Simple steps

      — Падме? Что происходит? Падме?       Она не слышала голос Бейла, совершенно забыв про стиснутый в ладони комлинк, пока словно не своими глазами смотрела, как Асока, молоденький падаван её дорогого мужа, оседала под тяжестью совершенного в Храме зверства. Бледная кожа тогруты из персикового стала почти розоватой, слёзы скатились по щекам Асоки, когда ноги просто отказались держать её вес. Падме, наверное, закричала — она не знала; руки её вытянулись вперёд, чтобы поймать подругу, но Энакин опередил её. Сильными руками он успел подхватить своего ученика, своего падавана, и смягчить её падение. По всему его телу выступил пот, дыхание стало коротким, тяжёлым и прерывистым, волосы прилипли ко лбу.       — Асока! Эни! — выдохнула Падме, не смея представить, что они чувствовали.       Тогрута была неутешима: она застонала, обняв себя за плечи, своим крошечным телом всё больше напоминая ребёнка, и вдруг свернулась в калачик, сжав виски и раскачиваясь вперёд-назад.       — Останови это, — еле слышно произнесла Асока, судорожно выдыхая. — Мастер, останови это! Я так больше не могу!       — Тсс, Асока, — по-матерински склонилась над ней Падме, смутно сознавая, что слёзы текут и по её лицу. — Тише, всё будет хорошо, всё будет хорошо, — она говорила и сама уже не верила. Происходили страшные вещи, семья её страдала, и она ничем не могла помочь.       — Нет, — Асока всхлипнула, зажав уши ладонями. — Не–е–е–е–ет.       Беспомощная, Падме повернулась к мужу, потерянному в собственной боли.       — Эни! — позвала она его, поглаживая леку и монтралы Асоки. — Эни, помоги мне!       Что-то дошло до него. Энакин внезапно обратился к ним со всем вниманием, слегка встряхнув головой и уставившись на девчонок, его девчонок. После несколько проклятий на Хаттесе он наклонился к ним, коснувшись рукой висков Асоки.       — Щиты, Шпилька! — закричал он, закрыв глаза, и наклонился ещё ниже, почти соприкасаясь лбом с падаваном. — Щиты, — прошептал он.       Падме предположила, что он обращается к ней и по связи, подталкивая и выставляя всё, что можно, чтобы поднять щиты Асоки и защитить её от мучительных волн резни, развернувшейся в Храме. Космос, Падме не смела думать, как это чувствуется.       Закончив, Энакин открыл глаза — тёмные, мрачные, злые, со множеством полопавшихся капилляров, настолько красные, что словно кровью залившие привычный голубой цвет. Его пугающий взгляд зацепился за Падме, и она невольно отступила на шаг — она, невосприимчивая, почувствовала, как тьма кружилась вокруг мужа.       — Смотри за ней, — холодно приказал он. — Я иду в Храм.       Энакин выпрямился в полный рост, возвышаясь над женщинами на полу. Это было неправильно, ей так смотреть на него, снизу вверх. Он никогда не смотрел сверху вниз, никогда не задирал нос, никогда не относился с безразличием — он всегда смотрел в глаза, улыбался ей, переживал за неё, всегда внимательный к любой просьбе, всегда забывавший про себя, если другому требовалась помощь, но сейчас… Это… это был не Энакин.       Падме не думала, что может быть хуже, но стало: он холодно крутанулся на месте и внезапно повернулся к ней спиной, уходя от неё, оставляя её, сознательно бросая людей, о которых больше всего заботился, прочь от семьи, которую так любил, от мира, который обещал защищать.       — Нет! — закричала Падме, сама поднимаясь на ноги. — Энакин! Нет! — что-то надломилось в её душе — она должна остановить это, остановить всем, чем могла. — Энакин! Не уходи!       Он развернулся, его красные, чужие глаза пригвоздили её к месту.       — Они убивают юнлингов! — зарычал он, весь коридор зазвенел от его гнева. — Я должен остановить их!       — Эни, Эни, пожалуйста! Ты не можешь уйти! — умоляла она, напрямую умоляла, схватив его за плечи и поднимаясь на цыпочках, пытаясь заглянуть ему в глаза и страшась того, что может в них увидеть.       — Я должен остановить их, — повторил он. — Я убью их. — И комната вздрогнула от его слов.       Узкие стены давили и душили под собой; она была слишком большой для тесного пространства, в нём едва дышала, но не отступала.       — Энакин, прошу, ты не можешь уйти! Они убьют тебя!       Его усмешка была зловещей.       — Ну пусть попробуют.       — Энакин! — пыталась дозваться она. — Не надо! Твоё видение! Тебя не было с нами! Не оставляй Асоку одну! Не оставляй меня, не оставляй нас одних!       В отчаянии, пытаясь всё это остановить, Падме схватила его за запястье и прижала ладонь к своему животу, желая, чтобы Энакин почувствовал пинающегося ребёнка, чтобы увидел потрясение, в котором они все находятся, чтобы увидел, как сильно он им нужен. Асока всё ещё стонала на полу, раскачиваясь на корточках вперёд–назад и задевая ноги Падме.       Энакин, казалось, слегка затих. Его внимание ещё не перевелось на неё, но его глаза опустились вниз, расфокусированные, уставивившись на ребёнка, Падме сказала бы, почти в замешательстве. Она не могла понять, откуда взялось замешательство, не могла понять его красные глаза. Не могла понять его.       — Оби-Ван, — прошептала она. — Оби-Ван, помоги ему. Прошу.       Ошибкой было его вспоминать.       Всё лицо Энакина вспыхнуло красным, как глаза, и ладонь, крепко прижимавшаяся к ребёнку, вдруг отдёрнулась и схватила Падме за запястье, больно выворачивая руку ей за голову.       — Оби-Ван? — прошипел он. — Оби-Ван? Я твой муж, почему ты зовёшь Оби-Вана?       — Энакин… пожалуйста… — хватала она ртом воздух, шокированная, что он с ней делал.       — ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ВСЕ! — заорал Энакин, грубо отталкивая её и хватаясь за голову.       Падме давно перестала понимать, что творится в его голове. Пошатнувшись, она попыталась поймать равновесие, но Асока, до сих пор свернувшаяся на полу, помешала ей, и Падме споткнулась о бедного падавана. Мир покачнулся, и в один кошмарный момент Падме успела только оглянуться через плечо и взмолиться, чтобы ребёнок не пострадал от падения. Одной рукой она нелепо взмахнула, другую изогнула под немыслимым углом, приготовившись обрушить на неё всю тяжесть падения, и только молилась, чтобы Энакин не винил себя, если с ней что-нибудь случится.       Металлическая рука взметнулась вперёд и поймала Падме за запястье дюрасталевой хваткой, дёргая её вверх и спасая от падения, и сразу чудесные сильные руки обернулись вокруг её маленькой фигурки, угловатый подбородок и горячее лицо спрятались в изгибе шеи. Это произошло так быстро, что Падме растерялась, что случилось, но дрожащее тело мужа над ней говорило само за себя, и она в стремительном облегчении обняла его в ответ.       — Ты в порядке? — пробормотал он ей в плечо надтреснутым голосом.       — Со мной всё хорошо, Эни, — прошептала она, целуя его открытую шею. — Со мной всё хорошо, если ты вернулся. Ты вернулся. Ох, Эни, — проговорила Падме, не справляясь с собственным голосом. — Ты вернулся, и это всё, что мне нужно.       Муж начал оседать на пол, силы его резко испарились, и Падме не стала сопротивляться и опустилась вместе с ним, сначала на колени, а потом и на спину; было неудобно с Энакином, не выпускавшим её из рук, но какие же это мелочи. Энакин весь был натянутый, дрожащий от напряжения и раскаяния. Плечо быстро становилось мокрым, Падме поняла, что он плачет.       — Моя голова, — бессвязно бормотал Энакин. — Слишком много… Джедаи, все они… юнлинги… юнлинги… и Асока, и Оби-Ван, и ты… я должен помочь тебе… Я должен, видение… но так тяжело думать…       — Тогда не думай, — убаюкивала его Падме, одной рукой поглаживая его волосы, второй осмелившись потянуться к Асоке. — Не думай, не решай, ничего не делай, дыши. Всё позже, всё будет позже.       Некоторое время спустя раздалось неуверенное: «Миледи?».       Падме обернулась и увидела Тайфо смотревшего на них троих, распростёртых на полу в узком коридорчике, окруживших её джедаев и её саму в полном беспорядке. Предполётные проверки, должно быть, завершены, и он отправился к ней за пунктом назначения. Падме не знала, что сказать ему, но заговорила всё равно.       — Уходите на орбиту, — приказала она, оглядывая свою измученную семью. — Уходите так далеко от Храма и смерти, как сможете.       — Я должен составить файл отлёта, — осторожно напомнил Тайфо, — если мы не хотим привлечь к себе внимания.       — У меня может быть предложение, — произнёс новый голос, и Падме открыто уставилась на руку, которой поглаживала Асоку — в ней всё ещё работал коммуникатор.       — Бейл? — уточнила она, потрясённая, что он ещё оставался на линии.       Крошечная голограмма внимательно смотрела на неё, на лице Бейла отражалась сложная гамма эмоций, но он кивнул, и Падме поняла, что он слышал всё. Она сомневалась, что сама понимает это «всё», но была уверена, что после предстоит долгий и тяжёлый разговор. И это хорошо. Это замечательно, если это значит, что им придётся выжить, чтобы разговор состоялся.       — У меня есть дипломатический корвет во внутреннем кольце, — произнёс Бейл, поворачиваясь к Тайфо. — Его недавно отозвали с пометкой о «проблемах с навигацией». Я собирался туда сам, чтобы посмотреть, в чём дело, но так как вы находитесь в космосе и неподалёку, вы могли бы подняться на борт и посмотреть, можете ли вы там чем-то помочь.       — Понял, — сдержанным кивком одобрил план Тайфо. — Я подготовлю файл, — он развернулся на каблуках и вышел.       Падме слабо улыбнулась.       — Спасибо, Бейл.       — Я вижу огонь из своей квартиры, — сказал сенатор. — Даже если бы я не видел реакцию молодой Асоки, я понял бы, что это ненормально.       Они оба замолчали, когда упомянутый падаван громко простонала, закрыв лицо ладонями.        — Мастер Пло–о–о–о–о.       Падме утешающее погладила её по монтрале: Энакин не выпускал её из рук, и это всё, чем она могла помочь падавану.       — Вы в порядке? — тихо спросил Бейл. Его взгляд на секунду метнулся к её мужу, и Падме видела, что он спрашивает про них обоих.       — Я думаю, они чувствуют смерти джедаев в Силе, — ответила она, и как только она это произнесла, слова словно очертили реальность. Её сердце замерло, глаза испуганно расширились. — Бейл, — зажала она рот руками, — джедаи, их всех убивают. Прямо сейчас! Везде, по всей галактике, и я просто здесь сижу и… и ничего не делаю! Я сбегаю! — Нужно было отпустить Энакина, а ещё лучше уйти вместе с ним, с бластером в руках и лично разобраться с клонами! Гнев пришёл с неожиданной силой, но Падме, быстро оправившись, замотала головой при мысли отправиться в Храм и направила эмоции в более продуктивное русло. — Должно быть созвано экстренное заседание, верно? — медленно спросила она окрепшим голосом.       — Да, — Бейл уже понимал, к чему она клонит.       — Мы должны быть там, — продолжила Падме. — Все мы, вся Делегация. Мы должны услышать объяснения Палпатина. Мы должны увидеть, что он собирается делать без джедаев.       Изображение Бейла мрачно кивнуло.       — Я уже связываюсь с остальными. Увидимся на корвете примерно через час.       Голограмма замерцала и погасла, и Падме оглянулась на смотровое окно, увидев за ним уже только звёзды. Они вышли в космос, и она могла только надеяться, что удалённость от Корусанта им как–нибудь поможет.       Она сомневалась, но всё равно надеялась.

***

      Оби-Ван едва ли удивился, когда прибыл на Тантив IV и его сразу же встретили в объятьях и облегчении, что с ним всё в порядке. Не удивился он и слезам, учитывая сокрушительный гнев Энакина, когда в Храме разворачивалась бойня юнлингов, а джедаев добивали по всей галактике. Даже при щитах и фильтрах, установленных настолько крепко, как только возможно, его удалённость от Храма не имела значения — в шоке падаван разметал все его щиты.       Он дал себе ещё одну минуту для тихой скорби.       После встречи Энакин немедленно потащил его в маленький лазарет корабля для полного осмотра, несмотря на настойчивые возражения Оби-Вана, что он в порядке.       — Ты был подбит и почти утонул, ты не в порядке, пока так не скажут врачи.       И прочувствовав сам, как истончается Свет и укрепляется Тьма, Оби-Ван не мог осудить Энакина за его страхи. Не могла и Падме, так как Энакин настоял, чтобы проверили и её, несмотря на то, что последнее обращение к врачу всего три дня назад прошло благополучно.       Как только Энакин убедился, что с ними всё хорошо, они перешли в маленький конференц–зал. Некоторое время все просто молчали. Слишком многое произошло за слишком малое время, они всё ещё не могли ни разобраться, ни понять.       Оби-Ван сделал глубокий вдох и первым нарушил тишину.       — Бейл, я понимаю, что теперь ты знаешь всё.       — Должен сказать, это стало небольшой неожиданностью, — тускло улыбнулся сенатор.       Падме молча усмехнулась.       — Нас созывают на экстренное заседание, — продолжил Бейл.       — Мы должны быть там, — твёрдо сказала Падме, оглянувшись на мужа.       — Ангел, это слишком опасно…       — Я согласен, они должны идти, — подал голос Оби-Ван.       — Почему?       — Потому что это даст нам возможность проникнуть в Храм.       — Что? — ахнула Асока, всё ещё невероятно бледная.       — Вы ведь не проверяли каналы джедаев?       Все отрицательно качнули головой. Оби-Ван понимающе кивнул. Они едва ли были в состоянии для этого.       — Из Храма идёт сигнал, что война окончена и нужно возвращаться домой.       — Нет, — прошептала Асока. — Это ловушка! Их убьют, как и всех остальных!       — Вот почему мы должны быть там, Шпилька, — возразил Энакин, понимая план Оби-Вана. — Мы изменим сигнал.       Хотя всё ещё бледная, тогрута кивнула с новой решимостью. Тайфо выступил вперёд.       — Миледи, это слишком опасно для вас.       — Я справлюсь, — в голосе Падме ни тени сомнения.       — Тогда возьми с собой врача, — взял её за руку Энакин. — На всякий случай.       — Эни… Я вернусь сразу же после заседания, — Падме сузила глаза. — И я буду ждать тебя. Так что тебе лучше вернуться. Целым и невредимым.       Оби-Ван опустил голову, в то время как Энакин беззаботно переключился на свою любовь к жене.       — Мои люди постараются перехватить всех джедаев на подлёте к Корусанту, — предложил Бейл.       Никаких слов не хватило бы, чтобы выразить благодарность за необходимую и такую рискованную поддержку сенатора, поэтому джедаи просто ответили: «Спасибо».

***

      Оказавшись, наконец, перед Храмом, Асока украдкой смахнула слезу. Было странно возвращаться сюда. Казалось, прошли века с того дня, как они спешили убраться с Корусанта, когда всё, что она знала и любила, растворилось в вечности прошлого. Дым всё ещё лениво поднимался в небо, но кроме пожара не осталось ни свидетельства бойни, развернувшейся внутри. Стены всё ещё отражали яркое полуденное солнце, шпили отбрасывали длинные тени. Храм выглядел… нормальным.       Но он не чувствовался нормальным. Храм всегда хранил ощущение дома и спокойствия в Силе. Нежно светился надёжностью и защитой. Теперь его оскверняла Тьма, и не было больше в его стенах ни гостеприимности, ни жизни. И хотя по террасам и рядом со входом разгуливали люди в коричневых мантиях, они были чужими, не джедаями. И невозможно было закрыть глаза на местами появлявшийся огонь.       Это неправильно.       Неправильно.       Это был её дом! Это был её дом!       А теперь он казался пустой оболочкой себя прежнего.       И они собирались пройти внутрь.       Она не могла сдержать дрожь.       Тяжёлая тёмно–коричневая мантия легла ей на плечи, и Асока обернулась на подошедшего к ней Энакина, оглядывая его, пока он накидывал мантию и на себя. Ласковый жест согрел ноющее сердце Асоки, и она сделала глубокий вдох, возвращая себе равновесие.       — Главный вход или через один из ангаров? — спросил Энакин у мастера за спиной.       — Боюсь, что здесь нет разницы, — показался перед ними Оби-Ван. — Ты же понимаешь, что на нас нападут сразу же, как только увидят?       — Да, — сухое, сдержанное.       Оби-Ван мрачно кивнул. Но Асока не собиралась с этим мириться.       — Вы собираетесь просто убить всех клонов на пути?       Энакин посмотрел на неё очень усталыми глазами, на мгновение блеснувшими чем-то красным.       — Сейчас они нам не друзья, Шпилька, — предупредил он её.       — На всё будет воля Силы, — вмешался Оби-Ван. — Если мы сможем избежать боя — очень хорошо. Если нет, то нам придётся защищать свои жизни.       Асока замотала головой, свежие слёзы опять подступили к глазам. Она устала от них.       — Но мы не можем! Это ведь будет местью! Это Тёмная сторона!       Энакин взял её за плечи.       — При худшем раскладе это будет справедливость. А у клонов в любом случае есть выбор.       — Мы ценим и бережём чужие жизни, Асока, но бывают времена, когда у нас не остаётся другого выбора — согласился Оби-Ван.       — Нет! — завопила она. Горе снова подавляло её. Слишком, слишком много всего. — Это же Храм! Хватит здесь смертей! Зачем вы хотите добавить ещё? Справедливость или нет, воля Силы или нет, мы не можем! Клоны… — Асока запнулась. — Мы считаем их разумными существами. И они разумные, и они люди, но их запрограммировали выполнять приказы. Если кто-то отдаст им его, у них не останется выбора, кроме как подчиниться! И мы убьём их за верность долгу. Так же, как и они убьют нас за наш долг! Нельзя! Всё неправильно! И… и… — обессилев, она уткнулась лицом в грудь Энакину, не сдерживая рыдания.       Всё было так неправильно. Так неправильно. Не надо смертей… Пожалуйста… Даже если они всего лишь клоны — она не сможет их больше вынести.       Руки неожиданно обернулись вокруг неё, и Асока нетерпеливо вытерла слёзы. Время плакать будет позже. Им нужно спасти хоть кого–нибудь из джедаев, кто выжил и возвращался в Храм, чтобы разобраться, что происходит.       …Даже если это означало… убийства…       Очередной судорожный полувздох–полувсхлип. Руки обняли её сильнее.       И следующий полувсхлип был уже не её.       Заморгав, она с удивлением посмотрела на плачущего мастера. Но откуда, из-за чего… разве что…       — Прости, Мастер, — заплетаясь, сказала она. — Я не хотела так проецировать.       Оби-Ван подошёл к ним и, поколебавшись всего мгновение, обнял их обоих.       — Джедаям положено чувствовать и переживать, падаван. И после всего, что случилось сегодня? Нам как никогда многое нужно пережить.       Энакин согласно кивнул, наклоняя голову к плечу Оби-Вана.       — Как люди — мы чувствуем, но как джедаи — мы должны отставить эмоции, когда требует долг. Отложишь их на время? Я знаю, это непросто. Дыши столько, сколько потребуется, Шпилька.       Асока зарылась лицом в робу мастера и пару секунду просто наслаждалась безопасностью в его руках. Ей всегда стоило большого труда побороть собственные чувства. Но она не подведёт мастера своей слабостью. Она может быть всего лишь падаваном, она может быть неумелой, но она — джедай, она — ветеран войны. Она знала: или она сосредоточится, или проиграет.       Но почувствовать очередную смерть…       — Тогда мы не будем никого убивать, — утешил её Энакин, связь их ожила в спокойствии и разделяемом горе. — Мы проникнем в Храм другим способом.       — И каким же? — заинтересованно спросил Оби-Ван.       Энакин только ухмыльнулся. По сравнению с прежней его усмешка казалась бесцветной, но приятно было видеть, что ещё над чем-то можно улыбаться.       — Я проведу нас незамеченными. А после всех можно отвлечь нашими обманками.       — Но нам потребуются щиты, и щиты надёжные. Будет больно, независимо от того, где мы пройдём, — Оби-Ван отпустил их и потянулся рукой к бороде. — Последнее, что нам нужно, это отвлекать друг друга тем, что мы можем увидеть.       Асока уже не была уверена, что хочет идти дальше. Она понимала, что цепляется за присутствие Энакина, и сомневалась, что сможет его сейчас отпустить. Но их связь ещё совсем молодая. Так, не зная, на что она способна, Асока провела много лет, и теперь нужно всего лишь вспомнить их.       Отступив в сознание, Асока взглянула на связь и с сожалением заблокировала её, наглухо, всем, чем могла. Энакин, в конце концов, хорошо её обучил. Асока удивилась, что, несмотря на щиты, по-прежнему может чувствовать его, и довольно ясно, только тихим, приглушённым. Ни слова — только ощущения. Что и требовалось от неё.       — Ты уверена, что справишься, Шпилька?       Асока не верила. Совсем. Но она отстранилась от Энакина всё равно. С вымученной улыбкой она обвела рукой догоравший Храм.       — Веди нас, Мастер.

***

      Йода потянулся Силой перевести часы, до которых сам не мог дотянуться, на маленьком, спроектированном вуки корабле. Последние часы его сердце было открытой, постоянно ноющей раной, когда все джедаи в галактике исчезли. Умерли. Воссоединились с Силой. Он находил силы радоваться тому, что смерть их была быстрой, но то, как скоро и как много их погибло… немыслимо и невыносимо.       Крошечный джедай согнулся над столиком, признавая боль, какой она была, и отпуская её.       Хотя скорбь нельзя отставлять непережитой, у него были более неотложные дела. Если клоны напали на джедаев, то Храм скорее всего в опасности, если не уже захвачен. В самом деле, из Храма транслировался сигнал, что война окончена и можно возвращаться домой. Это неладно отдавалось в Силе, и Йода видел, что должен идти и спасти тех джедаев, что ещё остались. Они должны спрятаться. Как–нибудь перегруппироваться и оценить, что происходит.       Они были слепыми слишком долго.       Пора прозреть и действовать.       Но Йода не знал как, пока не найдёт ещё джедаев и не обсудит это с ними.       Он пытался дозваться до них через все орденские частоты, но безрезультатно.       Неудивительно.       Печально. Но неудивительно.       — Мастер Йода, это правда вы?       Крошечный мастер моргнул, увидев перед собой миниатюрное изображение сенатора Органы.       — Сенатор, — поздоровался Йода, неуверенный, чего ожидать. Органа часто проявлял себя другом джедаев, хотя более консервативным и сдержанным, чем открыто поддерживающая их сенатор Амидала. Но без информации и ошеломлённый предательством клонов, которым, считал, можно доверять, Йода едва мог позволить себе откровенность. — Сюрприз весьма неожиданный видеть вас на канале этом.       — Мастер Кеноби открыл мне его перед тем, как… Мне лучше ничего не говорить. У меня есть дипломатический корабль, Тантив IV, на орбите, готовый перехватить любого джедая, попытающегося приземлиться на Корусант. Мастер Кеноби и Рыцарь Скайуокер оставили сообщение для тех, кто придёт на корабль, на всякий случай, — маленькая голограмма куда–то обернулась. — Я должен уйти, пока кто-нибудь не заподозрил, что я говорю с джедаем, — Органа взглянул на старого мастера с печалью, сочувствием и некоторой виноватостью в глазах. — Берегите себя. Мастер Йода. Звёзды в вышине, довольно смертей. Берегите себя.       Йода покачал головой, закрывая трансмиссию и легко находя упомянутый Органой корвет на отдалённой орбите. Капитан корабля, человек с характерной ямочкой на подбородке, быстро и бесшумно принял Йоду на борт и сразу провёл в конференц–зал. Там они двое сели.       — Мастер Йода.       — Капитан Антиллес. Понимаю я, информация у вас есть.       На лице собеседника, опытного дипломата, ничего не отразилось, когда он просто кивнул, но Йода почувствовал в нём значительное смятение.       Антиллес встал, с лёгким поклоном начиная докладывать.       — Мастер Йода, как вы, вероятно, уже в курсе, клоны напали на джедаев. Они захватили Храм, — Антиллес стоял неестественно прямо, не глядя ни на что перед собой. Информацию он выдавал взвешенно и осторожно. — Мы приняли Рыцаря Скайуокера, его падавана, сенатора Амидалу и её начальника охраны на борт, как только они сбежали с Корусанта.       Йода кивнул своим мыслям. Несомненно, эти двое присутствовали на одном из обедов молодого сенатора, которые она устраивала для всех джедаев, которые только пожелают прийти. Обед спас им жизни, за что Йода был уже благодарен. Достаточно джедаев пало. Но тем самым они поставили Амидалу в опасное положение, о чём он сожалел — сенатор была достойным человеком.       — Мастер Йода, — колебался Антиллес. — Я никогда не видел ничего подобного. Ни на Рыцаре Скайуокере, ни на его падаване не было ни следа, но оба они видимо пострадали. Падаван Тано находилась на грани шока. Сенатора Амидала сообщила нам, что они ощущали на себе смерть каждого джедая в галактике. Юнлингов в Храме, Рыцарей на миссиях. Всех.       Йода услышал немой вопрос. Немыслимо, чтобы можно было так основательно уничтожить джедаев. И всё же сейчас они находились на грани вымирания. Йода не мог знать, сколько джедаев выжило, но Орден из тысяч одарённых превратился в единицы уцелевших всего за час, в зависимости от того, как долго держались некоторые джедаи или как готовили свои засады клоны. С тяжёлым вздохом он ответил.       — Понятны страдания их. Близко они были, когда напали на Храм. Слишком живо смерти чувствовали они. — Потому что в Тёмной стороне легко разливаются боль и страдания, а Силу почти удушала Тьма.       Антиллес склонил голову, что бы он ни думал, на его невозмутимом виде это не отразилось. Потянувшись к карману, он вытащил из него маленький кубик.       — Мастер Кеноби оставил мне это и велел передать это любому джедаю, которого мы сможем перехватить.       Йода взял в руки голокрон.       — Я оставляю его вам, — Антиллес поклонился и вышел и комнаты.       Крошечный мастер взвесил кубик в ладони, несколько секунд всматриваясь в его глубину. В голокронах кодировались сознательные сети того, кто создал запись, по сути оставляя живое, дышащее воспоминание человека и его чувства и знания в конкретный момент времени. Джедаи использовали голокроны, чтобы записывать техники и истории. Оби-Ван сделал другое. Это был голокрон не знания или учения. Это был голокрон предупреждения.       Йода позволил себе минуту скорби о том, что голокрон пришлось так использовать. Потом, помедлив, он потянулся к маленькому кубику Силой, поворачивая кристаллы и расплетая узоры, пока голокрон не развернулся перед ним копией Оби-Вана.       — А, Мастер Йода, — приветствовал его Оби-Ван, глаза его подозрительно блестели. — Я удивлён, что вы первым нашли меня.       — Рад я, что в живых остался ты.       Мерцающее изображение Оби-Вана потёрло глаза, смахивая грозившие выкатиться слёзы.       — Простите меня, Мастер Йода. Это был долгий день. Я записывал сообщение в большой спешке, потому мои чувства не были приведены в должный порядок.       Йода опустился подбородком на трость, зная, что в тяжёлое время большое и чистое сердце Оби-Вана станет для него источником великих страданий. Конечно, и самого Йоду не пощадила боль потерь.       — Понимаю я. Но сомневаюсь, что время у нас есть. Расскажи мне, что вы спланировали.       Оби-Ван провёл рукой по волосам.       — Боюсь, на настоящий момент немногое, Мастер. Я сейчас уже на пути в Храм вместе с Энакином и Асокой, чтобы изменить сигнал храмового маячка. Мы собираемся сказать остальным… — Оби-Ван сделал паузу… — сказать джедаям бежать и прятаться. Канцлер созывает экстренное заседание в Сенате, и большая часть службы безопасности будет там, так что у нас для этого идеальное время.       — Заседание, говоришь ты?       — Да. Согласно Бейлу и Падме там скорее всего будут «доказательства» того, почему нас надо стереть с лица галактики, как заразу. Простите меня, Мастер. Так и есть, нравится нам или нет.       Йода махнул рукой.       — А после? Какие у вас планы?       Оби-Ван протяжно вздохнул, руками закрывая глаза.       — Это много от чего зависит. По самой крайней мере мы собирались снова встретиться с Падме на корабле. Потом? Собирать информацию. Уйти в укрытие. Пытаться выяснить, кто этот чёртов ситх.       Йода нахмурился. Он понял, кто был ситхом, почти сразу же, как клоны напали на них. Клоны всегда и во всём следуют приказам. И в целой галактике для клонов единственным человеком, чьи приказы расценивались выше, чем приказы джедаев, был канцлер Палпатин.       — Не видишь ты, кто ситх, и после того, что случилось?       Голограмма покачала головой.       — Нет, Мастер. Дуку заметил, что это кто-то близкий к канцлеру. Подозреваю, Энакин вломился к нему на допрос этим утром, но я не знаю деталей. Сила, неужели это было сегодня утром? — голограмма втянула воздух носом. — Я был слишком занят с Гривусом почти весь день. Энакин должен лучше понимать, что происходит, — Оби-Ван куда–то оглянулся. — Мне не хватает его в моей голове. Запись, определённо, не включает нашу связь, и здесь так тихо без него. Я только помню про его ви…       Оби-Ван оборвал себя на полуслове. Йода терпеливо ждал. Юному Энакину случалось иметь видения, и ему было очень любопытно, про что они. Но Оби-Ван больше ничего не сказал.       Хммм.       — Видение, сказал ты? — подтолкнул Йода.       — Это, — ответил Оби-Ван твёрдым тоном Мастера и Советника, — не моя тайна. Поговорите со мной, Мастер. Более важно, поговорите с Энакином. Вы сильно обидели его много лет назад, когда отказывались смириться с его обучением у меня. И полностью доверять вам он так и не научился именно из-за этого. Если хотите знать, вы должны завоевать это доверие. Я убеждал его поговорить с вами, — Оби-Ван снова вздохнул, плечи его опустились. — Вернувшись с Утапау, я смог уговорить Энакина подумать поделиться с вами, что самое большое, чего я от него когда–либо добивался. Но остальное, я полагаю, зависит от вас.       — Если так важно это, рассказать мне должен ты.       — Нет, Мастер. Только не про это. Вы ещё не завоевали доверия Энакина. Я понимаю почему. Но я завоевал его. Его верность. Он знает, что я брошу все свои дела, чтобы помочь ему, если он попросит, и он сделает то же и для меня. Я, может быть, всего лишь запись, и довольно некачественная, но я — Оби-Ван Кеноби. Я — часть его в тот момент времени. Я не предам своего падавана. Мы слишком усердно работали, чтобы преодолеть недостатки джедаев. И да, Мастер, я сказал недостатки. Может быть, я до сих пор слишком многое переживаю, и поэтому говорю так открыто. Некоторые сохранённые нами учения ошибочные. Я давно думал над ними, но так и не смог вырасти из прошлого, в котором меня воспитали. Сегодня, однако… Если джедаи выживут, то мы должны измениться.       — Говоришь из привязанностей ты, — вздохнул Йода. — Джедаи мы, несовершенные, но успешные в тысячах поколений. Мудрость заложена в том, чему мы так долго учились.       — Я не отрицаю этого. Мы жили так долгое время. Но выжить — не значит преуспеть. Мы потерпели поражение. Во многих аспектах Энакин намного мудрее, чем любой джедай может надеяться стать. Как многому он научился у меня, так многому я научился у него. Вы ещё явно не готовы услышать его тайны. Я дал обещание Энакину, что это его право — сказать или молчать, и поддержу его решение. И потому — нет, Мастер Йода, я не расскажу вам. Я могу только дать совет. Я — Оби-Ван Кеноби, но не настоящий Оби-Ван Кеноби. Право выбора принадлежит ему и только ему. Так же, как и Энакину.       Йода нахмурился.       Оби-Ван тяжело махнул рукой.       — Ждите нас здесь. Мы не задержимся надолго. Тогда вместе, возможно, мы примем взвешенное решение. Теперь выключайте меня. Мне больше нечего вам сказать.       Крошечный мастер подчинился, собрав голокрон обратно в первоначальный кубик и тяжело осел на стуле, позволяя миру просто быть.       Он не согласен с Оби-Ваном. Или, по крайней мере, с Оби-Ваном–голокроном, который всё ещё страдал от смертей джедаев. Положение нужно изменить, да, чтобы джедаи не оказались слепцами снова. Но что менять, если джедаи прекрасно усовершенствовали или модернизировали перенятое из прошлого, что эффективно работало в настоящем?       Йода покачал головой. Не время сейчас сидеть над этим. Палпатин встречается с Сенатом. Когда заседание окончится и до того, как Палпатин обеспечит правомочность своего правления, будет подходящее время.       С тяжёлыми плечами и ещё более тяжёлым сердцем Йода покинул конференц–зал, чтобы найти капитана Антиллеса. Пора высаживаться на Корусант.