Живые мертвые

      Он в моей голове (с).              Открыв глаза, я поняла, что в комнате я не одна.       Знаете, говорят, когда ты просыпаешься посреди ночи просто так, значит, на тебя кто-то смотрит. Так вот, на журнальном столике сидел человек. Резко повернув голову, я уставилась на него широко распахнутыми глазами. В библиотеке было достаточно светло и мне удалось рассмотреть и лицо, и разобрать даже цвет и фактуру одежды. Чуть ссутуленные плечи, руки, засунутые в карманы брюк. И буквально-таки сияющая ехидством ухмылка, могу поклясться, это она освещала комнату, потому что источник света я не смогла определить. Лампа не горела.       Приложив два пальца к виску, парень шутливо отсалютовал мне.       — Ну привет, принцесса.       Наверное, можно подумать, что тут я нахмурилась, вскочила и от души приложила незваного гостя. Но я просто жадно смотрела на него. Мы не виделись несколько дней, но я разглядывала его так, словно его образ мог хоть когда-нибудь выветриться из моей головы. Первое, что я сделала — это совершенно по-дурацки улыбнулась, хотя этот нахал заслуживал разбора полетов. Ничего я не могла поделать с тем, что обрадовалась его появлению. Продолжалось, правда, это недолго. Ровно до тех пор, как я озадачилась вопросом, как он проник в квартиру.       Вот уж теперь я нахмурилась и рывком села, отбросив плед. Перевела взгляд с Финна на свои голые колени, словно сравнивая, насколько то и другое реально.       — Прежде чем ты начнешь паниковать и беситься, — сказал Финн, — советую не вертеть головой, а смотреть на меня.       Что за глупости. Я окинула взглядом комнату. Постепенно до моего мозга начали доходить кое-какие странные детали. Например, окно стало какое-то слишком высокое, я даже не сумела толком рассмотреть, где оно там заканчивается. В мансарде не бывает таких окон, а это красовалось чуть ли не во всю стенку, как панорамное. Углы терялись в зыбком мраке; когда я попыталась рассмотреть, какие книги стоят на ближайших полках, корешки поплыли перед моими глазами. Цвета и шрифт заголовков ускользали, я не могла нашарить их в своей памяти, хотя сто раз их видела. Просто не обращала внимания. Та же история приключилась с огромным цветком в большом глиняном горшке — цветок все никак не мог обрести форму. Я плохо разбиралась в ботанике и вообще была равнодушна до комнатных растений.       Комната стремительно теряла очертания. Мой мозг начал соображать, что я нахожусь точно не в библиотеке, и пытался найти этому разумное объяснение. А объяснение могло быть только одно…       — Люси, смотри на меня! А то мигом отсюда вылетишь.       Голос донесся до меня уже удаляясь, он одернул меня, и краткий миг невесомости, которая вдруг мной овладела, прошел. Интуитивно я поняла, что на сей раз стоит послушаться, и устремила взор на Финна. Очертания библиотеки вокруг перестали плавиться и вновь обрели подобие реальных, оставаясь при этом размытыми. Зато Флеймс и стол, на который он уселся, таких фокусов не выделывали. Я вновь ощутила под собой жестковатую софу.       — Происходит, — заговорил Финн, когда я только открыла рот, чтобы задать вопрос, — вот что. Ты сейчас спишь. А мы находимся в твоем сне.       Опешив, я моргнула.       — Как?       Он закатил глаза.       — Пошевели же извилинами, родная. Ты думаешь, я смог бы посреди ночи прогуляться до вас из Дома Фиттис? Я тебе снюсь.       Какое-то время я рассматривала его, прикидывая, с чего мне вдруг снятся такие чокнутые сны. С чего мне вдруг он снится. Ну, в принципе, похоже и довольно правдоподобно. Он ведет себя так, как повел бы себя настоящий Финн. Только… сон какой-то необычный. Обычно человек не понимает даже, что спит. И не осознает никаких странностей, например, мгновенных перемещений с места на место, полеты, смешение знакомых ландшафтов, встреч с людьми, которых невозможно увидеть.       Новая информация казалась слишком абсурдной, чтобы усвоить ее за раз. Как-то не получалось у меня охватить все кусочки картинки и сложить их воедино. Пока я осмысливала сказанное, Финн поднялся и прошелся по комнате. Там, где он ступал, пространство становилось четче. Приблизившись к окну, он выглянул прямо через стекло. Стекло, которого не было. Осталась одна лишь голая рама. Даже безо всяких перемычек. Стена начала таять, а вместе с ней — книжные полки; комната раздалась, сделалась больше. В ней прибавилось света. За окном занялся яркий рассвет.       Финн повернулся ко мне.       — Позволь, — говорит, — я тебе покажу. А то на словах тебе очень сложно осилить идею.       Он протянул мне руки, и расстояние между нами вмиг сократилось с четырех метров до меньше чем одного. Мне не удалось уловить, как именно это произошло, слишком быстрый, но в то же время плавный и естественный вышел переход.       «Так, хорошо, — сказала я себе, — это очень даже похоже на сон. Но для сна слишком все подробно. К тому же я знаю, что это сон, а в такие моменты обычно просыпаешься».       Финн ждал. Я неуверенно схватилась за его пальцы, и он рывком поднял меня на ноги. Вокруг на долю секунды воцарился хаос цветов и движения, который, замерев, нарисовал панораму Лондона. В лицо ударил взявшийся из ниоткуда холодный ветер, от которого, впрочем, я даже не поежилась. Во все стороны убегали, складываясь с сложный лабиринт, зажатые высокими зданиями улицы. Над головой плыли редкие облака, а солнце бликовало на поверхности реки, что угадывалась далеко справа. Взгляд зацепился за громаду Лондонского моста. Далеко на горизонте светилась полоска моря. За спиной урбанистический пейзаж почему-то плыл, приобретая размытые очертания, в которых уже ничего нельзя было разобрать.       Я посмотрела вниз.       И закричала.       Под моими ногами не было ничего.       В смысле, никакой опоры. Далеко внизу ползли по улицам пешеходы и транспорт. Между ними и мной простиралась сотня метров пустоты. Как только до меня дошло, что я парю в воздухе, я ухнула вниз. Но не упала. Финн, заходясь от хохота, крепко держал мои запястья. Он сам стоял как ни в чем не бывало.       — Вот это да, — оценил он, — первоклассный визг. Чистое сопрано.       Болтаясь в воздухе, я извернулась, чтобы пнуть его. Шельма такая, он решил подшутить надо мной. Посмеиваясь, Финн ослабил хватку на одной моей руке и почти выпустил ее.       — Тише, тише, — говорит, — а то отправлю в свободное плавание.       — Я тебя убью, — задыхаясь, отвечала я. — Прекрати!       Его пальцы цепко обвили мои предплечья, и он подтянул меня к себе, как спутник космонавта в невесомости. Я очень близко увидела его насмешливое лицо.       — Да ты расслабься. Не упадешь. Просто представь, что можешь стоять и спокойно висеть в воздухе, — посоветовал он.       — «Просто»! — передразнила я его. Он отлично знал, что я боюсь высоты. Ну держись, вот доберусь я до тебя.       — Хотя, может, и упадешь, — задумчиво продолжал Флеймс. — Но и тогда ничего страшного. Проснешься и все.       — Проснусь?       — Да, Люси. Чтобы проснуться, нужно умереть… а теперь посмотри на меня и представь, что тебе есть, на чем стоять. Вообрази себе мост, площадку, что угодно.       Он совсем сбил меня с толку, быстро перескакивая с одного на другое. Вообрази. Легко сказать! Моя голова взрывалась от происходящего; я была не уверена, что не брежу. Хотя для бреда Финн, пожалуй, был слишком настоящий.       Похоже, ему надоело держать меня. Может, я оттягивала ему руки. Пространство взвихрилось. Вместо пропасти под ногами появилась мостовая. В обе стороны пролегла чуть изогнутая дуга мощеной брусчаткой улицы, тесно заставленной высокими особняками. Острые крыши, длинные окна с кантами, резные портики дверей, кованые перила высоких крылец. Прямо перед нами восемь широких ступеней вели к двустворчатым дверям темного дерева. Их ручки — птичьи головы — держали в клювах по бронзовому кольцу. Справа болтался шнурок звонка. По обе стороны двери стояли пузатые огромные вазы с землей, в которой цвели какие-то растения.       Я запрокинула голову, разглядывая дом. Старинный и вытянутый ввысь, начиная от окон и заканчивая крышей, над которой виднелись дымоходы. Подчеркнуто опрятный, видно, что недавно покрашенный в нежно-мятный цвет. Я протянула руку и коснулась холодного металла перил крыльца. Пошевелила босыми пальцами ног. А вот они почему-то до сих пор чувствовали жестковатый ковер в киппсовой библиотеке вместо мостовой.       По улице шли одетые в длинные платья с корсетами дамы и джентльмены в длинных фраках. Все они носили шляпы, естественно, женщины — маленькие женские, а мужчины — котелки (или как там они называются?). Талии у всех дам были такие точеные, что я даже обошла одну из них кругом. Ни она, ни ее спутница — служанка с корзиной, прикрытой салфеткой, не заметили меня. Более того, они задели меня своими юбками, прикосновение которых было каким-то странным: мои ноги легко пощекотало чем-то невесомым, хотя ткань с виду казалась тяжелой, почти грубоватой.       Все это было так необыкновенно, что мое удивление не умещалось во мне. Поэтому я как лунатик разглядывала все вокруг и проверяла свои ощущения. По улице проехал экипаж. Я осторожно шагнула вперед и вытянула руку, чтобы коснуться лошади — гнедой, с большими печальными глазами. Ни животное, ни кучер не обратили на меня ни малейшего внимания.       Рядом раздался тихий смех. Я обернулась на Финна. Он наблюдал за моими экспериментами.       — Попробуй встань у него на пути, — сказал он мне с усмешкой. — Пройдут они сквозь тебя или затопчут?       — Что за глупость, — хмурясь, отозвалась я. — Что это? Где мы?       Он пожал плечами.       — Где-то. Всего этого, и людей в том числе, не существует.       Похоже, он хотел сказать, что сцена создана его воображением — потому что я определенно не представляла себе ничего такого. Я огляделась вокруг еще раз. Концы улицы растворялись словно в тумане, но все остальное было таким… настоящим. Травинки у крыльца. Блики невидимого солнца на окнах. Мозаика брусчатки. Фактуры и цвета одежды людей, что шли мимо. Я посмотрела в лицо очередному прохожему и чуть не вскрикнула: лица не было. Вместо него под шляпой красовалось размытое светлое пятно.       Но у той дамы со служанкой были нормальные лица. И еще у некоторых других. Я моргнула: дама со служанкой возвращались. Причем шли они оттуда же, откуда появились и в прошлый раз. Точно так же дама обернулась, что-то приказав своей компаньонке. Та точно так же перехватила поудобнее корзинку. Они точно так же прошуршали своими платьями, минуя меня.       — Не понимаю, — проговорила я, глядя им вслед, — ты поленился придумать лица для всех?       Финн неопределенно пошевелил пальцами рук, которые он снова сунул в карманы. Я испытала острое желание выдернуть хотя бы одну из них оттуда.       — Вроде того, — ответил он.       Негромко звякнул колокольчик. Мы обернулись на приотворившуюся вовнутрь дверь особняка. Из холла донеслись шаги, шорох тяжелого платья, стук каблуков. Я неясно увидела две фигуры высоких людей. Мужской низкий голос сказал:       — Если снова явятся те малолетние отбросы, гоните их взашей.       Лакей, придерживающий дверь, склонил голову, принимая приказ; пара двинулась на выход, а потом вдруг все замерло. Остановилось всякое движение. Смолкли звуки. Улицу поставили на паузу. Прежде чем я успела сказать «что за?», особняки растворились в дымке, которая быстро потемнела. Нас окутал мрак. В один миг мы перенеслись из одного места в другое. С цивильной улицы куда-то далеко, изо дня в ночь.       Вокруг разостлалась холмистая пустошь. С одного ее краю виднелся то ли лес, то ли дома. Далеко внизу мигал ночными огнями город. Мы стояли на длинной прямоугольной крыше большого здания, возведенного на одной из возвышенностей.       Над нами раскинулся темно-синий, почти черный, купол неба, усеянный россыпью звезд. По их расположению я поняла, что мы, похоже, недалеко от Лондона и тот город — Лондон и есть. Но ни резкое перемещение, ни открывшаяся панорама не стерли мысль, возникшую в моей голове, когда я услышала властный мужской голос на пороге особняка.       — Ну что, теперь дошло до тебя? — спросил Финн. — В своем осознанном сне ты можешь все.       — Финн, это были твои воспоминания?       Темнота стояла такая, что я едва видела его лицо, на котором блестели глаза. Он смотрел в сторону.       — То была не просто улица, верно? Это где-то в Лондоне, я права? Ты был там, когда… в общем, в тот момент?       Вот почему детали оказались такими точными. Вот почему некоторые люди оказались без лиц. Он не помнил. Или толком не рассмотрел.       Он поддел носком ботинка какой-то камешек. Тот подпрыгнул, кувыркнулся через парапет крыши и упал вниз.       — Какая разница?       Я растерялась. Иногда так сложно объяснить очевидное.       — Это же так интересно, — сказала я.       Он прямо взглянул на меня. Краешек его губ пополз вверх.       — Только это?       Даже не могу объяснить, почему, но я не сдержалась и рассмеялась. Конечно, нет, чтоб тебе пусто было, плутовская ты морда. Просто, как я уже сказала, мое сознание оказалось не способно вместить мое же собственное изумление. Каких-то понятных, известных мне реакций для его выражения было мало, они казались мелкими и глупыми.       — И все остальное, — говорю. — Это… удивительно.       Ох эта его довольная ухмылочка. Так и светится, никакой луны не надо.       — То-то же, — менторским тоном отозвался он, а потом вдруг предложил. — Хочешь, покажу еще что-нибудь?       Он следил за моим лицом, и, по его выражению определенно догадавшись, каков ответ, ухмыльнулся еще шире. Не время развлекаться, напомнила я себе. Вообще-то мы должны сейчас обсуждать план вторжения в Фиттис. Мне нужно узнать все, что знает он, что он успел увидеть, услышать и запомнить.       Но вот скажите мне, оказавшись в осознанном сне — читай, мире, где возможно все — вы бы не захотели испытать его пределы? Слепить из него собственную вселенную? Увидеть кусочки векового прошлого глазами свидетеля той эпохи?       — Хочу, — созналась я, понимая, что иной ответ прозвучит глупым и очевидным враньем. — А сколько у нас времени?       Финн крутанулся на пятке.       — Я не высчитывал, но разница колоссальная между реальностью и сном. Здесь время идет быстрее. У нас как минимум несколько часов.       Тут он шагнул с крыши. Просто, как за порог. Я ахнула — скорее по привычке. Подошла к краю и выглянула. Ничего более сюрреалистичного я не видала: Финн стоял себе на стене, весьма довольный своей выходкой. В его хитрую физиономию очень хотелось бросить чем-нибудь, и я поняла, что держу в руках книгу из библиотеки Киппса. Пока я вспоминала, что это за книженция, она превратилась в кирпич.       — Эй, — подал голос Финн, — это жестоко.       Зловеще ухмыляясь, я подняла руку. Если честно, бросать я не собиралась, потому что кирпич выглядел слишком внушительно, зато Флеймс тут же перебросил нас в другое место. В уши мне ворвался свист и грохот, после ночи ослепил яркий свет. Прищурившись, я приложила ладонь козырьком ко лбу и увидела, что далеко вперед уходит беспокойное море. Вспененные волны набегали на широкий, как полотно, пустынный песчаный берег, оставляя после себя быстро исчезающие зеркала мокрого песка, бликующие на прячущемся за дымкой солнцем.       В лицо ударил ветер, когда я поняла, что наблюдаю шторм. Пока я смотрела, как пенные гребни, ловя солнечный свет, возникают и опадают, а ближе к суше набирают силу и обрушиваются на нее, разбрасывая каскады брызг, Финн успел отойти на несколько десятков шагов. Он шел, по диагонали приближаясь к линии прибоя, и уже был почти у самого его края. Я подумала, что мне лень преодолевать все это расстояние. И мне пришло в голову, а не могу ли я так исхитриться и одним махом покрыть его. Ведь это и мой сон тоже.       Я сделала один шаг и р-раз — вот я стою рядом с Финном, а мои ноги лизнула кромка докатившейся сюда волны. Правда, я немного потеряла равновесие, но у меня получилось, что я хотела.       — Осваиваешься? — ухмыляясь, осведомился Финн.       — Вроде того.       Я огляделась. Пляж простирался далеко, а за нашими спинами его очерчивала линия променада. За ним торчали старинные домики, показавшиеся мне странно знакомыми. Мой взгляд блуждал туда-сюда по прибрежной улице, пока не натолкнулся на широкую лестницу, которая сбегала на берег.       — Это что, Маргит?       — Ага, — равнодушно отозвался Флеймс. Он сотворил себе кусок бумаги и что-то из него складывал.       — Ты здесь был?       — Сама как думаешь?       — И давно?       — Конечно, давно, Люси. Больше ста лет прошло.       Он размахнулся и запустил в воздух обычный бумажный самолетик. Фигурка, подхваченная ветром, бросилась прочь от воды, а потом заплясала в воздушных потоках, метаясь туда-сюда. Словно невидимый воздушный змей. Прямо хотелось схватиться за несуществующую веревку. Самолетик, ловя ветер, расправил крылья, даже в длину как-то вытянулся, встрепенулся… и полетел, полетел самой настоящей птицей. Над нами разнесся одинокий крик чайки. Она сделала круг и опустилась на протянутую руку Финна.       Самая обычная, даже с пыльными пятнами на оперении, птица. Ее круглый желтый глаз уставился на меня. Не удержавшись, я протянула руку, чтобы потрогать перья, а чайка с оглушительным хлопком лопнула, окатив меня целой горой пуха. Я сдула с носа перышко и сквозь прищур посмотрела на Финна, который захохотал, запрокинув голову.       — Ну и… — ему дыхания не хватало. — Ви… видок!       Он получил хорошенького пинка в колено.       — Дурак! — сказала я ему, преследуя этого шутника недоделанного по берегу.       — А ты дура! Мы хорошо сочетаемся, — отозвался он, почти вприпрыжку удирая от меня задом наперед.       Догнать мне его не удалось, поэтому я попробовала захватить волну и окатить его водой. Та только слабо дернулась в ответ на мое усилие. Похоже, в управлении собственным сном тоже нужна практика. Финн, словно прочтя мои мысли, подтвердил:       — Просто так у тебя не получится. Это у меня была уйма времени, чтобы научиться придавать форму силой воли.       Наверное, он намекал на свое бытие призраком.       Сложив пальцы пистолетом, он направил их на воду и сказал «пуф». Море прорезал невидимый снаряд: на секунду волны расступились, даже обнажив дно, чтобы потом сомкнуться вновь. Мы немного помолчали, наблюдая, как зарастает рана на поверхности воды.       — Может, ты вспомнишь еще что-нибудь? — спросила я.       — В смысле?       Я чуть-чуть поколебалась. Следовало быть осторожной.       — Ну… покажи мне еще что-нибудь из своих воспоминаний.       Он задумался. Я ждала. Столько времени из него нельзя было вытянуть ни словечка о том, кем он был и как дошел до жизни такой (до общения с гробокопателями). Хотя то, что я увидела, не дало мне никаких подсказок. Или дало?..       — Ладно.       Он показал мне Лондон. Большие улицы, маленькие, центр, трущобы, знаменитые здания; реку и парусники, панораму с вороньего гнезда на мачте одного из кораблей. Последнее, естественно, было проделано нарочно и сопровождалось очередным всплеском флеймсова веселья.       Единственное, что объединяло эти воспоминания — отсутствие в них того, прошлого Финна и его взаимодействия с людьми. По сути, лишь одни места и прохожие. Я не сразу обратила внимание, а когда осознала сей факт, то было не время вдаваться в расспросы.       В конце концов мы вернулись в киппсову библиотеку. Комната воспроизвелась неточно, и я получила возможность побаловаться с моделированием пространства. Финн расселся в сотворенном кресле и мешал мне, пока я не сказала «хватит» и не опустилась на немного плывущий диван. Усмехнувшись, Финн спросил:       — Ну что, генерал? Теперь поговорим о войнушке?       Я кивнула. Финн извлек прямо из воздуха карандаш; перед ним из ничего соткался мольберт с пришпиленным на него огромным куском бумаги.       — Я набросаю тебе план помещений и подпишу пароли на входы-выходы, но карта будет неполная. Зато, — тут он самодовольно заулыбался, — у меня есть доступ к кабинету Мариссы. На первый взгляд, там ничего интересного, но…       — Что она все-таки от тебя хотела? Или хочет? — перебила я его.       Он дернул плечом.       — Она что-нибудь с тобой сделала? Или, может, собирается? — меня прорвало вопросами, которые я давно хотела задать. — Она не держит тебя взаперти?       Рука Финна с зажатым в ней карандашом замерла в воздухе. Он посмотрел на меня.       — Ничего. Пока.       Его тон мне не понравился.       — Не ври.       — Чего мне врать. Я сейчас ей просто заменяю телохранителя. В прямом смысле стерегу ее день и ночь.       Меня невольно передернуло, и я поерзала на диване, борясь с неприятным чувством внутри, вызванным его словами.       — Кстати, этот ваш новый трюк… пока она вроде ничего не заподозрила. Но я бы больших надежд на него не возлагал.       Потом он поманил меня к себе со словами «наблюдай в процессе, лучше запомнишь». Логично, и я подсела ближе, чтобы видеть схему. Я добросовестно пыталась вникнуть, но много отвлекалась. На самом деле я больше наблюдала за тем, как Финн рисует, и, хотя он успел набросать совсем немного, в моей памяти не отложилось ничего. Нет, так не пойдет. Во-первых, медленно. Во-вторых, на листе не появилось и трети чертежа, а я и так ничегошеньки не могу усвоить. Даже несмотря на короткие и емкие комментарии Флеймса.       Вот бы эти линии ожили, стали объемными, сложились в реальную картинку, которую куда проще сложить в закрома своей памяти и вызвать потом оттуда. Увы, абстракция не самая моя сильная сторона. Если я могу пощупать, реально увидеть, услышать — другое дело.       И меня осенило.       — А почему, — говорю, — почему бы тебе не показать мне?       Карандаш, что летал по бумаге, остановился. Финн, медленно моргнув, перевел взгляд на меня. Пару секунд он, видимо, сдерживался, но после расплылся в ухмылке.       — Потрясающе, — после короткого молчания изрек он, — ты сказала кое-что дельное.       У него талант. Талант облекать нечто хорошее в слова, звучащие почти как прямое оскорбление. Я выжидательно смотрела на него. Финн про привычке заложил карандаш за ухо и повернулся ко мне всем корпусом.       — Только учти, это не то же самое, что мы уже видели. Я создавал пространство на основе своей памяти. Сейчас ты хочешь посмотреть настоящие воспоминания как они есть.       — Ну, создай пространство опять.       — Слишком долго. Проще увидеть все сразу.       Он замолчал на минуту, что-то прикидывая. Я терпеливо ждала, понимая, что от меня ничего не зависит.       — Люси, имей в виду. Я не знаю точно, как это будет.       Я кивнула. Уголок его губ дернулся. Безусловно, ему самому было интересно попробовать. Мы не брались за руки, ничего особенного не делали. Просто сидели и смотрели друг другу в глаза, а потом я нырнула в омут.       Блестящий черный бок авто. Хлоп. Просторный салон, погруженный в полумрак. В нем блестят глаза молодой красивой женщины и ее украшения. Снаружи стукнула дверца багажника, машина мягко тронулась. Алые губы Мариссы растянулись в улыбке, словно она собиралась что-то сказать. Ее хочется задушить.       Картинка растаяла и сменилась входом в Дом Фиттис. Много пространства, людей и роскоши. Коридоры, залы, коридоры, лестница. Марисса ведет за собой и не говорит ни слова; лишь иногда она останавливается по пути, чтобы коротко переговорить со своими сотрудниками. Еще один коридор и — зал с портретами, куда выходит несколько лифтов. Те двери, что покрыты — черт возьми, чтоб я сдох — слоем серебра, пропускают нас в большую квадратную кабину с поручнями и панелью кнопок с цифрами. Встречаясь со мной взглядом, Марисса улыбается. Эта старая карга довольна тем, как все обернулось.       Думаю, а не вскрыть ли мне ее прямо здесь, пока лифт поднимается на верхние этажи. Но она не особо-то меня опасается. Значит, я чего-то не знаю. Надо подождать. И посмотреть, что интересного тут есть. Внутри кипит нетерпение и любопытство.       Она набирает код на большой двойной двери, очень похожей на створки лифта — такие же простые, не считая, что покрытые серебром. И от меня не прячет, ха, гляди, как расслабилась. А ведь сейчас на этом этаже — он, кажется, последний или предпоследний — больше никого. Я могу перерезать ей глотку и спокойно уйти. Вот потеха-то будет.       За дверью просторное помещение с (вот странно) окнами во всю стенку, закрытыми такими странными шторами, состоящими из полосок ткани. Похоже на приемную. Низкий стол красного дерева, широкие темно-синие диваны, полки с книгами, фото на стенах и целая выставка подозрительного вида штуковин.       Другой конец зала упирается в еще одни двери — и тоже на кодовом замке. Марисса небрежно бросает на диван свое пальтецо, кого-то вызывает по телефону и опускается на сиденье. Достаю сигарету, ищу зажигалку.       — Я бы тебе не советовала. Если ты не хочешь вымокнуть от пожарной сигнализации, — говорит Марисса, наблюдая.       Трогательная забота о моем здоровье. Особенно учитывая, что это ты черт знает сколько продержала меня взаперти. Не говоря уже о том, что, стоит разок умереть, и набор вещей, которых стоит опасаться, кардинально меняется. Короче, о себе лучше подумай, калоша ты старая. От одного твоего вида передергивает. Тело молодое, красивое лицо, но за ними почти век жизни. Если не знать, то будешь слюни ронять, как большинство и делает, а так… будто не изменилась ни капли. Будто — отличное слово, в самый раз. Черты лица у нее стали еще жестче, чем были, а глаза так хоть бери и вилкой выкалывай. Мерзость. Я ведь тебя легко убить могу. И всерьез над этим думаю. Потому что меня от тебя воротит.       Ну ладно. Подхожу к окну, осматриваю. Двойное стекло, мощная металлическая рама. Ни ручки, ни зазоров.       — Что, окна герметичные?       — Как видишь.       Смотрю вверх. Белый потолок, в нем кованые светильники.       — И вентиляции нет.       — Вентиляция, конечно, есть, но какая, тебе знать не обязательно, — смеется.       Интересно, как ты захрипишь, если тебя задушить.       — Сядь, Финн.       Не командуй.       — Постою в присутствии дамы. — Дьявол, зажигалку Люси отобрала. Какое ей дело вообще, курю я или нет.       Смеется. Конечно, она услышала издевку, но ей плевать. А если точней — не привыкать. Эта сама кого хочешь опустит — сразу обухом по башке, не размениваясь на высокоинтеллектуальные беседы.       Картинка растаяла, плавно, но быстро сменившись другой. Небольшой ящик из серебряного стекла, за ним какой-то Источник. Один из знаменитой коллекции, не иначе. Выставлены тут пугать наивных дураков. Ничего интересного. Всякое барахло и мизерные части тел.       — Здесь ее нет.       Ну и женщина. От нее мурашки по коже. Подкралась, я даже не услышал.       И еще одна идиотская привычка — встать вплотную. Я могу ее ресницы посчитать, так близко она встала.       — Это была попытка в юмор? Даже круглый кретин бы не спрятал здесь флейту.       — Идем.       Снова коридоры, двери, коды, спуск под землю, запасные выходы, хранилище Источников, склад оружия, административный центр, пункт охраны. Начальник охраны — непримечательный человек с очень цепким взглядом. Функциональные помещения. И все ходит сама показывает, словно у нее нет других дел. А когда есть — тащит с собой.       Умная стерва. Врага держи при себе. Разделяй и властвуй. Она умеет применять эти принципы на практике.       Рассчитывает, что я надолго останусь. Или наоборот, скоро избавится от меня. Иначе она не показала бы мне то, о чем догадался Каббинс.       Лифт идет до первого уровня. Его я и так знаю — это хранилище Источников. Здесь все изолировано, да на совесть. За пределами подземелья как будто ничего нет. Но если миновать несколько коридоров, пройти через операторскую, попадешь ко второму лифту. Большая клетка, усиленная железом и серебром. Шахта, в которой она висит, гудит от потоков воздуха и экстрасенсорной энергии. От нее грохочет в ушах.       Этажа два вниз. Энергетические волны бьются о прутья клетки. Раздвигаются тяжелые металлические двери, за ними короткий коридор (их тут тьма), зал с рядами узких длинных шкафов, у дверей, что ведут дальше, целый арсенал разного снаряжения. Я без понятия, что за это за хреновины, но они определенно нужны для экспериментов, которые тут проводят. А их проводят. Там, за толстыми, проложенными защитой стенами, мощное гудение.       Похоже, последний коридор. Длинный и широкий, с магниевыми светильниками в сводчатом потолке через равные промежутки. Много входов — или выходов. Железные двери без единой щелки или зазора. Открываются рычагом, а не простой ручкой. Подписаны «Переход», «Испытания», «Моделирование», «Свободный».       — Если нам понадобится эвакуироваться, — поясняет Марисса, останавливаясь у «Перехода», — мы будем бежать через эту дверь.       — В какой год? — бью наугад.       Она усмехается.       — Какой будет открыт.       Ее точеное лицо, которое в перекрестном свете ламп кажется высеченным из камня, тает вместе с подземельем, и перед глазами появляется карта. Большая, многомерная, со множеством маленьких неуместно простых канцелярских кнопок, воткнутых в разные места сложной схемы.       — Запомни, где есть открытые точки, — звучит низкий голос Мариссы. — А если знаешь другие, добавь их сюда.       Даты, стрелки, линии, пунктиры, соединяющие части Лондона. Подписаны кратко, сокращенно. Пути, ведущие в прошлое: 09.28.99, 07.15.82, 04.30.76… И одна подчеркнутая: 09.17.2002.       На ее столе — бегемот ценной породы дерева, вензеля, лак, выкидыш мебельного зодчества — лампа, печати, бумаги, золотое автоперо. Кожаное высокое кресло. Под ногами ковер — ну персидский, не иначе. Телефон — спутниковый. Окна в железных рамах с серебряным стеклом. В углу сейф.       Я не поняла, как и когда меня выкинуло из воспоминаний. Просто я осознала, что сижу и смотрю в льдисто-зеленые глаза Финна. Он моргнул и тряхнул головой. Я перевела дыхание.       — Когда проснешься, — посоветовал он, — зарисуй и запиши все сразу. Если запомнила хоть что-нибудь.       Конечно, куда же без подтрунивания. Я повела взглядом вокруг, приходя в себя и сопоставляя пространство и поток отрывков, которые только что видела. Финн, потирая ладонями лицо, сказал:       — Ну хватит.       Глядя на меня сквозь пальцы, он добавил:       — Устал я от тебя.       Он демонстративно зевнул. Нет, вы подумайте. Словно это я напрашивалась на рандеву в собственной голове. Впрочем, не успела я открыть рот для ответа, как он бросил «увидимся», и растворился в темноте.