Я теряю друзей, для которых деньги важны. Я теряю иллюзии, забываю детские сны. Я последние силы теряю на поиски мира, Где найдутся все авторучки и все ключи от квартиры. А ты ждёшь меня в мире потерянных снов, В мире пропавших вещей, У стены, увитой сухим плющом, Опустив ноги в ручей. (Flёur, «Мир потерянных вещей»)
Почему-то, в последнее время, мне попадаются песни, подходящие мне по состоянию, забавно. Вернусь-ка я к страданиям… Что вообще такое любовь? Держась за четкие определения с детства, я так и не дала четкого понятия любви. Что это за наука? Химия? Биология? Должно же быть какое-то объяснение тому, что я постоянно думаю о нем? Зайдя на просторы интернета, я нашла «прекрасное» определение: Любовь — глубоко позитивное чувство, направленное на самого себя, другую личность, человеческую общность, вещь или идею. На слове позитивное, я чуть не подавилась виски. Позитивное? Тот, кто это писал, наверное, нашел свою половинку где-нибудь в школе и прожил с ней до конца своих лет… Хотя, таким людям, я глубоко и искренне сочувствую. Они, вероятно, проучились все десять или одиннадцать лет в одной школе, поступили в лучший институт города или страны, ну, а потом все понятно: идеальная работа, семья… А ведь если бы Вадим не оказался таким моральным уродом, так случилось бы и со мной. Мне кажется, надо жить так, чтобы к итогам можно было писать семитомные мемуары. За всем этим я и не заметила, как уснула.***
В такие дни, как сегодня, мне кажется… что я буду один. (Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков») Утро, такое беззаботное утро наступило в моей квартире в шесть часов утра с бутылкой алкоголя в руке, сидя на полу. Высший пилотаж, Сонь. Так держать. Самоирония и самоотчуждение было тем, что спасало меня в такие трудные дни. А с чего я вообще взяла, что они трудные? С чего я приняла эту депрессию с распростертыми объятьями? Ну, да, люблю я его. А что в этом плохого? Потребность его рядом со мной, была не столь невыносимой, как осознавание того, что с ним я на вряд ли буду, а другого человека поместить в свое сердце будет трудновато. Из ста квадратных километров осталась доля миллиметра. Да и на самом деле утро — как утро. Ни боли в голове, ни в сердце. И все-таки алкоголь — лучшее лекарство. Придя на работу, я поспешила в свой кабинет и сразу начала проверять документы, так как, изолироваться от работы отеля на день — как год в бункере, ничего не понимаешь, ни за чем не успеваешь. — Доброе утро, София Яновна, я Вам тут кофе принесла. — Пришла Настя с подозрительными оптимизмом и добротой. — Спасибо, конечно, но, что за прилив неожиданной заботы? — Да так, ничего… Вы уже слышали о том, что Михаил Джекович возвращается? — Что? — В этот момент: атеист бы поверил в бога, человеконенавистник поверил бы в людей, а я поверила в счастливое будущее. — Да, он опять заместитель управляющего. — Ух ты. — но все же внутренне ликование надо скрывать. Все думают, что я его ненавижу. — Он, кстати, банкет тут заказал. — А в честь чего? — У него свадьба. — произнесла она сострадающе… Тихо сделав очередной глоток кофе, я ушла в себя. Ведь только в себе так тихо и хорошо, иногда… Хотя, сейчас мятежники начали тут революцию. Вот так закончилось это лето надежд и веры в любовь. Вот так началась осень несбывшихся мечт, разбитых, разбросанных по всему нутру чувств и убитых иллюзий. Июньские зори, июльские полдни, августовские вечера — все прошло, кончилось, ушло навсегда и осталось только в памяти. Теперь впереди долгая осень, белая зима, прохладная зеленеющая весна, и за это время нужно обдумать минувшее лето и подвести итог. (Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков»)