Нездоровые привычки

      Октябрь встречает людей чопорной холодностью и ярким водопадом из листьев, что брызгами красного и жёлтого цветут под подошвами ботинок, создавая неожиданный контраст с мёртвым небом цвета сигаретного пепла.       В такое время в мыслях у людей творится полная сумятица, рассудок испорчен зачатками болезней, а тело замерзает по причине ошибочного принятия погоды за «хорошую», хотя было сразу видно, что ветер клонит кроны деревьев в сторону земли, а растения никнут от преждевременного холода.       На станции слышится звук поездов, на клеточном уровне чувствуется излишняя спешка и рассеянность доброй половины людей, которые здесь находятся, а в окружающем пространстве кружит запах песка, металла и отнюдь не свежего воздуха.       Она думает, что везде всё одинаково.       У неё в карманах пальто — небольшой нож, пачка сигарет и несколько воспоминаний из прошлого, которые вот-вот упадут на промёрзлый асфальт серебряными монетами.       У неё в руках — (очередные) билеты на поезд, фальшивые документы и сигарета из вышеупомянутой пачки, которая сейчас наполняет её лёгкие серым дымом.       У неё в голове — синяя лента, стягивающая непривычно короткие и чёрные волосы, паранойя в виде постоянного преследования и возможности-возможности-возможности, которые (несмотря на страхи) с надеждой бьют по черепу.       Громкоговоритель вещает о её поезде как раз в то время, когда сигарета отправляется в мусорное ведро, что льстит парню, который пару минут назад тонким голосом предупредил «Здесь нельзя курить, мисс», но явно не понял, что остался проигнорирован. Грейнджер садится у окна и прислоняется головой к холоду оконного стекла, чтобы мысли в голове перестали танцевать хаотичные танцы.       Поезд отправляется из очередного города, чтобы прибыть в другой.       Чтобы всё повторилось.       Это бегство не совсем тянет на нужное «с чистого листа», но все равно лучше, чем было до этого.

***

      Ноябрь встречает её в Лос-Анджелесе на одном из бесконечных пляжей Калифорнии, где солнце питало её тёмные волосы ласковым светом. Очередной вечер имел вид закатного неба кроваво-винного цвета и вкус шипящего шампанского на губах.       Звёздная ночь была наполнена вкусами поцелуев с почти незнакомым парнем из того же отеля, ощущениями сильных рук на теле, сладкого удовольствия, чувствами неожиданных воспоминаний и такой необычной вины, что от абсурдности ситуации хотелось смеяться во весь голос.       На балконе свежий воздух и запах океана смешивается с ощущением чернильного неба за плечами и звёзд, застрявших в волосах. Ей неожиданно хочется сказать ему пару слов о созвездиях и легендах, а потом мириадами предложений послать к чёрту да так, чтобы не смог потом утащить её за собой. Грейнджер не знает почему её посещают меланхоличные мысли, а вина жжёт лёгкие вместе с сигаретным дымом. Если честно, знать и не хочет, предпочитая отправить самоанализ в дальний угол собственного мозга вместе с памятью о прошлом.       В принципе, это даже правильно.

***

      В декабре, на удивление, очень мокро.       Возможно, для этих мест такая погода — обычное дело, но Гермионе явно претит мысль, что Рождество и Новый год придётся встречать под литрами воды, покоящимися в чёрных тучах над городом.       Хочется схватить большой чемодан и сбежать в родной Лондон, чтобы одиночество перестало цепляться за горло жёсткими пальцами.       Но тут же протекает мысль, что лучше подыхать метафорически от одиночества и слякоти за грязным стеклом окна, чем по-настоящему оказаться в какой-то неизвестной канаве на улицах горячо любимого Лондона, да ещё и с пулей в животе.       Поэтому она прячется в маленькой квартире на окраине города, пока дождь медленно смывает её следы появления у чёрта на куличиках.

***

      На серой крыше старого отеля пахнет январским холодом, мятой и порохом. Луна блестит среди танцующих на чёрном покрывале звёзд, бережно закутывая пространство в свой свет, словно заботливая матушка своего ребёнка.       Он выглядит немного потрепано, но, впрочем, так же невозмутимо, как и всегда.       Она знает, что полгода — слишком большой срок бегства, который она могла себе позволить и это когда-то должно было случиться, но страх всё равно тянет свои руки к сердцу и прокуренным лёгким.       Между ними от силы пару метров, но пропасть шире, чем расстояние от земли до луны.       У него в карманах — пистолет, почти пустая пачка сигарет (не стоит курить, если ты нервничаешь) и потерянное на её поиски время.       У него в руках — очередной впопыхах найденный адрес, который (боже, наконец-то) оказался верным, собственные эмоции, которые он отчаянно пытается сдержать и старая подвеска.       У него в голове — слишком сильная радость по поводу того, что он нашёл её и слишком сильная злость по поводу того, что она его оставила.       Грейнджер могла бы применить эпитет «слишком сильно» ко всему, что его касалось и от этого озноб бил только сильнее. — Даже не поздороваешься? — его глаза гранитно-серого цвета, а вкус эмоций горчит на языке острой неопределенностью. — Мы же столько не виделись, — злая усмешка сочится ядом и болью, а Гермионе хочется отстраниться и убежать куда-нибудь, главное — подальше отсюда.       На его шаг вперёд она делает уверенный шаг назад, вскидывая руку, в которой зажат пистолет.       На его лице ни капли страха, а её трясёт так, словно лимит давно перешёл за тридцать два по десятибалльной шкале. — Какой неожиданный расклад событий, — Малфой низко смеётся, достаёт пачку сигарет и прикуривает, с явным удовольствием замечая, как ярость уходит из тела вместе с сигаретным дымом, — руки почти не дрожат. Что же, должен сказать, — юноша делает паузу, ослепительно улыбаясь, — я восхищен, любовь моя. Ты быстро учишься, — и делает небольшой шаг навстречу. — Не подходи, — неожиданно твёрдо отвечает Грейнджер, продолжая целиться в него.       Между ними пространство длиной в пару шагов и сталь оружия. Между ними белый дым и незримое презрение. — Наконец-то ты хоть что-то сказала, — Драко шумно выдыхает воздух из замерзших лёгких после её слов и делает несколько шагов не обращая внимание на пистолет, направленный в его грудь. — Лишний шаг и ты мёртв, — предупреждает девушка, когда Малфой подходит так близко, что им приходится делить воздух в округе. И в утверждении слов почти касается оружием его пальто.       Им бы проводить время как раньше среди теплоты квартиры, с улыбками обсуждая Диккенса и Хемингуэя, а не терять терпение и рассудок под потоками зимнего ветра, потому что это, чёрт возьми, слишком перевешивает черту «потеря всех принципов» и явно не доходит до призрачной грани «полного безумия», в которой собеседником будет уже не ночная прохлада, а собственный крик да успокоительные с точной периодичностью в несколько часов. — Стреляй, — почти безразлично ответил Малфой, делая ещё полшага и утыкаясь в ствол пистолета рёбрами, — Но сначала позволь вопрос. Почему ты сбежала?       «От страха», — ей хотелось сказать. — «От страха, что я становлюсь такой же как ты и мне это нравится».       На это у Гермионы Грейнджер не хватает искренности, спрятанной по карманам вместе с совестью. — Я ненавидела все вещи, которые ты делал, — лгать было совсем просто, ей было даже не жаль перекладывать вину на другого. Всё же она стала именно такой, какой всегда опасалась быть. — Я ненавидела тебя за это. Ты думаешь, что мне нравилась хотя бы одна минута, которую мы провели вместе? Да я боялась тебя так сильно, что не могла и слова против сказать!       Грейнджер тонула во вранье, не замечая, что Малфой выглядит так, словно она его и впрямь застрелила, а не ответила на вопрос. Словно она эту чёртову пулю собственными руками в его сердце сунула. — Стреляй, — на этот раз его голос не был безразличным, он захлебнулся в эмоциях, — если ты веришь в эту чушь, которую сейчас произнесла — стреляй, я не буду тебя останавливать. — будто в доказательство он поднял руки на уровне груди, — Грейнджер, хватит бегать. У тебя только два варианта. Давай, выбирай из двух зол меньшее, — сказал он, глядя ей прямо в глаза.       Ночь давила ей на плечи тяжёлым грузом, а руки тряслись из-за пережитых эмоций. — Давай, любовь моя, иначе я заберу тебя с собой, — он поднимает руку и почти ласково гладит её обрезанные волосы, на которых отвратительная краска почти смылась. — Сейчас выбор в твоих руках.       Гермиону тошнит от рук, которые касаются каштановых прядей. Её трясёт от спокойствия его голоса и выбора, который он ей предлагает. Потому что её руки не окрашены в красный, а за душой нет пары десятков призраков, так что ещё одно убийство не стало бы обыденным делом.       Она не сможет это сделать. И он, чёрт возьми, это прекрасно знает.       И ночь уже давно вцепилась в сердце, а запах пороха впитался в лёгкие. И у них будут ещё десятки придорожных отелей, выстрелов в морозный воздух и неприкрытой ненависти с привкусом отвращения на языке.       Гермионе Грейнджер хочется рыдать в голос, потому что нажать на курок слишком сложно.       Пистолет упал на промозглую крышу с оглушительным звуком.       А Драко Малфою хочется улыбаться.