Змееловы

Мужчина нёсся с такой скоростью по лесу, что тонкие гибкие ветви молодых деревьев хлестали его тело до крови. Ноги выскальзывали из полных мутной болотной жижи сапог, но зелье позволяло всё равно сохранять скорость, способную дать шанс оторваться магу от преследователей. Глаза застилал пот пополам с кровью — и своей, и чужой. Окровавленные руки заледенели. К правой намертво примёрзла рукоять тонкого меча. Левая, давно сведенная жуткой судорогой, заведена за голову и из последних сил придерживала обмякшее тело огромного волкоподобного пса. Широкий пояс из драконовой кожи, к которому были прикреплены ножны с короткой волшебной палочкой из орехового дерева, задевал свежую, кое-как обработанную рваную рану на животе. Рубаха из-за грязи, крови и лимфы была грязного желто-багряного оттенка — в такой же тон было окрашено туманное рассветное небо, едва различимое сквозь гущу деревьев. Вчерашнюю ночь Финн и его верный Бриан пережили чудом. Отчаянно стараясь не злоупотреблять присланными неизвестным другом зельями, воин принимал настойки по паре глотков и лишь раз в сутки — четырёх часов бешеной гонки хватало, чтобы оставаться недосягаемыми для их преследователей, но вчера произошло то, что Финн — казалось бы, опытный боевой маг, закалённый многими сражениями, — должен был предугадать. Он только устроился на короткий ночлег и развернул зачарованную карту, как ее истошный хрипловатый визг едва не оглушил его: — Засада Финнгрифу грозит, Пёс Мерлинов тебя сразит, Беги скорее, поспеши, Но осторожней будь в глуши! Финн в считанные секунды уже снова продолжил путь, шепнув своей сове лететь на холм Серебряной полыни. Баргесты голодно выли неподалеку, и от их воя холодела не только кровь в венах колдуна, но и воздух в ночном лесу. Маг старался передвигаться максимально неслышно и в то же время быстро, огромный емтхунд не отставал от хозяина, угрожающе, хоть и совершенно беззвучно скаля клыки в темноту. Передвигаясь под самыми старыми раскидистыми деревьями, они преодолели около километра. Внезапно Финн замер — маячившие впереди фигуры то и дело что-то выкрикивали, распаляясь спором. — Bodach не велел его убивать, Темий! — жестко рубил фразы самый высокий человек из собравшихся. — Оттого и нагнал за ним кровожадных псин?! Как бы не так, дурачьё! Плевал я на хрыча и его указания, понятно?! Вчера на закате мерзкие твари вашего чокнутого придворного архимага переполовинили мой отряд егерей! Мы требуем мести! — И в чём же месть, если ты убьешь его, идиот?! — Мы хотели, чтобы члены нашего братства вернулись целыми — и не получили этого. Вы хотели поймать беглеца живым — и не получите этого. Хотя ваши ублюдские шавки и так не оставят от беглеца даже лоскутка шмотья! Тот, кого фигура называла Темием, под одобрительный гул троих облаченных в шкуры стоявших рядом мужчин сплюнул презрительно под ноги оппоненту и, порывисто развернувшись, заковылял прочь. Но далеко уйти он не успел. Занеся ногу для третьего шага, он замертво рухнул наземь. Белесый всполох света, быстрое бормотание того, кто называл упавшего кулем Темием, и баргесты коршунами слетелись и принялись драть, потрошить и обгладывать небольшой отряд, пришедший с только что свалившимся замертво человеком. Хрипы тонули в сытом урчании адских утроб чудовищ, а оставшиеся в живых — соратники приказывавшего баргестам — со спокойным, почти равнодушным выражением лиц смотрели на жуткое пиршество, лениво переговариваясь о таких мелочах, как план следующей засады и возможность перехватить поесть что-нибудь перед отправлением на позиции. Финн закрыл глаза. По лицу градом катился пот. Он знал их. Тех, сторонников, выживших — знал. Многих и вовсе он тренировал. Змееловы. Его воспитанники, его ученики, его воины пошли теперь против него самого. Те, кто вчера свято верил и доверял каждому слову, каждому жесту фения, теперь так же свято верил и доверял каждому слову в его обвинении, в его смертном приговоре. Но как же хитёр Мерлин! Натравить на след Финна исчадий самого маггловского ада, которые ни за что не оставят свою жертву, и при этом настрого наказать людям доставить к нему Финна живым. «Погибли на задании», — так скажут семьям наивных слепцов, что кинутся ограждать фения от клыков баргестов, лишь бы исполнить приказ Мерлина! Так скажут их родне, и та успокоится, не зная, в какую жуткую кашицу перемололи жернова пастей адовых псов внутренности погибших. И сколько же его, Финна, змееловов вот так вот «погибли на задании»? Стали мясной ширмой для мерзких интриг старика? В голове всплыл недавний разговор со Старбери о Хорвальде-с-Севера. Не-мертвые… Мерлин не прощает неповиновения. Утробное рычание тварей постепенно утихало. Емтхунд понял быстрее хозяина, что произойдет, как только баргесты добела обглодают кости несчастных. Пес принялся что есть силы толкать мужчину, чтобы заставить двигаться дальше. Финн с силой тряхнул головой и, на секунду зажмурив глаза до цветных кругов перед внутренним взором, постарался как можно неприметнее рыться в небольшой котомке. Их с волкоподобным спутником могло спасти только Ускоряющее зелье. Чавканье затихло. Рука нащупала несколько склянок. Огромные, сотканные из тьмы псы принялись расходиться от места пиршества. Нервно подрагивающие пальцы открыли сосуды. Стоявшие на поляне мужчины заметили, что трапеза баргестов окончена. Молниеносное движение руки ко рту — некогда разбирать, где какое зелье. — А теперь… — начал все тот же человек, что обращался к Темию. Два глотка сразу нескольких настоек и стремительное вливание остатков зелий в пасть Бриану. — Найти их! И адские гончие, и несчастные беглецы рванули с места одновременно. Финн бросился бежать, огибая по большому кругу горстку людей на поляне, Бриан не отставал от хозяина ни на шаг, Мерлиновы исчадия ада неслись следом, но не могли догнать. Они уже оставили поляну позади, когда емтхунд бросился на спину Финнгрифа. Маг обернулся и успел увидеть короткую фиолетовую вспышку, вошедшую в тело пса. С рваным глухим вздохом Бриан повалился наземь. Волчьи глаза пустым безжизненным стеклом блестели под глубоким чернильным небом над лесом. Пёс рухнул замертво без единого звука, его хозяин наполнил лес отчаянным, горьким воем насмерть раненого зверя, и в насмешку ему ответил леденящий душу потусторонний вой баргестов. В мгновение ока Финн схватил тело верного пса и перекинул его через шею, достал палочку, бросил пару пламенных заклятий себе за спину и припустил что есть силы прочь. Финнгриф устало, из последних сил брел по каким-то плотно укутанным туманной моросью полям, срывающимся голосом напевая себе песню о Бриане Бору и ласково поглаживая шерсть не подающего признаков жизни друга. Его ощутимо била дрожь, тошнило, а перед глазами то и дело вспыхивали призрачные огни — последствия передозировки зельями. Палочка грозила вот-вот выскочить из ослабевших пальцев, и воин убрал её, достав на смену меч, держать который было не легче, но вот незаметно выронить — несравнимо сложнее. Воин вовсе не собирался больше бежать от преследователей, он собирался забрать с собой в земли старика-Смерти как можно больше врагов. Теперь, когда он не смог защитить никого из тех, кого должен был защищать. Кого защищал. Даже собственного пса не смог уберечь, не говоря уже о короле, учениках, его Атхен… Она жива — вдруг вспомнил он. Что ж, хорошо. Скрыта ото всех, даже от старой карты. Пусть так и будет. И Лестранж жив. Но выжили эти люди вовсе не благодаря его, Финну, деяниям, а вопреки. Он владеет страшной тайной Мерлина? Да пусть секреты старого интригана упокоятся вместе с Финном, раз уж они принесли столько бездумных, жестоких, ужасных потерь. Он запрокинул серое от усталости и горя лицо к небу, подставляя его мелкой, почти невесомой мороси. До заката оставалась всего пара часов. Когда наступила следующая ночь, и Финн, накачавшись очередной — предпоследней — порцией ускоряющего, нёсся что есть мочи по густому молодому лесу, вдруг понял, что эта ночь вместе с очередным этапом жуткой погони принесла и надежду. Случайно скользнув рукой по животу Бриана, Финн почувствовал едва заметное тепло тела. От неожиданности воин даже остановился и, стараясь умерить собственное колотящееся сердце и приглушить тяжёлое дыхание, попытался прислушаться к емтхунду. Он дышал. Так слабо, что, возможно, воину показалось это едва различимое дуновение воздуха из носа пса, но мужчина тут же отбросил подобные подозрения. Нет-нет. Он жив. Бриан жив. Иначе ведь быть не может! Его верный емтхунд не мёртв! Пока, по крайней мере. Надежда на его исцеление — лучшая причина не попасться в пасть баргестам. Усталый до полусмерти, оголодавший и вымокший до нитки, Финн упрямо спешил к своей цели — до холма Серебряной полыни остался один ночной перегон. На рассвете он увидит мерцание его склонов. Обязательно увидит. Он ведь должен вернуть к жизни своего пса. Маг выбрался из леса и увидел на линии горизонта, за долгой чередой возделанных и заброшенных полей, тускло мерцающий пригорок. Холм Серебряной полыни! До рассвета оставалось немногим больше четырех часов. — Но даже самые чистые помыслами могут пройти заслон древнейшей магии друидов и подняться на склон холма лишь в час рассвета. Когда серебряные травы унизаны искрящимися алмазами рос, тихо перезванивающимися в ранней утренней тишине. Когда мерцание полыни девственнее свежевыпавшего снега и ярче полярных звезд северного склона… Так мне рассказывали в детстве, — как зачарованный, тихо произнес Финн, — Проверим, насколько легенда правдива. Он снова бросился вперёд, но мысли его были сейчас далеко позади, увязшие в далеком-далеком детстве. Перед глазами восстал из небытия образ могучего, как скала, гривастого мага, с такими же, как у самого воина, глазами. Маленький Финнгриф видел этого мужчину лишь один раз в жизни. Этот колдун пришел к матери будущего наставника змееловов, долго о чём-то с ней беседовал, сидя в грубом кресле и вытянув длинные мускулистые ноги к весело пылающему камину. Он выглядел очень грустным. Мама тогда и вовсе тихо плакала, утирая платочком слезы. Непоседливый Финнгриф всё просил волшебную историю о приключениях героя. Ведь кем ещё мог быть такой по-львиному могучий грациозный маг, как не героем? И мамин гость рассказал ему историю. О древнем замке, полном магии и тайн, о давно утраченных секретах старого племени кельтов, о друидах и их местах поклонения и ритуалов. Одним из них как раз и был холм Серебряной полыни, рассказ о котором так запал в душу маленького Финнгрифа. Финн — взрослый, суровый, закаленный боями и интригами — так глубоко ушел в воспоминания, что слишком поздно заметил приближающуюся к нему огромную тень. Ужасный баргест нёсся к нему наперерез, глаза полыхали адским пламенем, а из оскаленной пасти капала пурпурно-угольная слюна. Пёс сшиб мага с ног и, отшвырнув в сторону тело емтхунда, намеревался вцепиться в глотку человеку, но секундная задержка стала ошибкой чудовища. Ослабевшей рукой воин занёс меч и из последних сил всадил его твари в череп. С омерзительным скулежом чудовище развеялось густой дымкой мрака, оставив после себя лишь пригоршню пепла на земле. Финн прислушался. Тихо. Он снова бросился к кромке горизонта, где маячил мерцающий серебром холм. Когда небо начало расцвечиваться бледными тонами, до холма оставалось едва ли больше получаса. Но воин был так изможден, что просто медленно шел, неся на руках безжизненное тело емтхунда и моля все стихии о благополучном завершении их ужасного путешествия. Шаль тумана — прощальный подарок ночи этим землям — отступала от подножия холма, обнажая взгляду Финна то тут, то там темнеющие горстки пепла. Здесь была засада. Но кто её перебил?! Баргестов ведь уничтожить очень трудно. Если он напал в одиночку, то да, это вполне возможно, но если они промышляют стаями, как при охоте на Финна, то убить их почти нереально… Это невероятно… Воин волочил ноги к холму, пораженно озираясь по сторонам и рассматривая оставшийся пепел от адских псов. Первый луч солнца коснулся вершины холма, и серебро в его робких ладонях засверкало ярче всех звезд на северном склоне. Тонкие пальцы светила медленно ползли ниже, лаская каждую пядь холма, и унизанные росами травы с мягким перезвоном заиграли мириадами бликов. У мужчины перехватило дыхание. Всё как в той старой легенде! По обветренным огрубелым щекам скатились две обжигающе горячие слезы. Прижав к себе тело Бриана, Финн шагнул на склон холма, и перезвон обернулся воздушной, невесомой мелодией, приветствуя гостя. Серебро полыни сверкало, алмазы рос переливались сотнями оттенков, а мужчина медленно поднимался к вершине, не веря своим глазам и не находя сил оторвать взгляд от потрясающего вида. На его лице рассеянно блуждала лёгкая восторженная улыбка, которая стала только шире, когда к нему приблизились две закутанных в плащи фигуры. — Здравствуй, фений, — низкий хриплый голос женщины в чёрных одеждах показался Финну знакомым. — Гана! Лестранж! Поняв, что он в безопасности, измученный воин, которого покинули последние силы после подъема на холм, рухнул без сознания.