Simple steps

      Фарс, примитивная комедия для простаков, в которой он вынужден принимать участие. Но его театральной роли требовалась эта комедийная интерлюдия. Не спешить к зениту, дать аудитории минуту посмеяться, прежде чем начать финальный акт и открыть свою истинную роль, поэтому Дуку допустил фарс, добровольно участвуя в очередной дуэли с Кеноби и Скайуокером. Стоя сейчас над ними, осматривая собратьев–комедиантов и изучая их.       Кеноби был гордостью джедаев, исповедовавший каждый их принцип и моральную этику. Лучше того, в нём было благородство. Он взрастил его в себе и нёс с прирождённой грацией, и о котором, кажется, не подозревал. Оно привлекало эстетические чувства Дуку своей редкой, нетронутой красотой, которую когда-то носили все джедаи, то самое качество, которое они сломали и растоптали в своём ограниченном видении мира. Святой Кодекс! Кодекс — не что иное, как риторика, оправдывающая только тех, кто безоговорочно следует указке Совета; бесправные и безмозглые существа.       Как клоны.       Как дроиды.       Совершенно недопустимо. Поднявшийся над ними Кеноби не переставал восхищать его. Как жаль, что интересы Сидиуса в другом человеке.       Скайуокер — противоположность Кеноби в любом аспекте. Страстный против спокойного. Авантюрный против осторожного. Назойливый против рассудительного. О, его достижения на войне были бесспорными. Мальчишка неординарный до крайности; наблюдать за его присутствием в Силе всё равно что за штормом. Дуку задавался вопросом, как же с этим мирился Совет. Сейчас Скайуокер перед ним был вихрем эмоций, затмевавшим Силу пыльным ураганом; графу стало почти интересно, о чём мальчик сейчас думает, с каким мыслями осматривает сцену и актёров перед собой. Полное отсутствие самоконтроля было отвратительным. Хуже, чем у юнлинга. Он напоминал ему Сенат: суетливый, импульсивный и бестолковый.       Он не понимал, что видел в нём Сидиус.       Ещё один штрих к фарсу, в котором он принимает участие.       Эти двое быстро чем-то обменялись, и Дуку с хорошо скрытым холодком удивления заметил, что они почти разделяли одно сознание. Каким–то образом за последние три года связь Мастера и падавана экспоненциально возросла, до глубины, в которую он сейчас с таким интересом всматривался.       Он взглянул на мастера, но Сидиус был полностью в роли Палпатина и не дал ни знака в ответ. Дуку думал об этом, когда спрыгивал к ним вниз. Связь такой глубины увеличит синхронность их действий, но в смертельном отвлечении передаст любую боль. Мысль вызвала у него насмешливую улыбку. В конце концов, это же фарс.       После поединка он понял, что фарс поставили над ним.       Обезвредить Кеноби оказалось намного сложнее, чем он сначала предполагал. Три года постоянных выходов на поле боя, регулярные схватки с Гривусом и его приспешниками улучшили его способности, жёсткая защита Соресу была истинно непробиваемой даже с точными и выверенными ударам его Макаши. Мальчишка Скайуокер постоянно лез под руку, пока Дуку не отшвырнул его, нажимая на естественную слабость Джем–Со — малую подвижность; но теперь Кеноби блокировал за двоих. Поразительно, насколько хорошо они сработались.       Но работа мечом — это ещё не все. Дуку позволил себе уйти в оборону достаточно надолго, чтобы сосредоточиться на тёмной силе внутри и начать душить Кеноби, поднимая шокированного джедая в воздух. Он чувствовал, как эмоции Скайуокера предали его просто на глазах, когда Дуку отбросил Кеноби в сторону. Джедай пролетел и без сознания рухнул на пол, и Дуку придавил его платформой, надеясь сломать ему ноги. Может быть, Сидиус позволит ему забрать Кеноби в качестве приза.       Эта мысль исчезла с первым же ударом меча, как только Скайуокер ломанулся вперёд. Эмоциональная буря мальчишки стала неукротимой, он столпом огня взвивался в Силе и становился только сильнее, черпая мощь из невидимого источника. Сидиус закричал:       — Отпусти, Энакин!       Отпустить что? Мальчик не держал ничего, кроме светового меча, и неотступно наседал на Дуку.       Фарс перестал быть смешным.       Он превратился в трагедию, когда Дуку потерял руки до самого запястья.       Ему не так предполагалось проиграть этот бой. В таком поражении не было ни достоинства, ни чести.       — Отлично, Энакин, отлично, — заулыбался Сидиус. С теми же растянутыми губами он добавил, спокойно, не спеша. — Убей его.       Дуку уставился на мастера. Он осознал снова, или, может быть, впервые, полную правду: Предательство — путь ситха.

***

      Красный туман перед глазами захирел и сдал. Дуку стоял перед ним на коленях без оружия в руках — и без рук, с тёмным смешком понял Энакин — а меч ситха у него в ладони. Алая пелена висела перед ним с того мгновенья, как он увидел, каким беспомощным кулем упал Оби-Ван и какой вспышкой отдалась его кошмарная боль. Энакин с запозданием заметил, что тяжело дышит и слышит в голове голоса.       И тогда Палпатин: «Убей его».       И затем Дуку: «Предательство — путь ситха».       Асока, сражающаяся где-то снаружи: «Вам лучше быть в порядке, Мастер»,       Падме, за мили внизу на Корусанте: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть с Эни всё будет хорошо. Пусть он вернётся домой невредимым».       Оби-Ван, бессознательный и пытающийся очнуться: «Должен… помочь…».       Аррргх! Он привык слушать чужие голоса в голове, с ним всегда было так, голос Оби-Вана стал таким же естественным, как свой собственный, как и голос Падме, проблески которой он привык улавливать на относительно близком расстоянии. Палпатин стал сюрпризом, он не помнил, чтобы что-то делал для связи с этим по–отечески заботливым стариком, но если подумать, то может окажется хорошей идеей со временем собрать всю семью в сознании. Шоком стал Дуку — почему он улавливал мысли этого старикана? Хуже, почему его мысли окрашивались шоком и чувством предательства?       С испугом он понял, что это было восприятие Силы — способность, которой он совершенно не владел и которая решила, что сейчас хорошее время проявить себя. Он заставил себя отключить её — восприятие не распространялось на монстров, вроде Дуку. Слушать его мысли омерзительно. Но они всё равно пробивались.       — Энакин, чего ты ждёшь? Убей его! — снова Палпатин, и Энакин только сейчас увидел, что это, по крайней мере, не было восприятием: наставник пытался докричаться до него через какофонию в голове. Он взглянул на старика, прикованного к наблюдательному креслу. Уставший, измученный, потрёпанный и даже разгневанный. Война сделала с ним это. Дуку сделал с ним это, с добрейшей души человеком!       Мольба Палпатина, наконец, зарегистрировалась в сознании, и отвращение наполнило Энакина. Бедного старика настолько извели, что он скатился до такой просьбы! Во всём виноват Дуку, и коленопреклонённый, поверженный враг перед скрещёнными мечами затмил глаза Энакина гневом. Он прижал мечи ближе к горлу ситха.       — Смотри, — прошипел он. — Смотри, что ты сделал с ним! Он хороший и добрый человек, смотри, что сделала с ним твоя глупая война! Посмотри, что твоя война сделала с Оби-Ваном! Со мной! Ты во всём виноват!       Он заслуживал умереть! Смерть Дуку покончит со всем: не будет больше смертей! Не будет больше потерь! Энакину никогда не придётся переживать очередную смерть, не придётся терять близких и любимых людей! Он мог растерзать его так же, как всю ту тускенскую мерзость!       Тускены…       Тускены…       В голове вспыли воспоминания: резня в пустыне, Падме, увещевавшая его, что он не всесилен, лицо Оби-Вана, когда он узнал о бойне, медитации снова и снова — иногда с Оби-Ваном, чаще в одиночестве — чтобы отпустить тьму, вцепившуюся в него в те моменты. Он видел Вентресс, избитое и истощённое тело Оби-Вана после пыток, битву в Храме на луне Явина. Он помнил, как чувствовал себя, когда думал, что убил Вентресс в гневе, выворачивающее душу ощущение, что он не удался, как джедай, что он до сих пор не удался.       — Я не могу помочь тебе. Я не могу одолеть тьму за тебя.       — Поэтому я сделала то, что всегда, когда ощущаю приступы гнева. Я перенаправляю его… Если ты перенаправишь гнев, он быстро потеряет над тобой силу.       Энакин снова посмотрел на Дуку: ампутированные руки, старое, иссохшее лицо. Восприятие Силы до сих пор не заткнулось, покалывая в голове. Ошеломлённый шок и чувство предательства Дуку понемногу истаивали, его разум начинал активно работать. Ситх был в гневе, гневе и ярости, что его застал врасплох щенок. Он был… жалким.       — Убей его!       Энакин деактивировал мечи.       — Нет, сэр, — медленно сказал он мягким, высоким голосом и повернулся к обеспокоенному наставнику. — Я не опущусь до его уровня, и вам тоже не следует, — снял он с пояса наручники.       — Это приказ от имени Республики, Энакин, — молил Палпатин, лицо безумное, испуганное. — Подумай о невинных жизнях, которых он погубил. Он почти убил меня!       Сцепив укороченные руки Дуку за его спиной, Энакин застегнул наручники у локтей и снова повернулся к канцлеру.       — Сэр, — терпеливо произнёс он, обращаясь к Палпатину с исключительным почтением и уважением. — Именно из-за тех жизней, которые он отнял, я не буду убивать его, унижая их. Я не могу… Я не хочу быть таким, как он.       Больше никогда. Он ещё будет оступаться. Он ещё будет делать ошибки. Исправлять их он будет до конца жизни, но никогда, никогда не позволит тому безумию снова управлять им.       Присутствие Оби-Вана зашевелилось где-то в голове: мастер боролся за право прийти в сознание, но снова сорвался и упал. Мысли Дуку медленно ускользали.       Энакин встал, поднимая Дуку и разворачивая его.       — Вы признаёте поражение? — спросил он.       Это ничего не значило — Энакин не мог доверять слову Дуку, но не собирался отказывать себе в низком удовольствии услышать это из уст графа.       Удивительно, но Дуку ответил ему, не медля.       — Я признаю полное поражение, Скайуокер. Я многое мог бы сказать, но не здесь, — он оглянулся на канцлера. — Сначала я хотел бы посмотреть, чем была ваша победа: результатом мастерства или случайностью. Посмотрим, как вы сбежите с моего корабля, — старый хрен даже не издевался, но Энакин огрызнулся в ответ, задетый брошенным вызовом.       — А это и не проблема. Стой здесь, я пока немного занят.       Энакин активировал свой меч и освободил Палпатина, а потом дерзко повернулся спиной к Дуку и подошёл к бывшему мастеру, осторожно поднял его и перекинул через плечо.       — Постарайтесь не слишком обижать его, канцлер. Для этого будет публичный суд.

***

      Когда Оби-Ван наконец–то пришёл в сознание, то обнаружил перед глазами чью–то задницу. Он уставился на неё, пытаясь собрать в кулак остатки соображения, и понял, что скорее всего наблюдал перед собой задницу Энакина. Не то что бы он был хорошо знаком с gluteus maximus падавана, но, Сила знает, только у Энакина хватило бы нахальства поставить его в такое положение.       Затем он понял, что его безвольная рука болтается через его же голову, и когда опустил глаза, увидел, они спускаются по шахте лифта вниз, вниз, вниз…       Оби-Ван схватился за ногу Энакина.       — Я что-то пропустил?       — О, ничего особенного, — ответил Энакин, улыбаясь, как идиот.       — Надеюсь, теперь, без мёртвой туши за спиной, мы будем двигаться быстрее.       Оби-Ван резко повернул голову и увидел рядом с Энакином Дуку, упиравшегося ногами в переплетение кабелей на стене, со связанными за спиной руками. С другой стороны за Энакина цеплялся Палпатин, ослабший и судорожно державшийся за талию юноши. В полную силу используя Сердитый Взгляд, Оби-Ван посмотрел на Энакина.       — «Ничего особенного»?       Если это только возможно, усмешка Энакина стала ещё самодовольней.       — Это будет «что-то», когда мы поймаем Гривуса.       — Ты же не хочешь сказать...       — Я уверен, он будет ошарашен...       — что собираешься идти ловить Гривуса...       — когда увидит у нас Дуку...       — и подвергать канцлера...       — безоружного и на нашей милости...       — дальнейшей опасности...       — и с воплем драпанёт от нас.       — просто потому, что опять решил повыделываться?!       Они прожигали друг друга взглядами, один выведенный из себя, другой абсолютно беспечный, когда голос Дуку прервал их милый разговор.       — Когда я вижу такое жалкое подобие остроумия, я начинаю удивляться, как вы оба вообще чего-то достигли.       — Ты ещё не лезь!       Возможно, это продолжалось бы дальше, но гравитационные сбои, от которых корабль страдал с самого начала, внезапно снова дали о себе знать, поменяв стены и пол местами. Глухой стук над головой вызвал нехорошее предчувствие, и джедаи с ужасом подняли вверх глаза, понимая, что прямо на них несётся лифт.       — Джентльмены, — произнёс Дуку тоном короля, обращающегося к подданным, — Я вынужден оставить вас в одиночестве. — На мгновение его глаза задержались на Энакине или, возможно, чуть ниже, Оби-Ван не был уверен, прежде чем он добавил. — Мы ещё встретимся.       И соскочил с узла проводов, исчезая в каком–то ответвлении шахты.       — Этот охреневший старый му…       — Энакин! Прыгаем! — закричал Оби-Ван, слишком хорошо представляя неминуемую смерть, если они останутся на месте.       Выбрасывая вперёд ноги, они прыгнули к противоположному краю шахты и перебрались к открытой двери — за секунду до того, как мимо промчался лифт.       Палпатин, по-прежнему мёртвой хваткой держась за Энакина, с бледным и вытянутым лицом посмотрел на джедая.       — У вас всегда так? — проблеял он.       Оби-Ван и Энакин переглянулись; веселье замелькало в связи.       — Да, — ответили они в унисон.       Во время спешного бега по коридорам Энакин по связи быстро просветил Оби-Вана, показывая фрагменты дуэли и некоторые из своих эмоций. Оби-Ван был шокирован поворотом событий: он был уверен, что они смогут захватить Дуку только вместе, но Энакин, в одиночку, не только победил ситха, но и укротил свой гнев, хоть и временно. Однако сейчас, после побега Дуку, бывший падаван снова закипал, и был более чем готов идти крушить дроидов.       — Надо было убить его, пока была возможность!       Оби-Ван немедленно возразил посланию, перекидывая Энакину его же воспоминания о Дуку и окончательное решение никогда больше не опускаться до бессмысленной ярости.       — Ты поступил правильно, что сохранил ему жизнь и сдержал свой гнев, Энакин, — быстро сказал он, наблюдая полное отсутствие дроидов поблизости. — Сила, очевидно, ещё не закончила с ним.       — Это едва ли утешает, когда я мог по праву убить его, а теперь он сбежал.       — «Сбежал» с серьёзной травмой, не только тела, но и самолюбия. Посмотрим, как он пройдёт Испытание Плоти. Оно может даже выльется для него в Испытание Духа.       — Ты ведёшь себя, как старый слимо.       Оби-Ван поднял бровь.       — …Ну ладно, ладно, — стоило Энакину отвлечься, гнев его сразу же испарился.       Над ними вдруг активировались лучегасители. Троица едва успела остановиться перед окружившим их экраном, не веря своим глазам.       — Как это вышло? Мы же не настолько глупы!       — Твои предчувствия, Мастер? — спросил Энакин. Его тон был сухим, но откинув прочь свои эмоции, Оби-Ван не рассмотрел в Силе ничего, кроме нависавших над ними облаков, тёмных и зловещих. Хотя Энакин был не так восприимчив к Единой Силе, как Оби-Ван, он, очевидно, уловил в связи его озабоченность и нахмурился. — Всё так серьёзно?       Сознание Оби-Вана работало с трудом, вяло и неуклюже пытаясь связать воедино разрозненные детали, выскакивавшие прямо перед глазами, но ускользавшие при попытке поймать их.       — Тут что-то происходит. Сбои в гравитации, захват Дуку и его потеря, битва снаружи, даже то, что сепаратисты вообще смогли захватить канцлера. Здесь разыгрывается более крупная игра, тёмная. Я не могу определить, какая…       — Тогда, может, — нетерпеливо прервал его Палпатин, — вы лучше определите, как нам отсюда выбраться?       Двое джедаев переглянулись.       — Я за терпение.       Оби-Ван едва устоял на ногах.       — Ты? Терпение?       — Я могу быть терпеливым! — обороняясь, выступил Энакин. — Появится Ардва и отключит лучегасители.       И, как будто по зову, из-за открывшейся двери вылетел R2–D2, но с таким ускорением, что врезался в стену. Оби-Ван снова увидел самоуверенную улыбку: падаван не стеснялся демонстрировать самодовольство.       Следом за маленьким астромехом выкатились дройдеки, и на этот раз усмехнулся уже Оби-Ван.       — Я же говорил.