. Это была их первая попытка напугать людей, обосновавшихся в доме. Шорохи, издаваемые ими до этого, — обыкновенная возня животных, ведущих ночной образ жизни. Они шуршали — мы боялись… И в том, что в доме нет крыс, тоже их вина. — Последнее обстоятельство меня нисколько не огорчает. Мне куда интереснее, зачем был нужен этот тайный подвал, и почему никто мне о нем не рассказал. — Как видишь, никто о нем не знал, кроме хозяев и, может быть, доктора. Я еще раз посмотрела планы дома, в отличие от детской, он там не отмечен. Совсем. Так что причины, побудившие Джеймса построить в доме тайное помещение, станут еще одной загадкой поместья. — Все-таки как интересно получилось! Предполагалось, что я, вернувшись, расскажу тебе все, что знаю, про мой дом, а вышло так, что ты рассказала мне куда больше. Полагаю, теперь нам надо связаться с властями и предъявить им твои находки? — произнес Майкл, вставая, а Нэнси кивнула: — Да, именно это я уже несколько часов, как собираюсь сделать.