Дверь

Прошло пятнадцать лет. Долгих, мучительных пятнадцать лет. Однообразные дни и холодные пустые ночи. Говорят, что время лечит, но за все эти годы боль моя не утихла, а любовь стала еще сильней. Я бреду меж могил, подхожу к памятнику из белого камня. Молодой красивый парень из белоснежного мрамора смотрит прямо мне в душу. Я ничего не забыла. Стоит прикрыть глаза, и я снова вижу себя в воздушном белом платье невесты. Счастье просто фонтаном брызжет из меня, розовым шампанским кружит голову, горячей лавой растекается по телу. Рядом со мной любимый человек, уже целый час как мой муж. Загорелое лицо, россыпь веснушек, длинные ресницы. Он так красив в черном костюме! А его глаза, похожие на драгоценные камни, меняют свой цвет. Ярко зеленые, они темнеют, когда он смотрит на меня. От нежности, таящейся в любимых глазах, у меня щемит сердце. Час назад Дженсен назвал меня своей женой и обещал любить и заботиться всегда, вечно. Свою клятву он скрепил крепким, сильным поцелуем, который длился очень долго, под крики радости наших близких. Праздничный ужин, огромное количество гостей, тосты, поздравления. Я не помню ни одного лица, только его. Помню, с каким нетерпением Дженсен смотрит на часы. Еще немного, и мы останемся одни. Сильные руки прижимают меня к сильному гибкому телу, сквозь слои одежды я чувствую кожей, как бьется в нетерпении его сердце. Желание плещется в зелени глаз, он облизывает в возбуждении свои губы. Я с таким восторгом наблюдаю за его мучением, но мои руки уже начинают дрожать от предвкушения. Взгляд, его последний взгляд. На несколько бесконечно длинных мгновений, которые пролетели стремительно, он смотрит вопросительно, просяще, дразня и обещая. Румянец покрывает мои щеки. Я люблю его. С легкой улыбкой мой муж уводит меня за руку с праздника. Мы идем, и гости расступаются, слышны напутствия и пожелания. Но мы одни, я никого не вижу. Только он, его глаза и улыбка. Мы едем вдвоем на машине в наш новый дом. Дженсен сам построил его для нас. Впереди у нас брачная ночь, день, жизнь. Что-то случилось с тормозами, машину начало крутить. Последнее, что я помню, это как родные руки выталкивают меня из машины. Я прокатилась по асфальту, сдирая в кровь руки и плечи. Сил мне хватило только на то, чтобы поднять голову. Кровь стекала по лицу, заливая глаза. Скрежет шин, невозможно громкий, он просто разорвал мои нервы. Сквозь красную пелену я вижу, как машину сминает огромный грузовик. Я пробыла без сознания больше десяти дней. Хотя особых травм не было. Просто мне незачем стало жить. Но молодое тело решило за меня. И вот уже пятнадцать лет я живу одна… Иду неспешным шагом к своему дому, мне некуда торопиться, меня, стареющую одинокую женщину сорока лет, никто не ждет. Я подхожу к дому, который построил для нас мой муж, и останавливаюсь в нерешительности. В комнате на втором этаже, там, где моя спальня, горит свет. Возможно, это грабители. Мысль вызвать полицию не проскользнула даже мимоходом. Мне нечего бояться, все самое ужасное уже случилось. Я осторожно открываю входную дверь и неслышными шагами поднимаюсь по лестнице. Дверь в спальню приоткрыта, я различаю негромкие голоса. Узнавание тяжелым одеялом накрывает меня. Колени задрожали так, что я приваливаюсь к стене. Вот так и сходят с ума. Низкий бархатный голос я помню каждой клеточкой. Протягиваю руку и открываю дверь в комнату. На огромной кровати, среди цветастых подушек лежит мой муж, Дженсен Эклз. Он не сильно изменился, возмужал. Я все эти годы помнила его, но сейчас эта совершенная мужская красота обрушивается на меня снежной лавиной. Становится больно дышать. Зеленые глаза в обрамлении мелких морщин, длинные ресницы, отбрасывающие тени на маленькие пятнышки веснушек, сильное тело. Прижавшись к нему, с правой стороны лежит девочка лет семи, длинные светлые волосы она накручивает на тоненький пальчик. Тонкая сеточка веснушек и длинные реснички. Как у отца. Дженсен читает сказку, и девочка с внимательным видом слушает. В ногах лежит подросток лет двенадцати. Темные волосы, упрямый подбородок и невозможная зелень глаз. Как у отца. Я с шумом выдыхаю. Трое людей, которых просто не может быть в моей жизни, поднимают головы, и три пары глаз смотрят на меня. — Мама, мамочка пришла! — с этими словами девчушка вскакивает с кровати и, путаясь в длинной ночной сорочке, бежит ко мне. Она обхватывает меня тонкими ручками и прижимается всем телом. От накатившей боли сжимается сердце. Моя дочь пахнет клубничным шампунем. Саманта, ее звали бы Саманта. Сэм. Парнишка неторопливо поднимается мне навстречу. Он уже считает себя взрослым, и ему несолидно обниматься с матерью. Он с важным видом пытается пройти мимо меня, но в зеленых глазах столько детской обиды. Я хватаю его за воротник клетчатой рубашки и с силой притягиваю к себе. Мой сын. Дин. Если бы он был, его бы звали Дин. Наверное, я просто умерла и не заметила этого. Хорошо, если это так. Слезы текут не переставая. Я обнимаю своих детей, покрываю солеными поцелуями глаза, щеки, носы. Мои дети выворачиваются, смеются и подставляют новые места для поцелуев. Я поднимаю взгляд на самого дорогого мужчину, и слезы застывают льдинками на горячих щеках. Любимые зеленые глаза горят ненавистью, совершенные губы изогнуты в презрительной ухмылке.