Драконий Мститель

      Полет не занял много времени. Отправились мы на запад по направлению к Маркарту. Неприятное ощущение засосало под ложечкой, но я постарался его проигнорировать. С каких это пор меня стали заботить остальные люди? Ведь это из-за них вся моя семья гниет... Но мысли о Ялисии не давали мне больше успокоиться. Если бы только я мог последовать за видениями... Но я не мог. Не выходило.       Внезапно мой мозг буквально взорвался. Я почувствовал, как крохотные иголочки впились в мою голову с силой несоразмерно большей, нежели их размер. Мой рот открылся, чтобы закричать, но ни звука оттуда не вылетело. Это был беззвучный крик боли, который растворился в пространстве. Лишь я слышал его, он стоял в моих ушах, отчего голова раскалывалась лишь сильнее. Все перед глазами покрылось белой пеленой, которая не желала спадать. Я не мог ни моргнуть, ни просто закрыть глаза. Что-то не давало мне это сделать, выжигая мои глазные яблоки. Мне показалось, что я ослеп, наступил страх. Он был больше животным, нежели осознанным. Умереть или же ослепнуть... Второе было куда страшнее. В разы страшнее.       Неожиданно из этой белой пелены вынырнул тот, кого я итак уже знал. Человек в темно-зеленой мантии. Несмотря на то, что было светло, по-прежнему нельзя было разглядеть его лица. Вообще он сам будто был каким-то смазанным, словно расплывался или что-то наподобие. Он просто стоял и смотрел на меня, что открыл рот, выпучил глаза и не делал ничего. Какая-то часть моего сознания напомнила мне, что я лечу на драконе, но я совсем этого не ощущал.       - Значит, желаешь достичь тех мест, которых не в силах? - тихо поинтересовался монах (пусть будет монахом, он очень на него похож).       Я не смог пошевелить ни единой мышцей, чтобы кивнуть или ответить "да". Но, казалось, он понял меня без всяких жестов или слов.       - Ты можешь об этом пожалеть, Варьольф. В твоих интересах не знать, что произошло.       Всей своей силой мысли я попытался донести до него свое желание. Это был мой шанс, что сталось с сестрой. Я готов был на что угодно ради этого. Монах издал вздох. А может, это было что-то другое, я точно не знаю.       - Боюсь, что это лишь разбередит твои раны. Ты превратишься в зверя... которого уже никто не будет способен сдержать, - его слова разрушали мои надежды и так. Но я должен был знать. Из слов монаха складывалось впечатление, что сестра моя не выжила. А если и выжила, то ее состояние настолько плачевно, что от этого мне будет жутко больно. Но я должен был знать. Я был полон решимости. Всеми силами старался передать ее монаху. Он понял. Я чувствовал это.       - Значит, вот, что угодно судьбе. Забавно. Ведь ее творят боги, так почему она идет против их воли? Может, она что-то совсем отдельное? Не имеющее сущности, лица, формы, определенного сознания. Она жестока, милосердна, справедлива и несправедлива. Прекрасна, словно высшая аэдра и в то же время будто демон, что вышел из самых пучин Обливиона, - туманно произнес монах.       Он растворился в белой пелене, оставив меня одного. В этот миг кто-то будто насильно закрыл мне глаза, и я почувствовал, как падаю вниз. Такое иногда случается с людьми во сне, чувствуешь панику, стараешься избежать падения, пытаешься как-то вскочить, но ничего не получается. Я попал в прошлое. Точнее, бродил там будто неприкаянный призрак, разглядывал, узнавал. Монах не обманул меня. Он показал мне Ялисию. Показал все то, что случилось, начиная с того момента, когда ее похитили контрабандисты. Но я наблюдал не отдельные моменты. Я прошел вместе с ней всю ее жизнь. Каждую секунду, каждую минуту. Мне потребовалось много времени. Но я упорно шел за ней. Я не беспокоился о времени в моем настоящем. Я о нем даже не помнил. Меня волновала лишь моя сестра и ее будущее. Я наблюдал. Наблюдал. Наблюдал. Наблюдал. Наблюдал...       Чем дальше я находился в прошлом, тем ярче загоралось мое сердце, тем больше раскалывалась голова. Меня наполнял гнев. Он рос постепенно. С каждой секундой, с каждой минутой, часом, днем, неделей, месяцем, годом... Он не переставал увеличиваться, он никак не мог достигнуть предела. А был ли он, этот предел? Я с трудом сохранял частички оставшегося разума. И все ради того, чтобы увидеть конец своего путешествия. Чтобы достигнуть настоящего. Если бы я знал раньше, если бы... Но нет. Не знал. И это не моя вина. Мир... Этот прогнивший мир.       Теперь я ясно видел свой путь. Этому миру пришла пора умереть. А новый возродиться. Или нет. И так будет даже лучше. До этого, признаюсь, сомнения посещали меня. Я думал, что, возможно, что-то не так. Да, мир хотелось уничтожить. Но я был полон сомнений, проистекающих больше из того, что видел в прошлом. И хоть смерть Ялсу воочию заставляла мое сердце ужесточаться по отношению к другим живущим, счастливое лицо Яркомы, которая действительно была счастлива, пусть и не долго, заставляло меня сомневаться. Я не хотел признаваться себе в этом, но я все вспоминал эту ее радостную улыбку, когда она была с Ульфриком. Да, он кормил ее откровенной ложью, манипулировал ее, использовал в своих целях. Она не знала об этом. А может и знала... И позволяла себя использовать, потому что любила. Меня возмущала эта ситуация, но я не мог закрыть глаза на чувства сестры. Если бы я в действительности был хорошим братом, коим меня считала Ялисия, то как бы отнесся к их отношениям? Благословил, потому что видел, что Яркома счастлива? Отнял бы у нее любовь во имя ее безопасности? Я не знаю. Никогда уже не узнаю, потому что меня тогда не было. То время, когда моя семья во мне нуждалась... А я все это время сидел на Высоком Хротгаре, скованный Седобородыми. Да, Седобородые... Вот кого я тоже никогда не прощу. Они повинны в смерти моей семьи, как и этот мир.       Ярость не стремилась угасать. Теперь у нее было нескончаемое топливо, что поддерживало ее уже навсегда. Навечно. Вечное пламя. Да, мне нравится. Хорошо звучит. Оно никогда не угаснет. А дровами, углем ей станут воспоминания о прошлом, в котором меня не было, но которое я видел. Сомнения уже никогда не посетят меня. Я четко видел свой путь. Уже более никакое прошлое не смутит мой разум. Да, я по-прежнему буду наблюдать его. Но никакие счастливые лица моей семьи не поколеблют меня. Ведь они были счастливы тогда. Тогда мир еще не решил от них избавиться. Они не знали о том, что было им предначертано. Теперь я же в моем сознании запечатлелись два лица, искаженных болью, неверием в происходящее. Скоро я увижу еще больше. Увижу все лица. В моей памяти будут храниться все десять лиц. Все десять лиц, коих я потерял навсегда.       Когда наконец-то я "вернулся" в свой мир, то оказалось, что в нем прошло всего лишь несколько секунд. Мы по-прежнему пролетали над тем же ландшафтом, над которым летели тогда, когда тысячи иголок вонзились в мою голову. Дракон ничего не заметил. Никаких изменений не произошло. Я крепко вцепился в гребень крылатого существа, не давая себе упасть, хотя уже был близок к тому, чтобы свалиться.       Да, теперь я был готов сотрудничать с Алдуином. Я бы сказал что-то вроде "с радостью помогу ему", но не думаю, что меня будет одолевать это чувство. Мой сосуд был наполовину пуст. До этого в нем перемешивались самые разнообразные эмоции, как положительные, так и отрицательные. Но сейчас увиденное мною резко опустошило его, убрав все светлое, что там было. Хотя, не думаю, что он так уж пуст. Ведь на смену положительным чувствам, пришло море отрицательных. Полагаю, они заполнили сосуд настолько, что был затоплен.       Наконец мы долетели. Мы были неподалеку от Маркарта, но среди гор. Там уже было несколько драконов. Я насчитал штук пять, и невольно мурашки забегали по моей спине, осознавая масштаб разрушений, которые они могут принести. Раньше я, быть может, ужаснулся, но сейчас довольная улыбка проступала через суровые черты лица. Я спустился и предстал перед Алдуином, который наблюдал за мной своим алчным и властным взглядом.       - Довакин, хи труза меиз дова? (Довакин, готов ли ты стать одним из нас, готов ли ты стать дова?) - тихо произнес Пожиратель Мира, пристально смотря на него. Он произнес лишь несколько слов, не громогласным голосом, не вкладывая какое-либо сильное значение. Но эффект они произвели гораздо больший, нежели разразись он сейчас длинной пафосной речью. Все драконы мигом заговорили, выражая свое недовольство, недоумение, протест разными способами: одни Кричали, другие спорили на драконьем языке, кто-то попытался протестовать на человеческом. Я не смотрел по сторонам, направив свой взор прямо на своего нового тури.       - Гех (Да), - кротко сказал я, также не став вдаваться в длинные речи.       - Тури, дова дриара даар ни кос цридаздадура... (Повелитель, я думаю, что это не целесообразно...) - начал было говорить тот, что принес меня сюда, но Алдуин прервал его, заговорив:       - Йерс ни хи кораав? Довакин три кос дова. (Разве вы не видите? Довакин уже стал одним из нас, драконом).       Все притихли, обратив свои взгляды на меня, а Алдуин продолжал:       - Йолда минсук лос дова, даар джурзакри, гридзок, хинд крий, ал, трох, заамри... Па даар бризно довасиль. Кул, джур. Зуу йурса хи. Зуу йурса хий довасош, зуу йурса хий дова. Торса вансо хиль меиз дова арк глир эман дова, меизав зуй фадон мафэрак. (Горящий взгляд его принадлежит драконам, эта алчность, жадность, стремление убить, разрушить, растерзать, поработить... Это все дышит драконьим духом. Хорошо, смертный. Я признаю тебя. Признаю твою кровь, признаю тебя дова. Может статься, что однажды ты обернешься драконом и растворишься среди нас, став моим соратником навеки вечные), - с этими словами Алдуин посмотрел на запад, где располагался Маркарт. - Тиид фа крий. (Пора убивать.)       Я взобрался на одного из драконов. Не думаю, что ему это особенно нравилось, но большого выбора у него не было. Кровь кипела в моих жилах, я чувствовал, что готов убивать. Это было странно и немыслимо для меня, потому что доселе ничего подобного я не испытывал. Это было что-то нечеловеческое, даже не звериное, не животное. Это было драконье. Мне казалось, что вот-вот мои руки превратятся в крылья, я покроюсь твердой чешуей, увеличусь в размерах, а из памяти моей извергнется пламя. Ярость переполняла меня, вызывая, скорее всего, все эти ощущения. Мне казалось, что меня разрывало на части, в то же время ощущая прилив огромных сил, которых я никогда не испытывал. Так вот что значит "довасош" - кровь дракона. Я не знал, текла ли во мне действительно она или же моя собственная, но благословленная Акатошем. На этот счет многие специалисты расходились во мнениях. Хотя, какая разница? В этом не было никакого смысла...       Мы напали на Маркарт совершенно внезапно. Хоть те и услышали рев дракона, но предполагали, что их всего пара-тройка. Проблема была в том, что это был город каменный, построенный еще двемерами, а, стало быть, его так просто не сожжешь. Помню, многие маркартцы похвалялись этим. Только вот они не учли того, что кто точно горит, так это люди. Да, они могли закрыться в своих каменных домах, где драконам их было не достать. Но ведь те могли использовать разные Крики. Вместо Огненного Дыхания можно было Крикнуть Ледяное, заперев их в своих строениях. Это было так забавно. Собственный дом становился темницей. Однако, когда мы напали, они еще не успели попрятаться будто крысы в норы, часть из них была сожжена.       Они горели, плакали, кричали, оборонялись, но все было тщетно после целого десятка драконов. Я спрыгнул с дракона и помогал им выкуривать народ из зданий. Это было не так уж и трудно. Ко всему прочему, в одной из лавок я раздобыл алхимические ингредиенты, из которых сделал ядовитый газ, который и забрасывал каким-то образом внутрь зданий. Людям попросту приходилось выбегать. Я не чувствовал вины, совесть не беспокоила меня. Я продолжал свою работу с методичностью мастера по дереву. Шаг за шагом, я избавлялся ото всех, отдавая их на милость драконов. Но чувствовал, что этого недостаточно. Недостаточно! Моя сестра страдала куда сильнее! Моим сестрам было еще хуже! Этот мир не сполна увидел мою месть, это только начало, маленькая крупица чего-то нечто большего!       В какой-то момент какая-то женщина столкнулась со мной, попыталась попросить о помощи, спрятаться за мной, нашла во мне защитника. Ровно до того момента, как взглянула в мои глаза, ахнула, отшатнулась и была съедена мимо пролетающим драконом. В небольшом недоумении я нашел зеркальное блюдо и посмотрелся в него, едва ли узнавая себя. По сути, ничего не изменилось, но вот глаза... Они были чисто драконьими. Горящие желтые глаза с вертикальными зрачком. Это объясняло жжение в глазах, которое я до сей поры не замечал, будто бы игнорируя. И то, что все в этом мире выглядело уже совершенно иначе. Я видел энергию, исходящую от людей. Она была такой жалкой, слабой, презренной. И энергия драконов. Величавая, могучая, способная поглотить все в этом мире. Так вот каким видят мир дова. Я почувствовал, что начинаю их понимать. Чуть приоткрыв рот, я подметил увеличившиеся клыки и заострившиеся зубы. Уши же мои слегка вросли в голову, отчего даже не по себе мне стало. Мелькнула мысль, а останусь ли я таким навсегда, но пролетающие мимо драконы напомнили мне о нашей общей "миссии", и я вернулся к тому, что делал.       Сам я жителей не убивал. Это было немного забавно в такой ситуации, но я оставил всю самую кровавую работу драконам. Не из каких-то идеалистических соображений, не потому, что в таком случае меня бы совесть заела (а этого вряд ли произошло бы), а просто потому, что мне даже руки марать не хотелось о них, ведь в таком случае я бы походил на тех, что причинили боль моим сестрам. Полнейшее отвращение накрыло меня с головой, не давая сделать и вдоха.       Кто-то попытался на меня напасть, но в ответ я лишь Крикнул Огненным Дыханием, даже не стараясь попасть в нападавшего. Тот отшатнулся и упал с огромной высоты (мы находились на верхнем ярусе Маркарта), разбившись насмерть. Сам виноват.       Я заметил Алдуина, который приземлился на самую крепость и наблюдал за всеми свысока. Он взглянул на меня и показал на место за городом. Я проследил за его взглядом и увидел, что за стенами города два дракона роют яму, которая уже уходила где-то на метров десять в глубину, если не больше. Потом я посмотрел вниз и увидел группу людей, которые выбегали из Маркарта, гонимые драконами. Их было около сотни, если не меньше, а может даже чуть больше. На глаз я всегда плохо определял подобное. Их вели в эту самую яму. Я перевел взгляд на Алдуина. Тот, похоже, только этого и ждал. Расправив крылья, он полетел к яме. Это был сигнал. Мне тоже нужно было идти туда. Я вновь взглянул на зеркальное блюдо. Желтизна в глазах поугасла, возвращая мне мой синий цвет, но зрачок остался вертикальным. Уши потихоньку "отлеплялись" от головы, а зубы уже не так сильно острились. Я возвращался в норму.       Покинув город, я подошел прямо к яме. Все люди уже были на дне, умоляя о помощи, крича, заламывая руки или наоборот, стараясь запугать драконов (что было уж совсем нелепо). Я стоял на самом краю, подобно остальным крылатым существам, которые скалились и переговаривались на своем языке. Чтобы не потерять равновесие, я оперся на свой двуручник и просто смотрел на них сверху вниз. Голова моя была пуста, сознание будто чистый лист, но вот эмоции... Они никогда не покидали меня. И было бы странно, если бы покинули. Отвращение, злость, презрение, брезгливость, ярость, гнев... Странно, но в такой момент единственное, что я не находил внутри себя, так это злорадства. Его попросту не было. "Потому что они - лишь жалкая кроха от всего мира, их будет недостаточно, чтобы удовлетворить мою мстительность, дабы она сменилась злорадством", - успокоил я себя.       - За что ты так с нами, Довакин?! - воскликнул один из мужчин, по всей видимости, признавший во мне того самого Драконорожденного.       Я ничего не ответил, продолжая окидывать их самым презрительным взглядом, что у меня был. А ведь я мог им дать второй шанс, если бы сестра была жива. Но теперь... Не осталось никакой надежды. Я видел это. Я видел ее смерть. Она растянулась на долгие годы. Долгие годы мучений, истязаний и несчастья. Ее повергли в самые пучины отчаяния. Теперь я понимал, почему видел ее такой в той галерее во сне. В голове вновь засверкали воспоминания увиденного.

***

      Когда меня вот так неожиданно дернуло неизвестно куда, я осознал, что очутился на корабле. Все было настолько реальным, что будто бы я и правда там находился, и это было никакое не прошлое, а само настоящее. С непривычки меня замутило, я прислонился к стене, стараясь глубоко вдыхать и выдыхать. Надо признать, что кораблями я никогда не путешествовал, предпочитая лошадь или же вовсе пеший шаг. Будь я моложе хотя бы лет на пять-десять, то мне все же было полегче. Странно, что верхом на драконе я чувствовал себя превосходно. Возможно, это как-то было связано с моей кровью.       Когда я немного пришел в себя, то наконец осознал, что нахожусь в трюме среди клеток со всяким зверьем. Там были и злокрысы, и грязевые крабы, и волки, и саблезубы. Полагаю, где-то неподалеку был и медведь, судя по реву. Поначалу я не понимал, почему оказался здесь. Мне ведь показывали прошлое Ялисии, но саму ее я нигде не видел. Через минуты две я смог услышать еле различимый всхлип. Она плакала. Она всегда была сильной. Я видел это и в прошлом, когда все остальные были встревожены своим будущим, она рассказывала истории, пыталась всех развеселить и сама всегда улыбалась. Возможно, сестра так поступала, лишь когда рядом кто-то был. Сейчас же она, похоже, была предоставлена самой себе, а, стало быть, смысла в улыбке уже не было. Осторожно переступая, я пробрался в самый угол, где связанной сидела моя сестра. Она выглядела в точности так же, какой ее схватили на берегу в Данстаре, ничего толком не поменялось, кроме разбитой губы, связанных рук и ног да пары синяков. Ялисия дрожала всем телом, волосы ее намокли, водорослями разметавшись и заслонив лицо. Она сжалась в комочек, но не похоже, что она замерзла. Сестра никогда не мерзла. Я стоял и смотрел на нее, не в силах что-нибудь сделать. Она же смотрела в пол и тихонечко плакала, глотая слезы. Периодически рыдания прорывались, и тогда она звучно всхлипывала. Каждый раз это было все громче и громче. В итоге она попыталась укусить себя за воротник или за волосы, но это не помогало. Какая-то пустота образовалась в моей голове, я просто стоял, приросши к деревянному полу, даже тошноту не чувствовал.       Я не знаю, сколько так прошло. Волосы на голове сестры высохли, она перестала дрожать, взгляд ее стал безразличным. Ялисия по-прежнему смотрела в пол, будто что-то разглядывая там. Через некоторое время я услышал ее шепот:       - Б... Бриньольф... С-спаси меня... - она некрасиво раззявила рот, зажмурив глаза, и слезы вновь покатились по ее щекам. - Сестры... Ва... Варьольф... - как только она произнесла мое имя, я вздрогнул, словно электрический ток прошел по моей спине. - Ты же теперь один из старцев, ты должен видеть... Помочь мне... Я всегда верила, что ты вернешься... Бриньольф, Варьольф... Братья... - она уткнулась в свои коленки и глухо зарыдала.       Это все продолжалось наверно часа два или три. А может меньше, а может больше. Слезы закончились, и она просто сидела, уткнувшись в коленки, и не двигалась. Я не знал, закрыты ли ее глаза, какой у нее взгляд, какое выражение лица. Она затихла. Быть может, заснула. Я не представлял, сколько еще так мы будем плыть. Никто не спускался вниз, чтобы проверить сестру или же накормить ее, она никому не была нужна, по всей видимости.       Я не знаю, сколько так прошло. Быть может, день, а может и два. В трюме становилось то светло, то темно, но вниз так никто и не спускался. Волосы сестры высохли, спутались, но почему-то не жирнели, зато пошли кудряшками от влажности. В глазах томилась безысходность, и лишь только в краткие мгновения, когда она приходила в себя и вновь ощущала жестокий голод и жуткую жажду, разрывающие ее похуже саблезубов, ее вновь начинало трясти, она кричала, зовя своих похитителей, плакала, просила о помощи. Ее ненадолго хватало, с каждым разом такой приступ становился короче и короче.       Уж не знаю на какой день (быть может, что и на первый, а может и на второй, а может и позже), но в трюм наконец-то спустился один из контрабандистов и привел еду, скривившись при виде грязной Ялисии. Еда была не самая лучшая, хоть на удивление и достаточно хорошей - для пленницы. С другой стороны, она наверняка должна была стать одним из их "товаров", было ясно как день, что они решили продать ее работорговцам, просто чтобы от нее избавиться, ведь она узнала то, что не следовало знать. Девушка набросилась на это все с жадностью, движимая уже чисто животными инстинктами. Человеческий разум попритих на какое-то время, вволю выпустив зверя. Она проглотила все чуть ли не в мгновение ока, и казалось, что ей все еще мало. Я не мог на это смотреть уже больше. Меня тошнило, периодически перед глазами расплывалось. Не думаю, что проблема была в том, что меня укачало. Я поднялся вслед за контрабандистом.       - Как она там? - спросили его товарищи.       - Адски голодная. Я думал, она мне руку отгрызет, - со смехом пожаловался тот. - Зачем вообще стоило ее голодом морить?       - Так послушнее будет. Со зверьем точно также, - ответил самый старший из них, быть может, главарь. - Поначалу они рыпаются, огрызаются, а как поголодают, то сразу такими мирными становятся. Любого сломает, тем более, она - женщина.       Как мне хотелось их убить... Снова это чувство, когда хочешь убить конкретных людей, а не абстрактных. Это было для меня необычно, хоть до этого я и убивал. Но сильных негативных чувств к тем людям не испытывал. Эти же... Эти же вызывали всепоглощающую ненависть. Я уже чувствовал нечто подобное, например, тогда в замке Ульфрика. К несчастью, я был бессилен. Это все было в прошлом. Эти люди были в прошлом. Возможно, они живы, а, быть может, уже нет.       Я вернулся к сестре, которая наконец-то заснула. Быть может, она спала и до этого, просто я либо не замечал, либо не видел. Она казалась такой мирной во сне. Хоть на какое-то время обрела долгожданный покой. Я прислонился к одному из ящиков, хоть усталости в ногах и не чувствовал. Да и как? Это же все было в моем сознании.       Так прошло несколько дней. Я их не считал, потому что не всегда замечал смену дня и ночи. Я либо смотрел на сестру, либо на зверей в клетках, либо попросту созерцал пол. Не знаю, что было мучительнее: находиться в том состоянии, что пребывала Ялисия, или же в моем, когда ты был лишь наблюдателем и ничего не мог с этим поделать. Я несколько раз глубоко вздохнул, хоть меня все равно тошнило. Наконец, я почувствовал, как корабль замедлил свое движение, накренился, на палубе бегали матросы туда-сюда, что-то крича, слышался громкий и уверенный голос капитана. Похоже, что мы достигли точки назначения. Сестра будто этого всего не замечала, просто уставившись в пол. Какой-то рослый детина спустился вниз, схватил девушку и повел ее наверх. Я проследовал за ними, наблюдая, как остальные вытаскивают клетки с животными.       Солнце на некоторое время меня ослепило, но зрение быстро пришло в порядок. Пекло неимоверно. Я увидел, как по трапу поднимается... Я невольно сглотнул, потому что ранее такого никогда не видал. Я много слышал о расах, обитающих на Акавире. Но, по сути, это все были лишь предположения. Сейчас же я лицезрел... цаэски, змееподобная раса. Вместо задних ног массивных хвост, на котором они и передвигались. Туловище же больше напоминало привычных аргониан, как и ли... морда? Я не знал, как это назвать. Они переливались в основном зелеными цветами, но были и примеси. Цаэски осматривали привезенный товар. Увидев Ялисию, они зашипели, начав переговариваться на своем собственном языке.       Нет... Так нельзя. Нельзя отдавать мою сестру этим нелюдям! Неважно, что они - разумные существа. Неизвестно, какая у них культура, какие у них ритуалы! Они вполне могут съесть ее заживо, а могут попросту прирезать во славу какого-нибудь божка! Впрочем, контрабандистов это мало интересовало, только нажива для них что-то значило.       Один из цаэски, по всей видимости, самый главный, так как верхнее туловище у него было богато одето, а заместо пояса золотое массивное кольцо с драгоценностями, кивнул своим, и они принялись сгружать товар. Он подполз к капитану, и они начали торговаться, используя совершенно непонятный мне язык. Это был какой-то третий, возможно, разработанный специально для общения между цаэски и людьми, но я этого точно не знал. Уже чуть позже понял, что так оно и было. Язык змеев был слишком труден для нас, так как мы не могли воспроизводить некоторые шипящие звуки. Им же было некомфортно говорить на нашем, поэтому они создали третий язык, в котором присутствовала равная доля шипящих, которые мы, простые смертные, могли выговаривать, и "неудобных" звуков для цаэски.       Вдруг споры между торгующимися приобрели какие-то опасные масштабы. Они оба повышали голос, вот уже стали хвастаться за мечи. Мне было до них все равно, я беспокоился лишь о сестре, которая созерцала змеев каким-то пустым и безразличным взглядом. Похоже, что она потеряла силы и веру в себя. Никто ее не спас. Никто ей не помог. Она была одна, брошенная, кинутая, никем не защищенная. А я не мог ничего сделать. В то время я находился на горе, пытался Кричать, хоть и безуспешно. Я шел по Пути Голоса, пытаясь отринуть свою семью, но постоянно мыслями находясь с ней. Почему эти видения не приходили ко мне тогда? Почему так поздно? Почему я вечно опаздываю?       Наконец цаэски набросились на контрабандистов, вырезав всех. Главный что-то насмешливо прошипел. Они забрали все ценное, в том числе и Ялисию. Я последовал за ними, потому что иного выбора у меня не было. В это мгновение я вспомнил, что цаэски - вампиры. Я скрипнул зубами, сжал кулаки, но опять-таки поделать ничего не мог, лишь бессильно наблюдая. Я чувствовал, как понемногу сгорал от беспомощности. Да, это было не то чтобы впервые, но с Ялсу и Яркомой это прошло... быстрее. Я видел лишь отрывки, которые шли не больше часа. С Ялисией я провел уже по меньшей мере больше недели, а может и две. Время порой то летело, то тащилась, будто самая древняя и уставшая черепаха в мире.       Я ожидал чего-то более варварского, но моя сестра пришлась по вкусу цаэски. Она оказалась для них очень ценной, когда выяснилось, что она - кузнец. Ее пристроили к дому богатого змея, дали одежду, еду, кров и послали в кузню, где она как-то ладила с хмурым гигантским цаэски, который вечно смотрел на нее сверху вниз и периодически скалил зубы, когда ему что-то не нравилось. Ялисия выучилась "общему" языку, да и я тоже начинал понемногу понимать. Так летели месяцы, об этом я узнавал, лишь наблюдая за календариком, который вела сестра. Раз в месяц, подобно остальным рабам, она проливала немного крови для господ, но по большей части ее не трогали. Помимо нее там была пара эльфов да женатая человеческая пара. Никто ее не трогал, особенно остроухие, после того, как она пригрозила разбить об их головы железный молот.       Понемногу к ней возвращалась жизнь. Глаза засверкали, кожа под палящим акавирским солнце подгорела, зарумянив ее щеки, волосы постоянно кудрявились, придавая ей забавный вид. На руках прибавились волдыри, мозоли да шрамы от кузнечих работ, но по большей части она была в целости и сохранности. Только Ялисия больше не улыбалась, отчего на сердце все равно было тяжело. Однако, мне нравился упрямый, целеустремленный взгляд. Что-то похожее я видел на портрет в галерее из сна, только там она была более изможденной. Осознавая это, я уже заранее чувствовал недоброе. Мои ожидания оправдались, сестра задумала побег. Она начала его планировать примерно после того, как два года провела на Акавире. Сестра освоилась, неплохо владела "общим" языком на базовом уровне, знала местность и пристально наблюдала за всеми прибывающими кораблями. Меня радовал затеплившийся огонек в ее глазах. Она была птицей, что стремилась улизнуть из серебряной клетки, не той, что попросту смирилась со своей участью. Совсем не похожая на ту, которой была в трюме. Но, похоже, что предательство любимого человека, голодовка и изнурение жаждой сильно на ней тогда сказались. Ибо даже сильного можно сломить, если знать, куда бить.       Ей это удалось через год после начала планирования. Собрав скромные пожитки, набрав еды, она улизнула из Акавира на одном из кораблей, принадлежавший высоким эльфам. Ялисия спряталась среди тюков со всякой контрабандой. Если честно, то не думал, что люди и эльфы действительно ведут торговлю с цаэски. Но и те, в свою очередь, делали это в тайне от властей. Такой загадочный остров, а столько подводных камней. Но я не был заинтересован в нем больше. Сестра покинула его раз и навсегда. Я стоял рядом с ней, наблюдая за тем, какой радостью светятся ее глаза. Но улыбки на лице еще не было, должно быть, она ждала того момента, как ступит на землю Тамриэля и доберется до Скайрима. И вот тогда... тогда она улыбнется от уха до уха, засмеется и закружится в танце. Но ведь сестра так и не добралась до него. А если и добралась, то мне об этом ничего неизвестно, а значит что-то не так. Это мучило меня, заставляя не радоваться в полной мере за Ялисию.       Ожидания вновь оправдались. Ее поймали. Высокие эльфы нашли ее, скрутили и отдали правительству. Ее бросили в тюрьму, как подозреваемую. "Шпионка Империи", "шпионка акавирцев". Никто не озадачился, что делали эльфийские корабли у берегов мистического острова, но зато нахождение человека на борту рассматривалось как нечто необычайно подозрительное. Я не понимал этих высокомерных остроухих ублюдков, которые приходили и мучали мою сестру каждый день. Они всегда задавали ей одни и те же вопросы. На кого она работает, каков ее приоритет в миссии, что за задание ей было поручено, с какой целью она пряталась в трюмах эльфийского корабля, не задумывала ли она убить одного из высокопоставленных, откуда она родом и прочее в том же духе. Ялисия раз за разом отвечала им одно и то же - чистую правду, в которой лично мне сомневаться не приходилось. Но талморцы не верили ей, не хотели верить или попросту притворялись, что не верят, чтобы каждый день приходить и вымещать на ней все скопленные негативные эмоции. В конце концов, девушка просто-напросто перестала отвечать. Это разгневало одного из эльфов, он схватил свой кинжал и располосовал ей все лицо. Увидев это, я вздрогнул, перед глазами вновь всплыл портрет Ялисии. Затравленный упрямый взгляд, впалые щеки, синяки под глазами, спутанные грязные волосы, будто ветки, свисающие на лицо и... и тонкая паутина шрамов. Вот откуда это все. Вот почему я увидел именно этот запечатленный образ. Неужто сестра не выберется отсюда? Неужто она навечно станет узницей талморской тюрьмы?       Шел уже второй или третий год. Я сам давно потерял бы счет, если не дата на документах, что с собой приносили эльфы. Дотошны до крайности. Сестра давно перестала отвечать на их вопросы, поэтому и пытки заканчивались раньше - она понемногу начинала надоедать талморцам. Ялисия больше не вскрикивала, когда ее кололи или били, не ныла, не плакала. Опустошенные глаза, которые я некогда наблюдал у нее в трюме. Только на этот раз все было еще хуже. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы сказать, что она мертва. Огонь жизни в ней уже давно затух. Вот что с людьми делает тюрьма? Одна, без общения, кроме своих надзирателей, в темноте, тишине... Так и чокнуться можно. На пятый год своего пребывания Ялисия внезапно запела. Тихо, еле слышно. Я, до этого вечно стоящий у стены, невольно подошел послушать. Лишь только я услышал пару слов, как мурашки пробежались по моей коже, и я почувствовал, как спина покрывается ледяной коркой. Песня. Та самая песня.       - ...ночкой лесной... Иль думы его... Та девушка, что... Утратит... Погибнут те... - напевала тихим голоском девушка.       Я отшатнулся, уставившись на нее дикими глазами. Она же тяжело подняла взгляд и уставилась будто бы на меня. От этого мне стало еще больше не по себе и затошнило. Будто я и правда был рядом. Но тогда бы я помог! Я бы убил всех в этом здании, лишь бы вытащить ее. Я бы сам умер, если потребовалось бы!!!       - У... - тихо прошептала она, заставляя меня приблизиться к ней. - Уб... Убей меня... - через секунду по ее щеке скатилась слеза. Мои ноги задрожали, я не мог толком стоять. Она... обращалась ко мне? Я почти рухнул на колени, как услышал позади себя знакомый голос:       - Я позволю тебе умереть, только когда ты все расскажешь, шпионка. А до тех пор ты не имеешь права, - этот холодный голос принадлежал следователю, который постоянно приходил допрашивать сестру.       Так она обращалась к нему. Она смотрела на него. На него, не на меня. Ялисия опустила глаза, уставившись в пол и вновь сделавшись безмолвной и глухой.       Так прошел еще год. Внезапно сестра стала кашлять кровью, отчего на душе стало еще больнее. Она заболела. Она не вылечится. Я ясно это понимал. Понимали и эльфы, а потому стали добиваться от нее каких-либо признаний еще тщательней. Я же в бессилии своем ходил по камере, кричал, бил призрачные стены своими такими же призрачными кулаками. Я ничего не мог сделать. Моя сестра умирала, а я был беспомощен! Ялисия ничего не говорила. Она молчала. Она будто бы ничего не слышала. Иногда мне казалось, что она лишилась и слуха, и зрения, а во рту у нее все стало каменным, отчего она не могла и слова выдавить.       Болезнь ее прогрессировала от месяца к месяцу. В итоге ее уже даже не держали привязанной к стене. Цепи на руках и ногах, чтобы не сбежала, и хватит с нее. По заверениям тюремных врачей ей осталось не больше нескольких недель. Ялисия кашляла кровью, с трудом дышала, а нос был забит. Взгляд у нее был совсем мутноватый, вся бледная, будто смерть. Я с трудом на нее смотрел, отводя уже взгляд гораздо часто. Я не мог выдержать этого. Не мог видеть свою сестру в таком состоянии.       Она же уже не могла сидеть, а лежала. Лежала на холодном полу, находясь в каком-то бреду. Ей оставалось несколько дней. Я явственно это чувствовал. Я сел перед ней на колени и протянул руку, стараясь то ли просто прикоснуться к ней, то ли что-то донести. Я и сам не знал, что я хотел сделать. Да... Не это я хотел видеть в прошлом Ялисии. Не ожидал я, что мне придется прожить с ней все эти годы ее страданий, оставаясь призрачной тенью.       - Прости... Прости, что не пришел, чтобы спасти тебя, Ялисия. Ты звала меня, а я не пришел. Я не слышал тебя, потому что не хотел слушать. Прости, сестра... - все мое лицо исказилось от боли, хоть она и не была физической.       Ответом мне была тишина. Ведь она не могла видеть меня или слышать. Потому что меня там не было. Это все было лишь проекцией давно минувших дней. Не знаю, что я ожидал. Быть может, что и ничего.       Я просидел так рядом с сестрой дня два или три. Может, меньше. Может, больше. Никто не приходил, никто не навещал, а, стало быть, и о времени я имел представление смутное. Внезапно я услышал хрип. Это была Ялисия. Она пыталась что-то сказать. Она была в бреду, голос практически уже потеряла. У нее уже давно были какие-то галлюцинации. Но ей казалось это важным - сказать то, что она хотела.       - Я... Я не сразу... - она закашлялась, изо рта потекла струйка крови, жизнь покидала это тело. - ... поняла, кто ты. Если бы... то иначе... Ты это он... Спасибо ва... ребя... что... со мной все это вре... - и она умерла.

***

      - Довакин? - послышался звонкий мальчишеский голос.       Я чуть вздрогнул и сморгнул, уставившись в яму. Среди жертв стоял мальчишка. Ему было примерно лет двенадцать-тринадцать. Он с любопытством изучал меня, в его глазах не было и намека на страх. Худощавый, чуть истощавший, в разодранной одежде, он выглядел настолько живым и даже в какой-то степени счастливым, что заметно выделялся среди стонущей серой массы. Это злило меня. Почему он не страдает, подобно другим? Почему не протягивает жалобно руки, не заламывает их в муках, не молит о спасении, не смотрит огромными слезливыми глазами?       - Мир конец? Так Довакин хотеть? - произнес он на ломанном языке. Я не стал ему ничего отвечать.       - Да, этот мир вскоре встретит свой конец, - величаво прокомментировал Алдуин. - Однако, я чувствую в тебе сош (кровь), и это необычно. Ты не Довакин, но твоя сош (кровь) очень похожа на кровь дова, - он чуть вытянул шею.       - Зол! Что ты делаешь?! - вдруг возопила одна из женщин, сгребя мальчонку в охапку. Тот лишь вздохнул, стараясь при этом отбиться от ее объятий.       - Возвращайся к своей матери, мальчишка, - добавил я от себя, сдерживая гнев. Я почувствовал небольшое жжение в глазах, быть может, опять.       - Даар джур ни кос зууй мона (Эта женщина не моя мать), - вдруг произнес Зол на драконьем языке. Я нахмурился, остальные драконы с интересом собрались посмотреть. - Зриксуар, лот Алдуин трасорера миндок до грик зура (Полагаю, великий Алдуин должен знать о подобных мне). Кросис, Довакин, Зуу миндок джур нрозо труах (Прости, Довакин, но я знаю язык смертных очень плохо). Зуу ни ватур кодак тол (Еще не успел его выучить как следует).       - Во кос ни? (Кто ты?) - хмуро спросил я.       Мальчишка вырвался из рук матери и, легко оттолкнувшись, в два счета преодолел двадцатиметровую высоту. Он оказался рядом со мной и протянул руку для рукопожатия.       - Зуу кос Варан (Меня зовут Варан), - произнес он дружелюбным тоном, после чего добавил на ломаном человеческом языке: - Может, мы встретиться, Довакин. Я не знать. Но сейчас... Кросис (Прости), - с этими словами он легонько дотронулся до моего лба. Признаюсь, я потерял бдительность. Меня поглотила тьма.