The Wolf and Little Red: A Hogwarts Love Story

      Они растворились в поцелуе, неторопливо исследуя рты друг друга языками, разжигая внутри настоящий пожар. Гермиона тихонько застонала, когда Ремус чуть отстранился, и слегка прикусила нижнюю губу, чтобы уговорить его вернуться к ней. Он ответил поцелуем в уголок губ, прежде чем начать двигаться по линии подбородка и вниз по шее.       Чувствуя досадную бездеятельность, пока Ремус ласкал ее руки и плечи, наслаждаясь бледной красотой ее шеи настойчивыми до грубости губами, Гермиона зарылась пальцами в его волосы. Они были длиннее, чем обычно, падали ему на лицо, придавая Ремусу немного мальчишеского очарования, и непривычно шелковистыми. Гермиона слегка помассировала его голову, нежно провела ногтями по коже, вызвав стон удовольствия из глубины его груди, заставив Люпина оторваться на мгновение от ее шеи.       Девушка провела пальцами по его скулам, положила маленькие ладони на широкие сильные плечи. Шершавые рубцы его шрамов казались странно привычными под ее бегающими по спине пальцами. Она так часто прикасалась к его изодранной плоти, что было бы необычно не чувствовать неровных, красивых серебристо-белых шрамов.       Ремус снова отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза, запечатлев на каждом веке по два мимолётных поцелуя, а затем обнял ее и мягко усадил себе на колени. Подняв ее руки, он усмехнулся, послушно снимая с нее рубашку с мучительной медлительностью. Люпин окинул взглядом плоский живот, покатые гладкие плечи, молодую округлую грудь и впадину у ключицы. Бросив одежду на кровать, он вновь пристально посмотрел на возлюбленную.       Она была прекрасна.       Он знал, что так и будет, учитывая количество раз, когда он ласкал эти мягкие изгибы во время особенно страстных поцелуев, но в этот раз Ремус почувствовал особую волну удовольствия. Теперь ее тело принадлежало ему. Он осторожно взял ее за руку и провел ладонью вверх по ее животу и между грудей, наслаждаясь тем, как ее кожа мгновенно покрылась мурашками от этих прикосновений.       Она была восхитительно отзывчива.       Когда его пальцы прошлись по ее груди, Люпин позволил своей ладони коснуться тугого розового соска. Дрожь пробежала по его спине, когда Гермиона задохнулась от его прикосновений, закрыв глаза. Люпин упивался ее наслаждением и быстро провел второй рукой вверх по ее телу, чтобы исследовать ее грудь, и его губы снова обрушились на нее, и он бесцеремонно увлёк их обоих на кровать.       Гермиона тихонько застонала, когда он коснулся и подразнил ее груди, пощипывая нежные соски. Его губы снова исследовали ее шею, направляясь вниз с новым чувством цели. Она вцепилась в его волосы, когда он губами коснулся каждой точки ее нежной плоти, кроме той, к которой она больше всего хотела, чтобы он прикоснулся.       Наконец, Ремус поймал ее сосок губами, и Гермиона снова задохнулась, слегка выгнув спину, наслаждаясь жаром его рта. Ему нравилось сознавать, что он сам вызвал эту реакцию, и мысль о том, что она будет извиваться под ним, заставила его желудок сжаться, когда волк внутри него дал о себе знать. Ремус сделал паузу, пытаясь восстановить контроль над собой.       Гермиона воспользовалась его нерешительностью, чтобы перевернуть их, застав тем самым его врасплох. Когда Ремус грациозно приземлился на спину, его серые глаза наполнились легким удивлением от ее инициативы. Она оседлала его бедра, наклонилась и соединила их губы в обжигающем поцелуе, медленно двигая бедрами по его телу. Дыхание на секунду прервалось, когда трение заставило удовольствие выстрелить вверх по позвоночнику. Когда Гермиона оторвалась от поцелуя, ему потребовалась секунда, чтобы в голове прояснилось и он понял ее намерения.       Застонав от крошечных укусов, оставленных ею на его шее и груди, Ремус положил руку ей на плечо, останавливая ее движения, когда Гермиона настойчиво приблизилась к поясу его брюк. Она посмотрела на него своими карими глазами, полными безумного желания, и он зарычал от мысли, что эти глаза горели специально для него.       — Не сейчас, — сказал Люпин, пытаясь снова притянуть ее к себе, но она начала сопротивляться. — Я не думаю, что смогу справиться с этим… мне нужно, чтобы это было медленно.       Он чувствовал, как изнывает волк внутри него, и не желал, чтобы их первый раз оказался грубой, дикой скачкой, которую жаждал оборотень.       Гермиона целовала его тело, проводя руками по груди и соскам. Она покусывала его шею и губы. Напоследок она на укусила его за мочку уха, заставив застонать.       — Только не слишком медленно, хорошо? — выдохнула она. — Я не отличаюсь терпением.       Ремус снова зарычал и перевернул их обратно. Его руки заскользили вверх и вниз по ее телу, запоминая изгибы и изучая каждую выемку ее стройной фигуры. Рядом с пупком у нее была маленькая родинка, и он поцеловал ее. Люпин почувствовал, как дрожь прошла по всему ее телу.       Глядя ей в глаза, он медленно раздвинул ее ноги. Гермиона не сводила с него глаз, словно призывая остановиться. Он провел длинными пальцами по гладкой коже внутренней поверхности бедра. Он зачарованно наблюдал, как ее ресницы слегка затрепетали, и она высунула язык, чтобы облизать полные губы.       Волк снова зарычал, и Ремус сел на пятки, подняв ее левую ногу так, чтобы ее тонкая лодыжка оказалась на уровне его глаз. Он прижался к ней губами, проводя языком по маленькой впадинке чуть выше ее пятки. Гермиона застонала, очарованная его внезапным энтузиазмом. Он прикусил кожу на ее бедре, глядя ей в глаза, прядь волос упала ему на лицо, а глаза озорно блеснули, прежде чем он мучительно медленно двинулся к ее правой ноге.       Гермиона протестующе застонала, подтягивая бедра к нему, но он спокойно положил руку ей на живот, настаивая, чтобы она не торопилась. Но ей надоело ждать. Собрав все свое самообладание, она села, схватила его за голову и притянула к себе, чтобы встретиться с ним взглядом.       — Если ты не прикоснешься ко мне там в ближайшие пять секунд, я заколдую тебя на весь следующий год.       Люпин выгнул бровь, и медленная, достойная мародера ухмылка расплылась по его лицу.       — Ты дерзкая, — прошептал он.       — Ты меня бесишь, — отрезала она.       Ремус усмехнулся.       — Всему свое время, моя дорогая.       Но она не единственная теряла терпение. От него не ускользнуло, насколько хороша она на вкус и насколько опьяняюще чувственным становится ее запах по мере того, как он приближается к самому главному. Целуя живот, он провел руками по ее бедрам. Он просунул большие пальцы по резинку ее трусиков и медленно спустил нижнее белье вниз по ногам.       Гермиона нетерпеливо отбросила кусочек ткани в сторону.       Ремус посмотрел на нее и почувствовал, что воздух как будто по волшебству исчез из его лёгких. Грейнджер не стеснялась своей наготы и не дрогнула под его взглядом. Она просто смотрела, как он наблюдает за ней. Он окинул взглядом медово-каштановые волосы, рассыпавшиеся по подушке кудрями. Ее сверкающие карие глаза умоляли его, полные розовые губы дразнили.       Люпин провел пальцем по ее щеке, слегка улыбнувшись от того, что она прикусила его, когда он провел по ее губам. Он спустился вниз по ее шее, в ложбинку между грудями и между ребер к пупку. Какое-то время он кружил вокруг него, чувствуя, как она вздрагивает, прежде чем спуститься ниже к крошечному островку вьющихся каштановых волос, которые уже блестели от желания.       Она издала долгий стон, когда он скользнул пальцем по ее складкам и вошел в ее горячее, влажное тепло. Она выгнула спину, когда его большой палец задел чувствительный бугорок. Ремус закусил губу, стараясь не обращать внимания на то, как она напряжена. Опустив голову к ее шее, он лизнул ее, прежде чем слегка отстраниться. Она сердито вскрикнула, и Люпин усмехнулся, откинувшись назад, чтобы задержать взгляд на крошечном комочке нервов, как раз когда он ввёл в нее два пальца.       Эффект был мгновенным.       Два месяца ни с чем не сравнимого сексуального разочарования вкупе с вечером повышенного ожидания заставили ее упасть с края пропасти. Он застонал, когда ее стенки сжались вокруг его пальцев, когда он начал ласкать ее, посылая ее в пучину наслаждения, когда ее первый оргазм быстро сменился другим. Его чувства были на пределе, когда мускусный запах ее женственности начал затуманивать любые рациональные мысли. Его звериные инстинкты начинали постепенно одолевать его.       — Гермиона, — выдохнул он, когда она притянула его к своим губам, требуя его с такой пламенной страстью, что у него закружилась голова. Он почти не заметил, что она спустила его пижамные штаны с бедер. Отбросив их, он сполз с кровати, делая глубокие вдохи, чтобы вернуть себе самообладание. Задача была трудной, так как она лежала перед ним, тяжело дыша, и тонкая струйка пота заставляла ее кожу светиться в лунном свете.       — Немедленно возвращайся в эту кровать, — хрипло потребовала она.       — Гермиона, пожалуйста, — взмолился Люпин, но она села, свесив ноги с края кровати и повернувшись к нему лицом.       — Ты, кажется, неправильно понял — это было не предложение, — тихо выдохнула она, и он увидел, как вспыхнули ее глаза.       — Ты играешь с огнем, с которым не сможешь справиться только этим тоном, малышка, — предупредил он, чувствуя, как его самообладание снова начинает ослабевать, когда она медленно начала раздвигать перед ним ноги.       — Так сожги меня, Ремус, — потребовала она.       Волк взвыл и рванулся вперед, и прежде чем Ремус успел что-то сделать, он оказался внутри влажных, тугих, теплых складок Гермионы.       Она вскрикнула от боли, почувствовав силу его первого толчка, и вдруг поняла, что он был намного больше, чем она привыкла. Даже Сириус, который был впечатляющ, не вызывал того удивительного напряжения, которое она теперь чувствовала, медленно приспосабливаясь к нему.       Люпин нежно поднял ее на руки, постоянно извиняясь ей на ухо, пока она обвивала ногами его торс. Опустившись на колени, он осторожно уложил ее на подушки и попытался отодвинуться. Она сомкнула лодыжки позади него, не позволяя ему пошевелиться, когда ее внутренние мышцы напряглись, и он застонал, слегка покачиваясь, удерживаясь над ней.       — Я не хочу причинять тебе боль, — прошептал Ремус. — Это должно быть медленно.       — Ты не делаешь мне больно, — резко ответила Гермиона. — А теперь займись со мной любовью и не смей сдерживать себя.       Он поцеловал ее, начав мягко покачивать бедрами. Он почувствовал, как она задохнулась у его губ, отстраняясь и выгибая спину. Он провел пальцами по ее телу, чувствуя, как ее кожа отзывается на его легкое, как перышко, прикосновение. Ее нескрываемое удовольствие от его действий заставило его зарычать, и Люпин снова рвано дернулся вперед. Однако вместо болезненного вскрика Гермиона издала долгий стон удовольствия, прежде чем снова вонзить ногти ему в спину.       Волк внутри него взвыл с новой силой. Взявшись за спинку кровати, Ремус с силой вонзился в ее стонущее, извивающееся тело. Его бедра раскачивались с мерным ритмом, плавно входя и выходя из нее, а живот напрягался и расслаблялся.       — Да… О Боже… быстрее… — простонала она, поднимая бедра навстречу его толчкам. Это был рай. Гермиона чувствовала удовольствие, превосходящее нечто физическое. Когда он наклонился, чтобы прошептать простые три слова, она поняла, что это было то, чего она так долго ждала.       Она почувствовала, как давление начало нарастать в ее животе, пока Ремус продолжал сильно толкаться, задевая то сладкое место внутри нее, которое заставляло пальцы на ногах сжиматься. Темп давно начал сводить с ума. Он был медленным, контролируемым, а она хотела скорости и безумия.       Она хотела дикого, неукротимого, великолепного хаоса.       — Быстрее… пожалуйста… — взмолилась она.       Он застонал, переплетая свои пальцы с ее, прежде чем свести ее ладони над головой, ограничивая ее движения. Его мускулы дрогнули, когда он начал двигаться быстрее, полностью сосредоточившись на прекрасной стонущей волшебнице под ним.       Капелька пота скатилась с его виска и упала ей на живот.       — Открой глаза, — прорычал он хриплым голосом.       Гермиона застонала, на секунду приоткрыла глаза и тут же закрыла их снова.       — Открой глаза, — потребовал он, слегка притормозив и услышав сдавленный крик разочарования. — Я хочу смотреть, как ты кончаешь для меня.       Ее глаза распахнулись — и вот пара больших ореховых глаз, затуманенных вожделением, в обрамлении длинных темных ресниц вонзились в него. Ремус прочел всё в этих глазах, и когда он толкнулся последний раз, орех превратился в чистое золото, засверкав, когда Гермиона достигла своего пика, прежде чем исчезнуть за плотно закрытыми веками.       Гермиона не могла дышать. Ее тело горело огнем. Вниз-вверх, вверх-вниз, и все плыло в галлюцинациях ярких красок и экстатического, захватывающего дух наслаждения. Где-то далеко она услышала, как кто-то, похожий на нее, выкрикивает имя ее возлюбленного. Ее голос казался приглушенным этой блаженной секундой нирваны. В этот момент она любила его больше, чем любое другое живое существо на планете.       Люпин продолжал двигаться внутри неё, наблюдая за ее экстазом и желая контролировать свой собственный. Он подумал, что, наверное, может умереть, когда ее плотные стенки сомкнулись вокруг него, и застонал, думая о чем угодно, только не об освобождении. Он смотрел, как она медленно спускается с высоты, наблюдал, как вздымается ее грудь, как она облизывает обветренные губы, когда утихли крики страсти.       Гермиона посмотрела на своего восхищенного любовника, прежде чем поняла, что он еще не дошел до своего конца. Снова застав его врасплох, она перевернула его на спину и медленно опустилась на него. Он зашипел, когда плотный, влажный жар снова охватил его, его глаза закатились, когда ее стенки продолжали дергаться от оргазма, обрушившегося на нее минутой ранее. Изо всех сил она сжала его внутри себя, поднимая свое тело вверх. Он ахнул, схватив ее за бедра. Она расслабила внутренние стенки и медленно опустилась вниз.       Она продолжала эту медленную пытку в течение нескольких минут, глядя на его страдальческое лицо, подталкивая его к краю и возвращая обратно. Она упрямо игнорировала любые попытки направлять ее, так что Ремус просто схватился за простыни внизу, одновременно очарованный и расстроенный тем, что так быстро подходил к критической точке.       Не в силах вынести эту пытку, Ремус вырвался, схватил ее за бедра и стащил с себя, бросив на кровать рядом с собой. Встав на колени, он перевернул ее на живот, грубо заставляя встать на четвереньки. Гермиона замурлыкала, довольная его реакцией, и с готовностью подчинилась. Он схватил ее за плечо и вошел в нее сзади.       Гермиона издала сдавленный крик удовольствия, когда он сильно толкнул ее, одна рука впилась в мягкую кожу на бедре, а другая держала ее за плечо. В глубине души она знала, что будут синяки, но ей было все равно. Она приближалась к своему четвертому оргазму за ночь, и ее тело быстро наполнялось трепетом с неистовыми цветами и звуками, где все и ничто больше не имело смысла, и ощущение было всем, что у нее было, когда ей становилось все труднее и труднее дышать.       — Я… на грани… Кончай со мной… — Гермиона застонала, когда мышцы живота снова сжались, и закричала, когда ее тело взорвалось, как показалось, бесконечным оргазмом, и волна за волной удовольствие охватило ее тело.       На этот раз ее стенки напряглись, и ее распутные стоны были слишком сильны для него, и он задрожал, кончая глубоко в нее.       Он взвыл.       Никогда еще наслаждение не было столь велико, красные искры, вспыхнувшие в его глазах, не были так ярки, что он позволил дикой, неконтролируемой волчьей стороне себя взорваться так сильно. Он был переполнен сладким, восхитительным, необузданным удовольствием, когда его мышцы напряглись, а затем расслабились в мучительном расслаблении, когда ее стенки крепко сжали его.       Люпин рухнул на нее сверху, и пот на ее спине слипся с потом, который стекал по его груди. Он был истощен, полностью и безвозвратно истощен.       — Почему, черт возьми, мы ждали так долго? — наконец спросила она откуда-то из-под него. Ее голос дрожал, как будто она только что обрела его после долгого отсутствия.       — Потому что я идиот, — сказал он, целуя ее лопатки и пытаясь соскользнуть с нее.       — Не двигайся, — приказала Гермиона, и он был бы только рад подчиниться, слишком измученный, чтобы спорить, но на карту был поставлен ее комфорт.       — Да, — авторитетно подтвердила она через минуту, — ты идиот.       Люпин усмехнулся.       — Я уверен, что ты никогда не устанешь это слышать, поэтому смело говорю о том, что, да, ты была права. Я не знаю, как я смогу уехать завтра после этого.       Гермиона напряглась, и он мысленно выругал себя за отсутствие такта. Они только что поделились чем-то необыкновенным — даже священным, — и он должен был пойти и разрушить это, воплотив в реальность.       — Я бы не хотела, чтобы ты уходил, — прошептала она тихим голосом. Ремус знал, что Гермиона не хотела об этом говорить, но в то же время знал, что это необходимо было сказать.       Несмотря на ее протестующий стон, он соскользнул с нее и повернулся к ней лицом, пока она смотрела на простыни, рассеянно проводя пальцем по мягкой бордовой ткани. Она вспомнила, как выбирала их для него в Косом переулке. Ремус и Сириус ушли, чтобы сделать что-то для Ордена, а миссис Уизли, возможно, чувствуя себя обязанной навестить близнецов, потому что Гарри, Рон, Джинни и Гермиона уже были там, взяла их с собой за рождественскими покупками. Гермиона, которая призналась Джинни, что простыни на кровати Ремуса вызывают раздражение на коже, обнаружила, что ее тащат в магазин, где продавалось постельное белье. Она нашла роскошную бордовую ткань, и Джинни настояла на том, чтобы купить ее им в качестве раннего рождественского подарка.       — Я не хочу тебя бросать, — честно признался Ремус. — Но…       — Я знаю, — перебила она. — Я буду скучать по тебе.       Гермиона не заставила его пообещать, что он вернется к ней в целости и сохранности, и он не предложил ей этого. Они оба знали, что было бы нелепо даже пытаться выполнить это пустое обещание. Обняв ее, он притянул ее к себе и поцеловал в макушку.       — Знаешь, ты потрясающая, — прошептал он. — Красивая, умная, сексуальная. Ты могла бы быть с кем угодно. Но, — добавил он, увидев, что она начала протестовать, — я очень рад, что ты выбрала меня.       Гермиона ухмыльнулась.       — Это был не такой уж трудный выбор, милый, — сказала она. — Знаешь, Рон предупреждал меня, чтобы я не ставила тебя на высшую ступеньку пьедестала с точки зрения всех этих дел. Он, кажется, думал, что я могу остаться разочарованной.       Гермиона не стала вдаваться в подробности, и хотя Люпин знал, что это было по-детски, он не мог сдержать слетевших с его губ слов.       — И каков твой окончательный вердикт?       Ее ухмылка не осталась незамеченной.       — Ммм… бывало и похуже.       Ремус усмехнулся, несильно ткнув ее в бок. Гермиона рассмеялась, и в ее глазах блеснуло озорное веселье.       — Маленькая нахалка, — сказал он.       — Ммм… — промурлыкала она, проводя рукой по его лицу. — Только ты можешь заставить меня взять эти высокие ноты, — добавила она.       Люпин высокомерно ухмыльнулся, и Грейнджер недовольно покачала головой, найдя в себе силы наклониться к нему.       — Возможно, мне не следовало говорить тебе об этом, — сказала она, проводя языком по раковине его уха. — Это может означать, что в следующий раз ты не будешь так стараться.       Люпин с трудом сглотнул.       — В следующий раз? Гермиона, я должен уехать во второй половине дня…       — Разве не ты сказал, что мы должны максимально использовать время, которое у нас есть? — Гермиона прикусила мочку его уха. — И я собираюсь пользоваться этим… и тобой… всю ночь напролет.       Ремус зарычал, и Гермиона захихикала, натягивая на них простыни, в том время как он утянул ее в очередной горячий поцелуй.