7 seconds

Вчера-сегодня-завтра, вечером-утром-днем — все смешивалось рядом с ним и время текло сквозь пальцы, подобно песку, не оставляя за собой ничего, абсолютно. Вместе с ним я тонула и от этого не становилось жутко или плохо. Все было предельно просто и в то же время невероятно сложно. Все было черным по белому, светло и темно, вязко и вязко. Я не знаю, сколько мне понадобилось, чтобы в полной мере понять, насколько сильно я нуждалась в Юнги, но сейчас я отчетливо понимала, что без него не представляла ни дня, ни часа, ни секунды. Он — третий сорт героина, от которого у меня ярковыраженная зависимость в виде нехватки воздуха в дырявых легких и ломка при длительном отсутствии дозы холодных прикосновений и сокровенных вздохов прямо в нутро. Он иногда оставлял меня одну в прокуренном клубе и сам сматывал куда-то, но всегда возвращался, будто знал: его ждала я. — Ты все еще ждешь. — Он хватал меня за запястье и тянул на себя, затем смотрел долго, очень. В его черных расширенных зрачках плескались черные воды, заходясь невероятными водоворотами, отчего мне казалось, что тонула. Безвозвратно тянулась в пучину темных вод вселенной Мин Юнги. И казалось, будто его вселенная была готова впустить меня в себя, закрутить в опавших черных листьях и черных водах вместе с черными китами. Но мне всего лишь казалось. Потому что раз за разом я натыкалась о невидимую стену безразличия и «мне все равно», комком прилипающим прямо к горлу и душащий невидимой рукой, прикрывающий всякий кислород и здравый смысл. В ответ я всегда кивала и он, не церемонясь, тащил меня к себе домой, не спрашивая, ждут ли меня где-нибудь. Потому что знал, я никуда без него не пошла бы. Подобно тому, как погибали синие киты в темных водах океана, я погружалась под воду на самое дно лжи и наших с ним псевдо-отношений. Его квартира пристанище моих демонов и тайных желаний. В его квартире я могла быть кем-угодно, даже собой, отчего мне хотелось просто зайтись безумный смехом и затем громко выть, оттого насколько иногда бывало плохо. Он, если честно, никогда много не говорил и чаще молчал, но даже в его молчании я видела больше смысла, чем в трещании всех остальных. С его появления мой мир поделился на него и всех остальных, не столь важных, совсем не нужных. Мне, чтобы летать, достаточно его, целого его: темных глаз, ментоловых волос, выпирающих ключиц и тонких рук, переплетенных тонкими сине-серыми нитями. Мне, чтобы падать, достаточно его, целого его: привычка ходить босиком по холодному асфальту ночами, стремление всегда быть где-то здесь, привычка выкуривать ментоловую сигарету перед сном, после сна, на завтрак, обед, ужин, всегда. Мне, чтобы жить, достаточно его, целого его: недостаток воздуха в легких, квинтэссенция всей моей сущности в целом, летаргия равная целой жизни плюс вечность деленная на мою погрешность в правильном (нет) выборе.