«Её можно сравнить с моим чувством юмора. Я люблю, значит верю, Что если бы могла — она б думала. Сука, антилогика. Я не врубаю здесь умного»
Неловкая пауза, повисшая между ними, длится уже слишком много времени, и с каждым моментом, проведённым в абсолютной тишине, её кожа на щеках всё больше краснеет, а бежевый картонный стакан с кофе пустеет. Он лишь статично измеряет её взглядом, про себя отмечая глобальные перемены в каждом сантиметре её тела: от длины волос до оттенка кожи. Мимо проходят люди, забежавшие в «Ретиж» за очередной порцией кофеина, и не замечают столь информативный диалог между «Мисс Париж» прошлого года и парня, которого они наверняка могли встретить только в каком-нибудь второсортном клубе за барной стойкой. Разное воспитание. Разные общества. Разная судьба. — Эм, где ты учишься сейчас? Внезапный вопрос брюнетки словно разрезает тишину между ними. Её голос еле уловимо дрожит от напряжения. Сейчас ей надо бежать на пару, но она не хочет. Она не может. Ноги под столом буквально свело от волнения, заставляя Маринетт лишь сидеть, пытаясь не краснеть слишком густо. — Нигде. — Его голос твёрдый, как и характер, доставшийся ему от биологического отца, которого он знал всего первые десять лет своей жизни. — После выпускного я вернулся в банду. Её голову пронзают мучительные воспоминания, от которых руки начинает бить мелкой дрожью. Она медленно выдыхает, заставляя себя успокоиться и сжать кулаки так сильно, чтобы боль от ногтей, вонзившихся в кожу, перебила душевный крик, так и норовящий вырваться из горла. — А как у тебя с учёбой? — произносит он, но тут же, не дав девушке и опомниться, перебивает. — Хотя, дай угадаю: лучший универ Парижа. Который из них? Она немного расслабляется, открывает ладони и опускает онемевшие стопы на пол, носком вырисовывая круги на кафеле. — Ну… Я в центральном университете финансов имени Шарля де Голля. — Я так и предполагал, — отчеканивает он, лениво ковыряясь ложечкой в сахарнице. И снова эта убивающая всё вокруг в диапазоне нескольких метров тишина, которую он воспринимает, как лишь издержки её аристократического воспитания. А она понимает, что эта тишина вполне комфортна для их обоих, хоть им и стоит обсудить пять лет разлуки. Он молчит, как и она. А большего им и не надо. Между ними пропасть, а с разных краёв плохо слышно. Медленно девушка откидывается на спинку стула и протяжно выдыхает. А он следит за тем, как вздымается её грудь на выдохе. — Как у тебя на личном? Её вопрос заставляет уголки его губ непроизвольно поползти наверх, и потерянной в барах искре в глазах вернутся на своё место. Он встречается с ней взглядами и манерно произносит. — Ну, ничего особого, — Он отводит глаза обратно в пол. — Я один. А Маринетт лишь гуще краснеет, в голове пытаясь считать примеры по тригонометрии, лишь бы не мечтать о его шикарном теле. Про себя Дюпен-Чен подмечает, что на улице о бордюр быстро начинают стучать крупные капли свежего осеннего ливня, который приносит с собой отзывающийся рефреном гром и холодный пронизывающий до костей ветер. А она не взяла с собой ничего тёплого. Агрест ловит её обеспокоенный взгляд, блуждающий где-то за окном, и снова давит в себе широкую улыбку. — Тебя проводить до дома? Её дыхание резко сбивается и она понимает, что в университет сегодня точно не попадёт. Не сможет прийти. Не сможет расстаться с ним. — Если тебе не тяжело, — на выдохе произносит она. Адриан залпом выпивает остатки кофе, слегка скривившись, почувствовав привкус зёрен, покоящихся на дне. Он встаёт с барного стула и снимает бомпер со спинки. Она уже давно давно осушила свою кружку и сейчас с блаженным видом разглядывает исподтишка, чтобы хотя бы раз увидеть его расслабленным. — Идём? Его вопрос выводит её из состояния «стазиса» и, заставляя стул пошатываться, она быстро вскакивает на ноги, словно вселившись в своё тело пятилетней давности. Дрожащие руки быстро нацепляют на тело джинсовку, и нелепо улыбнувшись, она произносит: — Идём.***
Уже где-то с десяток минут они сидят рядом на мягком диване у неё в квартире, ожидая пока его мокрая одежда высохнет на холодной батарее. Когда они пришли Маринетт неловко протянула ему пижамные штаны её отца, который часто гостит у дочери. Он слегка улыбнулся и переоделся прямо перед, стремительно краснеющей в сотый раз за день, девушкой. Она же поспешила удалиться в ванну и самой переодеться в тёплую домашнюю одежду. И вот они снова абсолютно молча сидят на уютном тканевом бежевом диване. Адриан пытается, не отвлекаясь смотреть в экран телевизора, вещающего о грозе в городе. А Маринетт, уже потеряв всю концентрацию, откровенно пялится на его умопомрачительное тело и до крови закусывает нижнюю губу. Одним движением она может оказаться над ним. Она может вцепиться в его притягательные бледные губы своими. Она может своими тонкими ловкими пальчиками обвести контур каждого кубика на его прессе. Она может сорвать с него и себя эту ненужную одежду, чтобы быть рядом с ним каждой клеточкой своего тела. Но почему-то она не делает этого. Даже сама не знает, почему… Тем временем в старой квартирке студентки холодает. Медленно, но верно. Из-за внезапности грозы ранней осенью, отопление ещё не дано, а холод же напротив — сквозит из всех щелей. Уже завтра коммунальные службы будут разрываться от телефонных звонков с жалобами. Непроизвольно девушка, уже закутанная в плед, прислоняется к Агресту и ей становится теплее. Теплее на душе. А он и не сопротивляется — даже наоборот, Адриан приобнимает её за плечо и дует паром на чертовски ледяные руки. Он не может больше бездушно пялиться на телевизор. Он смотрит на неё и где-то в душе всплывают старые чувства и эмоции. И воспоминания.***
— Пожалуйста, не жалей меня, — с придыханием просит парень, опуская большой палец на чужой подбородок. — Меня и так много жалели. Тошнит уже. Девушка чувствует резкий укол совести. — Не буду, честное слово, — заверяет Мари и сама подаётся вперёд, непозволительно медленно соединяя их губы вместе. Прикосновение Адриана к её щеке тёплое, доверительное. Её ладонь на его затылке — правильная. Он загребает её в свои объятия жадно, будто боясь, что кто-то позарится на это голубоглазое сокровище, и Мари ему позволяет. Дыхание на покрытых невольным румянцем щеках горячее.***
Она лишь чувствует его сердцебиение своей ладонью, и от этого земля уходит из-под ног, а к горлу подступает комок. Она трётся своей щекой об его, и пару раз их губы ненавязчиво почти соприкасаются. Всем телом Мари чувствует лишь безумное, животное желание. Желание оказаться под ним. — Чёрт, — хрипло срывается у блондина изо рта. Внезапно он резко обхватывает своими губами её, сладко облизывая и покусывая их. Пару секунд Дюпен-Чен находится в полнейшем ступоре, но потом его требовательные пухлые губы начинают завораживать её и уносить куда-то далеко от светлой квартирки в центре Парижа. Между ними словно идёт схватка, и кто победит, решает количество секунд, пока его верхняя губа ищет чуть подрагивающую её. Он ведёт в этой партии, а она просто поддаётся и пытается не слишком сильно извиваться всем телом под его напором.«Женщина, я не сошел с ума — Ты существуешь. Женщина, зачем я нужен тебе? Ты так рискуешь»
Одним ловким, точным движением Агрест оказывается сверху. Он нависает над девушкой, пытаясь отдышаться. А в следующее мгновение снова упивается ею, словно она — кислород, а у него асфиксия. Он целует её медленно, пытаясь продлить этот момент. Её губы мягкие, и он не хочет от них отрываться никогда в жизни. И казалось бы, они наступают на те же грабли, но им плевать, пока рядом тот, кто может избавить от ненасытной боли где-то между сердцем и разумом.«Я слышал, Ты не флиртуешь. Тебя все хотят, Да, но ты не флиртуешь»
Он жадно целует её шею, оставляя пару бордово-фиолетовых следов их близости. А она лишь шумно выдыхает на его действия. Снова и снова. Блондин быстро поднимается на ноги и, на вопросительный взгляд девушки, запыхавшись произносит фразу, разделяющую их отношения на «до» и «после». — В спальню? Она уверенно кивает и вскакивает на ноги, отбросив плед куда-то в сторону. И их губы снова растворяются в горячем поцелуе. Она смыкает свои руки за его шеей, пытаясь быть к Агресту как можно ближе. А он на мгновение отстраняется, чтобы грубо сорвать с неё майку. И снова эти взрослые, грязные поцелуи, так кружащие ей голову. Она считает, что так всё и должно быть. Он считает, что полностью с ней согласен. А тем временем он ловко справляется с застёжкой её бюстгальтера, заставляя Маринетт слегка покраснеть от смущения свободы её форм.«Все хотят узнать, сколько ты стоишь. Все хотят знать всё о тебе»
Уже на ощупь они набредают на дверной косяк спальни, и Маринетт, игриво улыбаясь, отстраняется, чтобы в следующий миг снять шортики и запрыгнуть на кровать. Адриан словно заворожённо смотрит на неё и подходит ближе, чтобы обнять её за пояс, а в последствии зубами стянуть с податливого тела остатки одежды. Она протяжно выдыхает, оставшись совсем нагой и чувствуя его зубы на своих лодыжках. Он изучает её, стараясь освежить воспоминания о этой непорочной восемнадцатилетней девушке, а теперь игривой студентке, заставляющей его дрожать до кончиков пальцев и ощущать какое-то первобытное, животное желание. Она лишь наслаждается его близостью и хочет быть ещё ближе. Осознавая все её прихоти, парень быстро укладывает девушку на мягкое покрывало, заставляя её буквально дрожать от предвкушения. Их уже не волнует температура в доме, граничащая с минимумом для проживания, он просто смотрит на её слегка смущённое лицо и забывается в нём, а она находит его потемневшие от возбуждения глаза и чувствует, что задыхается от удовольствия.«Навсегда! Ниа Санчес! Боже, как я люблю... Я люблю эту суку»
***
Когда она открывает слипшиеся после сна глаза, он всё ещё мирно спит, укутавшись так, что из-под одеяла торчит только блондинистая макушка и острый носик. Про себя девушка усмехается и рыщет глазами по стене, пытаясь найти электронные часы. Когда девушка понимает, что часовая стрелка неумолимо приближается к отметке десять часов, сначала её окатывает волна испуга и недовольства, что она проспала. А потом Мари снова видит перед собой его блаженный спящий вид и понимает, ради это зрелища она готова проспать всю жизнь. А когда его реснички поднимаются вместе с веками, обнажая зелёные глаза, она, сама того не осознавая, улыбается. Он, не отойдя от пробуждения, хрипло шепчет: — Ты — не леди ни разу. Ты — та ещё сука. — Он улыбается, а девушка хмурит брови у переносицы. — Но я так тебя люблю. Он прижимает её ладонь к своим губам и протяжно целует, заставляя волну мурашек пробежать по её спине.***
Почему бы не сказать, что эти двое были предназначены друг другу судьбой? Ведь вне зависимости от обстоятельств они окажутся вместе. Хоть великое наводнение, хоть всемирная легализация огнестрельного оружия, хоть эпидемия неизлечимой болезни не смогут заставить их пойти по разным дорожкам. Но нет, они не уникальные соулмейты. Просто с самого начала их судьбы были переплетены. Для простых смертных эта парочка просто запретная любовь, но их чувства это нечто большее. Нечто не поддающееся описанию и влиянию со стороны. Им предстоит встретить на своём путь ещё много испытаний, а пока они спокойно встречают холодное осеннее утро в компании друг друга. И им обоим откровенно плевать на весь мир. Сейчас им известно лишь одно: Она любит этого хулигана, а он любит эту суку.