Снежный вечер

      Белые хлопья снега пролетали, кружась, мимо покоев дочери Короля-Под-Горой, неторопливо падая на землю где-то далеко внизу. Девочка заворожено смотрела на них, сидя у окна и напевая снова и снова одну песню, которая, казалось, была создана для этого момента. С точки зрения самого Короля-под-Горой, его единственной дочери надлежало находиться, собственно, под горой, в глубине Эребора, надежно защищенной от всех внешних напастей этого мира. Но Торин ІІ, прозванный Дубощит, понимал, что дитя, в чьих жилах течет также и человеческая кровь ее матери, не может находиться все время под землей, как другие гномы. Поэтому одна из комнат принцессы находилась высоко в горе, и окна ее выходили на восток. Большую часть дневного времени она проводила именно там, играя с другими детьми, обучаясь или отдыхая, а в остальное время носясь по Эребору так энергично, что к нянькам в помощь пришлось приставить гномок помоложе.       Она родилась не человеком, что было, с точки зрения ее родителей великим благословением. Гномы куда более живучи, годы их жизни дольше, тела крепче, а матерям не нужно бояться за то, что малыши простудятся и заболеют – болезней они не знают и если что и укладывает их в постель, то разве что травма. Вот это и было для Торина и его жены основным поводом для беспокойства – девочка была определенно куда более хрупкой, чем остальные гномята. Хоть сам Торин также отличался более гибкой статью, по сравнению с его подданными, но был не менее крепок и вынослив, чем любой из них.       Девочка глядела на снежинки, положив подбородок, покрытый золотистым пушком, на руки. В комнате было темно – только в камине тихо приплясывало небольшое пламя. Там, внизу, горел вечерними огнями отстроенный Дейл. Голосов слышно не было, но она видела крошечные фигурки, носящиеся вокруг ледяного дворца. Это была ежегодная традиция – как только земля покрывалась пеленой снега, люди и гномы строили между Дейлом и Эребором замок изо льда, великолепие которого каждый раз попирало замок предыдущего года, но что оставалось неизменным, так это ворота и первая зала Эребора и башни Дейла, на одной из которых была копия легендарного стреломета. Ближе к концу зимы строилась огромная конструкция на колесах, представляющая собой Смауга. Те драконы, которые девочка запомнила, были с огромными крыльями, обтянутыми тканью, которые, в случае удачного ветра, могли служить парусами. Сзади умельцы прикрепляли огромной длины хвост, под каждый из суставов которого становился человек и изгибал его в ходе представления.       В течении недели разыгрывались сцены прилета дракона, его нападения на королевства гномов и людей. Защитники отбивались так, что за эту неделю латать дракона приходилось немало раз. Однако самая настоящая битва разыгрывалась в последний день зимы. Тогда все становилось настоящим, почти пугающим. У дракона появлялось пламя, изрыгаемое из пасти – не те лоскуты красной и оранжевой ткани, которые трепыхались на ветру до этого, а самый настоящий огонь, который обрушивался на помеченные заранее башни и участки стены, плавя лед. Защитники пытались остановить обшитую щитами громаду, лучники стреляли в цель – черную дыру у сердца, но у самого лучшего лучника года, которого выбирали на осеннем праздновании Урожая, задача была куда ответственнее: он должен был издалека попасть туда черной стрелой до того, как дракон переступит помеченную красной лентой черту. По придуманной кем-то примете, такое попадание сулило мирный год, промах же предвещал беду. Еще, говорят, промазать было величайшим позором. Не потому, что лучника стыдили бы зрители и знакомые – нет, такое могло бы быть лишь поводом для дружеских подначиваний, однако сами лучники так серьезно относились к своей задаче, что, в случае промаха, еще долго ходили пристыженные и хмурые. Однако Торэвин такого не видела – на ее веку промахов не случалось.       «Наверное, в замке уже полностью построили зал с колоннами, такой же как у нас дома. Интересно, что там еще будет в этом году?» - подумала девочка, вглядываясь дальше, в мерцающие огоньки на озере, туда, где было рыбацкое поселение, отстроенное над тем местом, куда когда-то упал дракон.       Она напевала мелодию, которую ей часто пел на ночь отец, вплетая новые слова, и не услышала, как скрипнула дверь покоев. When you gonna make up your mind When you gonna love you as much as I do When you gonna make up your mind Cause things are gonna change so fast All the white horses are still in bed I tell you that I'll always want you near You say that things change my dear       Ее отец стоял, затаившись, у двери и с нежностью смотрел на дочь. Наконец она почувствовала его присутствие и обернулась.       - Папа!       Девочка в мгновение спрыгнула с сиденья и бросилась к нему в объятья. Торин всегда старался проводить свободное время с семьей, но бывали дни, когда этого времени у него было совсем немного. Иногда он задерживался с делами настолько, что успевал лишь прийти и поцеловать детей на ночь, когда те уже давно спали. А с появлением маленького братика и у матери Торэвин было чем заняться.       Торэвин обхватила папину шею, полностью зарываясь в длинный мех его ворота и в пахнущие табаком волосы. Торин подхватил ее и прижал к себе.       - Соскучилась по мне, малышка?       Она кивнула и развела руки на всю длину, стараясь оттопырить крошечные пальчики как можно дальше.       - Воооооот так!       Они тихо засмеялись.       - Ты уже совсем освободился?       - Совсем. Пойдем, я провожу тебя в спальню, время позднее.       Не в ее привычках было перечить отцу, но сейчас она с тоской посмотрела на падающий снег. В чем-либо спорить с отцом... ей это казалось делом немыслимым – отовсюду девочка видела к нему только глубочайшее почтение... Ну, разве что, кроме как король эльфов иногда позволял себе насмешливо усмехаться и усмехался еще шире, видя гневный блеск в глазах белокурой принцессы. Торэвин глубоко оскорблялась тому, что кто-то из посторонних мог позволить себе такое по отношению к ее отцу, и удивлялась, когда Торин лишь улыбался на эльфийское «вся в тебя, хотя, конечно же, намного красивее. Как сейчас помню этот же взгляд тогда, в Лихолесье, думал, еще немного и ты шипеть начнешь». Улыбка гнома становилась ехидной, а от глаз разбегались лучики морщин. «Ни в одной самой захудалой таверне не встречал худшего гостеприимства, чем в вашем остроухом царстве. Хотя, надо сказать, трон из рогов идет тебе как никому другому».       Говорят, были времена, когда ее отец ненавидел эльфов, а еще говорят, что именно эльфийские лекари спасли его и ее дядюшек от верной смерти. И сейчас их называли друзьями, хотя оба, и гном, и эльф, лишь фыркали на такое. Понадобилось много времени, прежде чем был переброшен первый мосток симпатии между владыками двух сильных королевств, прежде чем гневные замечания сменились язвительными, язвительные – насмешливыми, насмешливые – дружеским подтруниванием. Да, определенно, после всех бед и потерь настало золотое время.       - Мне бы хотелось еще посмотреть на снег, папа, если позволишь. Сегодня там так красиво, - она подвела Торина к окну и показала на заснеженные вершины, на огни внизу.       - Тебе бы хотелось туда? – спросил король.       Девочка призадумалась.       - Не в Дейл, там, конечно, сейчас весело, но мне бы хотелось просто погулять по снегу.       Торин посмотрел на нее и чуть лукаво усмехнулся, отчего из уголков его синих глаз разбежались лучики.       - Ну так чего же мы ждем? Где твоя шубка?       - Правда?       - Правда.       - Прямо сейчас? - все еще с неверием и восторгом переспросила принцесса.       - Если соберешься быстрее, чем я передумаю.       - Ты не успеешь! - уже срываясь с места заверила короля девочка.        Она помчалась за верхней одеждой и вернулась, нагруженная шубой, меховой шапкой и всем необходимым для того, чтобы не замерзнуть.       Торин помог ей застегнуть изумительно красивые серебряные застежки на шубке, справится с завязками шапки.       - Пойдем.       - А ты?       - Мне будет тепло и в этом, - мягко улыбнулся гном.       - Зайдем к маме, может она сможет пойти с нами?       - Зайдем, только тихонечко, когда я был у нее, она баюкала твоего братца, думаю, вряд ли ей захочется сейчас выходить на холод.       Они спустились в королевскую опочивальню, прошли в детскую, и застали Эовин дремлющей в кресле-качалке, уютно укутавшейся в пушистую накидку. Отец и дочь заговорщически улыбнулись друг другу и подошли к ней, осторожно, стараясь не разбудить спящего на руках у женщины младенца.       Торин легонько провел кончиками пальцев по ее щеке и Эовин встрепенулась.       - Давай помогу тебе, - прошептал он.       Она кивнула. Торин, не дыша, взял у нее ребенка, и, чуть покачивая, понес в колыбельку.       Торэвин беззвучно засмеялась, прикрывая рот ладошкой от того, как ее родители - сильные, смелые, умеющие прекрасно сражаться - задержали дыхание, когда малыш завозился во сне, и была награждена тем, что оба повернулись к ней, делая страшные глаза и прижимая пальцы к губам. От этой картины сдерживать смех стало сложнее, и она на цыпочках вышла в родительскую спальню.       Торин склонился поцеловать сына и подошел к жене. Он кивнул в сторону спальни и шепотом, на самое ухо сказал:       - Ложись иди, я скажу нянькам побыть с ним.       - Я так хочу спать, что сейчас засну в этом кресле.       - Ну зачем же прямо так, - ласково улыбнулся мужчина.       Он подхватил жену на руки вместе с накидкой и понес в спальню. Король гномов бережно опустил ее на кровать, помог укрыться, и, поцеловав, шепотом проговорил:       - Мы идем немного погулять по снегу: там, наверху, сейчас очень красиво, - и, несмотря на уверенность, переспросил, - Жаль, ты, наверно, не сможешь пойти с нами?       - Очень жаль, - Белая дева Рохана, а ныне супруга Подгорного Короля виновато кивнула и глянула на мужа и дочь, - но я совсем разморилась...       - Зимы еще много, пойдем все вместе в другой раз.       Он успокаивающе провел рукой по щеке супруги, и она прижалась к грубой ладони гнома, поцеловав.       - Мамочка!       - Шшшш, тише-тише.       - Извини, я забыла.       Девочка обвила шею матери и расцеловала в щеки.       - Спокойной ночи, матушка.       - Хорошенько закрой шейку, Тори, - молодая женщина попыталась изобразить строгий шепот, но получилось все равно очень нежно. И тут же сама получила не менее заботливо наставление от мужа:       - Отдыхай, родная.       - Хорошо погулять вам обоим, смотри, чтобы она не перемерзла... и корону можешь оставить, - Эовин улыбнулась ему в ответ и тут же пояснила, - Она должна жутко холодить голову в такое время.