Живые мертвые

      Открыв глаза, я поняла, что в комнате я не одна.       Знаете, говорят, когда ты просыпаешься посреди ночи просто так, значит, на тебя кто-то смотрит. Так вот, на журнальном столике сидел человек. Резко повернув голову, я уставилась на него широко распахнутыми глазами. В библиотеке было достаточно светло и мне удалось рассмотреть и лицо, и разобрать даже цвет и фактуру одежды. Чуть ссутуленные плечи, руки, засунутые в карманы брюк. И буквально-таки сияющая ехидством ухмылка, могу поклясться, это она освещала комнату, потому что источник света я не смогла определить. Лампа не горела.       Приложив два пальца к виску, парень шутливо отсалютовал мне.       — Ну привет, принцесса.       Наверное, можно подумать, что тут я нахмурилась, вскочила и от души приложила незваного гостя. Но я просто жадно смотрела на него. Мы не виделись несколько дней, но я разглядывала его так, словно его образ мог хоть когда-нибудь выветриться из моей головы. Первое, что я сделала — это совершенно по-дурацки улыбнулась, хотя этот нахал заслуживал разбора полетов. Ничего я не могла поделать с тем, что обрадовалась его появлению. Продолжалось, правда, это недолго. Ровно до тех пор, как я озадачилась вопросом, как он проник в квартиру.       Вот уж теперь я нахмурилась и рывком села, отбросив плед. Перевела взгляд с Финна на свои голые колени, словно сравнивая, насколько то и другое реально.       — Прежде чем ты начнешь паниковать и беситься, — сказал Финн, — советую не вертеть головой, а смотреть на меня.       Что за глупости. Я окинула взглядом комнату. Постепенно до моего мозга начали доходить кое-какие странные детали. Например, окно стало какое-то слишком высокое, я даже не сумела толком рассмотреть, где оно там заканчивается. В мансарде не бывает таких окон, а это красовалось чуть ли не во всю стенку, как панорамное. Углы терялись в зыбком мраке; когда я попыталась рассмотреть, какие книги стоят на ближайших полках, корешки поплыли перед моими глазами. Цвета и шрифт заголовков ускользали, я не могла нашарить их в своей памяти, хотя сто раз их видела. Просто не обращала внимания. Та же история приключилась с огромным цветком в большом глиняном горшке — цветок все никак не мог обрести форму. Я плохо разбиралась в ботанике и вообще была равнодушна до комнатных растений.       Комната стремительно теряла очертания. Мой мозг начал соображать, что я нахожусь точно не в библиотеке, и пытался найти этому разумное объяснение. А объяснение могло быть только одно…       — Люси, смотри на меня! А то мигом отсюда вылетишь.       Голос донесся до меня уже удаляясь, он одернул меня, и краткий миг невесомости, которая вдруг мной овладела, прошел. Интуитивно я поняла, что на сей раз стоит послушаться, и устремила взор на Финна. Очертания библиотеки вокруг перестали плавиться и вновь обрели подобие реальных, оставаясь при этом размытыми. Зато Флеймс и стол, на который он облокачивался, таких фокусов не выделывали. Я вновь ощутила под собой жестковатую софу.       — Происходит, — заговорил Финн, когда я только открыла рот, чтобы задать вопрос, — вот что. Ты сейчас спишь. А мы находимся в твоем сне.       Опешив, я моргнула.       — Как?       Он закатил глаза.       — Пошевели же извилинами, родная. Ты думаешь, я смог бы посреди ночи прогуляться до вас из Дома Фиттис? Я тебе снюсь.       Какое-то время я рассматривала его, прикидывая, с чего мне вдруг снятся такие чокнутые сны. С чего мне вдруг он снится. Ну, в принципе, похоже и довольно правдоподобно. Он ведет себя так, как повел бы себя настоящий Финн. Только… сон какой-то необычный. Обычно человек не понимает даже, что спит. И не осознает никаких странностей, например, мгновенных перемещений с места на место, полеты, смешение знакомых ландшафтов, встреч с людьми, которых невозможно увидеть.       — Так, допустим, — говорю. — И что ты делаешь в моем сне?       Финн хмыкнул.       — Ты хотела поговорить серьезно. Я подумал, такие разговоры стоит вести с глазу на глаз. И решил попробовать… раз уж мы можем друг друга слышать. К тому же это гарантирует, что никто нас не потревожит.       Пожалуй, это было слишком, и я переключилась на другой животрепещущий вопрос.       — Как это возможно?.. Ты не плод моего воображения? Ты сам по себе?       — Бинго.       Новая информация казалась слишком абсурдной, чтобы усвоить ее за раз, поэтому я снова зависла. Пока я осмысливала сказанное, Финн поднялся и прошелся по комнате. Там, где он ступал, пространство становилось четче. Приблизившись к окну, он выглянул прямо через стекло. Стекло, которого не было. Осталась одна лишь голая рама. Даже безо всяких перемычек. Стена начала таять, а вместе с ней — книжные полки; комната раздалась, сделалась больше. В ней прибавилось света. За окном занялся яркий рассвет.       — Какого черта? — вырвалось у меня. — Что ты вытворяешь? То есть… это ты вытворяешь?       Он бросил на меня озорной взгляд.       — Еще не поняла, Люси? Я же сказал, мы во сне. Осознанном сне.       Ах вот оно… нет. Без понятия, что это такое. И, прежде чем я задала вопрос вслух, Финн монотонным голосом лектора пояснил:       — Ты понимаешь, что спишь, и это дает тебе возможность управлять своим сном. При желании у тебя получится полететь, пройтись по потолку или переделать интерьер.       С этими словами он плюхнулся в из ниоткуда взявшееся кресло. Большое, с виду мягкое и удобное. Почему-то красное. Финн криво усмехнулся.       — У меня была просто уйма времени на то, чтобы научиться придавать форму силой мысли.       Видимо, он намекал на плазму, из которой состоят Гости. Будучи призраком, он мог менять свое обличие. Я потерла виски, пытаясь вычленить из целого вороха вопросов в своей голове хотя бы один.       — Так… получается… что ты сам сейчас сидишь у Фиттис и просто влез в мои мозги, пока я сплю?       — Сижу? Я тоже сплю, Люси. В реальном мире, — мягко, тоном бесконечного терпения врача в психбольнице разъяснил Флеймс. — Еще раз повторяю. Это сон. Твой и мой тоже.       Я пристально посмотрела на его хитрую физиономию. Он продолжал улыбаться, и не шевельнул и пальцем, но пространство вокруг нас снова изменилось. Стены растворились в сероватой дымке, уступив место полотну черепичных крыш, которые ощетинились дымящими трубами. У наших ног раскинулся пыхтящий смогом город. Солнце едва находило дорогу сюда через густые тучи. Вдалеке слабо блеснула толстая лента реки. Кое-где ее пересекали полосы мостов. По ее глади скользили или качались у берегов сотни судов и суденышек. На их остреньких мачтах белели паруса. Пейзаж показался мне странно знакомым.       Опоздав по расписанию, меня на полной скорости протаранил товарняк изумления. Все вокруг было таким настоящим, но в то же время перетекало из одного состояния в другое. Подобного не бывает в реальном мире. Мой разум отказывался верить, что я вижу сон. Галлюцинация, может? Но для нее должна быть причина.       — Где это? — спросила я, чтобы не перегружать мыслительный процесс. Чем усерднее и дольше я думала о том, почему и что происходит, тем слабее становилась моя связь с этой реальностью.       Финн поднялся и стал на краю крыши, где мы находились. Его кресло и софа с пледом, на которой я сидела, прямо-таки кричали о своей неуместности. Они выпадали из общего антуража так же, как розовый бантик из костюма агента.       Сунув руки в карманы, Флеймс с прищуром посмотрел в сторону реки.       — Правильнее спросить — когда, — сказал он. — Лондон конца 19 века. Конец семидесятых, если еще точнее.       Вскочив, я принялась озираться. Ну конечно! Больше чем за сто лет город нешуточно поменялся, но я узнавала очертания некоторых кварталов. Основную, впрочем, роль в узнавании сыграла корона Вестминстерского дворца и его часовая башня с белым глазом циферблата.       Финн украдкой наблюдал за мной. Ждал моей реакции. Ну ладно, удивление свое я ему уже выдала. Потому что где-то с полминуты я глазела на панораму в разных направлениях. Правда, меня потрясала не столько она сама, а факт того, что я вижу считай вживую город вековой давности.       — Хочешь, покажу еще что-нибудь?       Уголки его губ были чуть вздернуты вверх. Я не стала улыбаться ему в ответ. Во-первых, я все еще злилась на него. За его бесцеремонное вторжение и выходки с нашей телепатической связью. За то, что продолжал доставать меня, даже будучи далеко. За то, что ушел вот так просто, хлопнув дверью машины перед нашим носом. А во-вторых, сейчас было не время для развлечений и прогулок по достопримечательностям викторианского Лондона.       Хотя посмотреть мне, конечно, хотелось. Шутка ли — увидеть то, что не увидит больше никто, кусочки прошлого глазами свидетеля той эпохи.       И, судя по улыбочке, Флеймсу это было понятно. Но я демонстративно села обратно на софу и сказала:       — Хочу. Но не сейчас. Сейчас сядь и расскажи мне, — я похлопала ладонью по софе рядом с собой, — что произошло с того момента, как…       — Да-да, — перебил он, закатывая глаза, — серьезные разговоры.       В свою очередь, он демонстративно упал обратно в свое кресло. Между нами оставалось метра четыре или даже пять.       — Ну и чего ты так далеко уселся?       Игнорируя вопрос, он продолжил:       — Ну, так чего ты хочешь? Чтобы я пошпионил для вас? Передал через тебя все, что знаю, помог вам пробраться в Фиттис или заманить Мариссу в ловушку?       Пока звучали все эти риторические вопросы, в моем мозгу автоматически вспыхивали ответы. На каждый из них он был «нет». Флеймс вел себя как всегда вызывающе, но такая ерунда меня больше не задевала. Больше мне, как бы сказать, не нравилось, что он решил, будто я стремлюсь лишь половчее из него пользы выжать. Я смотрела в его насмешливое лицо, пока он болтал что-то про «бесчестную эксплуатацию», и прислушивалась к тому, что всколыхнулось у меня в душе.       Я смотрела и в моей голове быстро формировалась мысль, вытесняя все остальное. Мое сознание становилось кристально чистым, оставляя лишь одно ясное желание. Как я ни пыталась, но вспомнить что-то еще у меня не вышло. Я должна была говорить о нашем плане, о шпионаже, о Мариссе и атаке, но вместо этого я произнесла:       — Я хочу, чтобы ты вернулся.       Финн удивленно замолк. Картинка вокруг нас сменилась; сначала мелькнули светлые стены гостиной на Портленд-Роу, но тут же они превратились в оклеенную светло-зелеными обоями библиотеку в киппсовой мансарде. Вот и полки, и цветок, правда, окно все такое же неправильно огромное, а за ним до сих пор рассвет.       — Зачем?       Я изумленно вскинула на него глаза, встретив прямо его пристальный взгляд на посерьезневшем лице. Он сидел гораздо ближе. Его дурацкое кресло стояло прямо напротив, мы почти соприкасались коленями.       Зачем? Ради бога! Что за идиотизм. Ну конечно, чтобы…       Раскрыв рот, чтобы ответить, я не издала ни звука. Мои мысли лихорадочно заметались. Что за вопрос! Зачем… ну, затем… потому что…       — Давай, Люси, не притворяйся. Скажи, легче ведь без меня стало? Никто нервы не мотает, правда?       Я вытаращилась на него.       — Я больше не могу для тебя вот так, — он щелкнул пальцами, — находить Источники. Уникального тандема больше не существует. Так зачем я тебе? Или ты мазохистка?       Его слова ударили так сильно, что вышибли из меня весь дух. Краски в комнате сгустились, приглушив лучи восхода. Во мне стремительно подымался гнев и обида. Я судорожно набрала в грудь воздуха. Но вместо крика у меня вырвалось, хрипловато и отрывисто:       — Как ты смеешь?       — Что, я не прав?       — Как ты смеешь! — закричала я на него. Он резко подался назад, шокированный моей внезапной вспышкой. — Как ты смеешь так думать!       — Ты сама всегда говорила, что…       Но я не собиралась слушать подобную чушь.       — Вот ты как, значит! Ты врываешься в мою жизнь, переворачиваешь все с ног на голову, вторгаешься в мое личное пространство, занимаешь мои мысли и смеешь говорить, что мне все равно?! Смеешь думать, что я радуюсь, что избавилась от тебя?       — Не ори! Ты же только и знала, что жаловаться, как устала от меня! Я достаточно наслушался, чтобы все понять! — взорвался Флеймс.       — Он наслушался! — бушевала я. — А не ты ли хотел, чтобы мы были друзьями? Что, передумал? Немного же стоит твоя дружба!       — О, смотрите на нее! Стоило мне уйти, как она сразу захотела дружить!       — Я думала, мы уже друзья! Что я сделала, ты меня ненавидишь теперь?       — Неправда!       — Тогда в чем ты меня подозреваешь?       Мы оба, тяжело дыша, буравили друг друга взглядом. Яростный блеск наших глаз был бы, наверное, заметен даже в полной темноте. Флеймс выругался.       — Я не подозреваю, я спрашиваю, — говорит, — а ты хай поднимаешь.       — Сволочь ты, — сказала я ему, — какая же ты сволочь. Значит, у тебя способ такой разорвать отношения? Тебе там с Мариссой хорошо, лучше чем с нами, остолопами? Мне можно не сидеть как на иголках, не переживать, что тебя там убьют, покалечат, будут ставить опыты, ты там как сыр в масле, у Фиттис под крылышком?       Да, нас понесло, как последних идиотов. Мы проделали нечто беспрецедентное, мы сумели связать свое сознание и теперь успешно тратили новообретенную способность и время на выяснение отношений. Но иногда полезно спустить пар и проораться. Это был самый грандиозный наш скандал, но я не жалею, что он случился. Нам была необходима разрядка после всего, что произошло.       Я так разозлилась, что у меня даже в глазах защипало. Я скрежетнула зубами. Впрочем, в зрачках Финна тоже мелькнуло нескрываемое бешенство.       — У Фиттис под крылышком я круглые сутки начеку, чтобы меня не разоблачили! — прорычал он. — Вот только лицемерить не надо, что тебе дело есть!       Он меня довел. Я схватила с софы подушку и со всей силы ударила Финна, задыхаясь от гнева.       — Вот! — кричала я на него. — Сам меня ненавидишь, еще и обвиняешь! Иначе бы…       — Конечно! — издевательски отозвался он, вскакивая и защищаясь креслом. Я бросила подушку, подскочила ккнижкой полке и выщелкнула оттуда, как из обоймы, увесистый фолиант. Прямо в моей ладони он трансформировался в кирпич, и я с удовольствием метнула его во Флеймса. Кирпич ударился о седушку и почему-то рассыпался в прах. — Конечно, я тебя ненавижу! — продолжал Финн. — Поэтому твою задницу всегда спасаю при случае! Я тебя ненавижу, поэтому терплю всех, кто вокруг тебя ошивается! И тебя саму!       Мой голос почти сорвался на визг. Честное слово, я кипела, как десять Везувиев. Пространство нашего сна стало плавиться и задрожало. При каждом броске каким-нибудь предметом оно содрогалось. Мне удалось атаковать Финна даже огромным цветочным горшком, хотя в жизни я бы даже не сумела оторвать его от пола.       — Кто тут из нас еще лицемерит! — орала я. — Ненавидишь, вот и говорил бы прямо!       — Да! Ненавижу, поэтому и остаюсь с тобой столько времени!       — Ты не остался! Ты ушел! Ты бросил меня!       — Да лежать тебе с простреленной башкой, если б я не ушел!       — Так вот я хочу, чтобы ты вернулся!       — И я хочу! — рявкнул он. — Но это не так-то просто!       Мы замерли, каждый в воинственной позе. Я вдруг остро осознала абсурдность происходящего. Мы завязали драку друг с другом, когда могли бы… но нет, как у него язык повернулся сказать, что мне все равно? Я сердито выдохнула. Спровоцировать он меня хотел, знаю я его. Моя рука с зажатым в ней очередным кирпичом-книгой опустилась. Флеймс устало, но с чувством водрузил кресло на пол. Оно очень натурально стукнуло о деревянные доски. Воцарилось короткое молчание. Реальность сна перестала трепетать от наших воплей и обрела какую-никакую стабильность.       — Слушай, Люси…       — Я понимаю, что…       Мы заговорили одновременно и тут же смолкли. Прошла секунда, две, три.       — Ну? — сказал Финн. — Что?       Я затолкала обратно на полку кирпич, который почему-то упорно не хотел становиться книгой.       — Да нет, давай ты.       Финн пожал плечами. Проведя рукой по лицу, он немного помолчал, глядя на бесконечный рассвет. «Что за черт, — услышала я его бормотание, — всходи уже». Из-за далеких крыш показался первый луч.       — Люси… Если ты ждешь меня, я могу вышибить Мариссе мозги хоть сейчас.       Он обернулся ко мне. Восходящее наконец солнце позолотило кончики его взлохмаченных волос и отразилось в глазах так, будто они светились изнутри. Он поднял руку и покрутил на пальце револьвер. Я перевела взгляд с оружия на лицо своего напарника. Он внимательно и выжидающе смотрел на меня.       — Но это не гарантирует, что я уйду из их гадюшника живым, — добавил Флеймс.       Да… к тому же убийство Мариссы спутает нам все карты. И не факт, что ее место не займет кто-то другой. Я облизнула пересохшие губы.       — Твоя последняя пуля ушла на Руперта Гейла, — говорю.       Он усмехнулся.       — Подловила. Но это не проблема.       Револьвер исчез. Флеймс сунул руки в карманы и задумчиво уставился в окно.       — У меня еще есть нож. Перережу ей глотку. И принесу тебе ее голову.       Я приблизилась к нему, перешагивая через последствия нашего сражения. Куски кирпичей, сбитый ковер, разбитый огромный горшок с цветком.       — Откуда в тебе столько кровожадности, — сказала я, становясь рядом и окидывая взглядом залитые утренним солнцем десятки крыш. Над ними торчали силуэты печных труб. — Голов мне ничьих не надо. И не рискуй понапрасну.       Чтобы убедиться, что мои слова дошли до него, я заглянула ему в лицо.       — Понятно? Не предпринимай ничего без нас. Скоро мы… я… приду за тобой.       Тут он вдруг расхохотался, запрокинув голову. Я насупилась. Только соберешься поговорить с этим типом по-хорошему, он тут же начинает глумиться.       — Когда я, — продолжая хихикать, сумел выдавить Финн, — когда это я успел стать принцессой в башне?       Фыркнув, я тряхнула головой. Мы оба прекрасно понимали, что я имела в виду не это. Просто кое-кому везде надо найти повод посмеяться. Я потребовала с него обещания, что он не станет лезть на рожон.       — Я не даю обещаний, Люси. Особенно тех, которые не знаю, как держать. — Ничего другого и не стоило от него ждать.       Вздохнув, я перекатилась с пятки на носок и сложила руки на груди.       — Знаешь, Флеймс, если ты погибнешь, я тебя найду на Той Стороне. И задам тебе трепку.       Рассмеявшись, он милостиво разрешил:       — Попробуй.       Все бы ему шутки шутить. Недовольно потерев локоть, я сказала прямо:       — Я серьезно. Считай это… моей просьбой. Будь осторожнее.       Едва я договорила, как он взял меня за подбородок и повернул мою голову к себе. Взгляд его зеленых глаз показался мне как никогда пристальным. Я вдруг обратила внимание, что я стою в пижаме, майке и шортах, а он в брюках и рубашке.       — Почему тебя так волнует моя безопасность?       Его жест почему-то ужасно смутил меня. Я резко отвернулась, чтобы волосы скрыли лицо. Оно, знаете ли, всегда начинает предательски пылать в неподходящие моменты.       — Мы же говорили об этом только что. Потому что ты мой друг.       С небольшой задержкой он сказал:       — Досадно, что до тебя так долго доходило.       Я сердито засопела. Знаешь, с твоим-то характером вообще удивительно, что кто-то считает тебя своим другом.       — И еще досаднее, что одной дружбы мало, — совсем тихо добавил Финн. Я не уверена, что правильно расслышала его.       — Что? — переспросила я. — О чем ты?       Он снисходительно улыбнулся.       — Посмотрим.              

***

             В подтверждение его слов я слабо покачнулась. Упасть, да легко. Но я не послушалась. Поколебавшись пару мгновений, я побрела к Финну и молча прислонилась к нему. Ну, знаете, так, как к опоре. А что. Он себе там, на улице, позволял вещи, которые не позволял раньше. Чем я хуже.       — Угу.       — Если хочешь, чтобы тебя обняли, так и скажи.       — Угу.       — Я схожу за этим вашим инспектором, уверен, он умеет крепко обниматься.       Идиотская шутка, но я засмеялась. Засмеялась от облегчения, и у меня даже в глазах защипало. Обхватив Финна руками за пояс, я не стерпела и вдобавок потерлась лицом о его плечо. Насколько раньше мне хотелось заставить его перестать болтать чепуху, настолько мне теперь я готова была слушать любую ерунду, какую он скажет.       — Что это ты делаешь?       — Ты приятно пахнешь.       Я не лукавила. Пахло приятно. И тепло было приятное. И насмешливый низкий голос.       — Что? — я услышала смешок. — Ты фетишистка? От меня воняет. И от тебя, кстати, тоже.       Он был прав, от нас обоих разило потом, железом и пережитым страхом, но у него еще был свой, особенный запах. Я думаю, он у каждого человека есть.       Я вскинула голову, когда он схватился за мои запястья и настойчиво развел их. На краткий миг я запаниковала: сейчас скажет «отстань» или «не прикасайся», или «хорош уже жаться». Финн же молча приподнял мои руки, а сам положил свои мне на талию. Мне оставалось только обнять его за шею.       Моя спина непроизвольно выгнулась, когда он медленно повел ладонями вверх. Я чувствовала их жар даже через ткань футболки. Мое дыхание сбилось, я часто заморгала, не в силах держать глаза открытыми или прямо смотреть Финну в лицо. И вообще смотреть ему в лицо. Я не знала, что со мной происходит, понимала лишь, что мне приятно до дрожи все, что он делает. Катастрофа.       Он притянул меня к себе вплотную, и я, ежась от удовольствия, машинально запустила пальцы ему в волосы. Вспоминая уже подзабытое ощущение упругих жестких прядей. Руки тряслись от испуга, а испуг был от осознания того, насколько мне все это нравится.       — Люси.       Прямо в ухо. И теплое дыхание на моей шее. Чтопроисходитчтопроисходитчтопроисходитчтопроисходит.       Я так много собиралась сказать, а все мои слова сбежали из моей головы. Разбирайся сама как хочешь, а все те диалоги, что ты без конца прокручивала в голове, отправляются в утиль. За что я хотела попросить прощения, и как сильно было мне жаль, осталось за кадром. И я поняла, что так и надо, потому что мне и ему слова не всегда нужны.       «Люси». Никто не произносил моего имени с такой интонацией.       Я так ждала. Я так скучала.       Последнее, что я увидела — это его страшно потемневшие глаза.