***
— О Кардасе я ничего не могу сказать. Если бы он умер, я бы почувствовала… Но… Ничего. Он просто исчез. Вернулся к своему долгу, от которого пытался сбежать. — А Элистрея? — С тех пор мы не видели ее. Только слышали о похожей женщине тут и там. Я знаю, она так и не простила себя. Считает себя предателем, виноватой во всех бедах. Пусть это и не так, она сделает это единственной истиной. Упертая до невозможности, настоящий паладин. — Нимрэ покрутила серебристое кольцо с орнаментом на пальце. — Я чувствую тепло кольца. Иногда оно совсем горячее. В прошлом году был неурожай, и деревня бы не продержалась, если бы кто-то в синем плаще не оставил у колодца на площади несколько мешков золота. В ее духе. Всегда наблюдать, делать по-своему и молча уходить. — Прямо как божество, а? — Как герой. — Нимрэ чуть улыбнулась. — Вам не кажется, что герои иногда очень похожи на божеств?***
«Ах, любовь моя, солнце садится. Ночь все холодней, длинные тени крадутся. Но я слышу тебя во тьме, Твой нежный голос ведет меня сквозь сны». Голос матери пробивается сквозь мою дремоту. Ее любимая песня… Она так часто пела ее, что она стала и моей любимой. «И когда я просыпаюсь, Все мои мечты — о тебе.» В холоде особенно хочется спать. А в холоде Кании — и подавно. Закрыть глаза. Чтобы все закончилось, наконец. Нет. Нельзя. Я еще не сделала то, что должна. Я помню тот день, когда мы с отцом в лесу наткнулись на группу странников. Один из них был тяжело ранен. И остальные, и он сам, видимо, махнули рукой и смирились с неизбежным. Отец посмотрел на него внимательно и произнес заклинание. Рана, казавшаяся безнадежной, затянулась в одно мгновение. Бродяга растерянно смотрел на свой живот. — Ох… — пробормотал один из его товарищей. — Видать, придется вернуть тебе сапоги. — А золото мы уже пропили… — второй почесал затылок. — Вот черт. Проклятый колдун. Они проводили нас недобрым взглядом. — Кажется, они остались недовольны. — я потянула отца за рукав. — И что? — спокойно спросил он. Тогда я не нашлась, что ответить. Чего уж там, я и сейчас ничего бы не ответила. Я была молода и рвалась наружу. Наш старый дом был тесен для меня. И я выпорхнула в огромный мир. Все было в новинку, все вызывало восторг. Особенно богатый храм Латандера. И я не колебалась, когда попросилась в братство. Мне много где пришлось побывать. Теперь я бреду по замерзшему городу призраков, навстречу своей судьбе. После бойни в оскверненном храме я забрела в таверну. Золотая чаша, кажется, жгла спину сквозь доспехи и вещевой мешок. Что я натворила? Это не может хорошо кончится. С чего я взяла, что это было правильным решением? Зачем я?.. Бард, сидевший у камина, тронул струны мандолины. Мелодия, слишком хорошо мне знакомая. «Тогда мое печальное сердце сможет отдохнуть». «Ты моя плоть и кровь. Однажды ты встанешь на мой путь». Путь неповиновения. Зашкаливающего эгоизма. Но разве я не сделала добро тем людям? Я знаю, что у той девушки, Лотты, остался жених. У Александра — двое маленьких сыновей. И Герарт, единственный целитель на всю округу. И они вернулись живыми и невредимыми. Разве это плохо? Нет. Плохо то, что Клодия умерла. И другие. Я не смогла помочь всем. Вот что плохо. Я должна была лучше постараться. Защищать, спасать, как должно паладину. Делать невозможное. Я стряхиваю остатки сна и шагаю вперед. Дроу, тифлинг и кобольд едва поспевают за мной. Нужно вытащить Арибет из ледяной пещеры. Разбудить Спящего. Победить Мефистофеля, в конце концов. Много дел. Я обещала. Тогда я смогу отдохнуть.